л рукой, приказывая им двигаться. И это было несравненно лучше, чем оказаться вдруг на обочине с простреленной головой.
     Солдаты окружили их. И, заложив руки за голову, они пошли по улице. Но Максим все-таки успел прошипеть Ташковскому:
     - Придурок! Какого черта вам понадобился пистолет? По вашей милости нас приняли за шпионов. А в военное время разговор со шпионами короткий...

Глава 11

     Костин осторожно вышел из глубокой тени и посмотрел в сторону быстро удалявшихся солдат с двумя арестованными. Затем он повернулся и поспешил через вестибюль гостиницы в бар. Как раз в это время Галина Ивановна и Анюта принесли новую партию бутербродов. Джузеппе занимался тем, что доставал из бара бутылки с минералкой и газированной водой и ставил их на стойку.
     - Писателя и Максима загребли солдаты, - сообщил Костин. - У Ташковского нашли пистолет, и их, кажется, приняли за шпионов. - Он бросил многозначительный взгляд на итальянца, и тот неожиданно покраснел.
     Анюта со стуком опустила на стол чайник.
     - Их расстреляют?
     - Не знаю, - мрачно посмотрел на нее Костин. - Возможно, не сразу. Сначала допросят...
     - Если они попадут в руки Садыкова, оттуда им не выбраться, - заметил не менее мрачно Джузеппе и покачал головой. - А их наверняка повели туда, на площадь Свободы. Надо их вытаскивать.
     - Посмотрим, - вздохнул Костин, - по крайней мере, стоит попробовать.
     - Зачем рисковать? - прозвучал скрипучий голос с украинским акцентом. - Вам же сказали: это бесполезно.
     Костин смерил Галину Ивановну тяжелым взглядом:
     - Заткните свою глотку, мадам! - и повернулся к Джузеппе:
     - Надеюсь, вы меня поддерживаете?
     Итальянец молча кивнул, а Анюта взволнованно воскликнула:
     - Юрий Иванович, мы с вами. И думаю, сейчас надо воспользоваться машиной Джузеппе. У него есть разрешение на поездки во время комендантского часа.
     - Где ваша машина? - быстро спросил Костин.
     - В гостиничном гараже, - столь же быстро ответил итальянец, - если никто до нее не добрался.
     - Я постараюсь пробиться к посольству. Если получится подключить посла... - Костин тяжело вздохнул. - Времени очень мало, но я попробую...
     Но все-таки пойду пешком. Так безопаснее. - Он с сожалением посмотрел на бутерброды. - Чем скорее я туда попаду, тем лучше.
     - Все-таки у вас есть время, чтобы выпить кофе и съесть пару бутербродов. - Анюта пододвинула ему тарелку. - И захватите несколько штук с собой. Я их уложу в пакет.
     - Спасибо. - Костин благодарно взглянул на нее, принимая из ее рук чашку. - Здесь есть какой-нибудь подвал?
     - Я смотрел, - отозвался итальянец, - подвал заперт, и проникнуть туда можно только с помощью гранаты.
     - Жаль. - Костин обвел взглядом бар. - Все-таки отсюда надо уйти. В нынешней ситуации могут начаться разные безобразия. И мародеры заявятся сюда в первую очередь. Вам лучше подняться наверх. Небольшая баррикада на лестнице тоже не помешает. - Он оценивающе взглянул на Джузеппе:
     - Надеюсь, в мое отсутствие вы присмотрите за женщинами?
     - Не сомневайтесь, я присмотрю за всеми, - усмехнулся итальянец.
     Костин понимал, что это весьма слабое утешение; но делать было нечего. Он допил кофе, положил в карман пакет с бутербродами.
     - Я вернусь, как только смогу. Постараюсь вместе с Максимом.
     - Не забудьте о Ташковском, - напомнила Галина Ивановна.
     - Попробую, - сухо ответил Костин. - Не уходите из гостиницы.
     Он вышел из бара, миновал вестибюль и, остановившись возле стеклянной входной двери, долго вглядывался в темноту. Убедившись, что поблизости никого нет, толкнул дверь и очутился на улице.
     Костин двинулся к той части города, где находилось российское посольство, стараясь держаться ближе к стенам домов и прятаться в тени деревьев.
     Посмотрев на часы, он обнаружил, что нет еще десяти, хотя показалось, что уже глубокая ночь. Просто здесь слишком рано темнело. И хотя Костин не любил загадывать на будущее, при удачном стечении обстоятельств он мог бы вернуться в "Мургаб" до утра.
     Поначалу он шел довольно быстро, скользя вдоль домов, как привидение. Но, приближаясь к президентскому дворцу, он понял, что вступает в район, забитый войсками Арипова. Темные улицы освещались фарами снующих туда-сюда грузовиков, лязгали гусеницы и ревели моторы танков и БМП, стучали ботинками перебегающие с места на место солдаты, там и тут раздавались резкие команды и редкие, пока одиночные выстрелы.
     Костин остановился и нырнул в сплошную стену кустарника, окружавшего маленькую площадь с неработающим фонтаном. Накрывшись с головой курткой, он развернул карту и осветил ее фонариком. И тяжело вздохнул. По всему выходило, что добраться до посольства и правда будет чертовски трудно. На его пути находилась старинная крепость Аль-Фаттах, которую Арипов, как и его предшественники, использовал в качестве арсенала. Неудивительно, что вокруг так много войск. Армейские части, которые готовились встретить Рахимова в долине Пянджа, снабжались боеприпасами из этой крепости. Этим и объяснялось столь интенсивное движение грузовиков и бронетехники.
     Некоторое время он вглядывался в карту, стараясь найти наиболее приемлемый, а значит, безопасный вариант обходного пути. И понял наконец, что на это придется потратить лишний час времени, но другого выхода не было. Он прислушался. И догадался, что его беспокоило в последнее время. Просто смолкла артиллерийская канонада, и наступила сравнительная тишина.
     Юрий Иванович вынырнул из кустарника, огляделся по сторонам и быстро перебежал улицу, досадуя, что его кожаные туфли скрипят. Он завернул за угол, вновь огляделся и пошел, почти побежал в сторону от крепости.
     Интересно, почему прекратился артиллерийский обстрел? В своей жизни он повидал немало боевых действий в Латинской Америке, в Африке и на Ближнем Востоке, поэтому научился не игнорировать подобные детали и делать из них выводы.
     Прежде всего, орудия и ракетные установки несомненно принадлежали Рахимову. Он сам видел, как правительственная артиллерия безнадежно застряла на горном перевале. Пушки Рахимова стреляли, разумеется, не в воздух, а по живой силе противника. Теперь огонь прекратился, и это однозначно говорило о том, что силы оппозиции передвигаются, а то и атакуют войска Арипова, потрепанные артиллерийским обстрелом и ракетными ударами.
     Подтверждением этому могли быть новые залпы. И если они прозвучат ближе, стало быть, наступление Рахимова проходит успешно.
     Костин так увлекся рассуждениями, что чуть не налетел на армейский патруль. Лишь в последний момент успел юркнуть в тень. Патруль прошел мимо, и он с облегчением перевел дух. К тому времени, когда он почти добрался до посольства, ему удалось избежать встречи с тремя патрулями. Но это сильно задержало его, и, когда он достиг нужной улицы, было уже очень поздно. Но не это было самое страшное. Дорогу к посольству преграждал кордон из трех БМД <БМД - боевая машина десанта.>, грузовика и нескольких десятков солдат, клацающих затворами автоматов и возбужденно размахивающих руками. Заграждения из мешков с песком, темные окна посольства, работающие моторы машин, крупнокалиберные пулеметы, смотрящие в сторону крохотного пятачка российской территории, гранатометчики с "мухами"... Все это говорило о многом, и в первую очередь о том, что посольство не охраняют от нежелательных эксцессов, его готовятся захватить. И Юрий Иванович снова ушел в тень.

***

     Артур Ташковский был удачливым писателем.
     Критики хвалили его. Он исправно получал различные премии и лауреатские звания. Его книги шли нарасхват и приносили приличную прибыль. Он рассчитывал на то, что доходы будут расти, поскольку реально оценивал свои возможности. Возможности, которые позволят ему жить так, как всегда хотелось жить, - ни от кого не завися, не надеясь ни на чье покровительство. И поэтому всеми силами он старался поддержать в глазах читателя тот образ, что когда-то скроил по собственному усмотрению и который рьяно культивировал с помощью литературных обозревателей и литагентов.
     Свой первый роман "Капкан для недоноска" он опубликовал десять лет назад. В то время начинающий писатель носил скромную фамилию Ташков (Ташковским его "сделали" в издательстве, посчитав отцовскую фамилию неподходящей для обложки).
     Иногда его статейки о том, как славно охотиться на шустрого хариуса где-нибудь на Алтае, или о том, какие чувства испытывает человек, встретившись с медведем на горной тропе один на один, печатались в "Комсомолке", но успех имели средний, и Артур жил впроголодь. Когда "Капкан" оказался первым в списке бестселлеров, никто не удивился больше, чем сам Артур Ташковский. Он знал, что вкусы читателей переменчивы и хорошо писать - это еще не все, - чтобы закрепить успех, нужно стать заметной фигурой на общественном небосклоне. Необходимо было превратиться в звезду.
     И он решил подхватить мантию Джека Лондона, а если получится - и самого Хемингуэя и стать мужчиной из мужчин. Он охотился на сибирских медведей, кавказских кабанов и уссурийских тигров, ловил рыбу на Каспийском море, ходил под парусом на балтийских регатах и взбирался на вершины Памира и Кавказа, летал с геологами на вертолете и, как Хемингуэй, потерпел катастрофу, только в горах Таймыра, где впервые попробовал сырую оленью печень и пил стаканами теплую еще оленью кровь... И как ни странно, везде под рукой оказывались фотографы, или оператор с видеокамерой, или бородатый летописец с диктофоном на изготовку. И все эпизоды его бурной жизни тотчас озвучивались на телеэкране или попадали на страницы газет и журналов.
     И лишь иногда ему становилось стыдно. Потому что на самом деле до Хемингуэя или Джека Лондона ему было далеко, как до звезды с красивым названием Альтаир. И медведи, м кабаны, и даже единственный тигр - в него он не сумел попасть с трех выстрелов - на самом деле были жалкими, затравленными животными. Как и тот марал, что доставили ему из заказника ради очередной серии фотографий и рогов, которых ему не хватало для охотничьей коллекции. Маралу только что срезали панты. Он смотрел на Ташковского огромными печальными глазами. И Артур впервые не смог выстрелить, ушел в охотничью избушку. И только через некоторое время сумел пересилить себя и сфотографироваться рядом с уже убитым оленем, на голове которого услужливые егеря исхитрились закрепить чужие рога.
     Штурм горных вершин состоял в том, что его буквально вносили на вершину профессиональные, хорошо оплаченные альпинисты. А от сырой печени и крови его вытошнило за ближней ярангой, и после он целую неделю жил на одной минеральной воде... Вертолет же Артур ненавидел и залезал в него, только когда появлялась необходимость освежить в памяти читателей свой героический образ. Образ отчаянного, готового на все ради интересного материала писаки, батяни Арта, как прозвали его журналисты. Правда, рыбалку Ташковский любил и достиг в ней неплохих результатов. Но, несмотря ни на что, он все же был хорошим писателем, хотя и опасался, что скоро выдохнется и провалится с очередным романом.
     Пока его образ соответствовал образу рыцаря без страха и упрека, пока его имя мелькало на страницах газет, а физиономия не сходила с телеэкрана, пока деньги текли в его кошелек, он был вполне счастлив и спокоен. Ему нравилось, что писателя Ташковского хорошо знают в обеих столицах, в аэропортах встречают журналисты, а то и первые лица маленьких областей и республик.
     С его мнением считались, его порой цитировали, если дело касалось несложных экономических проблем или политических событий в России и даже за рубежом. Если случались недоразумения или затруднения, одно упоминание его имени избавляло Ташковского от неприятностей. Поэтому, когда он вновь оказался в тюрьме, это не особенно его огорчило. Ему и прежде приходилось попадать в милицию, как-то раз даже ночевать в заведении, которое сами милиционеры прозвали "обезьянником". Но заточение продолжалось самое большее несколько часов. Затем - чисто символический штраф, распитие бутылки коньяка с милицейским начальством, и конфликт благополучно завершался до очередной выходки Артура Ташковского. И сейчас, похоже, события развивались по раз и навсегда написанному сценарию.
     - Хорошо бы выпить, - сказал он сердито, - но эти сволочи забрали мою фляжку.
     Максим промолчал, продолжая осматривать камеру. Он предполагал, что прошло не менее часа с момента их ареста. Но только предполагал, так как часы вслед за паспортом перекочевали в карман одного из солдат.
     Здание, где они находились, было старым, с каменными мощными стенами и железной дверью, без современных ухищрений. Единственное, затянутое решеткой, оконце находилось под самым потолком.
     Даже встав на табурет, Максим с трудом дотянулся до него, а ведь роста он был немаленького. Он смог различить неясные очертания строений напротив и понял, что они находятся на втором этаже внутреннего здания бывшего КГБ Баджустана, расположенного недалеко от президентского дворца. Ему стало не по себе. Он знал, что здание и раньше, и при Арипове служило тюрьмой. Но Максим постарался не показать свою обеспокоенность. Он слез с табурета и спросил Ташковского:
     - Какого черта вам нужен был пистолет?
     Тот недоуменно уставился на него и пожал плечами:
     - Я всегда ношу его при себе. Человек с моим положением часто попадает в досадные ситуации.
     Всегда есть чокнутые, которым не нравится или, наоборот, очень нравится то, что я пишу. Поверьте, выяснять отношения с теми и другими одинаково сложно и неприятно. К тому же несколько раз мне пытались доказать, что есть ребята, как правило с бритыми черепами, которые гораздо смелее и круче меня. Кстати, у меня есть разрешение на ношение оружия...
     - Не знаю, насколько оно нужно вам дома, но здесь ваша лицензия всем до фонаря. Из-за вашего разгильдяйства мы попали в руки Садыкова. И мне совсем не улыбается встретиться с этим ублюдком лицом к лицу. У меня с ним старые счеты.
     - Чем он вам так досадил? - удивился Ташковский и тут же самодовольно усмехнулся. - Стоит ему узнать, что мы оказались в кутузке, как он примчится сюда на всех парах, и нас тотчас же выпустят.
     И помяните мое слово, еще прощения попросят.
     Максим почти с сожалением посмотрел на тупого высокомерного индюка, который чересчур поверил в свою значимость. Но как быстро развеются его иллюзии, разлетятся в пух и прах по ветру, когда он увидит перед собой костоломов Садыкова. Эти ребята точно уж книг не читают, и им нет никакого дела, кто ты такой на самом деле...
     - Вы что, серьезно на это рассчитываете? - спросил он вкрадчиво.
     - Разумеется, - вспыхнул Ташковский. - Меня здесь все знают. Сам Арипов читал мои книги... Он пожалеет о том, что случилось.
     Максим вздохнул:
     - По-моему, вы несколько заблуждаетесь по поводу Арипова. Даже будь вы трижды Нобелевским лауреатом или самим папой римским, ему сейчас искренне на вас наплевать!
     На какое-то мгновение Ташковский даже потерял дар речи от подобного кощунства. Но постарался не показать, сколь глубоко его задело замечание Максима.
     - Наплевать? С чего вы взяли, что ему наплевать на меня?
     - Вы слышали орудийную стрельбу? Если вы еще не поняли, то объясняю популярно: это Арипов сражается за свою жизнь. Если победит Рахимов, дядюшке Фархату - крышка. Ему сейчас ни до кого нет дела.
     И он, как плохой врач, не любит афишировать свои ошибки. Если Арипов узнает о нас, тут же велит устроить небольшой сабантуйчик со стрельбой в подвальчике. Догадайтесь с трех раз, кто у них сойдет за мишень? - Он смерил Ташковского скептическим взглядом. - Догадались? Правильно, мы с вами. И как вы поняли, сделают все тихо, без огласки. Здесь такое в порядке вещей. Так что молите Бога, чтобы Арипову о нас не доложили. Будем надеяться, что его солдаты достаточно ленивы и неисполнительны.
     - Но международная конвенция...
     - Заткните вы эту конвенцию сами знаете куда! - не сдержался и рявкнул Максим. - Вы что, с луны спрыгнули, не понимаете, куда попали? Арипов за пять лет своего правления уничтожил более десяти тысяч человек. Их без суда и следствия сбрасывали в пропасть или давили танками в пустыне. Эти люди попросту исчезли, так что молитесь, чтобы поутру не пополнить их ряды.
     - Это полнейшая ерунда! - вспылил Ташковский. - Я приезжаю сюда третий раз и ничего подобного не слышал. Массовые казни не так-то легко утаить. К тому же здесь постоянно пасутся ребята из Красного Креста и Полумесяца. От них и вовсе ничего не скроется.
     - Кто вас приглашал в Баджустан?
     - Президент. И Садыков. Мы с ним - друзья.
     Здесь хорошая охота, да и пару раз в горы поднимались. Отменную форель ловили...
     - А с кем-то еще вы встречались?
     - Конечно, и с чиновниками, и с простыми людьми. Поверьте, мне все равно, с кем общаться, лишь бы человек был хороший. А они и вправду славные ребята!
     - С вашей стороны это звучит просто благородно, - заметил язвительно Максим. - И вы помните имена этих славных ребят?
     - Еще бы! Больше всех мне понравился министр внутренних дел Мамедов. Он...
     - Не надо, - простонал Максим и, сев на табуретку, закрыл лицо руками.
     - А что? - удивился Ташковский.
     Максим отнял ладони от лица и посмотрел н", него:
     - Послушайте, что я хочу рассказать вам. Это будет совсем коротко. Ваш славный приятель Мамедов начинал еще в советские времена под крылышком Садыкова. Арипов давал команду "фас", и они давили каждого, кто посмел хотя бы искоса в сторону первого секретаря обкома посмотреть, не то что слово молвить. А следы они заметать умеют. Только вы не правы что никто об этом не знал. Ребята из нашего посольства не зря свой хлеб едят. А что касается Красного Креста и Красного Полумесяца, то они тоже не балду пинали, это я вам ответственно заявляю, просто сейчас это к делу не относится.
     Мамедов был отличным исполнителем, но однажды он допустил промах. Один из смерткиков выжил и. ускользнул из его рук. Это его пушки и ракеты стреляют сейчас на подступах к городу. Пушки и ракеты Сулеймена Рахимова. - Максим похлопал Ташковского по плечу. - Арипов не простил это Мамедову. И знаете, что с ним случилось?
     Ташковский сидел вжав голову в плечи. И, посмотрев затравленно на Максима, с трудом произнес.
     - Откуда я знаю?
     - И никто не знает. Мамедов исчез. Как сквозь землю провалился. Или испарился. По-моему, его просто закопали где-нибудь под барханом Возможно, даже живым. Это у них тоже в порядке вещей.
     - Но ведь он был таким хорошим, приветливым малым. Знал массу анекдотов. Мы сошлись на почве любви к рыбалке. И я не заметил у него никаких отрицательных задатков. А ведь как писатель должен был обратить на это внимание в первую очередь.
     - Неудивительно, что вы ничего не заметили. У людей, подобных Мамедову, мозг разбит на ячейки.
     Если кто-то из обычных людей убьет человека, то останется с этим на всю жизнь. Будет заниматься самоедством и самобичеванием. Но с Мамедовыми все иначе. Они убивают людей и тут же забывают об этом. Эта жизненная ячейка словно выпадает из их памяти, выключается навечно. Поэтому они всегда готовы убивать. И это ни в коей мере их не беспокоит и не сказывается на дальнейшей жизни.
     - Господи, - Ташковский схватился за голову, - я ловил рыбу с убийцей.
     - Больше уже не будете ловить, - жестко произнес Максим. - Вы вообще ни с кем и никогда больше не будете ловить рыбу, если мы не выберемся отсюда.
     - Но тогда зачем здесь наши вояки? Дармоеды!
     Неужели нельзя навести порядок в этом гадючнике?
     - Не трогайте армию, если ни черта в этом не понимаете! - Максим окинул Ташковского брезгливым взглядом. - Вы не видите дальше собственного носа! Но стоит вам получить щелчок по лбу, как тут же орете "Караул!" и бросаетесь за помощью к военным. А они, к вашему сведению, придерживаются здесь политики невмешательства. - Он исподлобья посмотрел на Ташковского. - Или вы желаете, чтобы Россия повторила печальный опыт войны в Афганистане