ен телами? - растерянно сказал Валентин. - Значит,  это  не  мое
тело? Чье же оно?
     - Кто знает? Какой-нибудь неудачник погиб  от  несчастного  случая  -
может, утонул или подавился куском мяса, или  по  глупости  съел  ядовитый
гриб. В любом случае он умер, оставив тело целым и сразу же был  унесен  в
какое-то тайное место, где в  его  пустой  каркас  трансплантировали  душу
Короналя, вероятно,  удержав  там  многое  из  личной  памяти  Короналя  и
объединив со своей, и теперь править, словно он истинный монарх.
     - Не могу принять это за реальность - упрямо твердил Валентин.
     - Однако же, когда я заглянул в твою душу, я  увидел,  что  все  было
именно так, как я тебе только что описал. И почувствовал немалый страх - в
моей работе не часто встречаешь Короналей или наткнешься  на  такое  явное
великое предательство - и я некоторое  время  размышлял,  не  разумнее  ли
забыть о том что я видел, но понял, что не смогу, что до конца  дней  моих
меня будут преследовать чудовищные сны, если я игнорирую, то, что узнал. Я
сказал себе, что очень многое в мире нуждается в исправлении, и я  должен,
по Божественной воле, участвовать в налаживании. И теперь оно началось.
     - Ничего подобного не было.
     - Предположим, для  примера,  что  было,  -  настаивал  Делиамбер.  -
Допустим, на тебя напали в Тил-омоне,  выкинули  тебя  из  твоего  тела  и
посадили на трон узурпатора. Предположим,  что  это  так.  Что  ты  должен
делать?
     - Ничего.
     - Как это - ничего?
     - Абсолютно ничего, - убежденно сказал Валентин. - Допустим тот,  кто
хочет быть Короналем, и будет им. Я думаю, что власть  -  это  болезнь,  а
желание править - безумие. Пусть я когда-то жил в Горном Замке, но  теперь
меня там нет, и ничто не понуждает меня  вернуться  туда.  Я  жонглер,  от
добра добра не ищут, и я счастлив. А Корональ счастлив? А Понтификс?  Если
меня отшвырнули от власти, то, я считаю, мне повезло. Я бы не хотел  снова
взваливать на себя груз.
     - Но тебе было предназначено его нести.
     - Предназначено? - Валентин засмеялся.  -  С  тем  же  успехом  можно
сказать, что мне было предназначено быть Короналем лишь недолгое время,  а
затем уступить место более достойному. К власти рвется только чокнутый,  а
я в здравом уме. Правление - это груз и тяжелая работа. Я не принимаю его.
     - Примешь, - сказал Делиамбер. -  Тебя  изменили,  ты  не  был  самим
собой. Но тот,  кто  однажды  был  Короналем,  остается  им  навсегда.  Ты
поправишься и вновь станешь самим собой, Лорд Валентин!
     - Не употребляй этот титул!
     - Он снова станет твоим, - сказал Делиамбер.
     Валентин  сердито  оттолкнул  это  предположение.  Он   взглянул   на
Карабеллу; она спала на полу. Он осторожно поднял ее, положил на постель и
прикрыл одеялом, а затем сказал Делиамберу:
     - Уже поздно, и за этот вечер было сказано много всяких глупостей.  У
меня от этих разговоров трещит голова. Сделай мне то, что  ты  сделал  для
Карабеллы,  колдун,  дай  мне  уснуть,  и  не   говори   мне   больше   об
ответственности, которая никогда не лежала на мне и не ляжет. Завтра у нас
выступление, и я хочу отдохнуть перед ним.
     - Прекрасно. Ложись в постель.
     Валентин лег рядом с Карабеллой. Вруон коснулся его, сначала  слегка,
потом с большей силой, и мозг Валентина заволокло туманом.  Сон  спустился
на него легко, как плотное белое облако.
     Хорошо. Хорошо. Он охотно отпустил свое сознание.
     Ночью ему снился сон, и сон этот  был  облачен  в  яркий  блеск,  что
безошибочно указывало на послание, и был невообразимо живым.
     Он шел по грубой и страшной пурпурной равнине, на которой  так  часто
бывал в прошлых сновидениях, но теперь он знал,  что  эта  равнина  не  из
области  фантазии,  а  находится  на  далеком  континенте   Суврейл,   под
неприкрытым сиянием обнаженного солнца, и трещины в почве  -  время  лета,
когда высыхает вся  влага.  Безобразно  скрученные  растения  со  вздутыми
сероватыми листьями вяло лежали на земле, а другие, колючие, со  страшными
угловатыми сочленениями, тянулись вверх. Валентин быстро шел по заре,  под
безжалостным ветром: от сухости трескалась кожа. Он  торопился  во  Дворец
Короля Снов, куда его наняли для представления.
     Дворец  был  уже  близко.  Зловещее,  тускло-черное,  все  в  ажурных
башенках и зубчатых портиках здание, такое же колючее и отталкивающее, как
растения в пустыне. Оно куда более походило на тюрьму, чем на дворец -  по
крайней  мере,  снаружи.  Внутри  же  оно  было  совсем  другим:  богатое,
спокойное, роскошное,  с  фонтанами  во  внутренних  двориках,  с  мягкими
драпировками, с ароматом  цветов  в  воздухе.  Слуги  поклонились,  отвели
Валентина во внутренние комнаты, сняли с него пропыленную  одежду,  вымыли
его, обтерли мягкими полотенцами,  одели  в  свежую  элегантную  одежду  и
драгоценный плащ, подали холодный шербет, ледяное вино в серебряной  чаше,
кусочки незнакомого, очень вкусного мяса, и  наконец  отвели  в  громадный
сводчатый тронный зал Короля Снов.
     Валентин издали увидел его на троне - Симонан  Барджазед,  злобная  и
непредсказуемая Сила, посылавшая  из  своей  продуваемой  ветрами  пустыни
страшные послания по всему Маджипуру. Это был  тяжеловесный  мужчина,  без
бороды, с двойным подбородком, с глубоко посаженными глазами,  обведенными
темными кругами. Его коротко остриженную голову окружала  золотая  диадема
его власти - усиливающий мысли аппарат,  изобретенный  Барджазедом  тысячи
лет назад. Слева от Симонана сидел его сын Кристоф, такой же мясистый, как
отец, а справа - сын Минокс, наследник, тощий и отталкивающий,  темнокожий
и остролицый, словно обточенный ветрами пустыни.
     Король Снов жестом приказал Валентину начинать.
     Валентин  жонглировал  пятнадцатью  ножами   -   тонкими   блестящими
стилетами,  которые  проткнули  бы  его  руки  насквозь  если   бы   упали
неправильно, но он легко управлял ими и жонглировал так,  как  мог  только
Слит  или  Залзан  Кавол,  виртуозно  демонстрируя  ловкость.   Он   стоял
неподвижно, делая чуть заметные движения ладонями  и  запястьями,  и  ножи
стремительно взлетали  и  падали  точно  в  его  ожидающие  пальцы,  снова
взлетали и падали точно в его ожидающие пальцы, снова взлетали и падали, и
дуга, которую они описывали, изменила форму: это  был  уже  не  каскад,  а
начало горящей звезды -  эмблемы  Короналя.  Острия,  летящие  в  воздухе,
указывали в разные стороны. И вдруг, когда Валентин приближался к  вершине
своего представления, ножи замерли на спуске и остановились  как  раз  над
его пальцами, не спустившись в них.
     Из-за трона вышел нахмуренный, с жестким взглядом, Барджазед,  третий
сын Короля Снов, шагнул  к  Валентину,  легким  небрежным  жестом  смахнул
горящую звезду из ножей в полу своей мантии.
     Король Снов насмешливо улыбнулся.
     - Ты отличный  жонглер,  Лорд  Валентин.  Наконец-то  ты  нашел  себе
подходящее занятие.
     - Я Корональ Маджипура, - возразил Валентин.
     - Был. Был. Был. Теперь ты бродяга и больше ни на что не годен.
     - Лентяй, - сказал Минокс Барджазед.
     - Трус, - сказал Кристоф Барджазед.
     - Увиливающий от обязанностей, - сказал Доминик Барджазед.
     - Твой ранг утрачен, - сказал Король Снов. Твоя  должность  вакантна.
Уходи. Иди  и  жонглируй,  Валентин-жонглер.  Уходи,  лодырь.  Проваливай,
бродяга.
     - Я Корональ Маджипура, твердо повторил Валентин.
     - Ты больше не Корональ, возразил Король  Снов.  Он  коснулся  руками
диадемы на лбу, и Валентин пошатнулся, будто земля разверзлась под ним,  и
упал, а когда снова поднял глаза, увидел, что  Доминик  Барджазед  одет  в
зеленый камзол и горностаевую мантию Короналя,  и  лицо  его  стало  лицом
Лорда Валентина, а из жонглерских ножей, отобранных у Валентина, он сделал
корону, звездную корону Короналя, и его отец Симонан Барджазед возложил ее
на его голову.
     -  Видишь?  -  крикнул  Король  Снов.  -  Власть  переходит  к  более
достойному. Уходи, жонглер! Убирайся!
     И Валентин вылетел в пурпурную  пустыню  и  увидел  злобные  песчаные
смерчи, идущие к нему с юга, пытался убежать от них, но они подступали  со
всех сторон. Он кричал: "Я Лорд Валентин Корональ!", но его голос  терялся
в ветре, и песок скрипел на его зубах. Он кричал: "Это  измена,  узурпация
власти", но его крика никто не слышал. Он повернулся к дворцу Короля Снов,
но дворца  не  было  видно,  и  раздирающее  ощущение  потери  переполнило
Валентина.
     Он проснулся.
     Карабелла спокойно лежала рядом. В  комнату  вползал  первый  бледный
свет зари. Хотя сон был чудовищным, послание  что  ни  на  есть  зловещее,
Валентин был абсолютно спокоен. Еще совсем  недавно  он  пытался  отрицать
истину,  но  теперь  ее  нельзя  было  отбросить,  какой  бы  странной   и
фантастичной она ни оказалась. В другом теле  он  был  когда-то  Короналем
Маджипура, но у него каким-то образом украли тело и личность. Могло ли это
случиться? Сон такой важности едва  ли  можно  игнорировать.  Он  рылся  в
глубинах мозга, пытаясь найти воспоминания о власти, о церемониях на Горе,
о блеске королевской помпы, о вкусе ответственности. Ничего.  Ничего  нет.
Он жонглер и только, и он не помнит  ничего  о  своей  жизни  до  Пидруда,
словно он родился на холме за минуту до встречи  с  погонщиком  Шанамиром,
родился с деньгами в кошельке, фляжкой красного вина на бедре и  обрывками
фальшивой памяти в мозгу.
     А если это правда? Если он был Короналем?
     Что ж, тогда он должен, ради блага Маджипура, сбросить  узурпатора  и
потребовать  свои  законные  права.  Это  его  обязанность.  Но  эта  идея
абсурдна.  Она  давит  на  грудь  и  сушит  горло.  Скинуть  черноволосого
человека, что с помпой проехал по Пидруду?  Как  это  можно  сделать?  Как
можно даже подойти к Короналю, чтобы столкнуть его с насеста? Может, такое
и бывало, когда-то, но это не значит, что его можно повторить, да еще  кем
- бродячим жонглером, легкомысленным молодым человеком,  который,  к  тому
же, не чувствует настоятельной потребности  совершить  невозможное.  Кроме
того,  Валентин  не  находил  в  себе  склонности  к  правлению.  Если  он
действительно был Короналем, он должен был много лет учиться  на  Замковой
Горе методам использования власти, но теперь в нем  не  осталось  и  следа
этих знаний. Какой же из него монарх, если  в  голове  его  нет  монаршего
умения?
     И все же... И все же...
     Теперь он взглянул на Карабеллу: глаза ее  были  открыты,  она  молча
следила за ним. Благоговейный страх в ней все еще остался, но ужаса больше
не было.
     - Что ты будешь делать, Лорд?
     - Раз и навсегда - зови меня Валентином.
     - Если ты приказываешь...
     - Приказываю.
     - Скажи... Валентин, что будешь делать?
     - Работать со скандарами, - ответил он.  -  Продолжать  жонглировать.
Совершенствовать  мастерство.  Внимательно  следить  за  снами.  Выжидать,
стараться понять. Что еще я могу сделать, Карабелла?
     Он легко дотронулся до ее руки.  Карабелла  на  секунду  сжалась,  но
затем положила другую руку на его. Он улыбнулся.
     - Что еще я могу сделать, Карабелла?




                     ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КНИГА МЕТАМОРФОВ


                                    1

     Гейрогский город Долорн был  чудом  архитектуры,  городом  застывшего
блеска он тянулся на двести миль вверх и  вниз  по  Ущелью  Долорна.  Хотя
город покрывал такое огромное пространство, в нем  преобладали  вертикали;
конструкции, строго  выдержанные  в  материале,  поднимались,  как  острые
клыки, из мягкой, богатой гипсом почвы. Единственным одобряемым в  Долорне
строительным материалом являлся местный камень, легкий, воздушный  кальцит
высокого  отражательного  индекса,  сверкающий,  как  кристалл,  даже  как
бриллиант. Из него жители Долорна строили свои высокие островерхие здания,
украшали  их  балконами,  парапетом,  громадными  пламенеющими  опорами  с
парящими  консолями,  сталактитами  и  сталагмитами,  кружевными  мостами,
перекинутыми высоко  над  улицами,  колоннадами  и  куполами,  навесами  и
пагодами. Жонглерская труппа Залзана Кавола вошла в город ровно в полдень,
когда солнце стояло над головой и на стенах титанических  башен  танцевали
потоки как бы белого пламени. У  Валентина  дух  захватило  от  удивления.
Какой изумительный показ света и формы!
     Долорн насчитывал четырнадцать миллионов жителей и  считался  крупным
городом на Маджипуре, но не из крупнейших.  На  континенте  Алханрол,  как
говорили Валентину, город такой величины не представлял ничего особенного.
И даже здесь, на самом пасторальном континенте Зимрол, были такие же и еще
большие города. Но, конечно, ни один из них не мог сравниться  с  Долорном
по красоте, подумал Валентин. Долорн был холодным и огненным одновременно.
Его  сверкающие  шпили  настойчиво  привлекали  внимание,  как   холодная,
неотразимая музыка, как пронизывающие звуки мощного органа прокатывающиеся
через мрак космоса.
     - Сельской гостиницы здесь нет! - радостно крикнула Карабелла.  -  Мы
будем жить в отеле с тонкими простынями и мягкими подушками!
     - Неужели Залзан Кавол так расщедрится? - усомнился Валентин.
     - А куда ему деться? Долорн предлагает только роскошное  жилье.  Если
мы ночуем здесь, то либо спим на улице,  либо  как  герцоги.  Третьего  не
дано.
     - Спать как герцоги? - Валентин пожал плечами. - А почему бы и нет?
     Утром перед уходом из гостиницы он взял с Карабеллы клятву никому  не
говорить о ночных событиях - ни Слиту, ни скандарам, ни  даже  толкователю
снов, если Карабелле вдруг понадобиться встреча с таковым. Он  потребовал,
чтобы она поклялась именами Леди, Понтификса  и  Короналя.  Он  потребовал
также, чтобы она обращалась с ним, как если бы он всегда был, есть и будет
странствующим жонглером Валентином.  Требуя  клятвы,  Валентин  говорил  с
силой и достоинством Короналя, так что бедная Карабелла стоя на коленях  и
дрожа, так же боялась его, как если бы на нем была звездная корона. Он  же
чувствовал себя в какой-то степени обманщиком,  поскольку  отнюдь  не  был
убежден, что странные сны прошлой ночи придали ему цену. Но все  же  этими
снами нельзя было пренебречь и следовало принять предосторожности - тайну,
обман. Такой маневр пришел к нему неожиданно. Он  даже  взял  клятву  и  с
Делиамбера,  хотя  сомневался,  можно  ли  верить  вруону  и  колдуну,  но
Делиамбер, похоже, совершенно искренне поклялся хранить тайну.
     - Кто еще знает об этих делах? - спросил Делиамбер.
     - Только Карабелла, но я ее связал такой же клятвой.
     - Ты ничего не говорил хьорту?
     - Виноркису? Ни слова. А почему ты спрашиваешь?
     - Уж очень он внимательно следит за тобой.  И  задает  слишком  много
вопросов. Не люблю я его.
     Валентин пожал плечами.
     - Хьортов трудно любить. Но чего ты опасаешься?
     - Он хорошо закрывает свой мозг. И аура у  него  темная.  Держись  от
него подальше, Валентин, иначе он принесет тебе беду.
     Жонглеры проехали по широким  сверкающим  улицам  до  отеля.  Их  вел
Делиамбер,  у  которого,  похоже,  была  в  голове  карта  любого   уголка
Маджипура. Фургон остановился перед башней громадной высоты и поразительно
фантастической архитектуры, с минаретами и сводчатыми  арками  и  сияющими
восьмиугольными окнами. Выйдя из фургона, Валентин остановился  и  раскрыв
рот, с трепетом оглядывался.
     - Ты выглядишь так, словно тебя по голове огрели -  ворчливо  заметил
Залзан Кавол. - Никогда не видел Долорна?
     Валентин сделал уклончивый жест. Его дырявая память ничего не знала о
Долорне; но кто хоть раз видевший этот город,  мог  бы  забывать  его?  Он
спросил:
     - Есть ли что-нибудь более замечательное во всем Маджипуре?
     - Да, - ответил скандар, - миска горячего супа. Кружка крепкого вина.
Шипящее на открытом огне жаркое. Ты не можешь есть прекрасную архитектуру.
Даже Горный Замок не имеет никакой цены  для  голодного.  -  Залзан  Кавол
фыркнул, довольный собой, и, подняв свой багаж, шагнул в отель.
     Валентин смущенно сказал ему вслед:
     - Я ведь говорил только о красоте города!
     Тилкар, обычно самый молчаливый из скандаров, сказал:
     - Залзан Кавол восхищается Долорном куда больше, чем ты  думаешь,  но
никогда в этом не признается.
     - Он высказывает восхищение только перед Пилиплоком, где мы родились,
- вставил Гейбор Херн. - Ему кажется нелояльным  сказать  доброе  слово  о
любом другом месте.
     - Ш-ш-ш! - сказал Ирфон Кавол. - Вот он!
     Их старший брат появился в дверях.
     - Ну?  -  крикнул  он.  -  Долго  вы  будете  стоять?  Через  полчаса
репетиция!
     Его желтые глаза сверкали, как у лесного  зверя.  Он  заворчал,  сжал
четыре кулака и снова исчез.
     Странный хозяин, подумал Валентин. Где-то глубоко под  грубой  шкурой
находится цивилизованная и даже - кто знает - добрая личность.  Но  Залзан
Кавол изо всех сил старался быть грубым.
     Жонглеров  пригласили  выступить  в  Непрерывном  Цирке   Долорна   -
городское увеселение, работающее круглосуточно  и  круглый  год.  Гейроги,
преобладающие в этом городе и в окружающей провинции, спали не по ночам, а
по сезонам, по два-три месяца, в основном, зимой,  а  когда  бодрствовали,
неутомимо требовали развлечений. По словам Делиамбера, они хорошо платили,
а в этой части Маджипура никогда не бывало избытка странствующих артистов.
     Когда труппа собралась  на  послеобеденную  репетицию,  Залзан  Кавол
объявил, что они выступают после полуночи, с четырех до шести.
     Валентин расстроился:  он  особенно  ждал  в  эту  ночь  руководства,
которое мог дать ему сон после прошлых тяжелых открытий. Но можно ли ждать
полезных снов, если  самые  подходящие  для  этого  часы  он  проведет  на
эстраде.
     - Мы можем лечь спать пораньше, - заметила Карабелла. - Сны  приходят
в любой час. Или, может, тебе назначено время для послания?
     Это было  нахальное  заявление  для  той,  которая  еще  так  недавно
трепетала перед Валентином. Он улыбнулся, показывая, что не  обижен  -  он
заметил тень сомнения, мелькнувшую за ее насмешливостью, и сказал:
     - Я могу вообще не уснуть, зная, что вставать придется так рано.
     - Пусть Делиамбер коснется тебя, как в прошлую ночь,  -  посоветовала
Карабелла.
     - Предпочитаю сам найти способ заснуть, - ответил он.
     Так он и сделал после дневных занятий и приличного ужина, в  отеле  -
вяленого мяса и холодного голубого вина.  Он  занял  отдельную  комнату  и
прежде чем лечь в постель  на  прохладные  тонкие  простыни,  годные,  как
говорила Карабелла, для герцога, поручил свой дух Леди Острова и молил  ее
о послании. Такое разрешалось  и  часто  делалось,  но  не  всегда  давало
результаты. Теперь ему больше всего нужна была помощь Леди. Если  он  и  в
самом деле был свергнутым Короналем, тогда она была  его  матерью  как  по
плоти, так и по духу, и могла подтвердить его личность и направить  его  в
его поисках.
     Засыпая, он старался вызвать зрительный  образ  Леди  и  ее  Острова,
дотянуться через тысячи миль до  нее  и  сотворить  мост,  какую-то  искру
сознания через эту безмерную брешь, чтобы Леди могла иметь контакт с  ним.
Ему препятствовали  пробелы  в  памяти.  Считалось,  что  каждый  взрослый
маджипурец знает черты лица Леди и географию Острова так  же  хорошо,  как
лицо своей  матери  и  предместья  своего  города,  но  искалеченный  мозг
Валентина показывал ему, в основном, пустоту, которую надо было  заполнить
воображением и наугад. Как она  выглядела  в  ту  ночь  в  фейерверке  над
Пидрудом? Круглое, улыбающееся лицо, длинные густые волосы. Очень  хорошо.
А дальше? Предположим, что волосы черные и блестящие, черные, как и  у  ее
сыновей Лорда Валентина и покойного Лорда Вориакса. Глаза карие, теплые  и
живые. Губы полные, щеки слегка впалые в уголках глаз тонкая сетка морщин.
Величавая,  крепкая  женщина.  Она