о рода разговоры и тем более участвовать в них. Однако эта мысль с неубывающей силой продолжала будоражить Гиялориса и даже Септаха Мелайна.
     Они добрались почти до середины Горы. До тех пор пока они попадут в настоящее высокогорье, скрытое сейчас непроницаемой мантией белых облаков, вечно защищавших грудь горы от нескромных взоров, нужно было преодолеть еще около двенадцати миль вверх, которые выливались в несколько сотен миль дороги, извивающейся в разных направлениях по склонам. Но они уже далеко ушли от равнин континента. Воздух на этой высоте был свежим и насыщенным электричеством, а свет таким, какого никогда не бывает в низинах. Со всех сторон виднелись окаймленные радужными полосами, порожденными горным освещением, башни и зубчатые стены великих городов Горы, смело взгромоздившихся на карнизы, оседлавших уступы на лике Горы, горделиво взиравших с высот обрывов.
     Их дорога пролегала между Стрэйвом, где к архитекторам относились как к полубогам и ни одно здание не походило на другое, и Грилом, являвшем в этом отношении полную противоположность соседу: там строгие строительные кодексы допускали всего лишь пять форм для зданий, и не более того. Прямая лента тракта, сверкавшего, как стекло, под полуденным солнцем, вела оттуда еще выше, на уровень девяти Внутренних Городов.
     Теперь выбор маршрута не представлял сложности: здесь, в закрытой вечными облаками центральной части, конус горы резко сужался. В каждый из девяти Высших Городов можно было попасть из любой точки, расположенной ниже, но над ними местность становилась труднопроходимой, и у того, кто желал подняться выше, оставалось лишь несколько определенных дорог, из которых только считанные могли довести до самого Замка. Самой удобной из них была та, что проходила от Бомбифэйла к Большому Морпину, и путешественники, пройдя по диагонали огромный гладкий склон Горы, вышли к большому плоскогорью, над которым располагался прекрасный Бомбифэйл, город Великого адмирала Гонивола. Развевавшиеся повсюду знамена Корсибара омрачали им дух.
     Когда они прибыли в Бомбифэйл, уже наступила темная безлунная ночь, так что они были лишены возможности восхититься красотой этого города, которой он был обязан властителю из незапамятной древности лорду Пинитору, единственному во всей истории Маджипура короналю, родившемуся в Бомбифэйле. Пинитор всю жизнь продолжал расширять и украшать свой родной город. Длинные медлительные караваны вьючных животных волокли из пустынь Велализиера вверх по Горе неисчислимые тонны оранжевого песчаника, шедшего на строительство зубчатых городских стен, которые были видны издалека. На отдаленном и неприветливом восточном побережье Алханроэля существовали шахты, где в огромных количествах вырубали сверкающие плиты лазурита, встречавшегося лишь по берегам Великого океана. Он использовался для отделки и украшения стен. Именно по приказу короналя лорда Пинитора зубчатые городские стены были украшены множеством изумительно изящных высоких острых, как иглы, башен, благодаря которым Бомбифэйл не походил ни на один другой город в мире.
     Но усталые путешественники не видели почти ничего из этих красот. Было поздно и темно. Лишь новая звезда вызывающе светилась в непроглядной тьме неподалеку от зенита.
     - Смотрите, она следует за нами повсюду! - весело воскликнул Свор. Ведь именно эту звезду он назвал добрым знамением. Но Престимион устало глядел на яркую точку, и в его душе возникало все больше сомнений в правоте маленького герцога. Слишком странным было появление этой звезды, что-то жестокое было в ее мощном и ослепительном сиянии.
     Они нашли жилье себе и всем сопровождающим в маленькой скромной гостинице на окраине города. Устроившись, они заказали ужин у неприветливого сонного хозяина, который согласился покормить их в неурочный час лишь после того, как узнал, что среди прибывших находится один из знатнейших вельмож Маджипура принц Малдемарский.
     Им прислуживали две мрачные девушки из расы хьортов и хромой одноглазый чернобородый человек, который, судя по шрамам на лице и хмурому виду, в прошлом принял самое непосредственное участие в какой-то кровавой истории. Ставя перед новым постояльцем бутыль с вином и блюдо с тушеным мясом, он низко нагнулся и своим единственным налитым кровью глазом пристально вгляделся в лицо Престимиона, как если бы тот был представителем вида разумных существ, который никогда прежде не встречался на Маджипуре.
     Несколько невыносимо долгих мгновений он оставался в этом положении, а Престимион отвечал ему спокойным взглядом. Затем пальцы одноглазого зашевелились в торопливой и грубой попытке сделать знак Горящей Звезды, он усмехнулся широкой уродливой усмешкой, показав желтые щербатые зубы, и, припадая на ногу, отправился на кухню.
     Гиялорис, видевший все это, привстал с места.
     - Я убью его, мой лорд! Я оторву ему голову! Престимион взял богатыря за руку.
     - Успокойтесь, Гиялорис. Не надо никому отрывать голову и не надо называть меня лордом.
     - Но он же смеялся над вами!
     - А может быть, и нет. Вдруг он мой тайный сторонник
     Гиялорис разразился громким горьким хохотом.
     - Да. ваш тайный сторонник. Ну и, конечно, прекрасный образчик человеческой природы. Ну что ж, узнайте его имя и, когда станете королем, назначьте его Верховным канцлером.
     - Успокойтесь, - повторил Престимион. - Успокойтесь, Гиялорис.
     Но он тоже был глубоко задет, поскольку и сам не сомневался в том, что одноглазый калека желал задеть его. Неужели он пал настолько низко, что слуги в захудалой гостинице, ничего не опасаясь, позволяют себе свободно потешаться над ним? Престимион держал свои чувства при себе, но был доволен, когда они рано утром покинули жалкое пристанище. Он был также рад, что ему не пришлось до отъезда вновь увидеть одноглазого, так как знал, что в случае еще одной насмешки он мог бы и не сдержаться.
     Бомбифэйл от нижних пределов Замка отделял лишь один длинный дневной переход. Гиялорис никак не мог успокоиться после оскорбления в таверне и вновь принялся доказывать, что Престимиону следует немедленно и решительно начать отстаивать свои права на трон. Престимион не стал его слушать.
     - Если вы не в состоянии найти никакой другой темы для разговора, - сказал он, - то можете выйти из парящего экипажа и пройти оставшуюся часть пути до вершины пешком.
     Гиялорис, надувшись, умолк, но час спустя вернулся к тому же разговору, и Престимиону вновь пришлось просить его замолчать.
     Теперь они ехали по хорошо знакомым местам. Им доводилось десятки, даже сотни раз бывать здесь; каждый из них часто спускался от Замка по этой крутой горной дороге, вымощенной ярко-красными каменными плитами, чтобы окунуться в беспредельное море удовольствий, представляемых богатыми и преисполненными роскоши городами в густонаселенном поясе верхнего уровня. Большой Морпин был на Горе средоточием развлечений, где лорды всех возрастов забавлялись, съезжая по полированным желобам, катаясь в тележках по извилистым рельсам, взмывающим вверх, ныряющим вниз и поворачивающим под головокружительными углами, проплывая в силовых полях по фантастическим пещерам, а потом отдыхали под навесами из золотой парчи, попивая сладкое вино и закусывая его благоуханными щербетами.
     Но сегодня у них не было ни времени, ни желания кататься с горок и пить вино. Они миновали Большой Морпин стороной и поспешили дальше по десятимильному отрезку дороги, именуемой Большим Калинтэйнским трактом, который вел через поля вечно цветущих цветов к Замку.
     Перед ними была вершина Горы. Это была наивысшая точка Маджипура, которая когда-то, до создания погодных машин, была погружена в вечную ледяную ночь. Но появление атмосферы, благодаря которой это место обрело мягкий умеренный климат, никак не изменило топографию главного пика.
     Горы: он, как и в глубокой древности, представлял собой беспорядочное нагромождение острых как ножи, нацеленных в небо, словно черные сталагмиты, тонких стрел из несокрушимого базальта. А посреди этого нагромождения каменных шипов, надменно возвышаясь над ними, располагался огромный гранитный горб, почти правильной формы купол, являвшийся вершиной Горы. На нем и покоился Замок - обитель короналей Маджипура.
     Замок! Огромный, неописуемо прекрасный Замок, состоявший из неисчислимых тысяч помещений, раскинувшийся на сотнях акров; он сам фактически являлся настоящим городом! Он уцепился за вершину Горы, как гигантский каменный и кирпичный спрут, беспорядочно во всех направлениях разбросавший щупальца вниз по склону.
     Большой Калинтэйнский тракт подходил к Замку с южной стороны и заканчивался на большой открытой площади Дизимаула, вымощенной гладкими зелеными плитками из настоящего фарфора, в центре которой была выложена огромная золотистая Горящая Звезда. На противоположной стороне площади возвышалась величественная арка Дизимаула, сквозь которую должны были проходить все посетители Замка.
     Слева от арки стояло караульное помещение, а под сводом находились высокие ворота тонкой кузнечной работы, укрепленные на вмурованных в опоры огромных петлях. Эти ворота имели чисто декоративное значение и никогда не закрывались, ибо здесь не ожидали появления каких-либо вражеских армий - на всем протяжении своей истории Маджипур почти не знал войн.
     Но сейчас ворота оказались закрытыми. Их створки были сомкнуты перед прибывшими и напоминали ограду из копий, воткнутых в землю.
     - Вы видите? - спросил Престимион; от изумления у него перехватило дыхание. - Неужели закрыто?
     Вам когда-нибудь приходилось видеть эти ворота закрытыми?
     - Никогда, - отозвался Гиялорис.
     - Никогда, - подтвердил Свор. - Для меня новость, что они вообще могут закрываться.
     - Оказывается, могут, - прогремел Гиялорис. - Вот они, перед нами, закрытые и запертые на большой замок. Что это значит, господа? Как они могут закрыть перед нами ворота? Замок - наш дом!
     - А так ли это? - негромко заметил Престимион.
     Тем временем Септах Мелайн перешел через площадь, подошел к караульному помещению и рукоятью шпаги постучал в дверь. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, сильнее, и крикнул:
     - Эй, вы, там!
     Через некоторое время дверь медленно открылась, и из караулки появились двое чиновников канцелярии Замка, одетых в униформу. Один из них был мрачного вида хьорт с ледяным взглядом, необыкновенно широким ртом и чешуйчатой кожей оливкового цвета; второй - человек - выглядел ничуть не симпатичнее: лицо его было почти таким же плоским и широким, как у хьорта, а голова поросла редкими пучками беспорядочно торчавших в разные стороны жестких рыжеватых волос. У обоих на поясах висели богато украшенные мечи, в последнее время вошедшие в моду среди обитателей Замка.
     - Что это за шутки? - спросил Септах Мелайн, увидев их. - Откройте-ка нам ворота!
     - Ворота закрыты, - с довольным видом ответил хьорт.
     - Я уже заметил это. Иначе я не стал бы впустую тратить слова. Откройте их. С вашей стороны было бы разумно не заставлять меня повторять третий раз.
     - Врата Дизимаула закрыты по приказу короналя лорда Корсибара, - сказал лохматый. - Нам приказано не открывать их, пока он собственной персоной не прибудет в Замок.
     - Да неужели? - язвительно произнес Септах Meлайн. Его рука легла на эфес шпаги. - Вы хоть понимаете, кто мы такие? Я вижу, что не понимаете.
     - Ворота закрыты для всех приезжих, кто бы они ни были, - сказал хьорт, в голосе которого теперь слышалась тревога. - Этот приказ мы получили от Верховного канцлера герцога Олджеббина, который едет сюда из Лабиринта вместе с короналем. Никто не должен входить сюда до их прибытия. Никто.
     Гиялорис глубоко вздохнул и, сделав несколько шагов, встал рядом с Септахом Мелайном. Престимион заставил себя остаться на месте, но все же не смог сдержать нечленораздельный звук, похожий на рычанье разъяренного пса. Чиновники выглядели уже по-настоящему встревоженными. Из караульного помещения появились несколько гвардейцев; они выстроились рядом с чиновниками.
     - Я принц Престимион Малдемарский, - проговорил Престимион, из всех сил стараясь говорить спокойно, - думаю, что вы меня знаете. У меня есть в Замке собственные апартаменты, и я хотел бы попасть туда. Как и мои спутники, чьи имена, полагаю, вам тоже известны.
     - Я узнал вас, принц Престимион. - Хьорт поклонился. - Но, однако, не имею позволения открыть эти ворота ни перед вами, ни перед кем-либо еще, пока корональ не прибудет в свою резиденцию.
     - Ты, мерзкая жаба, корональ здесь, он стоит перед тобой! - взревел Гиялорис и, как разъяренный бык, ринулся на чиновника. - На колени! Немедленно на колени!
     На помощь хьорту кинулись двое гвардейцев. Гиялорис без малейшего колебания схватил одного их них за одежду, поднял над головой и швырнул. Солдат с ужасным хрустящим звуком врезался в стену караулки возле двери, упал наземь и больше не шевелился.
     Второй, вооруженный вибромечом, потянулся за своим оружием, но оказался слишком медлительным: Гиялорис поймал его левой рукой, развернул и резко дернул вверх за запястье, отчего рука солдата сломалась, как сухая деревяшка. Тот скорчился от боли, а Гиялорис нанес ему сильный удар в горло ребром ладони, отчего солдат замертво растянулся на мостовой.
     - Ну-ка, вы, - крикнул Гиялорис оставшимся стражникам, которые в страхе и изумлении смотрели на трупы своих товарищей, - подходите, сколько есть! Всех убью, один останусь! - по-мальчишески добавил он. Никто из солдат не пошевелился. Септах Мелайн тем временем, выхватив шпагу - его любимое оружие представляло собой не то широкую шпагу, не то узкий длинный меч, - наступал на хьорта и второго чиновника. Охваченный холодной, но сдерживаемой яростью, он буквально танцевал перед ними, двигаясь с театральным изяществом, легонько покалывал их острием клинка и пугал злобными гримасами, не нанося, однако, серьезных ран. Его длинные худые, но неутомимые руки двигались с неуловимой глазом быстротой. От его атак не было никакой защиты. И никогда не было. Оба чиновника вытащили свои мечи, но это было декоративное оружие, почти непригодное для боя, да и держали они его неловко, как новички, которыми, видимо, и являлись. Септах Мелайн, непринужденно рассмеявшись, молниеносным ударом выбил меч из руки хьорта, а следующим движением так же легко обезоружил лохматого.
     - А теперь, - сказал он, - я буду вырезать из вашей кожи одну за другой изящные полоски, пока кто-нибудь не сообразит, что открыть перед нами эти ворота будет полезнее для здоровья. - И он неуловимым выпадом располосовал голубой форменный камзол хьорта от плеча до пояса.
     Где-то вдали раздался сигнал тревоги. Из-за ворот донеслись крики.
     Второй чиновник извернулся и попытался проскочить мимо Гиялориса и трупов стражников в дверь караулки. Септах Мелайн поднял шпагу и сделал выпад, намереваясь воткнуть клинок между лопатками человека, но его остановил Престимион. Он выхватил из ножен свой меч и скрестил его с оружием Септаха Мелайна. Тот сдержал удар и повернулся, автоматически приняв оборонительную позицию. Но, увидев, что перед ним стоит Престимион, сразу опустил шпагу.
     - Это безумие, - резко бросил Престимион. - Назад, в экипаж, Септах Мелайн! Мы не можем сражаться со всем Замком. Через пять минут здесь будет сотня гвардейцев.
     - Это уж как пить дать, - ухмыльнулся Септах Мелайн. Он сильно пнул рыжеволосого чиновника ногой в зад, отчего тот влетел в дверь караульного помещения и растянулся на полу, затем, развернув опешившего хьорта, тем же способом отправил его вслед за коллегой и поймал Гиялориса за руку как раз в тот момент, когда тот собрался ринуться на гвардейцев. Свор, по обыкновению наблюдавший за развитием событий с безопасного расстояния, тоже подскочил и вцепился Гиялорису в другую руку.
     Вместе с Септахом Мелайном они увели богатыря, который продолжал громогласно уверять, что сейчас разделается со всеми возможными противниками, сколько бы их ни было.
     Они погрузились в парящий экипаж, и Престимион приказал своей свите, не покидавшей повозок, быстро развернуться и отступать по тракту.
     - Ну, и куда мы теперь направимся? - поинтересовался Септах Мелайн.
     - В Малдемар, - ответил Престимион. - По крайней мере, там перед нами не закроют ворота.

6

     Малдемар, входивший в Верхнее кольцо городов Замковой горы, помещался на юго-восточном склоне в прекрасном районе с теплым и спокойным климатом. Здесь из склона выдавался пик, который в любом другом месте планеты сам по себе казался бы весьма внушительной горой. Между этим пиком и Горой образовался широкий закрытый с трех сторон карман, наполненный плодородной почвой и богатый водой, которая хрустальными родниками и звонкими ручьями вытекала из тела гигантской скалы.
     Предки предков принца Престимиона обосновались в этой части Замковой горы девять тысяч лет тому назад, когда любой вновь прибывший на Гору мог зарезервировать для себя надел, а самого Замка еще и в помине не было. Не было тогда в Малдемаре и принцев, а была лишь семья честолюбивых фермеров. Они прибыли сюда с низменностей Гебелмоля и принесли с собой саженцы прекрасного винограда, который, по их расчетам, должен был хорошо приняться на Горе.
     В Гебелмоле эти виноградные лозы давали вполне приличное красное вино неплохой крепости и аромата, но на Горе оказалось, что чередование яркого солнечного света и периодов прохладного тумана является для этого сорта идеальным. И уже в первые годы после переселения стало ясно, что вино, которое собирались и дальше производить в Малдемаре, будет совершенно исключительным: густым, крепким, со сложным вкусом и богатейшим букетом - вино, достойное того, чтобы его смаковали короли и императоры. Урожаи были изобильными, гроздья туго наливались соком, обладавшим восхитительно нежным и в то же время терпким и запоминающимся ароматом. И все же, несмотря на то, что вино Малдемара сразу же обрело популярность, прошли столетия, прежде чем виноградники удалось расширить настолько, что виноделы смогли приблизиться к удовлетворению спроса (хотя многие поколения прилагали все силы для того, чтобы расширить производство). Но пока не наступил тот день, когда предложение сравнялось наконец со спросом, покупателям требовалось подавать заказы на малдемарское вино за десять, а то и больше лет вперед и терпеливо дожидаться своей очереди, надеясь на то, что виноград нужного года окажется не хуже, чем в предыдущие. Так продолжалось веками.
     Простые трудолюбивые фермеры в конечном счете превращались в рыцарей, рыцари - в графов, графы - в герцогов, а герцоги - в принцев, а иногда и в королей, если только им удавалось достаточно долго сохранять свою землю и с неизменным успехом работать на ней. Когда великий герой древности лорд Стиамот уже в более позднее время, чтобы ознаменовать победу над метаморфами, перенес королевскую столицу из стоявшего высоко на склоне города Сти на самую вершину и построил там первый Замок, предки предков Престимиона уже довольно долго носили дворянские титулы в качестве награды за качество своего вина, а также, возможно, и за то количество, в котором они поставляли его на празднества короналей. Именно лорд Стиамот возвел графов Малдемарских в герцогское достоинство; не исключено, что это явилось данью восхищения тем вином, которое в особой бочке было доставлено на церемонию открытия Замка.
     Кто-то из более поздних короналей - исторические сведения на этот счет оказались весьма неполными и противоречивыми, и никто не мог с уверенностью сказать, был ли это лорд Струин, или лорд Спурифон, или даже лорд Трайм - еще больше возвеличил Малдемаров, сделав их принцами. Но высочайших титулов на фамильном гербе не было. Никто из Малдемаров никогда не становился короналем. Престимион должен был стать первым в своем роду королем, но помешало вмешательство Корсибара.
     - Похоже, мне так и не придется стать Хозяйкой Острова, - сказала мать Престимиона принцесса Терисса, с улыбкой, в которой можно было увидеть одновременно и облегчение, и сожаление, когда Прест