орый  совершал  торжественное  шествие  через  Пидруд  и
западные провинции.
     - Темноволосым, - тут же ответил Валентин и нахмурился. - Но так  ли?
Ведь я сидел за столом и не видел себя. Однако... Однако же...
     - Во сне мы часто видим себя своими же глазами, - заметила Карабелла.
     - Может, я был и блондином, и брюнетом. Сначала одним, потом  другим.
Переход ускользает от меня. Сначала один, потом другой, да?
     - Да, - сказал Делиамбер.
     После многодневного утомительного путешествия они доехали до Кинтора.
Этот главный город северной части  центрального  Зимрола  располагался  на
изрезанной местности, прерываемой  озерами,  высокими  землями  и  темными
непроходимыми лесами. Дорога, выбранная  Делиамбером,  вела  фургон  через
юго-западные предместья города, называемые Горячим  Кинтором,  потому  что
здесь были громадные шипящие гейзеры  и  широкое  розовое  озеро,  зловеще
булькающее и пузырящееся, и одна-две мили фумарол, из которых каждые  пять
минут вылетали облака зеленоватого газа, сопровождаемые рыгающим звуком  и
глубоким подземным стоном. Небо здесь было тяжелым от густых облаков цвета
потускневшего жемчуга,  и  хотя  в  стране  был  еще  конец  лета,  резкий
пронзительный ветер с севера был по-осеннему холодным.
     Горячий Кинтор отделяла от собственно города река Зимр, самая большая
в Зимроле. Когда путешественники вышли к ней, фургон после старинных узких
улиц внезапно оказался на широкой  эспланаде,  ведущей  к  Мосту  Кинтора.
Валентин разинул рот от удивления.
     - В чем дело? - спросила Карабелла.
     - Река... Я никогда не думал, что есть такие большие.
     - Ты не знаком с реками?
     - Нет никакого сравнения с Пидрудом. А до Пидруда я ничего не помню.
     - Нигде нет реки, сравнимой с Зимром, - сказал Слит.
     - Не мешай ему удивляться, Карабелла.
     Направо и налево, насколько мог видеть Валентин,  темные  воды  Зимра
достигали горизонта. Река  в  этом  месте  была  так  широка,  что  больше
походила на бухту. Он едва мог  разглядеть  квадратные  башни  Кинтора  на
другом берегу. Восемь или десять мощных мостов перекидывались через  воду.
Они были так  велики,  что  Валентин  удивлялся,  как  их  вообще  удалось
построить. Тот, что находился прямо под ними, Мост Кинтора, был шириной  в
четыре шоссе. Петляющие арки поднимались и опускались и снова  поднимались
громадными скачками от берега до  берега.  Чуть  ниже  по  реке  был  мост
совершенно  иной  конструкции:  тяжелое  кирпичное   ложе   покоилось   на
поразительно  высоких  мостовых  быках.  А  вверх  по  течению  мост   был
стеклянный, он весь искрился. Делиамбер сказал:
     - Это Мост Короналя, направо Мост  Понтификса,  а  дальше  вниз  Мост
Снов. Все они древние и знаменитые.
     - Но зачем строить мосты там, где река  так  широка?  -  недоумевающе
спросил Валентин.
     - Здесь одна из самых узких точек, - ответил Делиамбер.
     Длина Зимра, по словам вруона, достигла семи тысяч миль. Он начинался
на северо-западе Долорна в устье Рифта и шел в  юго-восточном  направлении
через весь верхний Зимрол к прибрежному  городу  Пилиплоку  на  Внутреннем
Море. Эта счастливая река,  судоходная  по  всей  длине,  была  быстрым  и
феноменально широким потоком и стремительно неслась, извиваясь, как  змея.
На ее берегах стояли сотни богатых  городов,  главных  внутренних  портов,
самым западным из которых был  Кинтор.  На  дальнем  конце  Кинтора,  едва
видимые в облачном небе, тянулись с северо-востока зазубренные пики Границ
Кинтора - девять громадных гор, на  чьих  холодных  склонах  жили  племена
грубых мужественных охотников. Этот народ часто  бывал  в  Кинторе,  меняя
шкуры и мясо на промышленные товары.
     В эту ночь в Кинторе Валентин увидел во сне, что  входит  в  Лабиринт
для совещания с Понтификсом.
     Сон был резкий, по боли отчетливый. Валентин стоял под жестким зимним
солнцем на голой равнине и видел перед собой  храм  без  крыши  с  ровными
белыми стенами,  которые,  как  сказал  ему  Делиамбер,  были  воротами  в
Лабиринт. С ним были вруон и Лизамон, и  Карабелла  тоже  все  в  защитных
очках. Но  когда  Валентин  вступил  на  гладкую  платформу  между  белыми
стенами, он был один. Дорогу ему преградило существо зловещего и  ужасного
вида  и  чуждой  формы  жизни.  Оно  не  принадлежало  ни   к   одной   из
нечеловеческих форм жизни, издавна поселившихся на Маджипуре, оно не  было
ни лименом,  ни  гейрогом,  ни  вруоном,  ни  скандаром,  ни  хьортом,  ни
су-сухирисом, а было  чем  то  таинственным  и  тревожащим  -  мускулистое
толсторукое существо с красной кожей, тупым куполом головы  и  сверкающими
желтыми глазами, горящими почти нестерпимой злобой. Низким звучным голосом
существо спросило Валентина, какое у него дело к Понтификсу.
     - Нужно починить Мост  Кинтора,  -  ответил  Валентин.  -  Заниматься
такими делами - древняя обязанность Понтификса.
     Желтоглазое создание засмеялось.
     - Ты думаешь, Понтификсу есть до этого дело?
     - Я обязан просить его помощи.
     - Ладно, иди.
     Страж портала поклонился с ядовитой вежливостью и  посторонился.  Как
только Валентин прошел мимо него, существо холодно рыкнуло и захлопнуло за
Валентином ворота. Отступление было невозможным. Перед Валентином  тянулся
узкий  винтовой  коридор,  залитый  слепящим  белым  светом.  Много  часов
Валентин спускался по спиральной дороге. Затем стены коридора расширились,
и он оказался в другом храме без крыши из белого камня - а может, и  перед
тем же самым, поскольку краснокожее существо снова  преградило  ему  путь,
ворча с необъяснимой злобой.
     - Вот Понтификс.
     Валентин заглянул за стражу в  темную  комнату  и  увидел  имперского
правителя Маджипура на троне, одетого в черное  и  алое  и  в  королевской
тиаре. И Понтификс Маджипура  был  многоруким  и  многоногим  чудовищем  с
человеческим лицом, но с крыльями дракона, и он, сидя на троне,  визжал  и
ревел, как безумный. Страшные свистящие звуки слетали с его губ,  и  несло
от Понтификса ужасной вонью, и черные  кожистые  крылья  сильно  махали  в
воздухе, обдавая Валентина холодным ветром.
     - Ваше Величество, - сказал Валентин и поклонился.
     - Ваше Лордство, - поправил Понтификс и  захохотал.  Он  потянулся  к
Валентину, подтащил к себе, и Валентин оказался  на  троне,  а  Понтификс,
смеясь безумным смехом, полетел в ярко освещенный коридор, хлопая крыльями
и вереща, пока не исчез из виду.
     Валентин  проснулся,  мокрый  от  пота,  в  объятиях  Карабеллы.  Она
выглядела испуганной, словно его ужасы из сна были ясны  для  нее,  и  она
обнимала его, не говоря ни слова, пока он не осознал, что  проснулся.  Она
нежно гладила его щеки.
     - Ты три раза кричал, - сказала она.
     - Бывают случаи, - ответил он, выпив немного вина из фляжки, -  когда
во сне устаешь больше, чем наяву. Мои сны - тяжелый труд, Карабелла.
     - Многое в твоей душе ищет выразить себя, милорд.
     - И выражает себя весьма энергично,  -  заметил  Валентин  и  положил
голову ей на грудь. - Если сны - источник мудрости,  я  молюсь,  чтобы  до
зари не стать еще мудрее.



                                    9

     В Кинторе Залзан Кавол купил места для труппы на речном судне, идущем
в Ни-мойю и Пилиплоку. Они должны были спуститься по реке  недалеко  -  до
небольшого города Вирф, ворот на территорию метаморфов.
     Валентин сожалел, что вынужден сойти с судна в Вирфе, когда он  легко
мог за десять или пятнадцать реалов проплыть  весь  путь  до  Пилиплока  и
сесть на корабль до Острова Снов. В конце-то концов, главным и немедленным
местом его назначения была не резервация Изменяющих Форму, а Остров  Леди,
где он, может быть, найдет подтверждение мучившим его  видениям.  Но  пока
это не могло осуществиться.
     Нельзя спорить с судьбой, подумал Валентин. Те далекие вещи двигались
с сознательной скоростью, но к какой-то окончательной, хотя  и  не  всегда
понятной цели. Он не был больше веселым и  простодушным  праздношатающимся
Пидруда и, хотя он не вполне сознавал, кем он был  и  кем  становиться,  у
него  было  ясное  чувство  внутреннего  перехода:  границы  падали  и  не
возникали вновь. Он видел себя актером в  какой-то  большой  и  запутанной
драме, завершающие сцены которой отстояли  еще  далеко  в  пространстве  и
времени.
     Речное судно гротескным  и  фантастическим  сооружением,  хотя  и  не
лишенным некоторой красоты. Океанские корабли, вроде тех, что были в порту
Пидруда, были крепкими и изящными, потому что они  должны  были  проходить
тысячи миль между гаванями. Речное же судно для недолгого путешествия было
приземистым и широким, более напоминающим плавучую платформу, чем корабль.
Как бы компенсируя его неэлегантность  строители  украсили  его  громадным
парящим  мостиком,  увенчанным  тремя  носовыми  фигурами,   раскрашенными
красным и зеленым, огромным центральным двором вроде деревенской  площади,
со статуями павильонами и игорными помещениями, а на корме была надстройка
в несколько этажей, где жили пассажиры. Нижние палубы  содержали  грузовые
камеры,  обеденные  залы,  каюты  третьего  класса  и  команды,   машинное
отделение, откуда  торчали  две  гигантские  дымовые  трубы,  изогнутые  и
напоминающие дьявольские рога. Весь каркас корабля  был  деревянным  -  на
Маджипуре было мало металла, а камень был нежелательным для  использования
на воде, и плотники изощрялись  чуть  ли  не  на  каждом  квадратном  футе
поверхности, украшая ее резьбой, панелями, выступами и тому подобным.
     В ожидании отплытия Валентин, Карабелла и Делиамбер обошли  палубы  и
встретили граждан множества областей и  всех  рас  Маджипура:  пограничных
жителей с гор за Кинтором, гейрогов  в  пышных  нарядах,  жителей  влажных
южных стран  в  прохладной  белой  одежде,  путешественников  в  роскошных
красных и зеленых одеждах, типичных, по словам  Карабеллы,  для  западного
Алханрола,  и  многих  других.  Вездесущие  лимены  продавали   неизменные
сосиски, навязчивые хьорты в судовой униформе  важно  расхаживали  вокруг,
давая информацию  и  советы  тем,  кто  просил  и  кто  не  просил.  Семья
су-сухирисов бросалась в глаза прозрачной  зеленой  одеждой,  двухголовыми
телами и надменными манерами; они проплывали сквозь  толпу,  как  посланцы
мира сна, и все автоматически расступались перед ними. И  была  на  палубе
маленькая группа метаморфов.
     Первым  их  заметил  Делиамбер.  Маленький  вруон  щелкнул  клювом  и
коснулся руки Валентина.
     - Видишь их? Будем надеяться, что Слит не видит.
     - Которые? - спросил Валентин.
     - У поручней. Стоят отдельно. Они в своей естественной форме.
     Валентин вгляделся. Их было пятеро, видимо, мужчина, женщина  и  трое
младших. Стройные, угловатые, длинноногие  существа.  Взрослые  были  выше
Валентина и выглядели хрупкими и непрочными,  с  зеленовато-желтой  кожей.
Лица их были близки к  человеческим  по  конструкции,  но  скуловые  кости
острые, как лезвия, губы почти отсутствовали, нос уменьшен до  бугорка,  а
косо поставленные глаза, длинные и узкие, не имели  зрачков.  Валентин  не
мог решить, как держат себя метаморфы -  надменно  или  скромно,  но  было
ясно, что они рассматривают себя на враждебной территории на этом корабле,
эти аборигены древней расы, потомки тех, кто владел Маджипуром до  приезда
первых рожденных на Земле переселенцев четырнадцать тысяч лет назад. Он не
мог отвести от них глаз.
     - А каким образом происходит изменение формы? - спросил он.
     - Кости у них не соединяются, как у большинства других рас, - ответил
Делиамбер. - Под мускульным давлением  они  сдвигаются  и  образуют  новый
рисунок. Кроме того,  в  их  коже  есть  имитирующие  клетки,  позволяющие
изменять цвет и текстуру; есть и другие приспособления. Взрослый  метаморф
может измениться почти мгновенно.
     - А зачем им это?
     - Кто знает? Вполне возможно, что и  метаморфы  спрашивают,  зачем  в
этом мире расы, не умеющие менять  форму.  Вероятно,  это  имеет  для  них
какую-то ценность.
     - Очень малую, - кисло заметила Карабелла, - если при таких  силах  у
них отняли планету.
     - Изменить форму недостаточно для  защиты,  -  ответил  Делиамбер,  -
когда люди путешествуют со звезды на звезду, чтобы украсить их дом.
     Метаморфы околдовали Валентина. Они  представлялись  ему  артефактами
далекой истории, археологическими реликтами, выжившими с тех времен, когда
здесь не было ни людей, ни скандаров,  ни  вруонов,  и  только  один  этот
хрупкий зеленый народ бродил  по  колоссальной  планете...  До  того,  как
пришли поселенцы, по существу, завоеватели. Как давно это было! Ему  очень
хотелось увидеть, как они трансформируются, скажем, скандара  или  лимена.
Но они по-прежнему оставались такими, какими были.
     Из толпы внезапно появился возбужденный Шанамир, схватил Валентина  и
выпалил:
     - Ты знаешь, кто с нами на борту? Я слышал разговор грузчиков.  Целая
семья Изменяющих...
     - Потише, - остановил его Валентин. - Вот они.
     Мальчик взглянул и вздрогнул.
     - Они чешуйчатые.
     - Где Слит?
     - На  мостике  с  Залзаном  Каволом.  Они  добиваются  разрешения  на
представления вечером. Если он увидит их...
     - Рано или поздно он с  ними  встретиться,  -  прошептал  Валентин  и
обратился к Делиамберу: - Для них необычно появляться вне резервации?
     - Они живут повсюду, но всегда в небольшом количестве и очень редко в
собственной форме. В Пидруде их,  говорят,  одиннадцать,  в  Фалкинкипе  -
шесть, в Долорне - девять...
     - В другой форме?
     - Да, в виде гейрогов, хьортов или людей - где как лучше.
     Метаморфы решили покинуть палубу. Они шли с большим достоинством, но,
в противоположность су-сухирисам, без всякой  надменности.  Наоборот,  они
как бы желали стать невидимыми.
     - Они живут на своей территории по своему желанию или по принуждению?
- спросил Валентин.
     - И то, и другое, я думаю. Когда Лорд Стиамот закончил завоевание, он
вынудил их полностью уйти из Алханрола. Но Зимрол был тогда слабо заселен,
в основном,  на  побережье,  и  их  пустили  вглубь  страны.  Они  выбрали
территорию  между  Зимром  и  южными  горами,  где  подступы  можно  легко
контролировать, и поселились  там.  А  теперь  уже  стало  традицией,  что
метаморфы живут только на этой территории, если не считать  тех  немногих,
что живут в других городах. Но я не  знаю,  имеют  ли  эти  традиции  силу
закона. Да они наверняка и не обращают внимания на указы из Лабиринта  или
Горного Замка.
     - Если имперский закон так мало для них значит, то  мы,  может  быть,
рискуем направляясь в Илиривойн?
     Делиамбер засмеялся.
     - Дни, когда метаморфы  нападали  на  пришельцев  только  из  желания
мести, давно прошли, как меня уверяли. Это скучный и угрюмый народ, но  он
не  станет  вредить  нам,  и  мы,  скорее  всего,  уйдем  из  этой  страны
невредимыми и нагруженными монетой, которую так любит Залзан Кавол. А  вот
он сам.
     Появился самодовольно выглядевший Залзан Кавол со Слитом.
     - Мы договорились о представлении, - об явил он. - Пятьдесят крон  за
час работы, сразу после обеда! Ну, мы покажем им  наши  простейшие  трюки.
Чего нам лезть из кожи, пока мы не в Илиривойне.
     - Нет, - возразил Валентин, - мы должны показать самое лучшее.  -  Он
твердо взглянул на Слита. - На борту этого судна есть  группа  метаморфов.
Они могут рассказать в Илиривойне кое-что о нашем высоком мастерстве.
     - Разумное возражение, - согласился Залзан Кавол.
     Слит был испуган и подавлен. Ноздри его  дрожали,  губы  сжались.  Он
делал рукой священные знаки. Валентин повернулся к нему и сказал,  понизив
голос:
     - Начинается процесс излечения. Жонглируй для них  вечером,  как  для
придворных Понтификса.
     - Они мои враги! - хрипло сказал Слит.
     - Эти - нет. Они не из твоего сна. Те нанесли тебе весь ущерб,  какой
могли. И это было давно.
     - Мне тяжко быть с ними на одном корабле.
     - Ничего не поделаешь, - сказал Валентин, - и их только пятеро. Малая
доза - хорошая практика для встречи, которая ждет нас в Илиривойне.
     - Илиривойн...
     - Нам не избежать его. Ты обещал мне, Слит...
     Тот некоторое время молча смотрел на Валентина.
     - Да, Милорд, - прошептал он.
     Они разыскали спокойное место под палубой и поработали с дубинками.
     Сначала их роли странно переменились, потому что Валентин жонглировал
безупречно, а Слит неумело,  как  новичок,  то  и  дело  ронял  дубинки  и
несколько раз ушиб пальцы. Но через несколько минут его  тренировка  взяла
верх. Дубинки замелькали в воздухе.  Слит  обменивался  ими  с  Валентином
таким сложным рисунком, что Валентин задохнулся и в конце концов  попросил
Слита остановиться и вернуться к более удобным каскадам.
     В этот вечер  на  палубе  было  дано  представление  -  первое  после
импровизированного выступления перед лесными братьями. Залзан Кавол  задал
программу, которую они еще никогда не выполняли перед  публикой.  Жонглеры
разделились на три группы по трое:  Слит,  Карабелла  и  Валентин,  Залзан
Кавол, Тилкар и Гейбор Херн, Хейрод Кавол, Роворн и Ирфон Кавол - и начали
одновременный тройной обмен в одном и том же ритме. Одна группа  скандаров
жонглировала ножами, другая - горящими  факелами,  а  люди  -  серебряными
дубинками. Это было одним из самых трудных тестов на  ловкость,  какие  до
сих  пор  выполнял  Валентин.  Симметрия  работы  требовала  совершенства.
Уронить одно орудие из девяти значило разрушить весь эффект. Валентин  был
слабым звеном, но тем не менее от него зависел весь успех выступления.
     Но он не уронил ни одной дубинки, и когда жонглеры закончили каскадом
высоких бросков и  небрежных  захватов,  прозвучали  бурные  аплодисменты.
Кланяясь, Валентин заметил, что семья метаморфов  сидела  почти  в  первых
рядах. Он искоса взглянул на Слита, который кланялся и кланялся.
     Сойдя с подмостков, Слит сказал:
     - Я увидел их, когда мы начали, и тут  же  забыл  о  них.  Понимаешь,
забыл, Валентин! - он засмеялся. - Они ничуть не похожи  на  те  создания,
что я видел во сне.



                                    10

     В эту ночь труппа спала в сыром переполненном трюме в брюхе  корабля.
Валентин был зажат между Шанамиром и Лизамон на тонкой подстилке на  полу,
и близкое соседство женщины-воина,  казалось,  гарантировало,  что  уснуть
Валентину не удастся, потому что ее храп  напоминал  жесткое,  настойчивое
жужжание, а еще более отвлекало его от сна боязнь, что  ее  обширное  тело
может повернуться и раздавить его.  Несколько  раз  она  и  в  самом  деле
наваливалась на него, и  ему  нелегко  было  освободиться.  Но  скоро  она
успокоилась, и он уснул.
     Во сне он был Короналем, Лордом Валентином с оливковой кожей и черной
бородой. Он снова сидел в Горном Замке, владея печатями  власти,  а  затем
оказался в южном городе, влажном тропическом месте с гигантскими лианами и
яркими красными цветами. Он знал, что это город Тил-омон в  дальнем  конце
Зимрола, и он ждал там большого пира, даваемого в его честь. За столом был
и другой высокий гость  -  Доминик  Барджазед,  второй  сын  Короля  Снов.
Доминик Барджазед наливал  вино  в  честь  Короналя,  провозглашал  тосты,
выкрикивал здравницу и предсказывал достойное и славное правление, могущее
встать в один ряд с правлением Лорда Стиамота, Лорда Престимиона  и  Лорда
Конфалума. И Лорд Валентин пил, и снова пил, и смеялся,  и  сам  предлагал
тосты за хозяина - мэра Тил-омона, и за герцога провинции, и  за  Симонана
Барджазеда, Короля Снов, и за Понтификса Тивераса и за Леди Острова,  свою
мать, и его стакан наполнялся снова и снова янтарным вином, и  красным,  и
голубым южным. Наконец он уже не  мог  больше  пить,  пошел  в  спальню  и
мгновенно уснул. Подошли люди из окружения Доминика Барджазеда,  завернули
Короналя в шелковые простыни  и  унесли