и,  что  большего  ущерба   Лиге   причинить
невозможно.
   Брим отступил назад, чтобы посмотреть на  себя  в  зеркало,  и  застонал.
Золотой  аксельбант,   болтающийся   на   правом   плече,   целая   выставка
побрякивающих медалей и пересекающий грудь багровый кушак с двумя Имперскими
Кометами - высшей военной наградой Империи - все это  крайне  стесняло  его.
Форма, считал он, должна быть шикарной, но функциональной  -  пригодной  для
боя, если в том возникнет необходимость.  Сейчас  он  чувствовал  себя,  как
дешевая лавочка на авалонском Илингском проезде в праздничный сезон.
   - Что ж, авось и я нынче вечером  что-нибудь  увижу  -  по  крайней  мере
бальный зал.
   Барбюс, прищурясь, поправил на Бриме перевязь и нахмурился.
   - Прошу прощения, адмирал, но мне сдается, вам сегодня не "до веселья.
   - Какое уж тут веселье, когда Родеф ноф Вобок  заглядывает  через  плечо.
Этот поганый жукид может начать вторжение  в  любой  момент,  насколько  нам
известно.  -  Брим  действительно  думал  об  этом   в   течение   короткого
содескийского дня, но сейчас он говорил не всю правду.  Что  -  вернее,  кто
по-настоящему не давал ему  покоя,  так  это  Марго  Эффервик,  самая  жизнь
которой находилась теперь под угрозой. За эти  годы  Брим  сменил  множество
великолепных любовниц, но она всегда оставалась той, единственной, и  всякий
раз, бывая на балу или приеме, он не мог не вспомнить о ней.
   Он грустно улыбнулся, глядя  на  густеющие  сумерки  за  окном.  Вот  уже
семнадцать лет минуло с той ночи, когда он впервые  встретил  ее  светлейшее
высочество, принцессу Эффервикского доминиона и кузину  принца  Онрада.  Это
произошло на одной из флотских вечеринок, когда Брим служил на своем  первом
корабле, эсминце "Свирепый". Марго присутствовала там  в  качестве  простого
лейтенанта, и, как скоро убедился Брим, к  службе  она  относилась  всерьез.
Высокая, прекрасно сложенная, она  была  одной  из  самых  красивых  женщин,
которую он знал, но не одна  красота  влекла  его  к  ней.  Он  до  сих  пор
представлял ее себе такой, какой она была в ту ночь: пышные золотые локоны и
мягкие, выразительные голубые глаза, светящиеся живым умом. Ее  кожа,  почти
болезненно бледная, слегка розовела на щеках,  а  когда  она  улыбалась,  то
ужасно мило морщила лоб. Влажные  губы,  длинные  красивые  ноги,  маленькая
грудь... Брим прикусил губу.
   Они влюбились друг в друга, а через некоторое  время  стали  любовниками.
Она была принцессой Эффервика, самого влиятельного доминиона Империи,  он  -
простолюдином из Карескрии, самого захолустного из всех секторов.  На  время
абсурдная реальность галактической войны стерла все различия между ними - но
только на время. Марго навязали  династический  брак  с  Роганом  Ла-Карном,
бароном Торонда - этим предполагалось скрепить союз его внушительной державы
с Империей.
   Однако звездные любовники продолжали свой роман, где нескончаемые периоды
разлук перемежались яркими вспышками свиданий.  Какое-то  время  это  у  них
получалось - даже когда суррогатный мир заставил всех вернуться  к  "нормам"
социальной жизни. Но постепенно расстояние, родившийся у Марго ребенок и  ее
пристрастие к губительному лигерскому наркотику,  тайм-траве,  разрушили  их
связь, и от нее осталась только тоска, которую Брим прятал глубоко в себе.
   Меньше стандартного  года  назад  он,  потерпев  катастрофу,  оказался  в
оккупированном Эффервике - и, сам того не ведая, был так  близко  от  Марго,
что мог бы прикоснуться к ней... А теперь он не знает, жива она или нет...
   - Время идти, адмирал, - мягко напомнил Барбюс,  подавая  Бриму  флотский
плащ. - Доктор Бородов и доктор Урсис, кажется, уже спустились в холл...
   - Спасибо. - Брим повернулся, и вестовой набросил  тяжелый  плащ  ему  на
плечи.
   - Знаете, адмирал...
   - Да, старшина?
   - Не мое это, конечно, дело.., но у нее все хорошо. Я знаю.
   - У кого это? - нахмурился Брим.
   - У принцессы Марго Эффервик, адмирал.
   - Почем ты знаешь, что я думаю о ней? -  с  некоторой  долей  раздражения
спросил Брим.
   - Да так, догадался. Вот уж сколько лет я подаю вам плащ перед такими вот
выездами в свет - и кто бы вас, скажем так,  ни  интересовал  в  это  время,
выражение лица у вас всегда одинаковое.
   Брим хотел было прочитать своему старому другу нотацию на  предмет  того,
что не надо соваться в чужие дела, но подумал, что Барбюс и правда знает его
лучше, чем кто бы то ни было во Вселенной. "Объекты  интереса"  приходили  и
уходили, но только Марго и Барбюс  оставались  неизменными  в  его  жизни  -
химера и реальность.
   - Пожалуй, ты прав, дружище. Ты ведь знаешь меня, как никто.  И  спасибо,
что веришь в нее. Это нелегко - даже я на время потерял веру.
   - Не вы один, - серьезно сказал Барбюс.  -  Многие  разуверились  в  ней,
когда ее выдали за этого жукида Ла-Карна - уж извините за выражение. И я все
еще думаю, что она замышляла убить вас тогда ночью во Флюванне -  да  только
действовала она не по своей воле. И, как-никак,  она  спасла  наши  шкуры  в
битве при Зонге. Вы сами знаете, адмирал, что она сделала это ради вас.  Это
чуть не стоило ей жизни - и ее сынишке тоже.
   - Спасибо вам, старшина. Не знаю, что и сказать...
   -  Да  и  некогда  уже  говорить,  -  усмехнулся  Барбюс.  -   Пора   вам
отправляться. Доктор Бородов и генерал Урсис ждут вас внизу.
   Брим хлопнул его по плечу.
   - Ладно, утром увидимся.
   - Э.., я прошу разрешения явиться завтра попозже, адмирал. Срочное дело.
   - Как она,  хорошенькая?  -  спросил  Брим  через  плечо,  направляясь  к
лестнице.
   - Что вы, адмирал, как можно!
   - За эти годы, старшина, я тоже неплохо тебя изучил.
   Елизаветинский дворец сиял огнями, когда личный лимузин Бородова прибыл к
его воротам.  Казалось,  что  этому  зданию  нет  конца.  Пятьдесят  окон  в
фантастических лепных наличниках простирались ввысь на десять этажей по  обе
стороны от главного входа, который мог сойти за триумфальную арку  в  дюжине
крупных городов галактики. Трое  друзей  миновали  целых  четыре  караульных
поста, прежде чем шофер подвез их к широкой дворцовой лестнице с  изваяниями
двухголовых скальных волков по бокам.
   Снег кружился в лучах  прожекторов,  превращая  скованные  зимой  сады  в
декорацию из волшебной  сказки.  Княжеские  гвардейцы  в  багряных  парадных
мундирах, черных сапогах и высоких меховых шапках стояли в шесть рядов вдоль
красной ковровой дорожки, которая вела к  резным  двустворчатым  дверям.  По
словам Бородова,  эти  двери  украшали  еще  первый  Елизаветинский  дворец,
стоявший на этом месте почти пятнадцать веков назад.  Гренадеры,  знаменитые
своей выправкой, застыли неподвижно, держа лучевые пики под одним и  тем  же
углом - словно они,  как  и  скальные  волки,  были  изваяниями,  способными
пережить  даже  прославленные  двери.  Брим  улыбнулся.  Он  одобрял   такие
традиции, хотя войска, подобные  этим,  относились  к  тем  временам,  когда
медведи еще и в космос не выходили.
   - Умеем мы пускать пыль в глаза, а, Вилф Анзор? - сказал Урсис.
   В это время громадный  медведь  в  багряной  ливрее  до  пят  с  золотыми
позументами открыл дверцу лимузина и низко поклонился.
   - Князь  Бородов...  Генерал  Урсис...  Адмирал  Брим...  -  произнес  он
по-авалонски, исключительно ради Брима.  -  От  имени  великой  княгини,  ее
величества Катерины, приветствую вас в Елизаветинском дворце. - Его перчатки
были столь белоснежны, что он, должно быть, менял их после  открытия  каждой
дверцы.
   Бородов, по своему титулу принадлежащий к высшим кругам общества, ответил
за всех троих, тоже по-авалонски:
   - Прошу передать ее величеству  княгине,  что  она  оказала  нам  большую
честь, пригласив сюда.
   Брим, как низший по рангу, вышел из машины первым,  Урсис  и  Бородов  за
ним. Шофер тут же отъехал, освобождая  место  следующему  лимузину,  а  паж,
снова поклонившись, сказал:
   - Не угодно ли пройти далее по ковру. - На этот раз авалонский  исполнял,
помимо почетной, и практическую функцию - ведь первым должен был идти  Брим.
Но слова, хоть и предназначались для него, были  обращены  к  Бородову,  как
самому высокому гостю.
   За дверьми - и тонкой завесой теплого ароматного воздуха, не пропускающей
мороз внутрь, - начиналась  самая  великолепная  двойная  лестница,  которую
Бриму доводилось видеть в галактике. Обводящая полукружием вестибюль высотой
в пять этажей, украшенная зеркалами и лепниной, она двумя крыльями  взбегала
на балкон второго этажа. Под  балконом  помещался  альков  в  форме  морской
раковины, где стояла (как объяснил  Бородов)  статуя  героического  великого
князя  двенадцатого  века,  Сергия  Девятнадцатого,  верхом   на   Базарове,
мифическом предводителе всех скальных волков.
   Пажи в багряных ливреях, встречая гостей  у  мраморных  перил  гардероба,
принимали у них верхнюю одежду, вручая взамен увесистые золотые  номерки,  а
после указывали на одно из крыльев лестницы. Так  они  регулировали  людской
поток, поднимающийся на  балкон,  откуда  четыре  двустворчатые  двери  вели
куда-то еще. Брим догадывался, что там, внутри, происходит прием, ибо сквозь
гул и суету слышался звучный голос, выкликающий содескийские имена. Выключив
термостат, он передал плащ пажу, сунул в карман номерок и вместе с Урсисом и
Бородовым зашагал по правой лестнице.
   Каждая ступень,  по  всей  видимости,  была  высечена  из  цельной  глыбы
великолепного содескийского гранита, как и промежуточная площадка, где  была
выложена мозаикой Большая Содескийская Печать. Следующую  площадку  украшало
изображение печати города Громковы, а пол балкона представлял собой  картину
с процессией медведей-священников из династии Кевианов, на что указывали  их
золотые одежды. Брим,  точно  попавший  в  музей,  с  облегчением  прошел  в
двухстворчатую дверь на антресолях и меж двух грациозных  колонн  вступил  в
дымчатую, душистую атмосферу бального зала, почти не поддающегося описанию.
   Больше  двухсот  иралов  в  длину  и   ста   в   ширину,   Смольный   Зал
Елизаветинского дворца вполне оправдывал свою громкую  славу  -  по  крайней
мере в глазах Брима.  Вдоль  продольных  синевато-зеленых  стен  выстроились
двадцать  алебастровых  колонн.  Почти  пятидесяти   иралов   высотой,   они
поднимались  от  великолепного  паркетного  пола   до   жемчужного   багета,
обегавшего весь зал,  и  тянулись  еще  на  двадцать  иралов  до  сводчатого
потолка. Сам потолок, обведенный причудливым  мозаичным  бордюром,  украшали
живописные плафоны с растительным орнаментом - листьями, шишками, ветками  и
прочим. Вся эта зелень произрастала  на  содескийских  планетах,  достаточно
теплых, чтобы похвалиться "летом".
   На закругленных краях трапециевидного зала располагались восемь  высоких,
с круглыми фронтонами окон в мельчайших переплетах с хрустальными стеклами -
они  выходили  в  огромный  заснеженный  сад  с   аллегорическими   ледяными
скульптурами,  которые  могли  выйти  только  из  богатейшего  содескийского
фольклора. Восемь громадных четырехъярусных  хрустальных  люстр  с  тысячами
свечей свисали в ряд с потолка, окутывая весь зал теплым мерцающим светом  и
блеском своих подвесок. Бессчетные свечи  затуманивали  воздух  и  придавали
легкую чувственную ауру ярким  нарядам  танцоров.  Медведи,  люди,  крылатые
азурнийцы, даже горсточка  тихих  полупрозрачных  Ночных  Торговцев,  только
недавно  вступивших  в  деловые  отношения  со  сверхсветовой  галактической
цивилизацией, - все кружились по паркету  под  звуки  новомодной  авалонской
"волновой" музыки, которую исполнял оркестр  с  многоступенчатой  эстрады  в
конце зала.
   Сразу за дверью величественный мажордом - тот самый, которого Брим слышал
внизу, - с низким поклоном дунул  в  серебряный  свисток  и  объявил  что-то
по-содескийски, упомянув "Вилфа Анзора Брима", "Николая Януарьевича  Урсиса"
и "Анастаса Алексия Бородова". Это вызвало аплодисменты  у  тех,  кто  стоял
поближе и мог что-то расслышать сквозь музыку, смех  и  болтовню  на  дюжине
языков. Трое друзей заняли место на конце очереди ожидающих приема.  Вытянув
шею, Брим  разглядел  вдали  внушительную  фигуру  Катерины.  В  белоснежном
платье, усеянном драгоценными камнями со всей  Г.Ф.С.Г.,  она  являла  собой
весьма представительную медведицу, чтобы не сказать больше.
   Урсис шутливо облизнулся:
   -  Только  Катерина  и  этот  дурацкий  прием  отделяют  нас  от   океана
превосходнейшего логийского.
   - Стало быть, танцевать ты не собираешься? - весело осведомился Брим.
   - А-а! Вот, значит, что они все делают!
   - Я не уверен, дружище. С этими новыми авалонскими па не  понять,  то  ли
они так пляшут, то ли просто пьяны в стельку.
   - Что бы они ни делали, скромными их движения не  назовешь,  -  засмеялся
Бородов.
   - На этих зимних вечерах скромность - последнее дело, - заметил Урсис.  -
Особенно теперь, когда у каждого появилась  реальная  возможность  пасть  на
войне. Моральные устои такой ситуации не выдерживают.
   Паж в алой ливрее, золотом жилете, коротких  белых  панталонах  и  чулках
подвел Брима к первому сановнику из тех,  что  принимали  гостей,  -  седому
адмиралу Содескийского торгового флота. От  его  рукопожатия  Брим  чуть  не
крякнул.  Жена  адмирала,  величественная  медведица  с  коровьими  глазами,
благосклонной улыбкой и совершенно седой мордой, была столь же мила, как  ее
супруг груб. Далее следовал армейский генерал, которого Брим уже встречал на
маневрах. Затем трое князей  с  княгинями;  затем  флювийский,  азурнийский,
ликсорианский и эффервикский послы со своими женами. Последним в ряду, ближе
всех к великой княгине, как подобало  ближайшему  и  самому  могущественному
союзнику Содески, стоял авалонский посол, С.  Креллингхем  Браунинг,  видная
фигура при дворе императора Онрада. Высокий,  аристократический,  с  тонкими
усиками и гордым взглядом. Он с легкой улыбкой  посмотрел  на  Брима  сверху
вниз.
   - Кажется, я  видел  вас  на  содескийских  маневрах,  адмирал.  Вы  ведь
карескриец, верно?
   Брим внутренне ощетинился. Карескрия была беднейшим сектором  Империи,  и
всю свою карьеру ему приходилось преодолевать связанные с этим предрассудки.
В  последние  годы,  правда,  император  все  больше  опирался  на  огромный
промышленный  потенциал  этого  региона  и  на  его  трудолюбие,  выносливое
население.  Все  больше  карескрийцев,  подобно  Бриму,  занимали  места  на
бастионах Империи.
   - Верно в обоих отношениях, господин посол, - сказал он, прищурив  глаза.
- Вы действительно видели меня на Воркуте - и я действительно карескриец.
   Посол понимающе кивнул.
   - Горжусь возможностью познакомиться с вами, адмирал. Я с интересом слежу
за вашей блестящей карьерой. Такие карескрийцы, как вы  и  адмирал  Колхаун,
оказывают большие услуги Империи.
   Брим, приятно удивленный, пробормотал:
   - В-вы мне льстите, господин посол.
   - Правда лестью не является, - покачал головой тот. - Дорогая,  -  сказал
он, повернувшись направо, - позволь представить тебе адмирала Вилфа Брима из
нашего  Имперского  Флота,  героя  битвы  за  Авалон,  если  меня  правильно
информировали.
   Брим, весь красный, повернулся к статной, нарядной женщине.
   - Вилф Брим? - с безграничным удивлением повторила она.  В  этот  миг  он
тоже узнал ее и, покраснев еще пуще, промямлил:
   - Марша Браунинг. -  Почему,  ну  почему  он  не  открылся  ей  тогда,  в
посольстве?
   - Я вижу, вы знакомы, - сказал посол.
   - Да.., мы встречались не так давно в посольстве, - ответила женщина,  но
краска на лице выдала ее замешательство.
   - Вот и прекрасно, - произнес  посол  и  отвернулся,  чтобы  пожать  руку
Урсису.
   - Хорош инвентаризатор, - прошептала она, растерянно  взирая  на  золотые
эполеты Брима. Потом ее охватил гнев. - Должно быть,  ваша  маленькая  шутка
вас очень позабавила.
   - М-марша, - пробормотал Брим, - пожалуйста, позвольте мне объясниться.
   Мимолетная улыбка тронула ее губы, и она кивнула.
   - Да. Мне думается, я заслуживаю  объяснения.  Только  позже  -  когда  я
закончу прием.
   - Быть может, я все-таки смогу угостить вас кф'кессом?
   - Даже логийским - его здесь раздают даром.
   - Тогда за мной два бокала.
   - Я вас найду, - пообещала она и обратилась к  важному  медведю  рядом  с
собой:
   - Барон Уйловский, позвольте представить вам  адмирала  Имперского  Флота
Вилфа Брима...
   За Уйловским последовали бароны Таснович, Горогорд, Кравинский и Ворно. В
конце концов Брим обменялся рукопожатием с самим Орловским.
   - Адмирал, -  произнес  граф  высоким  манерным  голосом,  -  я  счастлив
познакомиться с вами. - Его рука  напомнила  Бриму  теплого,  но  безнадежно
дохлого лосося. - Вы ведь имперский гость Анастаса Алексия, не так ли? Желаю
вам приятно провести время в Содеске. - Не успел Брим и слова вымолвить, как
граф передал  его  великой  княгине.  -  Ваше  величество,  представляю  вам
адмирала Вилфа Брима, одного из приближенных Онрада.
   - Как мило, что вы нас посетили, адмирал, - с полуулыбкой сказала великая
княгиня. Вблизи ее пропорции казались поистине героическими. При всей  своей
величине она обладала некой тяжеловесной грацией и  достоинством,  присущими
всем медведям - даже в более высокой степени. - Николай  говорил  о  вас,  -
заметила она.
   - Весьма польщен, ваше величество.
   - Пожалуй, это мы, содескийцы, должны быть польщены вашим  визитом.  -  И
она, кивнув Бриму, поручила его  заботам  еще  одного  багряного  мажордома,
который  объяснил  гостю,  где  находятся  буфеты,  бар  и  прочие  полезные
помещения. Скоро к Бриму  присоединились  Урсис  и  Бородов,  и  они  вместе
отправились промочить горло.

***

   Брим циркулировал в блистательной толпе со своими двумя менторами,  то  и
дело останавливался, когда Урсис и  Бородов  считали  нужным  с  кем-то  его
познакомить. Обычно ему нравилось знакомиться с новыми лицами,  но  на  этот
раз ему,  как  он  ни  увиливал,  пришлось  еще  протанцевать  два  наиболее
медленных танца (он часто говаривал, что предпочел бы встретиться в одиночку
с дюжиной ГХ-262). Ему и с женщинами танцевать  было  затруднительно,  а  уж
медведицы, некоторые из которых были в полтора  раза  больше  его,  и  вовсе
удручали. Поэтому, когда двое его друзей вступили в долгую беседу с каким-то
историком, он с облегчением ретировался в одну из буфетных ниш,  чтобы  дать
ногам отдых. Усевшись на освободившийся табурет в конце длинной стойки,  где
толпились представители всех галактических рас, он заказал бокал логийского,
расслабился и постарался припомнить, как кого зовут из доброго миллиона  его
новых знакомцев. Медведи, люди, ликсорийцы - но из всех них, хоть убей,  ему
четко вспоминалась одна только Марша Браунинг,  и  он  не  был  уверен,  что
следующая встреча с ней сулит ему что-то хорошее. Пока  он  думал  об  этом,
разглядывая инкрустированную стойку, чья-то рука коснулась его плеча.
   - Так что же, намерены вы меня угостить или нет? - спросил  мягкий  голос
Марши Браунинг.
   Он посмотрел на нее, увидел, что она улыбается, кивнул и слез с табурета.
   - Я обещал вам даже два бокала.
   - Для начала я выпью один. - Она грациозно вспорхнула на высокое сиденье.
- Два я уже прикончила раньше, а вам  известно,  как  легко  заморочить  мне
голову даже в трезвом виде.
   - Уфф, - сказал Брим, обернувшись к бармену. - Полагаю, я это заслужил.
   - Не настолько, как я старалась показать. Если подумать, я  не  дала  вам
особых шансов исправить мою ошибку.
   -  Вначале  -  да.  -  Брим,  несмотря  на  все  свои  благие  намерения,
порадовался тому, что из-за тесноты вынужден стоять так близко к этой  милой
женщине. Она пользовалась восхитительными духами. - Но  потом  у  меня  было
достаточно времени, чтобы высказаться - однако я молчал. Наверное, в ту пору
я был уже так очарован вашим обществом, что не  хотел,  чтобы  рабочий  де