, охотиться самостоятельно, потому что понимали: дикому зверю место в тайге, а не на цепи рядом с хозяйской конурой.
     Волк, по всей вероятности, вернулся в свое логово после ночной охоты, и она не стала его беспокоить. Вот уже два с лишним года Темуджин живет на свободе, и только иногда, как сейчас, их следы пересекались. Но волк никогда не подходил ближе, чем на десяток шагов. Предпочитал наблюдать за своей бывшей хозяйкой со стороны. Правда, порой выносил на тропу и оставлял, будто в подарок, то убитого зайца, то задавленную копалуху. Откуда Темуджину знать, что для человека охота в заповеднике запрещена раз и навсегда.
     Людмила остановилась на краю ущелья, заглянула в его мрачные глубины, потом оттолкнулась лыжными палками и заскользила вниз по склону. До границы заповедника оставалось пятнадцать километров. И она уже два часа шла по лесу, возвращаясь с дальнего кордона Теплый Ключ. Неделю назад после пурги егеря сообщили по рации, что видели на ближайшем гольце следы двух ирбисов. Субботу и воскресенье она провела на кордоне, и счастье на этот раз улыбнулось ей. Наконец-то удалось сфотографировать на узком скальном гребне двух вальяжных красавцев, самца и самку, с черными пятнами на белоснежных шубах.
     Лыжня нырнула в распадок, потом вознеслась на увал. И сразу же девушка уловила странный запах.
     Запах дыма, усложненный какой-то примесью. Похоже, где-то неподалеку горел приличный костер, на котором коптилось мясо. Чужой заповедному лесу запах и потому особенно вызывающий и заметный в чистом воздухе высокогорья.
     Людмила остановилась и тут же пожалела, что отказалась от предложения егеря проводить ее до границы заповедника. И Темуджин далеко, не позовешь, если что случится. И хотя волк остерегался подходить к ней, девушка знала, что он всегда придет на помощь, не оставит в беде. Она перевесила карабин на грудь и, отталкиваясь палками, тихо заскользила через лес навстречу запаху. Сердце се замирало от тревожных предчувствий.
     Запах тем временем усилился. Он шел из особенно густо заросшей расселины. Прямо перед ней поднимался метров на десять крутой, лишенный снега каменный взлобок. Он вырывался из цепких объятий пихтовых ветвей и почти до самой вершины был покрыт зарослями можжевельника и кашкары. На него-то и предстояло забраться.
     Людмила сняла лыжи, сбросила с плеч рюкзак и пристроила их у подножия горушки. Если с ней что случится, оранжевый рюкзак подскажет спасателям, что она здесь побывала.
     Что там, за взлобком, девушка не знала, но догадывалась, какую смертельную опасность может таить для нее место, где горит запретный костер. И все-таки начала осторожно подниматься на скалу, цепляясь за упругие ветви и моля Бога, чтобы камни не посыпались из-под ботинок и не выдали ее браконьерам.
     Легкий свист раздался вдруг левее скалы. Людмила мгновенно нырнула в заросли можжевельника и высунула ствол карабина перед собой. Свист повторился. Выходит, заметили. Она еще теснее вжалась в скалу, каждую секунду ожидая выстрела. Но все опять стихло. Минуту-другую вокруг стояла тишина, и вдруг в той стороне, откуда наносило дымом, закричала сердито и раздосадованно сорока.
     Закричала - и тут же запнулась, замолкла. Опасность!
     Людмила передернула затвор, досылая патрон в ствол. Чужие люди в заповеднике и с не очень хорошими целями. Это не туристы, по ошибке забредшие не туда, куда следует. Это - бывалые заготовители, которые валят не одного марала, а пять, шесть сразу, по числу лошадей, на которых они тайными тропами проникают в самую глушь, делают свое черное дело и быстро и осторожно покидают его пределы. Но на этот раз браконьеры были то ли особенно наглые и бесцеремонные, то ли совсем уж простые, неопытные. Додуматься устроить коптильню в зимнем лесу, где запахи чувствуются за несколько километров...
     Людмила переждала пару минут и снова двинулась в сторону интересующих ее зарослей. И тут же из-за камня прямо по курсу грохнул один выстрел, следом - второй, рассыпавшись эхом на сотню повторов. Стреляли в нее. Одна из пуль ударилась о камень в метре от ее плеча, противно взвизгнув, ушла рикошетом в сторону. А вторая сорвала кусок коры с молодой пихты буквально в пяти вершках от ее головы. Щепки ударили по щеке. С головы свалилась ушанка. Людмила тоже упала как подкошенная, но упала очень умело, так что очутилась за обломком скалы, сплошь заросшим черным мхом.
     Ствол ее карабина был по-прежнему направлен в ту сторону, где затаились преступники. Она была уверена, что их несколько. На такие дела в одиночку не ходят. Она расстегнула бушлат и проверила в нагрудном кармане комбинезона запасные магазины к карабину. Ей объявили войну. И она приняла вызов.
     Лес замолчал, затаился, напуганный грохотом выстрелов. Тишина. Даже вездесущая сорока притихла, а возможно, и улетела подальше от опасности. Все насторожилось. Ладно. Выждем. Кто - кого!
     Минут через пять над дальним камнем поднялась рука с зажатой в ней винтовкой. Браконьеру не терпелось глянуть на дело рук своих. Вероятно, он думал, что прикончил или по крайней мере ранил настырную девицу, которая уже в печенках сидит у местных "мичуринцев". Эти чрезмерно нахальные рыцари ножа, ловушки и незарегистрированного карабина не ждут милостей от природы, а от охраны заповедника тем более, и потому налеты на территорию заповедника совершают стремительно, так же быстро исчезают, но пакостят на его территории изрядно, и особенно в последнее время, с небывалой доселе наглостью и дерзостью.
     Но парень просчитался. Не успел он коснуться рукой камня, чтобы подняться из своего убежища, как со стороны противника раздался ответный выстрел. Хотя кровь, стекая по щеке, мешала Людмиле как следует прицелиться, помогла охотничья привычка поражать цель с первого выстрела. Рука бандита повисла, и он пронзительно закричал от боли и испуга одновременно. Ружье звякнуло и свалилось по другую сторону камня, а раненый вновь спрятался в своем укрытии.
     Людмила подождала несколько мгновений. Больше выстрелов не последовало. Значит, браконьеры решили или уйти подобру-поздорову, или, что хуже, задумали окружить ее. И теперь, если и будут в нес стрелять, то не с прежнего места, а скорее всего постараются обойти с флангов и зайти с тыла. Она вскочила на ноги и, петляя меж огромных камней, помчалась вперед, как в атаку. Снег в расселине слежался, наст под ней не проваливался, а рифленая подошва ботинок не позволяла ногам соскользнуть с поверхности камней. Сквозь кусты она прошла, как бегущий марал, тараном. И очутилась на пустой поляне. Костер, сложенный из длинных и толстых бревен, должен был гореть долго и жарко. Грудились раскаленные докрасна угли. Не один день горит этот костер в тайном распадке и, вернее всего, не в первый раз. Снег вокруг него хорошо утоптан. К бегущему неподалеку ручью проложена чуть ли не дорога, а в тени скалы пристроился вместительный балаган, внутри которого имелись даже небольшая чугунная печка и топчан.
     Сторожко оглядываясь по сторонам, Людмила обошла поляну, стараясь не оставаться подолгу на открытых местах, каждую секунду ожидая выстрела, потому что спиной чуяла чужой враждебный взгляд из кустов на вершине увала.
     Над костром был устроен навес из ветвей и лежала толстая жердь на козлах. А на этой жерди висело мясо: просоленные, слегка закопченные окорока, грудина, нарезанные куски. Цех переработки.
     Вон как здорово и умело все организовано, только вот мастеров у огня нет.
     Людмила закинула карабин за спину. Похоже, на этот раз опасность миновала.
     Быстрым шагом она направилась к камню, за которым остался раненый. Если тот и сбежал, то винтовку, конечно, бросил, не до нее.
     Так оно и оказалось. Вот он, тайный скрадок, примятый снег. Кровь. Обрывок рубахи, видно, руку бинтовали наспех. А по другую сторону камня валялась брошенная винтовка. Людмила подняла ее, оглядела и покачала головой. Очень дорогая винтовка.
     Австрийский "штейер-манлихер", тяжелое и грозное оружие. Не с голодухи пришли сюда охотники, не бедняки, завалившие парочку коз детишкам на пропитание, а жадные до легкой наживы и потому беспринципные и наглые, способные даже на убийство выродки.
     Пока она рассматривала трофей и размышляла, кому бы он мог принадлежать, издалека раздался приглушенный расстоянием крик. Он донесся сверху, с увала, покрытого кашкарой и молодым пихтовым лесом, из самой что ни есть непролазной чащи. Не все разобрала она в этом яростном, дважды повторенном крике, но слова "...попадешься еще, чернявая сучка, отплатим..." донеслись отчетливо. Ясное дело, взбесились "мичуринцы".
     Такая добыча уплыла.
     Ладно. На этот раз все обошлось более-менее благополучно, а к угрозам ей не привыкать.
     Девушка вернулась на поляну, сняла с плеча тяжелые ружья. Потрогала запекшуюся кровь на щеке, осмотрелась.
     Мясо продолжало вялиться. Много мяса, килограммов сто. Похоже, не одного марала свалили.
     Она прошлась по кустам. Ага, вот и шкура, безрогая голова. Порядочная ланка. Второй шкуры она не нашла, зато в снегу рядом с балаганом обнаружила флягу с засоленными в ней шестнадцатью камусами. Значит, не менее четырех оленей расстались на днях с жизнью. И вероятно, это еще не все. Дело здесь, судя по всему, поставлено на широкую ногу; что творится на дне распадка, сверху не разглядишь, и, не сверни она сегодня на пару километров в сторону от привычного маршрута в надежде повстречаться с Темуджином, неизвестно, сколько еще продолжал бы действовать этот тайный коптильный цех почти в самом сердце заповедника.
     Она забросала костер снегом, мясо сложила на широкий брезент, обнаруженный в балагане под топчаном, завернула его и перевязала капроновой веревкой, которую всегда носила с собой в рюкзаке. Сначала она хотела сделать волокушу из лыж, чтобы спустить мясо к дороге, проходящей неподалеку от границ заповедника. Там можно было дождаться попутной машины. Но потом передумала. По глубокому свежевыпавшему снегу ей с таким грузом до дороги и к вечеру не добраться, а появившиеся на горизонте длинные перистые облака, судя по всему, ничего хорошего не сулили.
     Тогда она с трудом волоком перетащила тюк с мясом в кусты у подножия увала, завалила его камнями, присыпала снегом. Конечно, слабая защита от зверя, но ничего лучшего в ее положении она придумать не могла.

***

     К дороге она выбралась только во второй половине дня. Бежать на лыжах по наезженной колее было значительно удобнее, чем по снежной целине. Но она еще не знала, что неожиданная схватка в таежном распадке была далеко не последним испытанием в этот с утра не задавшийся день.
     Дорога привела в узкое ущелье. И Людмила поняла, почему ей до сих пор не попалась ни одна навстречу идущая машина: в теснине, расширенной при строительстве дороги, царил невообразимый хаос.
     Огромные глыбы снега, черные камни, пласты мерзлой земли, стволы деревьев, переломанные, как спички, загромождали устье ущелья. Обвал случился совсем недавно. Воздух все еще был насыщен снежной пылью и какой-то неизъяснимой тревогой.
     Она сняла лыжи и прошла вдоль границы схода лавины, прихватившей вдобавок порядочную часть каменной осыпи На краю скального карниза, словно надломленный козырек фуражки, все еще оставался приличный снежный надув, только по счастливой случайности не сковырнувшийся вниз. Малейший неосторожный звук, свалившийся из-под ног зверя камень - и эта махина грохнется вниз, окончательно закупорив ущелье.
     Людмила вскарабкалась по спрессованным комьям снега как можно выше, но края лавины не увидела. Язык простирался вперед метров на двести и терялся за изгибом ущелья. Да-а! Работы дорожникам не меньше чем на неделю, и это если снежный козырек не обвалится.
     Теперь Людмиле придется возвращаться на кордон и оттуда связаться по рации с дирекцией заповедника, чтобы сообщить, почему она задерживается. Но до кордона без малого тридцать километров, и у нее просто не хватит сил пройти это расстояние вторично. Значит, надо подбирать место для ночлега, а завтра попробовать найти дорогу через хребет.
     Ночевка в тайге, к тому же в одиночку, для нее была не в диковинку. Людмила умела пережидать пургу под выворотнем старого дерева, разжигать костер в самую лютую непогоду, прятаться от леденящего холода в сугробе - этому ее научил отец, который с малых лет брал дочь в обходы по заповеднику. Правда, поначалу она большей частью путешествовала за его спиной в специальном рюкзаке, сшитом для этих целей мамой.
     Людмила снова встала на лыжи, взвалила на плечи рюкзак, тяжелые карабины закинула за спину и поспешила покинуть опасное место. На выходе из ущелья ее встретило яркое солнце, и, зажмурившись, она посмотрела на небо. Перистые облака стали еще прозрачнее и невесомее. Она вздохнула с облегчением. Кажется, этой ночью ни ветра, ни снегопада не ожидается, поэтому есть возможность с утра пройти перевал, а это значительно сократит путь до Вознесенского.
     Она огляделась по сторонам и решила переночевать под скальным выступом метрах в пятидесяти от дороги, но не успела сделать и десятка шагов по снежной целине, как вдалеке послышался шум автомобильного мотора. Машина шла на приличной скорости со стороны последнего на этом участке трассы леспромхозовского поселка Ентаульскии. Людмила приложила ладонь козырьком к глазам и присвистнула от удивления. К ущелью приближался желто-голубой милицейский "уазик" - любимое средство передвижения Стаса Дробота. На входе в ущелье автомобиль слегка притормозил, выбросил клуб газа из выхлопной трубы и, чихнув мотором, скрылся в узкой щели среди скал.
     - О, черт! - выругалась про себя Людмила и, сбросив прямо в снег карабины и рюкзак, устремилась назад к ущелью. Вряд ли этот безответственный балбес удосужится посмотреть вверх, а если вздумает газовать в ущелье, то нового схода лавины не миновать.
     У входа в ущелье девушка скинула лыжи и со всех ног бросилась к машине. Водитель открыл дверцу и, придерживая се одной рукой, второй крутил баранку, стараясь развернуть "уазик". Он дал задний ход и опять оглушительно чихнул. Гулкое эхо ударилось о стенки ущелья и взметнулось ввысь. В следующее мгновение Людмила услышала наверху знакомый звук, почти стон, от которого у человека знающего волосы становятся дыбом.
     Гора у нее над головой словно вздохнула, освобождаясь от непомерного бремени, потом раздался едва различимый шорох, перерастающий в гул, страшный, отчаянно безысходный...
     - Стас! Лавина! - крикнула Людмила не своим голосом, рванулась к машине, нечеловеческим усилием вскочила на подножку и буквально вырвала человека из кабины. - Быстрее! К скале! - Она уже не слышала за ревом лавины, ответил ли что-нибудь Стас, потому что как на крыльях летела к скальному выступу, единственной надежде на спасение.
     Воздушная волна ударила ей в спину, она перекувыркнулась через голову и в последний момент почувствовала что-то темное, невыносимо тяжелое, которое накрыло ее с головой и прижало к камням...

***

     Теплая сладкая жидкость заполнила ей рот. Девушка сглотнула, почувствовала вкус кофе и открыла глаза. Человек склонился над ней и опять поднес к ее губам алюминиевый стаканчик от термоса. Она сделала несколько глотков и прошептала:
     - Спасибо, я больше не хочу!
     Она приподнялась, села и огляделась по сторонам. Вторая лавина оказалась еще мощнее первой и полностью закупорила выход из ущелья. Но как им удалось спастись?
     - Стас... - Она повернулась к своему спасителю и осеклась. Рядом с ней стоял на коленях подполковник милиции и нынешний ее сосед Денис Максимович Барсуков собственной персоной и укладывал ее собственный термос в ее же рюкзак.
     Заметив удивление девушки, он скривился в не слишком дружелюбной улыбке:
     - Здравствуйте, Людмила Алексеевна! Вижу, не меня вы желали увидеть?
     Она пожала плечами:
     - При чем тут вас или не вас! Просто на этой машине чаще всего ездит Стас, а у меня, как вы понимаете, не было времени выяснять, кто на самом деле находится в кабине.
     - Если бы не вы, я давно бы в блин превратился вместе с машиной, - глухо произнес Барсуков и вдруг улыбнулся, открыто и весело, как ни разу еще не улыбался в ее присутствии. - Простите, я, конечно, очень вам благодарен за спасение, но, кажется, это становится дурной приметой.
     - Что именно? - спросила Людмила и поднялась на ноги.
     - Каждая наша встреча заканчивается для меня какими-то неприятностями.
     - Это подтверждает очевидный факт, - усмехнулась девушка, - вы должны держаться от меня как можно дальше, иначе в следующий раз останетесь без головы.
     - Да, предпосылки для этого имеются, и весьма существенные. - Денис тоже встал и проследил за ее взглядом, вновь устремленным на ущелье. - Но вы меня мастерски из кабины выдернули, прямо как пробку из бутылки. И бегал я так, наверно, впервые в жизни.
     - Как вам удалось выбраться? - спросила девушка тихо. - Я ведь помню, что нас накрыло лавиной.
     - Нет, это я на вас нечаянно свалился, а потом в последний момент успел затащить за скалу. Она-то нас и спасла, приняла на себя удар. Когда все стихло, я разгреб над головой снег, даже не снег, а снежную пыль, всего сантиметров двадцать толщиной, вылез сам, потом вытащил вас.
     - Выходит, легко мы с вами отделались! Но что все-таки с машиной?
     - Я уже сказал. Всмятку. Я только что проверил.
     Над ней снега вперемешку с камнями метра два, не меньше. Думаю, смысла откапывать ее нет. Рация все равно разбита, так что на чью-то помощь рассчитывать не приходится.
     Людмила окинула подполковника критическим взглядом и покачала головой:
     - Что ж вы в ботинки да в куртку выфрантились? Надо потеплее одеваться, когда в дальнюю дорогу отправляетесь, в унты, в полушубок... Теперь в тайге придется ночевать, а в вашем наряде живо дуба дашь.
     - Вы полагаете, что нам придется ночевать в тайге? - Денис уставился на нее с откровенным удивлением. - Но мы же через пару часов в сосульку превратимся, даже если и костер сумеем развести! Простите, но у меня в родственниках жителей Крайнего Севера не наблюдается.
     - Я тоже в таковых не числюсь, но попробовать стоит, тем более что нам ничего другого не остается. - Людмила подошла к рюкзаку, надела его на плечи, подняла из снега оба карабина. - Сейчас мы попытаемся добраться вон до тех камней, - кивнула она в сторону узкой полосы курумника, проглядывающей сквозь снежное покрывало. - Там всегда можно отыскать какое-нибудь укрытие; если не получится, будем, как эскимосы, ночевать прямо в снегу. Но предупреждаю, в этих ботиночках вам придется несладко. У меня в рюкзаке есть толстый свитер, могу поделиться, наденете под куртку, а вот насчет обуви не обессудьте, кроме лишней пары носков, ничего больше нет.
     - И на том спасибо! - Барсуков опустил вниз уши форменной шапки и посмотрел на девушку. - Пошли, что ли?
     - Пошли! - кивнула она и в последний раз оглянулась на ущелье. Лыжи тоже остались под лавиной, и теперь даже и речи не могло быть, чтобы идти через перевал.
     Людмила вздохнула, посмотрела на Барсукова и перекинула ему в руки "манлихер":
     - Возьмите мой трофей! - Заметив, с каким недоумением он рассматривает карабин, она пояснила:
     - Мне его сегодня один "мичуринец" на память оставил. Жаль, лыж нет, а то я бы вас непременно к балагану отправила, чтобы своими глазами увидели, что эти сволочи в заповеднике творят.
     Подполковник подошел к ней ближе, внимательно посмотрел ей в глаза и вдруг, коснувшись кончиками пальцев царапины на ее щеке, глухо спросил:
     - Это оттуда?
     - Оттуда!
     - Людмила насмешливо посмотрела на Барсукова.
     - Как видите, не только в милиционеров стреляют, господин полковник, но и в сотрудников заповедника. Но и меня этот мерзавец долго будет вспоминать - кажется, я ему руку перебила. Так что выберемся отсюда - проверьте, кто в больницу обращался с подобным ранением.
     Хотя я не слишком верю, что он к врачу побежит, но все-таки.
     - Где это случилось? Далеко отсюда?
     - Далековато. В ваших ботиночках, да без лы