рис, ни Фархольт не стали ждать, пока судья объявит третью схватку - она началась немедленно. Гиялорис одной рукой резко отодвинул удивленного Хайла Текманота в сторону и с ужасающим ревом ринулся на Фархольта. Но то, что они сейчас делали, даже отдаленно не напоминало борьбу. Они колотили друг друга кулаками, непрерывно нанося страшные удары. Рот Фархольта окрасился кровью. Он выплюнул несколько зубов. Гиялорис, продолжавший грозно реветь, снова бросился на него, но его встретил резкий удар коленом в пах, от которого он задохнулся от боли и отшатнулся. Теперь уже Фархольт налетел на врага, ногтями раздирая ему лицо и грудь. Гиялорис зарычал, как кровожадный ститмой, наводящий ужас на путников в северных горах, закрылся локтями, а затем, резко боднув головой, нанес Фархольту жестокий удар в лоб. Тот отлетел к краю площадки и остановился, покачиваясь.
     Герцог Свор нетерпеливо схватил Престимиона за руку.
     - Нужно немедленно прекратить этот ужас, принц!
     - Согласен. - Престимион повернулся в сторону соседней ложи и, окликнув короналя, знаком предложил ему остановить поединок. Лорд Конфалюм кивнул и махнул рукой Гониволу.
     - Ах, я прошу вас, кузен Престимион, - раздался из другой ложи веселый голос Дантирии Самбайла, - позвольте им довести бой до конца! Так приятно наблюдать за ходом столь самоотверженного поединка двух сильных и смелых мужчин.
     Что касается принца Гонивола, то он взирал сверху на площадку для борьбы с рассеянным, почти отсутствующим видом, как будто перед ним суетились в пруду головастики. Он рассеянно поглаживал густую бороду, перебирал пальцами закрывавшие лоб курчавые волосы и никак не отреагировал на недвусмысленный жест короналя. Со стороны казалось, что принц Гонивол только сию минуту заметил, что на Арене что-то происходит.
     А пока Гонивол пребывал в задумчивости на своем возвышении, Фархольт и Гиялорис, все так же грозно урча, вновь начали медленно сходиться с противоположных сторон площадки. Они одновременно оказались в центре и неуверенно протянули вперед полусогнутые руки.
     Противники сейчас больше походили на пару пьяниц, решивших подраться после обильной попойки. Их движения выглядели неестественными. Оба они явно достигли пределов изнеможения. Гиялорис дотянулся концами пальцев до груди Фархольта и слегка нажал. Фархольт покачнулся - казалось, что он вот-вот упадет - и, пошатываясь, отступил на два шага. Затем он, волоча ноги, подался вперед и в свою очередь слегка толкнул Гиялориса, и уже тот зашатался и отступил. Судя по всему, у борцов совсем не осталось сил. Гиялорис еще раз толкнул противника, вложив в это движение ничуть не большее усилие, чем в первый раз, однако Фархольт во весь рост рухнул навзничь. Гиялорис свалился ему на грудь, в полубессознательном состоянии пытаясь провести захват.
     Хайл Текманот опустился возле борцов на колени и хлопнул Гиялориса по плечу в знак его победы в схватке. Затем судья поднял взгляд к ложе принца Гонивола:
     - Одно падение в пользу Гиялориса, одно в пользу Фархольта и одно обоюдное. Положение спорное, но они не в состоянии продолжать поединок.
     - Вы уверены? - недовольно спросил Гонивол. Хайл Текманот указал на два неподвижно распростертые на площадке тела,
     - Посудите сами, принц.
     Принц Гонивол, похоже, не мог сразу решить, стоит или не стоит продолжить поединок
     - Что ж, - произнес он после продолжительной паузы, - разделим приз. Победителями в этом виде соревнований объявляются оба.
     Гиялорис, а следом за ним Фархольт с трудом поднялись на ноги. Они стояли пошатываясь и, медленно моргая, слушали, как Хайл Текманот объявлял о решении распорядителя Игр. Затем они с видимой неохотой даже не пожали друг другу руки, а лишь мимолетно соприкоснулись ладонями и разошлись в разные стороны. Покидая площадку, оба ступали очень медленно и осторожно, словно боялись еще раз упасть.
     Когда Престимион и его спутники пришли в раздевалку, возле Гиялориса хлопотал хирург. Богатырь выглядел измученным и удрученным, его нос заметно распух, но сознание прояснилось, и он даже приветствовал Престимиона слабой улыбкой.
     - Как ваше состояние? - с тревогой спросил Престимион.
     - Все болит, тело изрядно помято, но ничего не сломано, и никаких серьезных травм, - ответил Гиялорис, с трудом шевеля распухшими губами. - Честно признаться, я приласкал его посильнее, чем он меня. Что вы слышали о Фархольте? Он выживет?
     - Похоже на то, - ответил Септах Мелайн.
     - Жаль, - заметил Гиялорис. - Он борется совсем не так, как подобает благородному человеку. Меня учили совершенно другому спорту.
     - Скажите, - тихо спросил Престимион, наклоняясь к самому уху Гиялориса, - что шептал вам Фархольт, когда вы готовились начать первую схватку? Мне показалось, что его слова сильно удивили и рассердили вас.
     - Ах, вы об этом... - проворчал Гиялорис. Его широкое лицо потемнело, брови сдвинулись, и он тут же поморщился от боли, вызванной этим движением, а затем медленно, задумчиво покачал головой. - Фархольт говорил очень странные вещи, Престимион: что я ваш человек - это, конечно, недалеко от истины - что он ненавидит все, что имеет к вам хоть какое-то отношение, и поэтому непременно прикончит меня сегодня. Именно это он и старался сделать, тогда как я считал, что мы должны всего лишь честно бороться. Но ему досталось не меньше, чем мне, скорее даже несколько больше.
     - Он так сказал? Что ненавидит все, что имеет ко мне отношение?
     - Да, именно так. И что он прикончит меня за то, что я ваш человек
     - Ну вот, уже образовалось два лагеря - лагерь Корсибара и лагерь Престимиона, - мрачно заметил герцог Свор. - Если такова была борьба, то что же произойдет во время бокса? Да прежде чем закончатся соревнования, прольются реки крови.
     - До чего же странно... - задумчиво протянул Престимион, обращаясь к Гиялорису, как будто не слышал реплики Свора. - Чрезвычайно странно, что Фархольт так заговорил...
     Он обвел взглядом присутствующих. Септах Мелайн выглядел мрачнее обычного, его левая рука нервно поглаживала эфес шпаги, которую он сегодня предпочел взять с собой. А обращенный на Престимиона взгляд темных глаз Свора был тяжелым, словно маленький герцог предчувствовал что-то очень недоброе.
     - Как странно... - повторил Престимион.

9

     Программа Игр уже приближалась к середине, а старый понтифекс все еще не желал покинуть этот мир.
     - Сегодня уже восемнадцатый день, как я был у тебя здесь, отец, - сказал Корсибар, приглашенный в покои короналя. - Тогда ты сказал мне, что Пранкипин проживет не более девятнадцати дней.
     - Да, знаю, но он все еще держится за жизнь, - согласился лорд Конфалюм.
     - Дело не в том, что я сомневаюсь в твоем умении провидеть будущее. Но ведь даже величайшие мудрецы могут порой допустить ошибки в вычислениях. Что, если он проживет еще десять, а то и двадцать дней?
     - Будем ждать дальше.
     - А как же Игры? Прошла уже почти половина. Завтра будет стрельба из лука, послезавтра фехтование, затем конные поединки, бокс, гонки колесниц, а там, глядишь, наступит момент великого торжества - вручения призов и фестиваля. Именно этого я с самого начала и боялся, отец. Разве допустимо устраивать торжество с фестивалем, парадами и всем прочим, когда Пранкипин все еще лежит на смертном одре? Принимая решение начать Игры, мы намеревались растянуть их так, чтобы они не закончились до смерти понтифекса. Но ведь может случиться так, что нам это не удастся.
     - Вчера вечером я перепроверил свои расчеты, - сказал корональ. - В первый раз они были сделаны не совсем точно, хотя большой ошибки не было. Теперь я не сомневаюсь в результате. Понтифекс умрет в течение пяти дней.
     - Ты настолько уверен в этом?
     - Расчеты моих экспертов говорят то же самое.
     - Вот как.
     - И подозреваю, что так же думают и личные маги понтифекса, хотя за последние четыре дня они ни словом не обмолвились на эту тему. Но то, что они молчат и не показываются, довольно подозрительно.
     - В течение пяти дней... - протянул Корсибар. - И тогда ты станешь наконец понтифексом. После стольких лет, проведенных на втором троне.
     - Да, после многих лет.
     - А нашим короналем станет Престимион.
     - Да, - вновь подтвердил лорд Конфалюм. - Престимион.

***

     Следующий день соревнований был посвящен стрельбе из лука - любимому спорту Престимиона, в котором он всегда далеко превосходил всех остальных; и на этот раз никто не ожидал иного исхода. Но соревнование предполагает соперничество, и поэтому больше десятка самых метких лучников царства торжественно выстроились на линии стрельбы рядом с принцем Малдемарским, чтобы продемонстрировать свое мастерство.
     Первым стрелял граф Ирам Норморкский и показал вполне приличный результат, примерно так же выступил Мандрикарн Стиский, а Навигорн Гоикмарский оказался чуть более метким, чем первые двое. Следующим стрелял всеобщий любимец грубовато-добродушный граф Камба Мазадонский, который некогда обучал Престимиона этому искусству. Камба, почти не целясь, выпускал стрелу за стрелой. Моментально истыкав яблочко мишени, он снял с головы кепи с длинным козырьком, бросил его в сторону королевской ложи и бодрой походкой удалился с поля.
     Вперед выступил Престимион. Мишени освободили, и он наложил на тетиву первую стрелу. Его стиль совсем не походил на манеру Камбы: он внимательно присмотрелся к мишени, несколько раз качнулся взад и вперед на пятках, наконец поднял лук, натянул тетиву, тщательно прицелился и пустил стрелу.
     Леди Тизмет в этот день пришла на Игры и сидела рядом с братом в полупустой ложе короналя. Когда стрела Престимиона, закончив полет, вонзилась точно в центр мишени, она почувствовала непроизвольную дрожь восхищения. Она не испытывала никакой симпатии к этому человек, но не могла не оценить его мастерство. Ей нравился этот вид спорта, для которого требовались сила, координация движений и острота глаза; стрельба из лука привлекала ее гораздо больше, чем, скажем, метание молота, не предполагавшее ничего, кроме наличия грубой силы, и уж, конечно, больше, чем борьба. Ее первая фрейлина леди Мелитирра была свидетельницей омерзительной потасовки между Гиялорисом и Фархольтом и попыталась описать ее принцессе во всех подробностях, уделив особое внимание жестокости и кровопролитию, но после первых же пяти фраз Тизмет велела ей замолчать.
     А Престимион стоял на линии стрельбы, подтянутый, стройный и на удивление маленький, - надо же, он всего лишь на несколько дюймов выше ее! - но его широкие плечи свидетельствовали о недюжинной физической силе, а каждое движение было воплощением изящества. И теперь Тизмет рассматривала его, получая неожиданное удовольствие от того, как он выбирал стрелу, аккуратным отточенным движением наложил ее на тетиву и безошибочно направил в цель.
     Внезапно в ее мозгу с ошеломляющей яркостью, словно мощный костер, разгоревшийся на ветру из незаметной искры, сверкнуло невесть откуда взявшееся видение: она и Престимион. Его мощное тело рядом с ее хрупким, его губы с силой прижимающиеся к ее рту, ее платиновые ногти, отчаянно впивающиеся в его спину в неистовом пароксизме экстаза... Отчаянным усилием воли она отогнала возникшие образы и мысленно представила себе иное зрелище: тело Престимиона, свисающее с крюка над пропастью перед стеной Замка.
     - Потрясающе! - воскликнул Корсибар.
     - Что? - спросила застигнутая врасплох Тизмет.
     - Его стрельба, конечно!
     - Да, ты прав. Другие были хороши, но Престимион значительно сильнее их всех. Такое впечатление, что он мог бы поразить птицу в полете, а потом, пока птица падает, всадить вторую стрелу в первую.
     - Думаю, он вполне на это способен, - ответил Корсибар. - Я так считаю, потому что видел, как он это делает на самом деле.
     - И что, он всегда так хорошо стрелял?
     - С самого начала. Лук, которым он пользуется, раньше принадлежал Камбе. Камба подарил его Престимиону, когда тому было двенадцать лет, и сказал, что принц заслужил право владеть им, потому что уже тогда стрелял лучше, чем первый хозяин этого оружия. Ты не смогла бы натянуть этот лук и за миллион лет. Мне самому удалось сделать это лишь с большим трудом. А то, как он заставляет стрелы точно ложиться именно туда, куда он хочет...
     - Да, - рассеянно согласилась Тизмет. Престимион выпустил последнюю стрелу. Все они впились в центр мишени, причем настолько плотно одна к другой, что при каждом выстреле оставалось только удивляться, как стрелку удалось найти место для еще одного острия.
     - Думаю, здесь не обошлось без колдовства, - заявил Корсибар. - Наверно, когда он был еще ребенком, над ним прочли заклинание, благодаря которому он может творить со стрелами такие чудеса.
     - Насколько мне известно, если, конечно, можно верить слухам, Престимион вовсе не сторонник волшебства.
     - Действительно, я тоже не раз слышал об этом. Но какое еще объяснение можно найти? Только действие колдовства. Только оно.
     Престимион с довольным видом удалился с поля. Его место на линии занял Хент Меккитурн, скандар из свиты прокуратора, державший лук длиной в добрых два ярда, как детскую игрушку. Верхними руками он натягивал тетиву, а нижними накладывал на нее стрелу, и, когда выпустил ее, она ударилась в цель с громким глухим стуком, а сила удара была такова, что яблочко мишени чуть не сорвалось с подставки. Но огромный скандар отличался лишь силой, ловкости же ему явно недоставало, а потому он, конечно, никоим образом не мог приблизиться к результату Престимиона.
     - Тизмет, я должен рассказать тебе... На днях, когда мы смотрели борьбу, Дантирия Самбайл сообщил мне о весьма странных вещах... - начал было Корсибар. - Эй, сестра, посмотри-ка на этого клоуна!
     На позицию для стрельбы вышел рыцарь в костюме цветов герцога Олджеббина. Очевидно, он привык изображать из себя нечто наподобие шута: первую стрелу он направил высоко вверх, и она, описав крутую дугу, упала почти отвесно и вонзилась в мишень. Второй выстрел он сделал, стоя спиной к мишени, а третий - пустив стрелу между расставленными ногами. Все три угодили в мишень, хотя и не слишком точно; но то, что они вообще попали в цель, уже само по себе было достойно удивления.
     - Позор! - отворачиваясь от стрелка, резко бросила Тизмет. - Он дискредитирует одно из самых прекрасных искусств. Так что ты начал говорить о рассказах прокуратора?
     - Ах да. Все это странно и, я бы даже сказал, дико.
     - Ну, таков уж он есть, и с этим ничего не поделать. Что же он все-таки говорил?
     Корсибар мрачно улыбнулся.
     - У тебя чересчур злой язык, сестра.
     - Извини. Ты же знаешь, что у меня слишком мало занятий, так что остается только практиковаться в остроумии.
     Клоун теперь целился, лежа на животе. Корсибар недовольно мотнул головой и наклонился к самому уху Тизмет.
     - Дантирия Самбайл сказал мне, - едва слышно заговорил он, - что до него дошли перешептывания: дескать, Престимион постарается убрать меня, как только станет короналем. Конечно, все будет представлено как несчастный случай. Что ему, мол, нужно так или иначе устранить меня, потому что живой я буду представлять угрозу его власти.
     Тизмет на мгновение затаила дыхание.
     - Перешептывания, ты говоришь? И кто же это шептал?
     - Он не сказал. Скорее всего, весь этот заговор существует только в его воспаленном воображении; пожалуй, только Дантирии Самбайлу могут прийти в голову мысли о столь чудовищных злодеяниях. Я заявил ему, что это бред сумасшедшего, грязная и нелепая брехня. И попросил его больше не говорить со мной на эту тему.
     - На твоем месте я не стала бы легкомысленно относиться к таким разговорам, Корсибар, - строго посмотрев на брата, после паузы сказала принцесса. - Неважно, на самом ли деле он пересказывал тебе слухи или выдумал все сам, но о возможности такого хода событий действительно идут разговоры.
     - Что? И ты тоже? - медленно проговорил пораженный Корсибар.
     - Конечно. Все вполне логично, братец.
     - А мне трудно в это поверить.
     - Но тебе наверняка известно, что очень многие люди предпочли бы видеть короналем тебя, а не Престимиона.
     - Да, известно. Граф Фаркванор говорил мне об этом совсем недавно, в тот день, когда мы все пили вино в банкетном зале перед открытием Игр. Он фактически предложил мне организовать заговор в мою пользу.
     - Моя новая молодая камеристка Ализива с радостью присоединилась бы к этому заговору, если бы он только состоялся, - с легким смешком сказала Тизмет. - И многие другие тоже. Она только вчера сказала мне, что очень жалеет, что не ты станешь короналем, потому что ты гораздо красивее и величественнее, чем Престимион. Ей очень хотелось бы найти какую-то возможность возвести на трон не его, а тебя.
     - Неужели она так говорит?
     - И она, и многие другие.
     - Неужели все они считают меня человеком без чести и совести? - горячо возмутился Корсибар. И добавил безразличным тоном: - Ализива? Та рыженькая, белокожая?
     - Вижу, что ты уже заметил ее. Впрочем, меня это не удивляет. А что ты сказал графу Фаркванору в банкетном зале?
     - А ты как думаешь, что я мог ему сказать? Он подбивал меня на измену!
     - По-твоему, измена заключается в том, чтобы самому стать короналем, вместо того чтобы стоять дурак дураком в ожидании, пока Престимион расправится с тобой?
     Корсибар окинул ее внимательным, изучающим взглядом.
     - Ты, кажется, всерьез полагаешь, что в безумных фантазиях Дантирии Самбайла есть какой-то смысл.
     - Не забудь, что он родственник Престимиона и потому способен понять его глубинные побуждения. А что касается меня, то да, я считаю, что Престимиону действительно выгодно устранить тебя со своего пути, как только он завладеет троном. Или даже раньше.
     - Престимион - человек чести!
     - Полагаю, что Престимион может прикидываться человеком чести точно так же, как и лицемерно имитировать другие хорошие качества, - заявила Тизмет.
     - Это очень серьезное обвинение, сестра.
     - Возможно.
     Корсибар опустил руки и устремил неподвижный взгляд в пространство. Лучник-шут уже покинул поле. Его место занял один из сыновей принца Сирифорна, подвижный молодой человек, который приступил к стрельбе с ловкостью и изяществом, сравнимыми с манерой самого Престимиона. Но все же ему было далеко до ювелирной точности и спокойствия принца, и его последняя стрела изрядно отклонилась от цели, задела край мишени и упала на землю. Это лишало юношу всех надежд на получение приза. Он ушел с поля, делая вид, что не замечает, как по его щекам, сверкая в ярком свете, сбегают слезы. Выступил девятый участник, за ним десятый, одиннадцатый... Корсибар и Тизмет наблюдали, как они выходили на поле, выпускали стрелы и уходили, не говоря ни слова, даже не глядя друг на друга.
     Когда на линию стрельбы вышел последний лучник, Корсибар повернулся наконец к Тизмет.
     - Допустим только в качестве гипотезы, - резко сказал он, - что Престимион и в самом деле намеревается убрать меня со своего пути. Какой совет ты дашь мне в этом случае?
     - Опередить его, конечно. Убрать со своей дороги, - без колебаний ответила Тизмет.
     Глаза Корсибара широко раскрылись от изумления.
     - Ушам своим не верю, сестра. Ты предлагаешь убить Престимиона?
     - Я сказала: "Убрать с дороги", но ничего не говорила насчет убийства.
     - Но что же тогда...
     - Самому стать короналем прежде, чем он сможет получить корону. Тогда он лишится возможности нанести тебе удар. Армия и народ будут полностью на твоей стороне.
     - Самому стать короналем... - протянул Корсибар, и в его голосе явно прозвучал тщетно скрываемый восторг от такой перспективы.
     - Да! Да! Прислушайся к своим друзьям, Корсибар! Они все считают так же, как и я. - Слова, которые Тизмет так долго приходилось сдерживать, теперь полились из нее, как река, прорвавшая запруду. - Ты создан для трона, ты от рождения предназначен для царствования, и мы позаботимся о том, чтобы ты стал короналем. Ты