сь с камня и сверху вниз
посмотрела на Машу:
   - Я ведь, Мария Александровна, ни перед кем не привыкла спину гнуть и
хвостом в угоду вилять тоже не собираюсь.
   Не надобна я ему - навязываться не стану. Хватит того, что уже как-то
валялась у него в ногах! - Она судорожно вздохнула. - Провожу вас завтра
через перевал и вернусь в Терзю.
   И будь что будет!
   - Не глупи, Васена! - рассердилась Маша. - Не хочешь унижаться  перед
Антоном, и правильно, не унижайся! Но почему бы  мне  не  взять  тебя  в
горничные? Честно сказать, я  чувствую  себя  неловко  в  компании  двух
мужчин.
   - В  горничные?  -  расхохоталась  Васена.  -  Да  какая  ж  из  меня
горничная?  И  притом  Дмитрий  Владимирович  вам  не  чужой!  Чего  тут
опасаться?
   - Это долгая история, Васена! И возможно, я расскажу ее, но несколько
позже. Но пойми, мне все-таки будет  гораздо  легче  и  спокойнее,  если
рядом будет женщина.
   - Только не называйте меня горничной, Мария Александровна!  -  Васена
весело улыбнулась, и Маша поняла, что она согласна. -  Я  лучше,  как  и
прежде, охотничать буду. Так мне привычнее, да и дичью кто-то должен вас
снабжать, а то на сухарях долго не протянете.  Мужики  -  Оне,  конечно,
мужики, по тайгу плохо  знают,  того  гляди  заплутают,  да  и  охотники
наверняка тоже аховые...
   - Спасибо, дорогая! - Маша обняла ее и прошептала:
   - Да и кто, кроме тебя, нас к Амуру выведет, если казаки  успели-таки
дороги к перевалу закрыть?

38.

   - Смотрите, Дмитрий Владимирович! Вон они, за теми  камнями!  Человек
пять или шесть... - прошептал Антон и вытянул руку в  сторону  невысокой
круглой горушки, поросшей пихтовым лесом. - Лошадей не видно, но в  этих
камнях слона можно спрятать, не заметишь!
   - Выходит, не зря мы усомнились в том, что Степан пришел сюда один, -
задумчиво сказал Митя. - Только на этой тропе пять или шесть казаков, да
у реки четверо, уже десять... И это лишь те,  кого  мы  засекли.  А  где
гарантия, что поблизости еще с дюжину  охотников  не  скрывается?  -  Он
покачал головой. - Все-таки перехитрил нас Мордвинов, ох как перехитрил!
   Мужчины быстро соскользнули с камней, на которых лежали, наблюдая  за
казаками, перекрывшими подходы к перевалу, и вернулись к огромной пихте,
под ветвями которой провели сегодняшнюю ночь.
   Маша и Васена, закутанные в одеяла, сидели, прижавшись друг к  другу.
Бессонная ночь и вчерашние передряги дали о себе знать.  Обе  осунулись,
под глазами залегли темные круги.
   Митя выругался про себя. И что за черт его попутал  вчера?  Зачем  он
согласился задержаться в том проклятом распадке? И  трижды  права  Маша,
когда назвала его мальчишкой! Слишком велик оказался соблазн,  и  он  не
устоял, забыв об опасности, и чуть не поплатился за это! Митя  внутренне
содрогнулся, вспомнив ужас, какой испытал, увидев Машу и Васену рядом  с
мертвым телом Степана  Охлобыстина.  Он  почти  обезумел  в  те  минуты,
осознав, что могло бы случиться  с  Машей,  не  подоспей  ей  на  помощь
Васена. Отшвырнув в сторону лоток и кисет с добытым золотом, он бросился
к Маше, обнял ее, прижал к своей груди и не  отпускал  все  время,  пока
женщины, перебивая друг друга, рассказывали о случившемся.
   Но более всех переживала свою оплошность Васена. Даже радость  Антона
по поводу ее решения присоединиться к ним не улучшила ее настроения. Она
корила себя за опрометчивое решение завернуть в  этот  тайный  распадок,
хотя сделала это из благих побуждений,  пытаясь  помочь  беглецам,  и  в
первую очередь Антону. Всю жизнь она  прожила  в  нищете  и  знала,  как
трудно ему придется в чужой стране без копейки собственных денег. Васена
понимала, что господа не оставят его  в  беде,  но  более  всего  ценила
свободу и независимость, желая того же  и  своему  любимому.  На  всякий
случай она прихватила  с  собой  двухфунтовый  мешочек  золотого  песка,
намытого в прошлом году, но, понимая, что Антон не примет  столь  щедрый
подарок, решилась буквально в последний момент  показать  беглецам  свой
"скрадок". И все складывалось благополучно, если бы Степан  случайно  не
наткнулся на них...
   Из  распадка  они  решили  выбираться  другим  путем,  через   скалы,
окружившие его со всех сторон. Пришлось отказаться от лошадей и взять  с
собой лишь одеяла - ночи стояли холодные, и  без  них  просто  никак  не
обойтись, - самое необходимое из одежды, немного  провизии,  в  основном
соль, сухари, вяленое мясо и, конечно же, оружие. На их  счастье,  дождь
так и не собрался. Лишь несколько тугих капель упали на камни,  которыми
мужчины торопливо заложили тело Степана. И как ни  был  отвратителен  им
этот негодяй при жизни, оставлять его после смерти на растерзание дикому
зверю было бы не по-христиански.
   Придвинутый   совсем   близко   в   прозрачном   вечернем    воздухе,
белоснежно-голубой линией обрисовался перед ними перевал. Справа и слева
от него вздыбились вверх  непроходимые  хребты.  Там  что-то  все  время
ворчало и погрохатывало, а одни раз словно белое облачко взметнулось  на
склоне и помчалось, полетело вниз,  увеличиваясь  в  размерах,  пока  не
кануло в мрачных глубинах ущелья,  преграждавшего  подходы  к  одной  из
самых высоких вершин, похожей на гигантский белый утюг.
   Они благополучно выбрались из распадка и совсем было уверились в том,
что встреча со Степаном всего-навсего нелепая случайность,  как  тут  же
острые глаза Васены  разглядели  какое-то  движение  между  камней.  Это
поднималась  вверх  струйка   легкого   дыма.   Девушка   сделала   знак
остановиться.
   И уже через секунду они поняли: среди  камней  их  поджидала  засада.
Четыре казака вольготно разлеглись возле костра; судя по их  безмятежным
лицам и то и дело раздававшимся взрывам хохота, они не подозревали,  что
их незадачливый лазутчик уже мертв, а те, кого они ловят,  находятся  от
них в десятке саженей.
   Осторожно ступая, беглецы обогнули опасное место, поднялись еще  выше
в горы и устроили короткое совещание.
   Похоже, казаки перекрыли все возможные пути к перевалу.
   Да их и было всего-то два, более-менее безопасных,  и  вернее  всего,
засады стояли на обоих. Был еще один, третий, о нем мало  кто  знал.  Та
самая тропа через мрачное ущелье, прозванное Чертовым, о которой  Васене
рассказывала Прасковья Тихоновна. Сама девушка ни разу  не  пользовалась
ею, но название "Слезы хунхуза" говорило о том, что она не предназначена
для безмятежных прогулок. Еще неизвестно, хватит ли  им  сил  преодолеть
путь, проходящий, по словам казачки, по отвесным скалам,  через  снежные
мосты и ледники.
   На всякий случай мужчины решили обследовать ближайшие  окрестности  и
обнаружили, как и ожидали,  второй  пост,  перекрывающий  самые  удобные
подступы к перевалу. Так что выбора у них не оставалось.  Притаившись  в
камнях, они наблюдали за поведением казаков.  С  приближением  ночи  они
стали проявлять явное беспокойство, вероятно,  почуяли  неладное.  Потом
трос казаков, хоронясь в камнях, отправились к входу в  распадок,  долго
не возвращались,  и  лишь  когда  ночь  окончательно  заполонила  тайгу,
беглецы услышали возбужденные крики: преследователи обнаружили брошенных
лошадей и поняли, что их вновь оставили с носом.
   Но вопреки ожиданию засаду казаки к утру не сняли,  видно,  полагали,
что беглецы все равно выйдут на них. И  тем  самым  не  оставили  им  ни
единого шанса на быстрое и благополучное преодоление перевала.
   Ночь выдалась на редкость холодной. Уложив женщин в  середину,  чтобы
было теплее, Митя и Антон устроились но краям, но за всю ночь так  и  не
сомкнули глаз. Встали еще до  свету,  выбрались  из  своего  не  слишком
уютного убежища и присели на камни, покрытые тончайшим кружевом инея.
   Разговор не клеился,  и  они  в  конце  концов  замолчали,  отдавшись
собственным, не слишком веселым мыслям.
   Тем временем погасли звезды на восточной  стороне  небосклона.  Месяц
передвинулся к югу и  повернулся  так,  словно  хотел  подцепить  острым
рожком, как рыбу на крючок, самую высокую из вершин и приподнять ее  над
бескрайним океаном навечно застывших каменных волн. Потом он стал быстро
тускнеть на постепенно светлеющем небе. Горы, закутанные почти но  самые
вершины в овчинные шубы тумана, быстро от них  избавились  и  сдвинулись
ближе, явив свету складки и выступы, серебристые ленты горных потоков  и
серые - осыпей, походившие на содранные лоскуты кожи  на  теле  огромных
неповоротливых животных.
   Небо порозовело, и, но мере того как  оно  наливалось  светом,  тайга
ожила, зазеленела, с  гор  исчезли  мрачные  тени,  и  весь  мир  вокруг
сделался веселее, просторнее и чище. А когда  огненно-оранжевое  светило
перекатилось через седловину перевала и перебросило через Чертово ущелье
спои нестерпимо яркие лучи, Митя и Антон единодушно решили  использовать
последнюю возможность: попытаться пройти печально знаменитым  маршрутом,
политым слезами, потом  и  кровью  не  одного  поколения  разбойников  и
контрабандистов.
   Они знали, что тропа - неширокий карниз на  склоне  похожей  на  утюг
горы. Но, чтобы достичь самой горы, им пришлось долго пробираться  среди
камней, потом спускаться по почти  отвесной  стене  ущелья.  К  счастью,
Васена прихватила с собой две длинные пеньковые веревки, которые мужчины
несли, обмотав вокруг пояса. Без них они не смогли бы осилить  несколько
почти вертикально обрывающихся в пропасть участков,  успешно  преодолеть
заваленное  скальными  обломками  дно  ущелья,  а  потом  подняться   но
противоположной, не менее отвесной стене к подножию заветной вершины.
   По карте, данной им Прасковьей Тихоновной, выходило, что тропа "Слезы
хунхуза" начинается сразу от небольшой речки, падающей вниз  с  высокого
утеса с юго-восточной стороны горы, но  Митя  и  Антон  обшарили  каждую
ложбинку, каждый выступ, вымокли до нитки, но не обнаружили даже  следов
тайной разбойничьей дороги. Вероятно, ее  погребла  под  собой  одна  из
многочисленных каменных осыпей, притаившихся на склонах горы. Лежат  эти
злыдни до поры до времени тихо, спокойно, точно поджидают, когда  ступит
на них человек или животное. И стоит  этому  случиться,  тотчас  оживут,
закряхтят, задвигаются и поползут вниз, сметая все на своем пути.
   Наконец мужчины сдались, прекратили  поиски  и  вернулись  к  Маше  и
Васене, которые  развели  неподалеку  от  водопада  небольшой  костер  и
вскипятили чай.
   Здесь, на краю ущелья, было холодно, уныло и совершенно  безжизненно.
Ни пятнышка зелени, ни птичьего щебета, ни раздраженных криков кедровки;
только белизна снега, чернота скал  и  жесткая  металлическая  голубизна
неба - чужого и враждебного, как и весь этот дикий, мрачный пейзаж.
   Во время скудного обеда никто не проронил ни слова.
   Женщины понимали, что их спутники огорчены неудачными поисками, и  не
приставали к ним с расспросами.
   После обеда Митя и Антон расположились в  стороне  от  их  лагеря  на
освещенных  солнцем  камнях,  пытаясь  одновременно  высушить  одежду  и
постараться найти выход из этой, похоже, безвыходной ситуации.
   Маша исподтишка наблюдала  за  Митей.  Она  не  слышала,  о  чем  они
переговаривались с Антоном, но, судя по выражению его лица, холодному  и
отрешенному, она поняла, что он  принял  какое-то  решение,  не  слишком
приятное, если не сказать хуже...
   И через несколько минут она убедилась, что ее  подозрения  не  лишены
основания. Старательно пряча глаза, Митя сообщил  своим  спутникам,  что
намерен сдаться казакам, и постарается  при  этом  отвлечь  внимание  на
себя, чтобы женщины и Антон успели проскользнуть мимо засады  на  тропу,
ведущую к перевалу...
   - Пожалуйста, поймите меня правильно! - Он наконец  поднял  голову  и
обвел взглядом своих товарищей. - Надо признать, что мы с вами угодили в
западню, и из нее  нет  выхода.  И  так  как  я  -  самая  желанная  для
Мордвинова добыча, значит, я и должен попасть ему в руки. - Митины глаза
встретились с Машиными - широко открытыми, полными  отчаяния.  Щека  его
нервно дернулась, и он почти сердито сказал:
   - Я не могу допустить, чтобы вы  страдали  или,  того  хуже,  погибли
из-за меня. Простите! - Он резко отвернулся и произнес внезапно охрипшим
голосом:
   - Прошу только, не уговаривайте меня. Я  все  решил  окончательно.  -
Вновь повернулся к ним, обвел глазами все еще не  пришедших  в  себя  от
потрясения Антона и Басону, остановился мрачным взглядом на Маше и  тихо
добавил:
   - Прощаться тоже не будем.
   Долгие проводы - лишние слезы!  Сейчас  я  уйду,  а  вы  постарайтесь
незаметно...
   - Барин! Дмитрий Владимирович! - Антон  вскочил  на  ноги  и  показал
рукой куда-то вверх. - Смотрите! Смотрите!
   Под ноги им посыпалась мелкая  щебенка,  сухой  козий  помет,  и  все
четверо замерли в изумлении: прямо над  их  головами  спокойно  и  гордо
шествовали две  оленухи  с  совсем  еще  маленькими,  очевидно,  недавно
родившимися телятами.
   Животные словно парили в воздухе, и, только  присмотревшись,  удалось
заметить, что они передвигаются по узкой скальной полке, размером в пару
аршин, не более,  которая  казалась  снизу  не  шире  атласной  ленты  в
девичьей косе.
   - Тропа! - выдохнули они одновременно. - Тропа! - закричали радостно,
вскочили с мест, все еще не веря своему счастью, которое не подвело их и
на этот раз, расщедрившись в последний момент  на  воистину  королевский
подарок.

***

   Только взобравшись на карниз, они поняли,  насколько  точно  название
тропы отвечало нынешнему ее состоянию.
   Гигантская россыпь  поглотила  ее  начало,  и  теперь  она  проходила
гораздо выше, чем прежде,  так  что  молодым  людям  пришлось  приложить
немало  усилий,  чтобы  подняться  на  нее,  но  ненадежному,  грозящему
обвалами склону. Вблизи тропа представляла еще более жалкое зрелище, чем
снизу.
   Нога человека не ступала на нес уже лет десять. Постоянные камнепады,
стекающие со скалы многочисленные ручьи постепенно подтачивали карниз, и
на некоторых участках его оставалось на вершок, не более. И  в  подобных
местах приходилось идти, прижавшись лицом к скале, уповая лишь  на  бога
да на везение.
   Склон, который они пересекали, был  крутым  и  на  головокружительной
высоте падал отвесно вниз. В какое-то мгновение  Маша  представила,  что
будет, если один из них не удержится  на  тропе.  Наверное,  потянет  за
собой всех остальных в эту ужасную бездну, дно которой  усеяно  острыми,
как штыки, скалами. Но она тут  же  постаралась  отогнать  от  себя  эти
мысли. Все они по настоянию Мити обвязались одной веревкой, и если  даже
один из них сорвется с карниза, оставшиеся трое в состоянии  удержать  и
спасти его.
   Менее чем за час они прошли по тропе более  версты,  если  судить  по
шагам,  которые  Маша  непроизвольно   все   это   время   подсчитывала,
благополучно миновали острый выступ, где карниз сужался чуть  ли  не  до
ширины ладони. До конца тропы оставалось пройти с десятка  два  саженей,
чтобы достичь наконец обширного, покрытого снегом  плато  -  последнего,
как они надеялись, сложного препятствия на пути к перевалу.
   Внезапно где-то  в  отдалении  раздался  странный  звук,  похожий  на
пушечный выстрел.
   - Что это? - прокричал Митя Васене.
   - Лавина! - крикнула она в ответ. - Сейчас самое время для них!
   "Бог ты мой! - подумал Митя. - О лавинах я и не подумал. А  ведь  они
тоже могут погубить нас!" И тут же рассмеялся про себя. Как будто  внизу
они были в меньшей опасности.
   Некоторое время он  размышлял  об  относительности  всего  сущего  на
земле, а потом его мозг вновь, почти независимо от него, переключился на
мысли о Маше, и не осталось ничего на свете, кроме беспокойства за жизнь
дорогой ему женщины. Без единой жалобы,  без  упреков  и  сетований  она
отважно шла впереди него по карнизу, и лишь иногда на повороте  мелькала
перед Митиным взором ее слегка побледневшая щека или  закушенная  нижняя
губа. Тогда его сердце замирало от нежности к этой удивительной женщине.
И уже в который раз он клялся себе, что непременно  скажет  ей  о  своей
любви, сразу же, как только они выберутся из этого ада.  Он  обязательно
признается Маше, как сильно любит ее и уже не  представляет  себе  жизни
без нее. И если она откажет ему, он все равно будет счастлив, потому что
не каждому дано испытать столь сильное и светлое чувство, какое довелось
испытать  ему.  Оно  помогло  ему   выжить,   поверить   в   возможность
освобождения и в то, что ничего в этой жизни для него не потеряно!
   Наконец карниз кончился, но теперь им предстояло преодолеть обширное,
покрытое снегом плато, что было не менее опасно из-за  возможных  лавин.
Решено было пересекать его под углом  и  как  можно  быстрее,  чтобы  не
подрезать ненароком снежный пласт и не вызвать его подвижку.
   Маша обвела взглядом огромное  белое  пространство  и  подумала,  что
впервые испытывает такой ужас перед снегом.
   Под яркими лучами полуденного солнца  он  искрил  и  переливался.  От
этого непомерного блеска потемнело в глазах, в  них  заплясали  какие-то
темные точки, спирали, и Маша, закрыв глаза ладонями, зашаталась и  чуть
не упала от внезапного головокружения и тошноты. Ей показалось, что  она
слепнет. В тот же момент она почувствовала, что ласковые руки обняли  ее
и удержали от падения.
   - Прости, дорогая! - Теплые губы коснулись ее виска. - Я совсем забыл
предупредить тебя, чтобы ты не смотрела на  снег.  А  сейчас  успокойся,
закрой глаза, дай им немного отдохнуть.
   Маша послушно закрыла глаза. Ей казалось, что  под  ресницы  набились
сотни острых песчинок, по щекам поползли слезы.
   - Что со мной? - спросила она.
   - Ослепление снегом, или снежная слепота,  -  пояснил  Митя  и  вытер
носовым платком текущие по ее щекам слезы. - Не ты одна попалась, вон  и
Антона Васена лечит...
   - Сейчас я и  вам  помогу.  -  Васена  подошла  к  Маше  и  принялась
массировать ей веки холодными сильными пальцами.
   Они были покрыты каким-то веществом, мягким и немного колючим.
   - Что это, Васена? - спросила ее Маша.
   - Древесная зола из костра. Я на всякий случай  с  собой  прихватила.
Она немного  предохраняет  от  блеска.  Я  слышала,  так  контрабандисты
поступали, когда через снежники ходили.
   Через некоторое время Маша открыла  глаза  и,  к  своему  облегчению,
обнаружила, что  видит,  хотя  и  не  так  отчетливо,  как  прежде.  Она
посмотрела на своих спутников и не выдержала, расхохоталась.  Лица  всех
троих  украшали  широкие  черные  полосы,  и  выглядели  они  почти  как
американские дикари, вышедшие на тропу войны.
   - Нужно сделать капюшоны из одеял и прикрыться ими от  блеска,  иначе
мы все ослепнем, - предложил Митя.
   Действительно,  это  было  весьма  разумное  решение,  и  самодельные
капюшоны помогли им отгородиться от беспощадных солнечных  лучей.  Через
час они миновали снежник и вышли на точку, с которой  хорошо  был  виден
перевал, до него оставалось совсем немного - версты две, а то и меньше.
   Теперь можно было позволить себе небольшой привал.
   Маша с трудом опустилась на колени,  чувствуя,  как  тело  наливается
тяжестью. Впервые в жизни она так устала. Рядом как  подкошенный  рухнул
Антон. И ему дались нелегко эти немереные версты по непадежной  тропе  и
снежной целине, грозящей не меньшими опасностями.
   Митя присел на камень рядом с Машей и коснулся рукой ее плеча:
   - Не расстраивайся! Сейчас отдохнешь  немного,  и  все  пройдет.  Эта
усталость от высоты и недостатка воздуха.  Я  тоже  чувствую  себя  так,
будто меня хорошенько отходили палками.
   Маша закрыла глаза и положила голову на Митины колени.  Рядом  с  ним
она чувствовала себя в полнейшей безопасности. И  впервые  за  последние
дни испытала покой  и  умиротворение.  Мужская  рука,  теплая  и  слегка
шершавая, осторожно коснулась ее щеки, убрала с лица  выбившуюся  прядку
волос, и Митя прошептал:
   - Что бы ни было, но теперь мы свободны, и никакой Мордвин