ти скрыты.
     Правду стерли, мы живем во лжи, и лишь горстка людей знают подлинную историю: Септах Мелайн, Гиялорис, Абригант, еще два-три человека. Кроме них - никто. Теперь я расскажу ее вам, но вы, надеюсь, поймете, что больше ее никто не должен узнать.
     Он сделал паузу. Посмотрел на мать, потом на Вараиль. Они продолжали молчать. Выражение их лиц было непроницаемым, чужим. Они ждали, что он скажет.
     - У тебя, мама, было четыре сына, и один из них, Тарадат, мертв. Он был поэт, который любил играть словами, и очень умен. Ты думаешь, что он погиб, купаясь в реке на севере. Это не так: он утонул, это правда, но утонул во время ужасной битвы у реки Ийянн, когда прорвало Мавестойскую дамбу. Ты поражена? Но это правда - именно так погиб Тарадат. Но ты все это время верила лжи, и я в ответе за это.
     У нее чуть дрогнул уголок рта, и больше никакой реакции. Ее самообладание было удивительным. Вараиль просто выглядела озадаченной.
     - Продолжаю: у лорда Конфалюма было двое детей. Близнецы, сын и дочь. Вижу, вас это удивляет. Да, о детях Конфалюма теперь никто не помнит, и это тоже моя вина. Дочь звали Тизмет. Она была невысокой, хрупкой, очень красивой и очень честолюбивой женщиной. Думаю, она пошла в свою мать, Роксивейл. Что касается сына, он был сильным и красивым, высоким, темноволосым, с величественной осанкой - спортсмен и заядлый охотник. Но большим умом не отличался, должен заметить. Простая душа, но добрая, по-своему. Его звали Корсибар.
     При этом имени у Вараиль вырвался негромкий возглас изумления. Престимиона озадачила такая реакция, но он предпочел не прерывать своего повествования, чтобы попросить ее объяснить. Леди Терисса казалась погруженной в свои мысли.
     - Понтифекс Пранкипин заболел, - продолжал Престимион. - Лорд Конфалюм, размышляя над неизбежностью смены власти, остановил свой выбор на мне, как на своем преемнике по посту короналя. Он ничего не говорил об этом публично, конечно, пока еще был жив Пранкипин. Мы собрались в Лабиринте, все лорды и принцы страны, и ждали смерти понтифекса. И во время этого ожидания несколько негодяев подошли к принцу Корсибару и стали нашептывать ему на ухо: "Вы - сын короналя, и вы - великий принц.
     Почему коротышка Престимион должен стать короналем, когда ваш отец станет понтифексом? Возьмите трон сами, Корсибар! Возьмите его! Возьмите!" Два брата-негодяя, Фархольт и Фаркванор, были в числе тех, кто наиболее активно подстрекал его к этому. Теперь они тоже забыты, и так им и надо. Еще одним заговорщиком был маг су-сухирис, холодный и жестокий. И еще с ними была леди Тизмет, которая оказала самое сильное влияние на брата. Они настаивали, а Корсибар был слишком слабым и неискушенным, чтобы устоять. Он никогда не представлял себя короналем. Но теперь они заставили его считать, что трон - его законное наследство. Старый понтифекс умер; мы собрались в Тронном дворе для передачи короны. Маг Корсибара пустил в ход свои чары, чтобы затуманить наше сознание, и когда мы снова пришли в себя, то увидели Корсибара, сидящего рядом с отцом на двойном троне, и на голове Корсибара была корона Горящей Звезды, а Конфалюм, которого колдовством принудили со всем соглашаться, ничего не предпринял, чтобы помешать сыну захватить власть.
     - В это нелегко поверить, - сказала леди Терисса.
     - Поверь, мама. О, заклинаю тебя, поверь. Это случилось.
     Теперь Престимион говорил быстро, кратко излагая им события гражданской войны. Как Корсибар объявил себя властителем и как он сам отказался признать этот захват власти. Как новый корональ пригласил Престимиона занять место в совете, от которого он тоже отказался, причем с таким гневом и презрением, что Корсибар приказал его арестовать и заковать в цепи в туннелях Сангамора. Как его вызволили из подземелья благодаря усилиям коварного Дантирии Самбайла, который надеялся натравить Корсибара и Престимиона друг на друга к собственной выгоде. Как он собрал армию и бросил вызов незаконно захватившему трон Корсибару. О первом сражении, у города Аркилон в предгорьях, в котором мятежные войска Престимиона потерпели поражение от сил Корсибара под руководством генерала Навигорна. Об отступлении в центральный Алханроэль и о великой победе Престимиона над Навигорном у реки Джелум. О других битвах, победах и поражениях, о своем долгом переходе на северо-запад через Алханроэль, когда войска Корсибара преследовали его по пятам. А потом о великой катастрофе в долине реки Ийянн, когда Дантирия Самбайл, который теперь стал союзником Корсибара, убедил узурпатора взорвать Мавестойскую дамбу и обрушить всю массу воды на войско Престимиона.
     - Именно тогда погиб Тарадат, мама, и многие другие верные мои товарищи, а вся долина оказалась затопленной. Меня самого смыло водой, но я чудом ухитрился выплыть и пробрался на север в пустыню Валмамбры, совсем один, и чуть там не погиб. Меня нашли Септах Мелайн и Гиялорис, и еще герцог Свор, которого ты, может быть, помнишь. Мы вчетвером добрались до Триггойна, где провели несколько месяцев, скрываясь среди магов, и я выучился немного их ремеслу. - Престимион криво усмехнулся. - Моим наставником был Гоминик Халвор. Так я начал с ним сотрудничать и с его сыном Хезмоном Горсом.
     Престимион снова замолчал. Мать сильно побледнела. Она была явно потрясена рассказом и старалась осознать услышанное. А Вараиль, кажется, даже не пыталась. Большая часть имен и названия городов были ей незнакомы; она не поняла его рассказа и совершенно растерялась.
     Теперь он перешел к кульминации всей истории.
     Он рассказал, как в Триггойне был близок к отчаянию, но совершил воображаемое путешествие, во время которого увидел, что ему суждено свергнуть Корсибара и исцелить планету. Он описал свой отъезд из Триггойна, сбор новой армии у Глойна, в западной части центрального Алханроэля, свой поход на восток к Замковой горе, который закончился последней, великой битвой с армией Корсибара у Тегомарского гребня.
     Престимион ничего не сказал о решении Тизмет перейти на его сторону, а также о том, как она пришла к нему в лагерь у Глойна и предложила стать его супругой - и королевой, когда он получит трон. Он поклялся не иметь тайн от Вараиль, но здесь, сейчас, когда повествование подошло к тому месту, где следовало рассказать об их с Тизмет любви, он не смог заставить себя это сделать. Чего бы он добился? Это было, а теперь ушло в небытие и уже не имело никакого отношения к настоящему планеты: чисто личная интерлюдия, похороненная ныне в исчезнувшей истории. Пусть там и останется, подумал Престимион. Единственное, что сейчас важно, это без прикрас рассказать о событиях у Тегомарского гребня.
     - Они заняли позицию наверху, - продолжал Престимион. - Мы находились внизу, на болотистой Белдакской равнине. Сначала нам не везло в сражении, но когда мы отступили, пехота Корсибара по глупости бросилась за нами в погоню, вниз с горы, и когда они нарушили свои порядки, мы сумели ввести в бой подкрепление и зажать их между двумя фронтами. Удача улыбнулась нам. Именно тогда я пустил в ход магов, которые были моим главным оружием.
     - Магов, Престимион? - изумилась леди Терисса. - Ты?
     - На карту была поставлена судьба планеты, мама.
     Я был полон решимости использовать все возможные средства, чтобы покончить с правлением Корсибара.
     Гоминик Халвор и его сын вышли вперед, и с ними еще более десятка высших магов Триггойна, и они произнесли заклинание, которое превратило лунную ночь в безлунную, и в темноте мы разбили армию узурпатора.
     Корсибара убил его собственный маг, су-сухирис Санибак-Тастимун. Этот маг убил и леди Тизмет тоже, а потом погиб от руки Септаха Мелайна. Дантирия Самбайл, который в тот день сражался против нас, нашел меня в общей неразберихе и вызвал на поединок, чтобы самому занять трон. Но я победил его и взял под стражу. Затем ко мне пришел Навигорн и сдался, и война была закончена. В тот день погиб добрый граф Камба, который обучил меня искусству стрельбы из лука, и Кантеверел Байлемунский, и мой дорогой хитрец герцог Свор, и еще много других знатных лордов. Но война закончилась, и я наконец стал короналем.
     Он посмотрел на мать. Теперь до нее дошел весь смысл его рассказа. Она молчала, потрясенная.
     Потом сказала, немного собравшись с силами:
     - Это действительно произошло, Престимион?
     Больше похоже на фантастическую сказку или древнюю эпическую поэму. Словно читаешь "Книгу Перемен".
     - Это произошло в действительности, - ответил он. - Все это правда.
     - Если это так, тогда почему мы ничего не знаем об этом?
     - Потому, - ответил он, - что я выкрал эти воспоминания из вашей памяти. - И тут изложил им последнюю часть истории: как он стоял среди мертвых у Тегомарского гребня и не ощущал никакой радости от своей победы, а лишь горевал о разрушенной стране, навсегда расколотой на два непримиримых лагеря.
     Ибо как могли те, кто сражался на стороне Корсибара и видели, как погибли за него их товарищи, принять теперь правление Престимиона? И как он мог простить тех, кто выступил против него, часто предательским образом, как поступили принц Сирифорн, и герцог Олджеббин, и адмирал Гонивол, и Дантирия Самбайл, пообещав свою поддержку? А как насчет уцелевших родственников тех, кто погиб в этих кровавых сражениях? Не затаят ли они навечно обиду против победившей стороны?
     - Эта война, - сказал Престимион, - оставила шрам на планете. Нет, хуже, рану, которая никогда не заживет. Но внезапно я увидел способ исправить неисправимое, залечить неизлечимое.
     И поэтому он вызвал в последний раз Гоминика Халвора и его магов и отдал им приказ сотворить невероятное колдовское заклинание, которое стерло бы войну из истории планеты. Корсибара и его сестры якобы никогда не существовало. Те, кто погиб, умерли якобы от других причин, а не на поле боя. Никто не должен помнить о войне, даже сами маги, которые стерли ее из людской памяти, никто, кроме самого Престимиона, Гиялориса и Септаха Мелайна. И лорд Престимион якобы получил корону Горящей Звезды сразу же после конца правления Пранкипина, а никакого Корсибара не было.
     - Теперь вы знаете все, - произнес Престимион.
     Он снова дрожал, и лоб его пылал, как в лихорадке. - Я думал, что исцеляю мир. Вместо этого я его разрушал. Я открыл врата безумию, которое сейчас его пожирает и полную меру которого я только сегодня осознал.
     Тут впервые заговорила Вараиль:
     - Ты? Но как, Престимион? Как?
     - Ты знаешь, как это бывает, Вараиль, когда жаркое солнце беспощадно посылает лучи и согревает воздух, а воздух поднимается, как и положено нагретому воздуху, и оставляет за собой разреженную зону? Холодные вихри прилетают, чтобы заполнить эту пустоту.
     Вот я и создал такую пустоту в умах миллиардов людей.
     Я изъял большой пласт реальности из их памяти и ничего не дал им вместо него И, рано или поздно, туда проникли холодные вихри. Не во все умы, но во многие. И этот процесс продолжается.
     - Мой отец... - тихо произнесла она.
     - Да, твой отец. И очень многие другие. Во всем этом виноват я. Я хотел исцелить, но...
     Он осекся и не смог продолжать.
     Через некоторое время Хозяйка произнесла:
     - Подойди сюда, Престимион. - Она протянула к нему руки.
     Он подошел к ней, опустился на колени, прижался щекой к ее бедру и закрыл глаза. Она обнимала его, гладила по голове, как много лет назад, когда он был маленьким мальчиком и умирал кто-то из его любимых домашних животных, или он терпел неудачу в стрельбе из лука, или отец слишком резко разговаривал с ним. Она всегда умела его утешить в те годы, и теперь утешала его, облегчала его страдания не только как мать, но и данной ей властью Хозяйки Острова, властью отпускать грехи, властью прощать.
     - Мама, у меня не было другого выхода, - сказал он глухим, сдавленным голосом. - Война оставила после себя великие обиды. Они вечно омрачали бы мое царствование.
     - Я знаю. Знаю.
     - И все же - посмотри, что я наделал, мама...
     - Ш-ш-ш. - Она крепче обняла его. Погладила по голове. Он ощутил силу ее любви, силу ее души. И начал успокаиваться. Еще через некоторое время она сделал ему знак встать. Она улыбалась.
     Вараиль сказала:
     - Ты сказал нам с самого начала, что это должно остаться тайной. Ты по-прежнему так считаешь? Не следует ли тебе открыть миру правду, Престимион?
     - Нет. Никогда. Это только усугубит положение. - Теперь он несколько успокоился, почувствовал себя очищенным признанием, дрожь и лихорадка покинули его, в голове начало проясняться, хотя то, что он видел с обручем Хозяйки на голове, не покидало его. Он сомневался, что когда-нибудь сможет это забыть. Но то, что предлагала Вараиль, казалось ему невозможным. - Не потому, что это выставит меня в дурном свете, - сказал он, - хотя так, конечно, и будет. Но громоздить одно замешательство на другое, отнять то слабое представление о подлинной реальности, которое еще могло сохраниться у людей... - я не могу, Вараиль! Ты ведь понимаешь, да? А ты, мама?
     - Ты уверен? - спросила Вараиль. - Возможно, если ты, наконец, выскажешь все, твой поступок прогонит прочь ночные кошмары и фантазии и снова вернет людям почву под ногами. Или можно снова призвать магов, пусть они снова произнесут заклинания...
     Он покачал головой и умоляюще посмотрел на Хозяйку.
     Та ответила:
     - Престимион прав, Вараиль. Ни публичным покаянием короналя, ни с помощью магии нельзя изменить прошлое. Мы уже видели, какие непредвиденные последствия вызвал шаг, порожденный исключительно добрыми намерениями. Мы не можем рисковать, чтобы это опять повторилось.
     - Все равно, мама, теперь нам придется бороться с этими последствиями, - сказал Престимион. - Только - как? Как?

8

     Пока они, остались на Острове, и Престимион не строил планов немедленного отъезда. Все еще господствовали западные ветры, дующие со стороны Алханроэля, так что обратное плавание было бы трудным и медленным, если бы они отправились сейчас.
     И еще он чувствовал себя измученным и опустошенным, потому что все яснее сознавал, какую катастрофу вызвал и как велика вероятность, что исправить ничего не удастся. Это пятно, опасался он, ляжет на его имя в грядущих веках.
     Много лет назад он постепенно пришел к пониманию того, что у него есть возможность стать короналем и что он способен справиться с этой должностью; и тогда он стал стремиться к ней всем сердцем. И, несмотря на небольшую отсрочку по вине Корсибара, он действительно получил корону, как до него Стиамот, Дамланг, Пинитор, Вильдивар, Гуаделум и все остальные, чьи имена высечены на огромной плите перед Домом Записей в Лабиринте. Они взошли на трон и правили более или менее успешно, и каждый из них оставил свой след в истории планеты и зримые доказательства своей власти, прибавив к Замку нечто ощутимое: тронный зал Стиамота, Стадион Вильдивара, сторожевую башню Ариока и тому подобное. А потом они становились понтифексами, а когда их время истекало, старели и умирали Но хоть кто-нибудь из них стал причиной катастрофы, подобной той, что устроил он?
     Его место в истории будет уникальным. Он хотел, чтобы правление лорда Престимиона вошло в историю, как золотой век; а вместо этого умудрился потерять трон еще до того, как получил его. Он начал ради него войну, вызвавшую гибель бесчисленного, немыслимого количества прекрасных людей - наряду с некоторыми никчемными людьми, - а потом, когда корона наконец стала принадлежать ему, на него накатило мгновенное помешательство: он решил исцелить раны планеты и сделал то, что бесконечно ухудшило положение дел. "О, Стиамот! - подумал он. - О, Пинитор!
     Я лишь жалкий преемник вашего величия!"
     Большим утешением в эти мрачные часы Престимиону служила близость Хозяйки. И поэтому он сказал ей, что решил побыть на Острове еще немного, и тогда им с Вараиль отвели комнаты во Внутреннем храме.
     Десять дней прошли спокойно. Затем до Третьего утеса дошло известие о прибытии в Нуминор корабля с паломниками из Стойена. В этом не было ничего необычного, поскольку стоял сезон западного ветра. Но вскоре пришло второе сообщение из гавани. На борту корабля прибыло срочное послание для короналя, и курьер с ним уже спешит во Внутренний храм.
     - Это от Акбалика, - сказал Престимион, сломав толстую сургучную печать. - Он весь год провел в Стойене, собирая сведения, пытался узнать что-нибудь определенное по поводу местонахождения Дантирии Самбайла. Интересно, зачем он прислал мне сообщение сюда, если только он... - Вараиль! Храни нас Божество, Вараиль...
     - Что случилось, Престимион? Скажи мне!
     Он ткнул пальцем в письмо.
     - Акбалик сообщает, что прокуратор жив. И все еще находится в Алханроэле. Он все это время скрывался где-то на южном побережье провинции Стойен, прятался среди пальм с пилообразными листьями, болотных крабов и плотоядных растений. Готовил, по-видимому, плацдарм для новой гражданской войны!
     Вараиль тут же засыпала его вопросами. Престимион поднял руку, призывая ее к молчанию.
     - Дай мне дочитать до конца. М-м-м... Перехвачены зашифрованные послания... Некий маг, су-сухирис, расшифровал их... Полный текст прилагается... - Он просмотрел стопку листов, присланных Акбаликом.
     Конечно, он не в состоянии был понять сами зашифрованные послания, которые так ловко вставили в невинные декларации груза. "Эмиджикук джибпий ясснин ис? Кезиксм риктип джумли айви?" Чтобы найти в этом смысл, нужен су-сухирис с тремя головами, подумал Престимион. Но Акбалик, очевидно, нашел нужного специалиста, потому что после заявления мага, что тайный лагерь Дантирии Самбайла находится на побережье Стойена, Акбалик послал агентов прочесать весь район, и они действительно нашли лагерь прокуратора на том самом месте, которое было указано в расшифрованных сообщениях.
     - Но как ты думаешь, почему он так долго оставался незамеченным? - спросила Вараиль.
     - Ты знаешь, на что похоже южное побережье Стойена? Нет, откуда тебе знать. Ни один человек в здравом уме туда не отправится. Никому это даже в голову не придет. Полагаю, именно поэтому он выбрал его в качестве укрытия. Говорят, там жарко, как в парной. Там есть дерево, манганоза, у него листья с острыми краями - его называют "пальма-пила". Эти деревья образуют такие густые заросли, что невозможно пробраться. А еще, куда ни пойдешь, гигантские насекомые, огромные крабы, которые способны одним махом перекусить лодыжку человека. Самое подходящее место для лагеря Дантирии Самбайла.
     - Ты, должно быть, сильно ненавидишь этого человека, - заметила Вараиль.
     Эти слова удивили Престимиона. Ненавидит? Он не считал себя ненавистником. Это слово было ему чуждо.
     Ненавидел ли он кого-нибудь в жизни, спросил себя Престимион? Может быть, Корсибара? Нет, только не его. Он мог найти оправдания для Корсибара. Ошеломляюще внезапный захват власти Корсибаром его сильно разгневал, но все равно Престимион всегда считал его всего лишь недалеким, добродушным тупицей-принцем, которого кучка его зловещих, преследующих собственные цели приспешников поставила в такое положение, с которым он не способен был справиться.
     А Фаркванор и Фархольт, подлые прихвостни Корсибара, без которых мир стал гораздо лучше? Ненавидел ли он их? - спросил себя Престимион.
     Не слишком. Фаркванор был злобным мелким интриганом, а Фархольт - здоровым, чванливым грубияном. Престимион его очень не любил. Но ненавистью его чувство к ним нельзя было назвать. Он даже сомневался в том, что ненавидел Санибак-Тастимуна, чьи темные чары принесли так много бед планете и который отнял жизнь у Тизмет. Но когда Тизмет погибла, она держала в руках меч. Разве Санибак-Тастимун убил бы ее, если бы она на него не напала?
     Все это сейчас едва ли имело значение. К людям не испытывают ненависти за То, что они глупы, как Корсибар, или хитры, как Фаркванор, или хвастливы, как Фархольт. А Санибак-Тастимун верил, что служит интересам своего господина Корсибара: должен ли он ненавидеть за это су-сухириса? В идеале, людей вообще не ненави