а. - Только в камере этот Карлсон смотрелся бы гораздо лучше.
     - Оставь ты, наконец, Надымова в покое! - рассердилась в свою очередь Антонина. - Не хватало еще перед сном о нем говорить! Не дай бог, приснится! - Она опять обратилась к Барсукову:
     - Я так и не поняла, вы собираетесь участвовать в маскараде?
     - Антонина Сергеевна, - взмолился Барсуков, - о чем вы говорите? Какой костюм, какой маскарад?
     У меня перед Новым годом дел выше крыши, а вы заставляете меня с иголкой по вечерам сидеть! Да из меня портной, как из козы барабанщик!
     - Не хотите - и не надо! - Тонька пожала плечами. - Только я одного не понимаю: разве нельзя на один вечер забыть о вашей треклятой работе? В новогоднюю ночь все пьют шампанское, веселятся, танцуют, даже самые отъявленные жулики и самые трудолюбивые милиционеры.
     - Ox, Антонина Сергеевна, Антонина Сергеевна! - вздохнул Барсуков. - Вашими бы устами да мед пить! Только жизнь такая вредная штука, что не все получается, как нам бы хотелось! Как раз на Новый год приходится много квартирных и прочих краж. Преступники очень ловко вычисляют пустые квартиры - по темным окнам.
     - Хорошо, вы меня убедили. - Антонина с досадой махнула рукой. - Но хотя бы на часок заглянете, старый год проводить, Новый - встретить?
     - А это обязательно! И, возможно, даже не на часок, а чуть больше. Только не заставляйте меня влезать в какой-нибудь маскарадный костюм!
     - Ладно, по рукам! - улыбнулась Антонина и подмигнула Людмиле. - Сделаем на этот раз исключение. Но при условии, что потом проводите Людмилу Алексеевну домой. А то дорога дальняя, вдруг заблудится...
     - Антонина, - рассердилась Людмила, - что за глупые шутки? При чем тут Денис Максимович? Ты ведь прекрасно знаешь, что приезжает Вадим и на бал-маскарад я не пойду!
     - Этот твой Вадим уже который год только языком тренькает, - недовольно прошипела Антонина и произнесла уже более громко; - Не выдумывай: приедет, не приедет, это его личное дело, а твое дело - готовиться к Новому году. А то смотри, прогуляться лунной ночью да еще рядом с интересным мужчиной много желающих найдется, правда, Денис Максимович?
     Людмила сверкнула на подругу глазами и подозрительно вежливо справилась:
     - Ты имеешь в виду, что намечается еще целый взвод желающих, чтобы их проводил до дома лично товарищ подполковник? Так вот учти, Тонечка, я сама решаю, кого выбрать в провожатые. - И совсем уж насмешливо добавила:
     - Не хватало мне, чтобы меня милиция через все село сопровождала, пусть лучше своими непосредственными делами занимаются, больше пользы будет!
     Барсуков резко повернулся к ним, смерил Людмилу откровенно яростным взглядом и столь же резко, не вымолвив ни слова, отвернулся. Антонина тихо, одними губами произнесла что-то нецензурное и поднесла кулак к носу подруги. Но та оттолкнула ее руку и, откинувшись головой на спинку сиденья, закрыла глаза. Так было легче держать себя в руках, а ей очень хотелось выругать Тоньку последними словами. Хлебом не корми, дай все испортить! Как ей теперь смотреть в глаза Барсукову после откровенных Тонькиных высказываний?
     Антонина в ответ на многозначительный взгляд Сергея в автомобильное зеркальце лишь огорченно покачала головой и опять что-то прошептала одними губами. Кавалерийская атака с треском провалилась, но она не теряла присутствия духа. Приучить двух упрямцев к мысли, что им не прожить друг без друга, становилось для нее делом чести. И отказываться от задуманного она не собиралась.
     ... А укатанная колесами автомобилей дорога по-прежнему резво бежала им навстречу, пока огни Вознесенского не заполнили весь горизонт.

Глава 22

     За горами тихо угасала вечерняя заря. Красное полотно на западе потускнело, сделалось темно-малиновым, а высокое просторное небо над хребтом за какие-то полчаса превратилось из голубого в зеленое, потом в иссиня-темное. И на этом темном фоне, словно на негативе, проявились белые вершины, отливающие серебром в свете восходящей луны. Наступила ночь.
     Все вдруг увиделось по-иному: загадочно и дико.
     От одного взгляда на недоступные, равнодушные вершины, над которыми сгустилось черное небо, становилось холодно и жутковато.
     Людмила зябко поежилась и вернулась в дом.
     Славка с приятелями ушли в лыжный поход и Новый год будут встречать в таежной избушке. До праздника оставалось два дня, но обычное для этой поры приятное волнение оставило девушку сегодня утром, когда она попрощалась с делегацией американских экологов и с женихом, который, вопреки обещаниям, в очередной раз подтвердил опасения Антонины. Он не смог оставить без внимания Лайзу Коушелл и ее коллег, отправившихся с визитом в соседнюю республику. Американцы выразили сильнейшее желание, чтобы в этой поездке их сопровождал именно Вадим Павлович Шатунов - таким уж он показался им милым, обходительным и знающим свое дело.
     Американцы пробыли в Вознесенском три дня, и Людмиле лишь дважды удалось поговорить с Вадимом один на один. Ночевать в ее доме он наотрез отказался, объясняя это тем, что вечерами американцы особенно нуждаются в нем. Переводчица, прибывшая с делегацией, не справляется с потоком документов по заповеднику. И если бы не его, Вадима, помощь, бедная Лайза не спала бы все ночи напролет.
     Толстая, краснощекая Лайза совсем не походила на девицу, чрезмерно утомленную ночными бдениями над бумагами. Она громко хохотала по каждому поводу и столь же громко ругалась, когда кто-то из членов делегации опаздывал к завтраку или ужину. В остальное время она была очень даже дружелюбной и приветливой особой и могла бы понравиться Людмиле, если бы не одно обстоятельство: она ни на секунду не отпускала Вадима от себя. И он, похоже, этим нисколько не тяготился и был весьма рад столь явному вниманию со стороны Almighty Lizy , как без особого стеснения именовала она саму себя.
     С этим определением способностей и возможностей Лайзы нельзя было не согласиться. С папиными миллионами за плечами легко чувствовать себя вершительницей чужих судеб. В какой-то момент Людмиле даже стало жалко Вадима. Она заметила его суетливость и слегка виноватую улыбку: жених одновременно побаивался Лайзу и стыдился своей робости и неожиданного, пусть и в мелочах, угодничества перед богатой американкой.
     Вечером накануне отъезда Вадим зашел к Людмиле в кабинет, присел на стул рядом и сообщил, что и на этот раз им не удастся провести Новый год вместе.
     - Пойми меня, дорогая, - он взял ее руку, на мгновение прижал к губам, ласково улыбнулся, - в наших условиях очень трудно получить признание зарубежных коллег. Знакомство с Лайзой может принести определенную выгоду, и не только мне одному.
     - Я это заметила, Вадик, - улыбнулась Людмила. - Кажется, Лайза имеет в виду и собственную выгоду. Ты так мило за ней ухаживаешь, что она даже по нашему морозу без шапки бегает. В таком случае говорят: любовь греет! Чья только, не твоя ли?
     - Не язви, дорогая! - Вадим удивленно приподнял бровь и даже снял очки. - Неужели ты меня ревнуешь? Я знаком с Лайзой чуть больше недели, и наши отношения строятся лишь на деловой основе.
     - Слава богу, Вадик, - совсем уж ласково посмотрела на него Людмила. - Я совершенно не сомневаюсь в том, что ваши отношения строятся именно на этой основе и Лайза смотрит на тебя влюбленными глазами исключительно из деловых соображений.
     - Ты решила поссориться со мной? - Вадим поджал губы и вновь надел очки. - Я ведь не подвожу базу под твои отношения с некоторыми из соседей, которых, по слухам, ты взяла под свое покровительство.
     - Я не скрываю этого, дорогой, и учти: выгоды для себя никакой не ищу.
     - Я этому не удивляюсь, но мне неприятно узнавать от посторонних людей, что ты водишь знакомство с ментами. Что может быть общего у тебя, научного работника, с тупым и ограниченным милиционером?
     - Вадим, - Людмила встала со стула и сверху вниз посмотрела на жениха, - прошу тебя, выбирай выражения. Не дай бог, кто-то позарится на твою дубленку, кого ты позовешь на помощь в первую очередь? Уверена, не Лайзу Коушелл, а жалкого, тупого мента.
     - Деньги за дубленку я тебе верну, и в самое ближайшее время. - Вадим тоже поднялся на ноги. - Могла бы и не намекать на это, да еще таким образом. - Он окинул ее взглядом и презрительно усмехнулся. - А у тебя хорошо получается милицию защищать. Не зря в ментовских подружках числишься! - Он перехватил занесенную для пощечины руку невесты и отбросил ее в сторону. - На местных поклонниках тренируйся! А я в подобные игры не играю! - Вадим нахлобучил на голову шапку, застегнул дубленку и, не попрощавшись, вышел. А утром, перед посадкой делегации в автобус, процедил сквозь зубы:
     - Я тебе позвоню из Красноярска, - и официально пожал руку.
     Антонина, наблюдавшая за ними с крыльца конторы заповедника, дождалась, когда автобус с гостями тронется с места, и подошла к подруге:
     - Давай ко мне! Все равно работник из тебя, сегодня аховый!
     Дома у Тоньки было тепло и уютно, вкусно пахло свежей стряпней. Подруга пояснила:
     - Всю ночь сегодня готовила. Барсуков обещался к вечеру Стаса домой привезти. - И уточнила:
     - Ко мне домой. Я этого чубатого хохла от себя теперь ни на шаг не отпущу!
     - Счастливая ты, Тонька! - вздохнула Людмила. - А у меня опять все наперекосяк. Думала, на Новый год все решится. Нет, не получается. Не захотел Вадим остаться. Работы, видишь ли, у него много.
     - А ты что, ма другое надеялась? - Антонина, хотя и смотрела сочувственно, но, похоже, была рада подобному повороту событии. - Конечно, я Вадима плохо знаю, но, по некоторым приметам, он из тех молодчиков, что всегда готовы на чужом горбу в рай въехать. Но на этот раз он вот-вот с твоего горба на американский перепрыгнет. Он же намекнул, что там перспективы более радужные.
     Кстати, эта Лайза замужем?
     - Была. Дважды. Сейчас в разводе. - Людмила с недоумением посмотрела на подругу. - Но она же почти на десять лет его старше.
     - Ты думаешь, это преграда в наше время? Ты только представь, что твоего Вадика ожидает, если он поддастся ее чарам или, вернее, клюнет на ее деньги. Она же его как экзотический сувенир, как матрешку из России привезет. Смотрите, мол, русского медведя себе отхватила не за понюшку табака.
     - Ну, на медведя Вадим вряд ли смахивает, - улыбнулась Людмила, не чувствуя, что слезы бегут по щекам.
     - И что ты, дура такая, по нему убиваешься? - Тонька притянула подругу к себе и вытерла ей щеки носовым платком. - Если он и похож на медведя, то лишь на того, который недавно из берлоги вылез.
     Худой, плешивый, голодный...
     - Зря ты так, Тоня! Какой он плешивый и голодный? Вид у него сытый и ухоженный, только что худой. Себя он любит, лелеет, и, если Лайза вздумает пригласить его в Америку поработать, это будет для него величайшей удачей. Ты бы отказалась?
     - Обо мне и речи не идет. Но разве справедливо почти десять лет морочить девке голову, а потом слинять за бугор в одиночку? Он ведь даже и словом не обмолвился, что вы поедете туда вместе.
     - Честно сказать, о своей поездке в Америку он даже не намекал, это все твои домыслы.
     - Да какие, к черту, домыслы? - всплеснула руками Тонька. - Конечно, будь эта Лайза простой русской бабой, твой Вадик за версту бы ее обходил. Но она, к сожалению, очень богатая американская дама и имеет на него виды, это и козе понятно. И непременно его к рукам приберет, тут уж не сомневайся. И он на это пойдет добровольно и с большой охотой. - Она заглянула в глаза Людмилы. - Я тебе точно говорю: он за границу собрался. И Лайза - тот самый парашют, с помощью которого он приземлится, попомни мое слово, в каком-нибудь теплом и уютном штате.
     - Тоня, милая, но что же мне делать? - взмолилась Людмила и вновь заплакала. - Я же действительно почти десять лет на него убила. И вот результат: он променял меня на эту толстую и лохматую бабу. Неужели...
     - Людка, сдурела, нашла о ком реветь! - перебила ее Антонина. - Да твой Вадик из породы еще тех вампиров. Присосется и живет за чужой счет припеваючи. Посчитай, сколько денег он из тебя вытянул за это время? Ты же ни разу в отпуске как следует не отдохнула, все на подработках каких-то. Тянешься изо всех сил, жилы рвешь, а ради кого, спрашивается? Ты его чуть ли не грудью вскормила, взлелеяла, выучила, наконец, а он тебе вот-вот ручкой помашет... Сколько раз я тебе говорила: бросай его, пока не поздно, ничего хорошего из этого не получится!
     - Подожди, но он ведь и слова еще не сказал, что мы должны расстаться! - спохватилась Людмила.
     - Не сказал, потому что до конца еще в Лайзе не уверен. Думаешь, она не знает о ваших отношениях? Как же! У тебя же все на морде написано.
     Они в Туве долго пробудут?
     - С неделю...
     - Ну вот, через неделю он тебе, как пить дать, все по телефону доложит. Хочешь, я тебе заранее скажу, что он в свое оправдание блеять будет?
     Людмила молча кивнула.
     - "Людочка, дорогая, - Антонина сложила руки на груди и слащаво улыбнулась, - ты должна меня понять и простить. Внезапно я встретил женщину, которая стала смыслом моей жизни, моей единственной и неповторимой любовью. Я боюсь ее потерять и поэтому вынужден, слышишь, вынужден поехать за ней на край света..."
     - Ну и черт с ним, - прошептала Людмила и отвернулась от подруги. - Пускай на ком хочет, на том и женится. Мне и одной хорошо.
     - Ну зачем же одной, - удивилась Антонина, - когда рядом такие кадры пропадают?
     - Ничего они не пропадают, - огрызнулась Людмила, - не дадут им завянуть в одиночестве.
     Тонька окинула ее задумчивым взглядом:
     - Много я дураков на свете видела, но таких, как вы с Барсуковым, еще не встречала. Сохнете друг по другу, а все равно фасон держите. Не дай бог свою слабость показать. Только не слабостью это называется, а любовью. Пройдешь мимо - потом всю жизнь каяться будешь. Настоящая любовь человеку один раз дается, а остальное все так.., увлечения.
     - А ты уверена, что это действительно любовь, а не увлечение? Может, именно Вадим был моей единственной любовью, а я так бездарно ею распорядилась?
     - Господи, - взмолилась Антонина, - это ж какое терпение нужно, чтобы тебя в чем-то переубедить! И ведь прекрасно знаешь, что я права, но споришь, доказываешь... Тебе самой еще не надоело сопротивляться?
     - Хорошо, не буду сопротивляться, - согласилась с подругой Людмила, - но только не советуй падать Барсукову в ноги и умолять: люби меня, как я тебя, и будем вечные друзья! Я на это под угрозой расстрела не пойду!
     - Ну и ладушки, не ходи! - не расстроилась Антонина. - Он сам к тебе придет как миленький.
     А лучше всего, если ты у меня до вечера останешься. Он же обязательно зайдет вместе с Дроботом.
     Я его ужином пообещала накормить, если он Стаса сюда доставит. Вот и поможешь мне этот ужин приготовить.
     - С ужином ты и одна управишься. - Людмила поднялась с дивана. - А я лучше домой пойду.
     Славка уехал, вот я и хочу в тишине посидеть, поработать спокойно.
     - Давай проваливай! - рассердилась Тонька и бросила ей в руки шубу. - Я думала, хоть раз Барсуков тебя в нормальном обличье увидит, в платье, в шубе. А ты опять сбегаешь! Ну иди, иди, - махнула она рукой, заметив, что Людмила замешкалась на пороге, - мотай сопли на кулак, только потом не обижайся, что Надька Портновская ловчее тебя окажется.

***

     Людмила посмотрела на заваленный бумагами стол и вздохнула. Сегодня ей удалось хорошо поработать, хотя мысли то и дело возвращались к утреннему разговору с Вадимом, а потом с Антониной. И, как ни странно, кроме обиды, она никаких других чувств не испытывала. И обида эта была не на Вадима, а, скорее, на саму себя, так бесталачно потратившую почти десять лет жизни на человека, который всегда был озабочен только своими проблемами И она знала об этом, но не хотела верить, убеждая себя, что он гораздо лучше, чем о нем думают. Или у нее просто в голове не укладывалось, что можно так бесцеремонно использовать любящего тебя человека для достижения своих, и только своих целей?
     Она выключила свет и села прямо на пол у раскрытой печной дверцы. Обхватила колени руками, прижалась к ним щекой Всполохи играли на полу и на стенах, отодвигая темноту а глубь кухни. Раскаленные докрасна угли потрескивали и подмигивали язычками пламени. От дверцы тянуло жаром, живым 1 силом, и Людмила немного отодвинулась.
     Темнота, обступившая ее со всех сторон, была чужой, неприветливой, и она еще сильнее почувствовала свое одиночество. Подбросив в печь пару березовых поленьев, девушка принялась наблюдать, как жадное пламя набросилось на них и белая береста тут же почернела, закурчавилась от жара, задымила и вспыхнула с треском, словно вскрикнула от боли.
     Людмила судорожно перевела дыхание. Вот так же они сидели когда-то с Вадимом у затухающего костра, также потрескивали, распадаясь, угли, а он говорил, что любит ее и не представляет дальнейшей жизни без нее. Она нахмурилась, припоминая: когда это было? Да, после второго курса, на летней ботанической практике... Тогда она не знала, что ответить, - ведь Вадим был лучшим студентом факультета, гордостью института, и вдруг обратил внимание на нее, ничем не примечательную сокурсницу, которая никогда до этого ни с кем не дружила и даже побаивалась слишком пристального внимания со стороны противоположного пола. Но Вадим ничем не походил на других парней, шумных и слегка нагловатых студентов биофака. Большую часть времени они занимались спортом, устанавливали рекорды, зарабатывали грамоты и медали и потому лишь поплевывали на учебу с высоты чемпионских пьедесталов, зная наверняка, что никогда в дальнейшем с биологией не свяжутся.
     Да, Вадим не походил на них своей интеллигентностью, тихим голосом, вежливостью. Она никогда не слышала от него грубого слова, хотя и на ласковые он тоже был не слишком щедр. Но зато умел вовремя сказать "спасибо" и так мило улыбнуться, заглянуть в глаза, что ее сердце тут же таяло и она была готова выполнить любую его просьбу. Но только вот любила ли она его на самом деле? Разве кружилась ее голова так, как при встрече с Барсуковым, и билось ли в запредельном режиме сердце?
     Нет, до встречи с Денисом ни о ком, даже о Вадиме, она не думала постоянно, не вставала и не засыпала с мыслями о нем, не вздрагивала от звука его голоса и не дрожала, как в лихорадке, стоило ему посмотреть на нее. От одного взгляда на его руки или губы у нее пересыхает в горле и она почти теряет сознание, когда он прикасается к ней. Ей уже мало одних прикосновений и даже поцелуев...
     Людмила посмотрела на часы. Вероятно, Барсуков сейчас в компании Стаса и Антонины отмечает благополучное возвращение в строй своего боевого заместителя. Как бы ей хотелось оказаться сейчас в гостях у Тоньки, а не сидеть пригорюнившись в темноте у печной дверцы и не ждать, когда послышится под окнами звук автомобильного мотора.
     Она с досадой чертыхнулась про себя. Больше ей дела нет, как опять забивать голову мыслями об этом несносном милиционере, который и влюбиться-то как следует не умеет. С этой проклятой работой он о сыне лишь перед сном вспоминает, а что уж говорить о ней... Сейчас он окончательно прекратил все попытки познакомиться ближе. И она до сих пор не могла понять, почему он постоянно торопил события - то ли в силу профессиональной наглости, то ли из-за чрезмерной занятости, боясь понапрасну растратить даже минуту свободного времени.
     Печные угли подернулись пеплом, посерели.
     Язычки пламени присмирели, лишь иногда короткими всполохами напоминая, что рано еще задвигать печную вьюшку. Людмила встала, потянулась, включила свет и подошла к телефону. Тонькин номер долго не отвечал. Наконец трубку подняли. Ответил Стас, обрадовался ей и тут же отругал за то, что опять поспешила улизнуть домой, словно у нее там семеро по лавкам сидят.
     - Стас, я очень рада, что ты уже дома. Как твоя рука?
     - Не заговаривай мне зубы, - заявил Стас. - Ты прекрасно знаешь