смерчем сухие
листья.
     Герцог задержался  на  миг.  -  Не  знаю, какой  магией  ты вызвал  это
кудесник, все ж будь уверен,  я отомщу! - А затем взмыл и унесся к кургану с
долгим  протяжным  воплем  гнева,  который  становился  все  тише  и  тише и
оборвался,  когда закрылась  дверь  кургана.  Еще несколько  минут  из холма
по-прежнему слышались вопли,  приглушенные  и  отдаленные, а затем все стало
тихо. Лунный свет разлился на  мирный дол, позванивали на  ветру  серебряные
листья,  остался  лишь  круг примятой  травы,  показывавший,  где  танцевали
эльфейцы.
     Герцог Фойдин стоял,  уставясь  на  эльфейский  холм,  а затем медленно
обвел взглядом дол, пока его  глаза не остановились на Роде.  Он прищурился,
затем  по  лицу у него  расползлась  злорадная  усмешка,  затем он  двинулся
вперед.
     Род медленно  положил тело Магнуса  и поднялся, пошатываясь, на  ноги с
кинжалом наготове.
     Гвен обернулась и увидела это. Тогда она переместила взгляд, разыскивая
упавший  меч Рода. Тот  поднялся  с земли и закружил в  воздухе рядом с ним,
нацелив  острие  на  герцога  Фойдина.  Сквозь заполнившую его  печаль,  Род
почувствовал утешение от  ее поддержки. -  Если  кто  умрет,  милорд, первым
будете вы.
     Герцог  и его подручные остановились,  усмешки  исчезли. Глаза  Фойдина
следили за парящим мечом Рода, потом за его кинжалом. Увидев его болтающуюся
руку, он провел языком по губам и приказал:
     - Отдайте моего подопечного и племянника.
     - Он пойдет со мной, - процедил сквозь зубы Род.
     Лицо  герцога   потемнело.   Он  оглянулся   на   своих  людей,  а   те
переглядывались друг с другом. Руки нащупывали рукояти мечей, но они бросали
тревожные взгляды на Рода.
     Гвен  шепнула Корделии,  и девочка пристально посмотрела на  меч.  Гвен
перевела взгляд на  трехфутовой высоты валун в  пятидесяти футах от герцога.
Тот  дрогнул,  затем  покачнулся и  потом  начал  опрокидываться, покатился,
переворачиваясь, все быстрее и быстрее, прямо на герцога и его людей.
     Придворные в страхе бежали. Герцог задержался,  чтобы  бросить ядовитый
взгляд на Рода, а потом тоже убежал. Род глядел им вслед горящим взором.
     Вдруг послышался  слабый звук. Род  упал на землю  рядом с  неподвижной
фигурой Магнуса. - Гвен! Быстро!
     И она очутилась рядом и в ужасе уставилась на сына.
     Род прижал большой палец к запястью Магнуса.
     - Пульс еще есть...
     - Дети, быстро! - резко скомандовала Гвен,
     - Клевер-четырехлистник, красную вербену и зверобой! - нагнувшись,  она
распахнула Роду камзол и содрала с раны повязку  с  растениями.  - Сгодится,
пока они  не  найдут  свежих!  Она нужна сейчас!  Род  скривился от  боли  и
смотрел, как она  распахнув камзол Магнуса, прижала припарку свежей стороной
к ране. - Ах, если б только действовали рифмованные заговоры!
     Это,  казалось,  разумным, во  всяком  Случае гармонизировало  со  всем
случившимся  здесь. Родом овладело странное  головокружение, а  с  ним опять
пришло  ощущение строгого, но доброго присутствия. Рот у него открылся, и он
обнаружил, что произносит нараспев:

     Подымайся, кровь красна,
     Жизнью жилы наполняя,
     Затворяйтесь раны все,
     Яд эльфейский исторгая!
     Сила фейри унялась,
     Живо власть свою теряя,
     Воин встань, приветствуй день,
     И живи, забот не зная.

     Гвен метнула на него признательный взгляд.
     Его правая рука произвела великолепный поворот, и что-то щелкнуло. Род,
охнув  от боли, схватился за плечо.  -  Аааа...  айййй! - он хватанул воздух
открытым ртом и с трудом сглотнул.  Дол поплыл у него перед глазами, а затем
остановился, и боль постепенно притупилась.
     - Милорд! Что тебя мучает?
     - Ничего теперь, - Род, дивясь, помассировал плечо. Он пошевелил рукой,
та одеревенела,  но  действовала.  -  Да  ладно про меня! Как  Магнус? -  Он
опустил взгляд и  увидел,  что  к  лицу  мальчика  возвращается  цвет.  Гвен
уставилась на него, а затем медленно сняла припарку.  Под ней, только слабая
красная линия отмечала след от меча. Род едва расслышал се шепот:
     - Он  исцелился! Она вскинула голову, пристально глядя в глаза Роду.  -
Где ты научился этому заговору?
     Род медленно покачал  головой. - Просто пришел на ум... Э - ведь это ты
зазвонила в церковные колокола, не правда ли?
     Не отрывая от него взгляда, она отрицательно покачала головой.
     Они молча стояли на коленях, смотря друг на друга.
     Затем Род отвел  глаза. -  У меня было ощущение, будто мне  помогает...
нечто... какое-то... некий...
     - Дух? - тихо спросила Гвен, Род пожал плечами.
     - Не знаю, как назвать... Магнус застонал.
     Они оба склонились над ним, затаив  дыхание. Он  приподнялся на локтях,
хмурясь и моргая.
     - Папа... извини...
     - Извинить? За что?
     -  За то что... мне пришлось  позвать на помощь.  Понимаешь... там была
мощнейшая магия. С одной силой  я  бы справился,  но... она  была  странной,
непохожей на любую, с какой я имел дело раньше.
     Род встретился взглядом с Гвен. - Это имеет смысл: какую б там магию не
применяли эти эльфы, она вероятно не псионическая. Что это вообще за место?
     - Я  думаю, такое, где истинно царит  магия.  Ты же исцелил своего сына
рифмованным заговором, не так ли?
     -  Ну, да -  но  слова всего лишь сфокусировали  совершившую  исцеление
силу.
     У Гвен расширились глаза. - Ты обладаешь такой силой?
     -  Ну, в то время  она была во мне.  -  Род нахмурился. - Тот "дух",  о
котором я тебе  говорил. Пли может это все-таки я... Ну, не  имеет значения.
Он снова посмотрел на Магнуса. - Насколько ты здоров, сынок?
     - Я чувствую себя одеревенелым, но  сильным, как всегда. И прежде,  чем
они  смогли  остановить, Магнус перевернулся на  колени и  встал.  Он сделал
несколько испытующих шагов, а потом кивнул. - Я чувствую себя усталым, папа,
но я здоров.
     Род испустил вздох  облегчения. - Ну, какая б магия не совершила это, я
целиком за нее!
     - И все же, чем она была, на самом деле? - гадала Гвен - Или... чьей?
     - Я не уверен, что  хочу знать ответ, - медленно произнес Род. - Пошли,
давай убираться отсюда. Как только герцог Фойдин вернется в  замок, по пятам
за нами бросится целая армия.

        "ГЛАВА 16"

     Изменились не только деревья, но и время дня. Когда отец Ал шагнул мимо
Векса через линию камней было утро, а здесь была ночь с проступающими сквозь
блестящую  листву  лучами лунного света.  Он затаил дыхание при виде красоты
этой лесной поляны. Да, Здесь может быть магия.
     Затем  он  вспомнил  о своей  миссии и огляделся  в  поисках каких-либо
следов Гэллоугласов. Лесной  ковер  из  лишайника был основательно  утоптан,
здесь, наверняка, прошло много людей. Нагнувшись поближе, он сумел различить
отпечатки маленьких и больших ног, наверняка,  Гэллоугласы  и  их  дети.  Он
выпрямился и огляделся кругом, сразу же увидел два  уходящих от него  следа,
маленький  и  широкий.  Подумав,  он  решил,  что  маленький  след  оставлен
предварительной вылазкой, а широкий - всей  семьей, двигавшейся вместе. Идти
по  этому  следу  оказалось  легко  - палую и  лежалую  прошлогоднюю  листву
разворошили, прутья поломали, а маленькие растения  затоптали.  Значит он не
намного отстал от них, не больше,  чем  на сутки. И  если он  поспешит... Он
отправился за ними, по освещенной луной проторенной тропинке.
     Он прошел примерно двадцать шагов, прежде  чем случайно поднял взгляд и
увидел на стволе зарубку.
     Он  остановился,  обрадовавшись. Какие они внимательные,  оставляют ему
такой четкий след! Конечно же, предназначали они его не для него - откуда им
знать, что кто-то последует за ними? Они несомненно хотели знать, что смогут
найти  обратный  путь  к точке, где появились; она являлась, надо  полагать,
единственным местом, где этот мир соединялся с их собственным. Мир?
     Он огляделся кругом, соображая.  На Земле  никогда не  росло серебряных
деревьев,  как  и  на   любой  планете,  о   какой   он  когда-либо  слышал.
Доказательство едва ли решающее, но все же... Закралась холодящая мысль, что
он, возможно, даже не в своей вселенной, и ему в первый раз пришло в голову,
что следует побеспокоиться о том, как попасть обратно домой.
     Любопытное  дело, никакого  беспокойства  он  не  испытывал.  Если  Бог
захочет, чтобы  он  вернулся  на  Грамарий  или на  Землю, то  Он несомненно
предоставит  средства. А  если Он не захочет, ну, отец Ал давным-давно решил
выполнять ту работу, какую ни пошлет  ему  Бог,  где  бы она  не  оказалась.
Смерть  на  родной  планете  не  имела  большого  значения,  по  сравнению с
выполнением воли Божьей.
     Поэтому он бодро зашагал меж лесных деревьев, идя по  следу зарубок  и,
насвистывая, - и не просто от хорошего настроения.
     Он вышел на  берег реки и посмотрел  в обе стороны, высматривая деревья
с... Какие там зарубки! Ничего! Ни одного отмеченного ствола!
     Ну, конечно,  возвращаться-то они  будут  вдоль берега реки;  они будут
знать, в каком они шли направлении. Для ориентации хватало и самой речки. Им
нужно лишь знать, у какого дерева сворачивать снова в лес.
     Вот тут возникла  непростая задачка. В какую сторону они  пошли? Налево
или направо? Вверх или вниз по течению?
     - Какая приятная встреча при лунном свете, красивый незнакомец.
     Она  поднялась из воды,  темные волосы переливались у  нее  на  плечах,
прикрывая груди - и прикрывали их только они. У  нее были большие,  раскосые
глаза, маленький нос,  но  широкий рот с  полными, красными  губами и  очень
бледная кожа. - Как  я счастлива, - промурлыкала она, - что нашла господина,
способного  поухаживать  за  мной.  Она  вышла  к нему  из  воды. Когда  она
поднялась вокруг ее бедер  обвился,  отдавая символическую дань  скромности,
водяной кресс. Отец Ал сумел силой вернуть свой взгляд к ее лицу, чувствуя в
своем  теле реакцию,  напомнившую ему,  что священники тоже люди. Он облизал
губы и пробормотал:
     - Приветствую вас, Леди Вод.
     -  Я  не  леди,  - прожурчала  она  -  А  шалунья,  жаждущая  выполнять
приказания смертного мужа, -  она обвила ему  руками шею и прижалась к  нему
всем телом.
     Это противоречило всем требованиям, которых желало его тело, но отец Ал
мягко, но твердо высвободился из  ее объятий и прижал ей ладони друг к другу
у себя перед грудью, вынуждая ее тело  отстраниться от него. Она в удивлении
уставилась на него. - Как так! Не отрицай будто ты не хочешь меня!
     - Хочу, - признал отец Ал - но сие было бы  не правильным. Он взглянул,
на ее пальцы и заметил между ними крошечные, рудиментарные перепонки.
     -  Не правильно потому, что ты  смертный,  а я нимфа? - рассмеялась она
показывая безупречные,  очень белые  зубки. - Полноте! Это делалось часто, и
всегда к восторгу мужчин!
     Да, к восторгу! - Но отец Ал вспомнил  кое-какие древние легенды о том,
как соблазнение водяной девой приводило к смерти. А, если это не получалось,
то к возрастающему отчаянию, что обязательно рвало душу смертному любовнику.
Он уцепился за  эти воспоминания для придания себе сил и  объяснил. - Такого
не должно быть. А то, что  я человек, а  ты  нет,  имеет  к  этому небольшое
отношение. Видишь  ли, девушка, если ты расточаешь милости своего тела  там,
где тебя только вожделеют, а не любят, то нарушаешь свою нетронутость.
     - Нетронутость? - улыбнулась она, видимо забавляясь его словами - Такие
слова только для смертных, а не для эльфейцев.
     -  Отнюдь,  -  строго  поправил  ее  отец  Ал.  -  Слово  это  означает
целостность, целостность твоей души.
     Она рассмеялась, ослепительным водопадом  звуков.  -  Да ты,  наверное,
шутишь! У эльфейцев же нет бессмертных душ!
     -  Значит  есть  личности,   -  отец  Ал  разозлился   на  себя   из-за
забывчивости. -  Самоотождествление.  Самая  суть тебя, то, что  делает тебя
неповторимой, особенной - не совсем такой, как любая другая, бывшая на свете
нимфа.
     Она стала серьезной. - По - моему ты не шутишь.
     -  В самом  деле,  не  шучу.  Твое  самоотождествление,  девушка,  твое
истинное "я", сокрытое  ото всех и известное  только тебе самой, и есть  то,
чем ты являешься в действительности. Оно основано на тех немногих принципах,
в кои ты искренне и  глубоко веришь - верования, какие по-прежнему останутся
па  дне, в основании  твоего "я", если напрочь  убрать  все  манеры и  стили
поведения,
     - Ну в таком  случае, - улыбнулась она  - я шалунья-нимфа, ибо  в самой
глубине моего "я" находится самый главный мой принцип - половые наслаждения.
- И снова попыталась обвить руками его шею.
     Эти истории отец Ал уже слышал раньше и не только от русалок. Он твердо
удержал ее руки и смотрел  пристально ей  в глаза. -  То, о чем ты говоришь,
лишь  оправдание, и  оно никуда не  годится. Какой-то мужчина  глубоко ранил
тебя,  когда  ты была молода и  нежна.  Ты открыла  перед ним  свое  сердце,
позволив  ему  вкусить твое  тайное  "я", открыла  также  и  свое тело,  что
казалось вполне естественным.
     Она потрясение уставилась на  него,  а затем  вдруг рванулась,  пытаясь
вырваться на волю, - Я не стану больше тебя слушать!
     - Станешь, -  строго сказал он, крепко держа ее за запястья. - Ибо юный
воздыхатель,  насытившись тобою, удрал и забрал с собой часть твоего тайного
"я".  А  потом весело пошел  своей  дорогой,  посмеиваясь  над тобою,  А  ты
заблудилась в печали и  боли, так  как он вырвал часть тебя, которую никогда
нельзя будет вернуть на место.
     - Смертный, - так и возопила она, - ты с ума сошел? Я же нимфа!
     Это отец  Ал  уже слышал.  -  Не имеет значения.  Никогда не  возникало
мыслящего  существа,  могущего разрывать на мелкие кусочки свое тайное "я" и
бросать их  прохожим;  ты таким образом  постепенно раздать все свое  тайное
"я",  пока  ничего не  останется, и ты  перестанешь  существовать. Останется
только ходячая оболочка. Это происходит всякий раз, когда ты открываешь свое
тело тому, кто тебя не любит и  тому,  кого не любишь ты.  Все это  нарушает
цельность твоего тайного "я". Мы так созданы, что наши внутренние "я" и тела
неразрывно соединены меж собой, и когда открывается одно, должно открыться и
другое. Поэтому, когда ты открываешь  свое тело,  держа закрытым свое тайное
"я", то нарушаешь цельность своего "я".
     - Я тысячу  раз  проделывала  это, - фыркнула она  - и все же  внутри я
цельная!
     -  Нет, неверно. Всякий  раз исчезал крошечный  кусочек  тебя, хотя  ты
упорно старалась не замечать.
     - Нет, не правда -  ибо у меня в природе отдавать свое тело и сохранять
нетронутым свое "я"! Я ведь нимфа!
     - Это не слабое оправдание,  впервые  придуманное тобой, когда у тебя в
первый раз разорвали твое тайное  "я". Ты тогда  сказала себе: "Это не имеет
значения, меня не трогает. У меня природа отдавать свое тело, а не душу, мое
единственное истинное желание -  наслаждение." - Чтобы доказать самой  себе,
ты  стремилась сойтись с  каждым подвернувшимся мужчиной, и каждый  раз тебя
рвали  вновь  и  тебе  требовалось  вновь  оправдывать случившееся  желанием
наслаждений с большим  неистовством, хотя знала  в глубине  души, что это не
то, чего бы тебе хотелось.
     -  А тебе-то  что?  -  сердито  спросила она.  -  Почему ты читаешь мне
проповеди? Почему ты заставляешь меня слушать, когда я отворачиваюсь?
     Разве не  из-за собственного оправдания,  жаркой  похоти, что  бушует в
тебе при виде меня?
     Осторожно, - подумал отец Ал. - Да, так. Но разве мое оправдание вредит
тебе? Или мне?
     Она  нахмурила бровки, вглядываясь ему в глаза. - Нет... мне нисколько.
И  все же  тебе, по -  моему, это  вредит, потому что для тебя было бы  куда
естественней схватить меня и сойтись со мной буйно и самозабвенно.
     - Ты видишь меня насквозь, - признал отец Ал. - Хотя это и естественно,
по не правильно, так как будет оторвана часть меня, равно как и  часть тебя.
-  Он  вздохнул  -  По мнению  мужчин,  женское "я"  может  быть  растерзано
спариванием одной  ночи,  в то  время,  как  мужскому "я",  такая участь  не
грозит,  но  это только мнение. Мы тоже созданы единым  куском, тело и  душа
столь  хитро соединены друг с другом, что мы не можем отдать  одно, не отдав
другого. И нас  тоже может  растерзать первое спаривание  с той,  которая не
любит. Но  и  мы пытаемся иной  раз  отрицать, стараясь переспать  со  всеми
девицами, с какими удастся. Вот так  и родилась легенда о мужской мощи. Души
многих молодых  были  растерзаны беспорядочными  связями,  проистекающими из
таких вот  соображений, что по существу являются  призраком. Если  б молодые
люди сказали правду, то признались, что удовольствия весьма сомнительны, так
как спаривание без  любви, когда  наслаждение  переходит в экстаз,  на самом
деле превращается в пепел и отдает желчью.
     - Я думаю, - медленно проговорила она - что ты говоришь так из-за боли,
которую сам познал.
     Он  печально  улыбнулся.  - Все  молодые люди  совершают  одни и  те же
ошибки.  Многие  ступают на  дерн,  прикрывающий  ловчую яму, как бы  их  не
предупреждали о беде старшие. И я был некогда молод, и не всегда носил рясу.
     Вдруг  ее глаза расширились от ужаса. Отпрыгнув назад,  она окинула его
одним  быстрым  взглядом с ног до головы  и прижала  ладони  ко рту. - Ты  -
монах!
     Он улыбнулся. - Ты видела лишь, что я мужчина?
     Она кивнула.
     - Если б  ты внимательно посмотрела,  то поняла, что я  гуляю по берегу
речки не в поисках удовольствий.
     -  Нет,  это совсем необязательно,  -  нахмурилась она, - я знала. Нет,
неважно. Если ты пришел сюда не развлекаться, то зачем?
     - Я ищу тут одного мужа, жену и  трех детей, - медленно проговорил отец
Ал. - Они вышли некоторое время назад из этого леса, пока светило солнце. Ты
случайно не видела их?
     -  Видела,  -  медленно  отвечала нимфа,  -  они  разбудили меня  после
дневного сна: малыши сильно шумели.
     - Понимаю. - Отец  Ал читал проповеди в семейных церквях. - Ты не могла
бы сказать, в какую сторону они направились?
     Она покачала головой.  - Я  видела их недолго.  Успела только заметить,
что  с  ними женщина, очень красивая. Это воспоминание, кажется,  раздражало
нимфу.  -  Я не возымела  никакой надежды на удовлетворение, хотя мужчина  и
мальчики были миловидные, поэтому снова отправилась в свою водную постель.
     -  Пропади  все  пропадом!  -  отец  Ал  стиснул  кулак. -  Как же  мне
определить, в какую сторону идти?
     - Если дело столь  важно для тебя, -  медленно  проговорила нимфа - то,
может,  я сумею помочь.  Ты  посиди  здесь и подожди, а я быстро  поплыву по
речке и поищу их следы.
     -  Тогда  сплавай  же! -  выкрикнул отец Ал. -  Вот то,  что  надо! Ну,
спасибо тебе, девушка! Да благословит тебя...
     -  Умоляю тебя,  остановись!  -  подняла  руку нимфа. -  Прошу тебя  не
называй  своего  Божества!  Побудь  здесь, я  поищу.  - Она нырнула в воду и
пропала.
     Отец Ал посмотрел  ей вслед, а затем вздохнул и осторожно опустился  на
речной берег. Он уж не так юн, как раньше. Но в некоторых отношениях все еще
достаточно  молод для удовольствий, а? Он гадал, будет ли от его настойчивой
лекции  какой-то  прок, запомнит  ли  ее  нимфа. Вероятно  нет.  Когда  дело
касалось секса, молодежь ничему  не способна научиться, а девушка была вечно
молодой.  Но с ее стороны было  очень любезно предложить ему помощь  или это
послужило лишь удобным предлогом убраться подальше от болтливого старика?
     С этой мыслью он  сидел, как на иголках, напряженно гадая, соизволит ли
нимфа хотя бы вернуться.
     Вдруг вода  перед ним с шумом  расступилась, и из нее  поднялась нимфа,
отбрасывая с лица волосы.
     - Они идут, любезный монах. Возвращаются вверх по течению берегом реки.
- Она показала где, - хотя и не могу сказать почему.
     - Тысячу тебе  благословений! -  воскликнул, стремительно  вскакивая на
ноги, отец Ал. Ни