ести? Перед ней ясно, словно наяву, проступила картинка: Наталья с закинутыми на спину Алексея ногами, и он между ее бедер. Да, с воображением у нее всегда все было в порядке. Но с другой стороны, он серьезный человек, руководитель, и позволяет девчонке так откровенно виснуть на нем? А может быть, они уже сговорились о свадьбе?
     Тогда понятно, почему он пренебрегает людской молвой.
     Выругав себя, что опять погрузилась в размышления о человеке, о котором даже вспоминать не стоит, она взглянула на часы. Отец опаздывал уже на пять минут, и только она собралась его кликнуть, как он появился на пороге, полностью экипированный для бега.
     - Лена, - он серьезно посмотрел на дочь, - я увидел, что ты уже и рюкзак собрала. Только вот как Ковалев...
     - Ковалев, Ковалев, - взорвалась Лена, - царь и бог ваш Ковалев! Вершитель людских судеб - Ковалев! Если ты перед ним пасуешь, я сама займусь этим вопросом! - Сдаюсь, сдаюсь! - Отец отметил чрезмерно эмоциональную реакцию дочери на его слова и усмехнулся про себя.

***

     Максим Максимович, несмотря на вечерние возлияния, бежал достаточно споро. Восход солнца ошеломил обоих. Отец и дочь стояли на вершине небольшой горушки и наблюдали, как огромное светило пронзило скопление темных облаков, окрасив их в неестественно яркие оттенки алого цвета.
     Небо становилось светлее, светлее, и вдруг невообразимо ярко-голубой цвет разлился по небосводу.
     Максим Максимович вздохнул:
     - Уже и не помню, когда рассвет встречал. Дела, заботы... Пропади они пропадом!
     Абсолют их встретил поначалу холодно, но, разобравшись, что высокий, плотный мужчина не кто иной, как отец Лены, постепенно оттаял. Гангут с удивлением посматривал на старика. С задубевшим от горного солнца и ветров лицом, он не был похож на семидесятилетнего деда. Тут же он принялся накрывать на стол и походя жаловаться на житье-бытье: и в боку-то у него все время колет, и ноги отказывают, и спину прямо в узел скрючило. Но по тому, как хитро поблескивали его глаза и весело, совсем не сочувствующе улыбалась дочь, Максим Максимович понял, что жалобы Абсолюта давно устоявшийся ритуал, что-то вроде утренней молитвы.
     Хлебосольный хозяин постарался на славу. Гости с изумлением переглянулись: весь стол заполнили блюда с соленым хариусом, жареным тайменем, разваристой картошкой, политой ароматным кедровым маслом, квашеной капустой и солеными огурцами и помидорами.
     - Богато живете, Степан Тимофеевич, - озадаченно протянул журналист, подумав, что со скрюченной спиной вряд ли такие разносолы заготовишь.
     - Только трудом праведным, только им, родимым. - Старик засуетился у буфета, вытащил штоф с ярко-малиновой жидкостью. - Водочки моей попробуйте, настояна на бруснике, исключительно пользительна для здоровья. Сам я, конечно, из принципа по утрам не пью, но на что не пойдешь ради дорогих гостей.
     Мужчины выпили, а Лена отказалась. Она уже имела однажды неосторожность попробовать "исключительно пользительной" водки, после чего не помнила, как доползла до дома. Ради пользы дела она не стала препятствовать отцу. В подпитии дед был особенно словоохотлив.
     Слегка перекусив, чтобы не обидеть старика, она отправилась навестить Гнедка. Мерин понуро стоял у яслей с овсом, но, увидев Лену, приподнял верхнюю губу, обнажив крупные желтые зубы, и начал радостно кивать. Девушка потрепала его по холке:
     - Ах ты, паршивец, за сахар и танцевать скоро научишься.
     Рогдай бегал по самому берегу, обнюхивая темные от росы камни. На противоположном берегу глухо шумел ручей, сбегающий из-под снежника. Бяшка весь утонул в тумане, солнце только-только угадывалось за скалистыми вершинами. Где-то очень высоко в небе появилась яркая сверкающая точка. Крошечное тельце блеснуло на солнце, оставив за собой медленно растекающийся по небесному своду шлейф отработанных газов. Значит, уже шесть часов, и летчики авиаполка, расквартированного недалеко от райцентра, начали плановые полеты.
     Лена медленно разделась, зачерпнула воды из озера, но обливание не принесло ей радости и не взбодрило ее. Одевшись, она присела на камень и принялась наблюдать за псом. Рогдай старательно исследовал корни растущего поблизости кедра. Собака заметалась под деревом, то и дело задирая морду вверх. Лена подошла поближе. Из густой хвои на нее смотрели два маленьких круглых глаза. Тут же яркое светло-коричневое создание мелькнуло среди веток и перемахнуло на соседнее дерево.
     Из избы раздался голос Абсолюта:
     - Слышь, кого там Рогдай гоняет?
     - Колонок, по-моему, Степан Тимофеевич.
     - Ах, шельмец такой, повадился у меня кур давить. И до чего же обнаглел, днем заявился.
     Зверек тем временем обманул пса, ушел по вершинам деревьев.
     Лена вошла в избу. Рогдай вбежал следом, притаился за печкой, наблюдая осторожно за людьми и поводя носом на вкусные запахи. Старик, кряхтя, зачерпнул половником из большой кастрюли наваристых щей, покрошил хлебца и пододвинул миску собаке:
     - Ешь, охотник, мне бы тебя лет тридцать назад.
     Со всей округи соболя моими бы стали.
     - Слышал я, Степан Тимофеевич, вы всю жизнь в органах проработали? - осторожно спросил Гангут.
     Старик как-то странно посмотрел на него:
     - А что, и прослужил, правда, в генералы не выбился. - Он плеснул в стакан водки, протянул Максиму Максимовичу. - Тянул эту лямку, как говорится, тридцать лет и три года, а потом на пенсию спровадили, не нужон стал. Вот и пришлось поохотничать, потом сюда подался. Пока ноги ходют, в поселок не поеду. Пенсия у меня на книжку идет, дети не притесняют, что еще старику надо? - Он шумно втянул в себя шмат квашеной капусты, обтер губы вафельным полотенцем. - Я ведь сюда в восемьдесят пятом перебрался, когда уже по тайге стало трудновато бегать, а так ружьишко в руки, собаку на поводок - и айда! Старуха у меня рано померла, сыновья в городе - че в поселке задницу парить, если задел есть? Никто лучше меня кулемки <Кулемки - ловушки.> и капканы не ставил. Настораживать их нужно один раз и с особой аккуратностью. Соболь, он хитрый, стервец, если из ловушки уйдет - второй раз его вряд ли поймаешь. Еще одна хитрость - приманка. Самое любимое его лакомство - рябчик. Но есть такие пройдошные бестии, не идут в ловушку, и все. Тогда я прячу за ветками проволоку и подвешиваю на нее мясо. Соболь капкан обойдет, нюх-то у него ой-е-ей какой вострый, приманку хвать, а проволоку-то не разорвешь. Он начинает злиться, вцепится в мясо, мечется из стороны в сторону, ну и наступит на капкан. Есть еще и другой способ. Он когда в капкан попадается, бьется в нем, от страха мочится, кроме того, на снегу кровь, запах пота и шерсть. Я этот снег, бывало, деревянной лопаточкой сниму и рассыплю около других капканов. Соболи, они охочи до того места, где другой" повозился, тут он, голубчик, и попадается. - Абсолют словно помолодел, глаза его зажглись тем особенным огнем, который сразу же выдает людей авантюрного склада характера: рыбаков, охотников, путешественников.
     Забыв про принципы, старик еще раз подлил в стаканы себе и журналисту. Лена заметила, что отец, несмотря на отступление от темы, слушает Абсолюта с неподдельным интересом. Мужчины выпили, и старик продолжил свой рассказ:
     - Конечно, капканы - это хорошо, но и с ружжом я неплохо хаживал.
     - А почему же приманку лайки не берут, не попадаются в капкан или в ловушку? - поинтересовалась Лена.
     - Это, просто. Молодую лайку нужно затолкать в петлю кулемки, прижать ногой и душить, пока не напугаешь раз и навсегда.
     - Но это же жестоко, - возмутилась Лена, - мучить беспомощного пса!
     - Лучше, чтобы он в капкан угодил и там мучился? Думай, что говоришь, девонька, - рассердился старик. - Они эти уроки быстро запоминают. - Абсолют глянул на гостей, дескать, не в тягость ли его байки?
     - Сейчас я вам интересный случай расскажу, - продолжал старик. - В восьмидесятом охотничал я километрах в ста отсюдова, и был у меня пес по имени Иртыш, сообразительный, трудяга, каких поискать. Получилось так, что соболь от нас через дупло ушел в полый ствол громаднейшего кедра вверх и затаился. Иртыш полез за ним. А на вершине - толстенный развилок. Я по голосу слышу - в него ушли. Потом Иртыш заскулил и замолчал.
     Всю ночь, а мороз лютый был, валил я топором этот проклятущий кедр. Уже к утру рухнул он, гнилой развилок лопнул, и мой Иртыш вывалился бездыханный, а за ним мертвый соболь. Задавил его все-таки пес. Я думаю, гнилая труха осыпалась и завалила Иртышу выход. Долго я его растирал, в нос дул, делал даже искусственное дыхание. И что же? Ожил! Сначала, правда, обеспамятел, норовил в огонь броситься, но потом прошло. Я с ним еще три года соболя добывал, пока его сосед мотоциклом не переехал. Я тогда этого живоглота чуть не пристрелил. Но Иртыша не вернешь, а после него у меня лучше собаки не было. - Дед вздохнул, затянулся цигаркой. - Нелегко дается охотнику соболек. Более пяти месяцев в избушке живешь один.
     С собакой да сам с собой разговариваешь, чтобы человеческий язык не забыть.
     - Наверно, вам за это неплохо платили? - спросил Максим Максимович.
     - Как сказать, по старым деньгам тыщу двести за шкурку, это в зависимости от качества, конечно, а по новым - до семидесяти и больше. А теперь посчитайте, сколько на шубу таких вот шкурок надо и сколько она по нынешним ценам стоить будет? А соболя все меньше и меньше становится... - Старик шумно прихлебнул из кружки, взглянул на гостей. - Может, хватит вас побасками кормить? Чует мое сердце, что неспроста вы ко мне пожаловали. Старых пер.., охотников и в поселке хватает. Выкладывайте, зачем вам Абсолют понадобился.
     Максим Максимович придвинул к старику "Мальборо":
     - Попробуйте моих.
     - Ну нет. - Старик решительно отодвинул сигареты. - У меня свой самосад, до самой задницы пробирает. - Абсолют скрутил внушительную козью ножку, задымил, как паровоз.

***

     В Нескольких словах отец объяснил, что его интересует пропавший караван с приисковым золотом.
     И если что-то Степану Тимофеевичу известно, может, хотя бы примерный маршрут...
     - Знаешь, мил-человек, - дед весь подобрался, глаза его настороженно блеснули, - если бы кто и знал, как ты выражаешься - "примерный маршрут", давно бы золото нашли. Тех, кто знал, а сохранность не обеспечил, сразу в расход пустили. Кроме того, они сами уже по ходу могли маршрут изменить, мало ли по какой причине. Человек предполагает, а горы и тайга, они ведь свои законы диктуют. - Старик вздохнул. - А я кем на прииске был? Простым конвойным. Мы ведь даже и не знали, что караван ушел. Догадываться догадывались, а больше ни-ни. Попробуй спроси, сразу отправят туда, куда Макар телят не гонял, или того хуже. У меня старший брат с караваном ушел, и то я не знал когда. Мы порознь жили. Он женатый был, а я в бараке с холостыми. Дней через десять смотрим, жен и детишек всех, кто в охране каравана был, на телеги в одночасье погрузили и увезли незнамо куда. Понял я тут, что дело нечисто.
     - А почему же вас в покое оставили? - спросила Лена.
     - Просто никто не знал, что мы братья. Отцы у нас разные, и по возрасту он на пятнадцать лет старше был. Мать меня в сорок лет принесла, когда второй раз замуж вышла. Милицию в то время в горы нагнали, солдат с автоматами, собаками. Банду, говорят, какую-то ловили. А я так считаю: караван с золотом искали, но так и не нашли. Может, их какие инопланетяне захватили? Тут хоть и тайга, но сгинуть без следа такая прорва людей и лошадей никак не могла.
     - Они везли грузы на оленях, а не на лошадях;
     Степан Тимофеевич, - уточнил отец.
     - На сокжоях? Тогда тем более, знаете, какие они ямы в снегу выбивают, когда до лишайника добираются? До метра глубиной, у них чутье не хуже, чем у твоего Рогдая будет. После них на снегу целая дорога должна была остаться, а тут никаких следов.
     Колдовство, што ль, какое?
     Максим Максимович задумчиво крутил в руке диктофон, старик ничего нового к известной информации не добавил.
     - Может быть, их все-таки лавина накрыла? - спросила Лена. - Они же в марте шли, а это один из самых лавиноопасных месяцев.
     - Скажешь тоже. Это какая лавинища должна быть, чтобы такую ораву засыпать? Потом весной, когда снег сошел, на трупы зверь стал бы сбегаться, а опытному охотнику раз плюнуть определить, куда зверье со всего леса спешит.
     - Ну а если все-таки не определили, и звери трупы потратили?
     - А оружие, палатки, вещи различные да золото само? Это все, по-твоему, медведи по берлогам растащили? Нет, мил-человек, нечистое тут дело! - Старик вытер слезящиеся глаза.
     - Что ж, больше не будем испытывать ваше терпение, да и нам пора возвращаться. - Максим Максимович пожал руку Абсолюту. - Государству это золото сейчас бы очень пригодилось, да и нашедшему, кстати, премия причитается'. Но удача прошла стороной.
     Абсолют хитро прищурился:
     - Что ж, тебе своей зарплаты не хватает, коли в такую даль золотишко искать приехал?
     Максим Максимович засмеялся:
     - Вы бы тоже, думаю, от нескольких миллионов не отказались.
     Старик глубокомысленно пожевал губами:
     - Ты че, и вправду столько?
     - Конечно, хватит на белый "мерседес", и еще останется.
     Старик махнул рукой, поняв, что гость шутит.
     Расставшись с Абсолютом, они медленно пошли по тропинке.
     - Ты думаешь, он хитрит и что-то скрывает? - спросила Лена отца.
     - Вполне возможно. Видела, как он возбудился, когда я сказал про "мерседес"? И очень уж он усердно пытался нам доказать, что караван исчез бесследно. Ты не заметила, по-моему, он насторожился, когда я этот разговор начал?
     - Да, я тоже заметила, глаза так и забегали, и сразу же принялся сморкаться, кряхтеть, про охоту рассказывать...
     Отец внимательно посмотрел на небо. Над обширной, ярко зеленеющей тайгой заходили тучи. В блеске солнца они были необыкновенного цвета: то, сливаясь, темнели, то, редея, удивляли своей изумительной белизной. Поднялся и побежал по вершинам деревьев холодный ветер.
     - Быстрей, папка, сейчас ливанет!
     Дочь и отец со всех ног припустили по тропинке.
     Лена уже знала о зловредной привычке гор притягивать дождевые тучи. Дожди здесь выпадают часто, особенно весной, и всегда внезапно. Бывает так: небо чистое, ни ветра, ни тумана, и вдруг из-за гор выплывет безобидное облачко, можно даже не заметить его. Но через несколько минут оно так исхлещет дождем, нитки сухой не оставит. И не успеешь опомниться, уяснить, откуда все это взялось, как облачко, сбросив свой груз, исчезнет, и опять вовсю засияет яркое горное солнце на чистом голубом небе.
     На этот раз природа смилостивилась над ними, и первые капли дождя ударили о пыльную землю уже перед домом. Рогдай лбом открыл калитку, забился в конуру. Максим Максимович, тяжело дыша, опустился на стул.
     - Загнала ты меня совсем, дочка.
     - Тебе хотелось вымокнуть? - Лена подала ему банное полотенце. - Прими душ, а я пока завтрак приготовлю.
     Дождь дробно стучал в оконные стекла, дальше дороги ничего нельзя было разобрать: стояла сплошная стена воды. Пришлось включить свет. Приняв во внимание, что они основательно перекусили у Абсолюта, Лена решила ограничиться на завтрак кофе и несколькими бутербродами. Отец завтракать вообще отказался, выпил немного минеральной воды и принялся готовиться к съемкам последнего дня праздника.
     Дождь кончился так же внезапно, как и начался. За окном просигналила машина: Ковалев вызывал Максима Максимыча. Сегодня они посмотрят детские спортивные соревнования, конкурсы рукодельниц и фольклорных коллективов. Лене же предстояли более прозаические заботы.
     Она просмотрела свои запасы. Гостей вместо запланированных десяти человек набиралось более тридцати. Напитков и закуски хватало, осталось приготовить горячие блюда, и Лена занялась посудой. Вскоре появилась Верка в сопровождении Фаины Сергеевны и Зои Викторовны. Лена пригласила несколько "мамок" на новоселье, но никак не ожидала увидеть их так скоро. Вера беспомощно развела руками:
     - Пристали как банный лист, но я подумала, грех от помощи отказываться.
     Через час нарисовались Люба и Лариса, и все, что они с Веркой задумали приготовить только к вечеру, было готово через четыре часа и источало невообразимые запахи.
     Максим Максимович вернулся со съемок. Его тут же женщины окружили заботой и вниманием: усадили за стол, принялись угощать приготовленными деликатесами. Лена заметила, как он вальяжно развалился в кресле, подмигнула подруге:
     - Все, теперь папа принял огонь на себя!
     Девушки уединились в мансарде. Верка заботливо оглядела Лену:
     - Ты, случайно, не заболела? Под глазами круги, посинела вся. Какая чахотка тебя гложет или вчера переутомилась?
     - Нет. - Лена протянула ей газету. - Читала?
     - Читала. Здорово, между прочим, твой папаня написал. Я его поздравить хотела, но не успела, тетки в полон взяли. Он этого Айваза лично знал, я так поняла?
     - Вера, это мой муж. - Всхлипывая, она спустилась в спальню, вернулась с большой фотографией. - Здесь мы перед свадьбой. - Слезы полились ручьем.
     - Тише, тише, - принялась успокаивать ее Вера, - а то весь дом сюда сбежится. - Она взяла в руки фотографию. - Господи, какие же вы тут оба красивые и счастливые! - Она обняла Лену за плечи. - Что же ты, дуреха, молчала? Мне-то могла сказать. По школе какие только домыслы не гуляли. Сейчас притихли, а то всякое говорили... - Она вгляделась в сияющие лица на фотографии. - Ох, Ленка, Ленка, а я-то тебя за Германа сватала. Конечно, после такого мужика вряд ли к другому захочется в постель лечь.
     Так я ему и передам: облом, скажу, Герман, вышел.
     Мне одно только хочется знать: ты его по-прежнему любишь, своего Сережу?
     - Люблю и ничего поделать с собой не могу.
     Знаю, никогда он ко мне не вернется, и все равно вспоминаю, вспоминаю... - Лена уткнулась в плечо подруги, та преувеличенно строго поджала губы.
     - Да, положеньице! Что тут можно посоветовать?
     Тебе самой надо решать, как дальше жить. Но одно могу сказать - девка ты молодая, из себя видная, замуж рано или поздно выходить надо, за Германа, не за Германа - твое дело. Только если ты всех мужиков с Сергеем будешь сравнивать, ничего хорошего в жизни не жди. Первая любовь, она самая сладкая, поэтому о ней даже в старости со слезами вспоминают. Ну и поплачь при случае, а жизнь устраивать надо. Как говорят - живое живым. - Быстро взглянув на зареванную подругу, Верка невинно спросила:
     - С соседом у тебя как?
     - Никак! - Лена громко высморкалась в платочек.
     - И то дело, - согласилась Верка. - Видно, у них с Наташкой сладилось. - И, не заметив, что подруга изменилась в лице, добавила:
     - Видела, как они вчера за кустами обнимались. Наташка к нему прилипла, словно репей к собачьему хвосту. Да, а ты его с мамашей на новоселье пригласила? Вон Эльвира выглядывает, еще небось и не догадывается, какую оторву сын в невестки приглядел.
     - Разумеется, пригласила. - Лена вдруг с ужасом подумала, что же будет, если Алексей все-таки надумает прийти. Вспомнив его холодный взгляд поутру, решила, что вряд ли он придет, но, с другой стороны, тогда она не сможет с ним переговорить? Запутавшись в предположениях, она решила все пустить на самотек. А разговор вполне можно отложить на утро, благо веши у нее приготовлены, и собраться ей, что голому подпоясаться.
     На кухне раскрасневшиеся учительницы прощались с отцом. Он успел всем перецеловать ручки и горячо уверял женщин, что станцует с каждой по крайней мере пару танцев. Проводив гостей до калитки, он вернулся на кухню:
     - Кажется, девушки, до завтрашнего утра я не доживу!
     Вера засмеялась:
     - Главное, пережить сегодняшний вечер. Моя мама тоже горит желанием с вами потанцевать, да еще добрый десяток гостей женского пола. Ох, утопчут они вас, чует мое сердце!
     Отец замахал на нее руками:
     - Это ж надо, Лена, какую ты себе подругу нашла! Нет чтобы успокоить старичка, еще пугает до смерти.