о.
     Всадники взяли с места в карьер и, пригнувшись, ринулись за экипажем. Тамерлан вынес князя почти на два корпуса вперед, но в тот момент, когда Кирилл обернулся, крича посрамленному приятелю нечто торжествующее, конь неожиданно метнулся в сторону, поднялся на дыбы и вдруг резко повалился на бок. Князь почувствовал, как его переворачивает в воздухе. Он увидел над собой небесный купол, с непостижимой быстротой скручивавшийся в гигантскую спираль. Свет звезд слился в одно ослепительно яркое пятно, из глаз посыпались искры, острая боль пронзила мозг, и тяжелая черная пелена накрыла Адашева.

19.

Саша знала, что князь с утра уехал верхом и до сих пор не появлялся. Беспокойство няньки, утверждавшей, что он без предупреждения никогда не остается ночевать у Верменича, передалось и ей. Поначалу она принялась было читать книгу, выбранную в библиотеке. То ли свеча попалась коптящая, то ли ветер гудел в трубе слишком заунывно, но девушка отложила книгу и, кутаясь в пуховую шаль, подошла к окну. Под ее комнатой находился кабинет князя, и Саша надеялась, что по пятну света на снегу она сможет узнать о его возвращении.
     С каждым днем Саше становилось все труднее и труднее. Хотелось видеть князя, думать о нем все дни напролет. Во время занятий она часто ловила себя на мысли, что сравнивает, насколько сыновья похожи на отца, а однажды вечером, когда она пришла пожелать мальчикам спокойной ночи, девушке почудилось, что полусонный Илья тихо прошептал ей: "Мама!"
     Но особенно невыносимо было ночью. Теперь у нее была своя комната. Серафиме Адашев положил отдельное жалованье, и она осталась в спальне рядом с детской. Днем девушки были настолько заняты, что не могли переброситься даже словечком. Раньше душу отводили перед сном, но теперь и эти тайные беседы прекратились. Лишь изредка, улучив минутку, Серафима забегала к ней, торопливым шепотом сообщая последние новости и сплетни, путешествующие по дому. Ожидался приезд баронессы, и вся дворня заранее к нему готовилась, теряясь в догадках, как долго она прогостит в Адашеве и останется ли на Рождество.
     Праздники в имении отмечались с размахом. Огромную елку вмораживали в озерный лед, катались на тройках, устраивали гонки на санях и множество других развлечений, которые по традиции проводили князья Адашевы для своих крестьян и ближайших соседей. В этом году с нетерпением ждали новой забавы - взятие снежной крепости. По Сашиным эскизам швеи шили детям и взрослым амуницию, столяр резал ружья и шпаги, осталось только получить согласие князя и Верменича на роль Суворова и Юсуф-паши.
     По росту Кирилл Адашев почти в два раза превосходил легендарного генералиссимуса, но Павел, хотя и был ниже, благодаря усам больше смахивал на турецкого главнокомандующего. Наконец мальчики решили, что высокий рост отца позволит подчеркнуть величие Суворова, а черные усы дяди Павла не дадут усомниться в национальности его персонажа. На том и сговорились.
     "Товарищи по палатке" (Так называлось самое маленькое подразделение спартанской армии. В мирное время, когда войско распускалось по домам, товарищество ежедневно встречалось за обедом) Андрей и Илья развесили по стенам классной комнаты срисованные схемы и планы всех великих сражений русской армии на суше и на море, а любимейшим их занятием стала игра в солдатики. Князь как-то рано утром зашел в детскую и был крайне удивлен, что оба его отпрыска уже не спят, а вовсю рубятся на "Бородинском поле" из одеяла.
     За три недели Саша многого добилась. В доме с ней считались, с нянькой они пили чай по вечерам, и Агафья постепенно поведала гувернантке не только свою долгую жизнь, но и рассказала то, как подрастал в этом доме Кирилл Адашев, великий озорник и всеобщий любимец. Потом на долгие годы он уехал в Петербург, учился в кадетском морском корпусе. Блестящим красавцем-офицером вернулся в имение, женился на одной из самых красивых и богатых невест губернии, но что-то не ложилось молодым, князь опять надолго уехал, а княгиня, хотя и родила ему сыновей, все сохла да сохла и вскорости умерла.
     У старухи слезились глаза, она беспрестанно вытирала их платком, вспоминая те страшные дни, когда тяжелораненого князя привезли в имение и она его кормила с ложки, день и ночь молилась за здоровье, втайне от докторов шептала заговоры и прикладывала к ранам мази и настои трав, которые помогли ее Кирюше больше, чем порошки и микстуры...
     Прижавшись лбом к холодному стеклу, Саша вспоминала теплый взгляд карих глаз, обращенный на мальчишек, няньку, Павла Верменича, но только не на нее. При встречах Кирилл Адашев всегда держался сухо и учтиво, а если и позволял себе улыбку, то самую легкую, почти незаметную, но и ее Саша научилась угадывать по легкому подрагиванию губ и едва заметным лучикам морщинок у глаз. Но это бывало так редко! Она по пальцам одной руки могла пересчитать случаи, когда во время их разговора в глазах князя загорался слабый огонек интереса или одобрения.
     Тяжело вздохнув, девушка отошла от окна. Тоска подтачивала не только силы, но и надежду на изменения в их отношениях. Она попалась в собственную ловушку. Еще месяц-полтора, а потом ей все равно предстоит возвращение домой, подготовка к весенним работам. К тому же Саша соскучилась по отцу и остальным домашним. Как же быть с возникшей вдруг привязанностью к мальчикам, к добрейшей Агафье, к старому парку и заснеженным просторам? Воображение рисовало прекрасные летние пейзажи, которые ей не суждено было увидеть, широкая водная гладь позволяла построить здесь легкую яхту и ходить под парусом, слушать, как легкие волны бьются о днище, как кричат маленькие озерные чайки, и следить за полетом ласточек-береговушек... Белые перья облаков так же невесомы, как и тополиный пух, что застрял в волосах ее любимого. Саша поднимается на цыпочки, обнимает его за шею, пытается сдуть пушинки, но Кирилл хохочет, и она падает в его объятия. Их губы сливаются в поцелуе, от нежности и любви к этому большому, сильному человеку у нее выступают слезы... и она вновь одна в своей комнате, а сладкий мираж рассеивается.
     Саша прячется в теплую мягкую шаль, стараясь забыть ощущение жара, исходившее от его ладоней, жадные губы и шальной взгляд, по-мальчишески дерзкий и по-мужски настойчивый. Не стоит даже мечтать, что она сумеет занять в его сердце хотя бы крошечное местечко. Со дня на день в доме появится великолепная Полина Дизендорф, и, как поговаривают слуги, князь сделает ей официальное предложение. И тогда мадемуазель Александра навсегда покинет усадьбу и никто в мире, кроме Серафимы да еще, пожалуй, Екатерины, не узнает, на какой опрометчивый поступок решилась графиня Волоцкая из-за безответной любви к Кириллу Адашеву. Она вернется в свое имение и до скончания дней будет тосковать по его прикосновениям, по звукам голоса и улыбке, по сильным объятиям, которые она единожды испытала, и по поцелуям, которые никогда испытать не придется!..
     Неясный шум внизу и быстрый топоток по коридору заставили Сашу подняться с кресла и прислушаться. Дверь распахнулась, на пороге появилась запыхавшаяся, испуганная Серафима:
     - Ой, барышня, скорее! С князем несчастье! Только что Верменич его привез! А кровищи-то, кровищи!
     - Господи! Как это случилось? - побледнела Саша, ухватившись за спинку кресла.
     - Ничего не знаю, барышня! Верменич сам не свой, тоже весь в крови, а баронесса в обморок упала!
     - О, Боже, выходит, и эта мадам здесь появилась!
     - Да, только что приехала. С ней этот хлюст Кирдягин, а вас нянька просила срочно спуститься и помочь им!
     Саша последних слов уже не слышала: добежав до лестницы на второй этаж, крикнула:
     - Захвати мой саквояж и белый чепец! - Сама, как была простоволосая, в легком муслиновом платье, спустилась на первый этаж. Две перепуганные служанки затирали на полу вестибюля пятна крови и на ее молчаливый вопрос указали на комнату, в которой обычно визитеры ожидали приема у князя.
     Саша рывком распахнула дверь и, на ходу засучивая рукава, довольно бесцеремонно растолкала людей, столпившихся над раненым. Князь лежал на полу, наспех сделанная головная повязка пропиталась кровью, Саше показалось, что Кирилл уже не дышит. Отчаяние на миг перехватило ей дыхание, прильнув ухом к мужской груди, девушка услышала едва различимые удары сердца. Приложив пальцы к шейной артерии, почувствовала, что пульс почти не прощупывается. Тяжелое дыхание людей, их испуганные глаза, торопливый шепоток мешали ей сосредоточиться, с яростью взглянув на Верменича, графиня прошипела:
     - Посторонних отсюда вон! - Заметив протискивающуюся к ней Серафиму, повторила громко и твердо:
     - Всех, кроме вас и Серафимы, прошу незамедлительно покинуть комнату!
     Верменич так же, как и Саша, стоявший на коленях у изголовья своего товарища, вскочил, и через минуту в комнате помимо них остались Агафья, баронесса и Кирдягин.
     Постаревшая, с залитым слезами лицом Агафья приблизилась к Саше, опустилась на пол, обняла девушку за плечи и вполголоса запричитала:
     - Сашенька, милая, что же теперь будет?
     - Ничего страшного! - попыталась успокоить она старушку, но нянька зарыдала.
     - А ежели помрет? Врач ведь из города до утра не поспеет!
     - Не беспокойтесь! - подняла ее с колен Серафима.
     Идите пока на кухню и велите, чтобы на грели побольше воды, а вы, Павел, - повернулась Саша к Верменичу, - постарайтесь поскорее отыскать водку или коньяк.
     Гувернантка открыла принесенный Серафимой саквояж, и Павел с удивлением рассмотрел в нем страшноватые на взгляд металлические инструменты и множество бутылочек, баночек и пакетиков.
     - Что вы собираетесь делать? - шепотом спросил он, но мадемуазель сердито глянула на него сквозь стекла своих очков.
     - Прошу вас поторопиться! Князь потерял много крови, и мне потребуется ваша помощь при его перевязке и обследовании на предмет переломов.
     Верменич вышел, а Саша, осторожно приподняв голову князя, положила ее на диванный валик из кабинета Адашева, потом специальной лопаточкой разжала стиснутые зубы раненого, чтобы проверить, не запал ли язык. Павел принес графинчик с водкой, початую бутылку коньяка и вновь опустился рядом с гувернанткой, наблюдая за ее манипуляциями.
     Саша принялась сматывать временную повязку, однако ей тут же пришлось прерваться: баронесса, окончательно придя в себя, подошла к распростертому на полу князю и возмутилась:
     - Почему Кирилл, как какой-то жалкий бродяга, до сих пор лежит на полу! Велите, Павел, перенести его в спальню, а я буду ухаживать за ним, пока не приедет доктор.
     Не поднимая головы, чтобы не выдать свою ненависть, Саша процедила сквозь зубы:
     - Поначалу князю нужно оказать первую помощь и зашить рану на голове, иначе он изойдет кровью и к утру не за кем будет ухаживать.
     Баронесса побагровела:
     - Кто вы такая и на каком основании смеете всем здесь приказывать и решать, в чем князь нуждается?
     Саша медленно поднялась на ноги, и даже веснушки не могли скрыть, как сильно она побледнела:
     - Я служу гувернанткой в этом доме, но смею вас заверить, мадам, что разбираюсь в медицине лучше вас и поэтому настаиваю, чтобы вы с вашим приятелем покинули комнату. Вы только что с дороги, а у князя открытые раны и грязь им противопоказана.
     - Нет, вы только на нее посмотрите! - задохнулась от гнева баронесса. - Дмитрий, Павел, - обвела она взглядом мужчин, - скажи те на милость, откуда взялась эта мерзавка и кто ей дал право здесь распоряжаться?
     - У этой мерзавки, как вы изволили выразиться, - выступила из-за спины хозяйки Серафима, - диплом Парижской школы акушерок и сиделок для тяжелобольных...
     - Не надо об этом, Сима! - Гувернантка повернулась спиной к баронессе и через плечо насмешливо заметила:
     - Налей лучше баронессе брому и проследи, чтобы она без промедления вышла отсюда, а мне недосуг отвлекаться на истеричных дамочек и их кавалеров.
     Полина Дизендорф, издав легкий стон, обвисла на руках ошеломленного всем происходящим Кирдягина, до сей поры так и не промолвившего не единого слова.
     Павел поспешил на помощь и, подхватив баронессу за талию, осторожно повел ее к выходу. Серафима на ходу поднесла к ее изящному носику флакон с нюхательной солью, но Полина резко отвела ее руку и остановилась на пороге:
     - С завтрашнего дня, милочка, вы здесь больше не служите, и я сделаю все, чтобы ваша карьера гувернантки навсегда на этом закончилась!..
     Саша не успела ответить, потому что Павел Верменич, как заправский лакей, отворил перед парочкой двери и отчетливо произнес:
     - Сударыня, по-моему, вы несколько заблуждаетесь, пока у вас нет никаких прав, чтобы распоряжаться в доме моего друга! - Заметив багровый румянец, вспыхнувший на щеках баронессы, с усмешкой добавил:
     - Да-а! Неудачная у вас на этот раз поездка получилась, сударыня!
     Полина пробормотала что-то сквозь зубы и, хлопнув дверью, удалилась вместе с Кирдягиным, заботливо поддерживающим кузину под локоток. Саша продолжала заниматься раненым, не заметив, как весело переглянулись Сима и Верменич. Девушка с одобрением показала ему большой палец, а Павел, озорно подмигнув, закрутил с победной улыбкой свои бесподобные усы...
     В последующие час-полтора Саша так и не встала с колен. Рана чуть выше виска оказалась серьезной, пришлось ее зашивать. Служанки молча сновали, принося чистую воду и унося тазы с окровавленными тряпками и корпией. Серафима поддерживала голову князя, когда Саша накладывала швы, обрабатывала края раны и многочисленные ссадины на лице. Верменич, следя за тем, чтобы Кирилл не дернулся, удерживал его за ноги, а один из лакеев - за руки. Однако Адашев находился в таком глубоком обмороке, что не почувствовал даже, как острая игла несколько раз проткнула его кожу, а тонкие, прочные шелковые нити стянули края раны.
     Наконец Саша распрямила спину и с улыбкой посмотрела на своих помощников. Князь так и не пришел в себя, но голова и шея были аккуратно забинтованы, большие ссадины на лице и груди обработаны настоями трав, которые графиня привезла из путешествия по Китаю и Индии, и даже удалось напоить раненого отваром целебного корня. Женьшень ей подарил тот самый тибетский монах, обучивший ее приемам самообороны.
     Теперь предстояло перенести князя в спальню и там уже более тщательно обследовать. Потому, как хозяйка запретила тревожить князя, Серафима поняла, что барышня тревожится, нет ли у него поражения внутренних органов и тяжелых переломов.
     Странная неподвижность Кирилла чрезвычайно беспокоила Сашу. Больше всего она боялась, что у него сломан позвоночник, возможно, Верменич, а потом и лакеи, заносившие хозяина в дом, усугубили его состояние.
     - Павел! - Она посмотрела на мужчину, устало прислонившегося к креслу. - Прошу вас, подберите четырех крепких лакеев, нужно будет осторожно, поймите, очень осторожно переложить князя на что-нибудь ровное и твердое, лучше всего сбить две доски, но все надо сделать очень быстро. Пожалуйста, Павел, займитесь этим скорее, а я пока схожу переодеться.
     Сменить одежду следовало и Серафиме, и девушки поспешили к выходу. У порога Саша замедлила шаг и предупредила Павла:
     - Если я немного задержусь, без меня его не перекладывайте.
     Добравшись до своей комнаты, Саша первым делом бросилась к зеркалу. Слава Богу, веснушки не потекли! Краска из индейского растения гуараниччо вновь не подвела ее! А ведь уже и снежком ей в лицо попадало не раз, и сегодня, забывшись, она рукой стирала на лбу пот, но нет, ее ярко-рыжие веснушечки продолжали сиять по всему лицу. Из-за них, проклятых, князь никогда не сможет полюбить ее! И еще
     Эти ненавистные очки! Неудобная дужка так трет переносицу, что к концу дня у нее всегда появляется желание со всего размаха влепить очки в стену или в пол и припечатать хорошенько каблуком.
     Умывшись, Саша привела в порядок растрепавшиеся волосы и достала из сундука форменное платье сиделки - голубое с белыми манжетами и воротником, тех же цветов высокий чепец и белый фартук с большим карманом на груди. Ровно через два года после смерти матери Александра получила право носить это платье, но после торжественного вечера, посвященного окончанию акушерской школы, ей так и не пришлось его надеть. Сейчас ей хотелось выглядеть по-особенному, и хотя князь был без сознания, но одно то, что она находилась рядом с ним и помогала справиться с болью, заставило снять опостылевший наряд гувернантки и стать почти самой собой...
     Внизу рядом с князем стояли самодельные носилки из двух досок, покрытых клетчатым пледом. Заметив новый наряд гувернантки, Вер-менич поднял брови, но ничего не сказал, а лишь взглянул на Серафиму. Девушка, пожав плечами, слегка улыбнулась и сделала большие глаза.
     Саша проследила, чтобы князя осторожно переложили на носилки и перенесли в спальню. Теперь предстояло его аккуратно раздеть и осмотреть. На холодном полу, при сквозняке, это ни в коем случае нельзя было делать, но в спальне было слишком жарко и душно, так что пришлось поначалу открыть форточки.
     Крупное тело Адашева неподвижно лежало на краю широкой кровати. Лицо его по цвету почти сливалось с повязкой, запекшиеся губы выделялись темной полосой. Такие же темные тени окружали его глаза, щеки ввалились - князю было очень плохо, и только она могла сейчас облегчить его страдания.
     Чтобы не беспокоить раненого, казакин, рубашки, панталоны и сапоги пришлось разрезать. Павел и камердинер Кирилла осторожно освободили его от остатков верхней одежды и нижней сорочки. Саша с Серафимой наблюдали за ними издали, и, только когда Верменич повернулся и молча посмотрел на них, девушки подошли к постели.
     Осматривая раненого, Саша более всего боялась выдать себя. Руки не должны дрожать, чтобы не показать ее сильнейшего беспокойства, грозящего перейти в панику от одного взгляда на дорогое лицо. К счастью, переломов она не обнаружила, только большой кровоподтек на правом боку и несколько синяков. Графиня с облегчением взглянула на Павла, Серафиму и Агафью, робко выглядывавшую из-за их спин, и перекрестилась:
     - Слава Богу, все обошлось! Только несколько ушибов, но они не так страшны, как рана на голове. Сегодня около князя необходимо дежурить. До утра он будет спать, я дала ему специальной сонной настойки. Но боли от удара головой вполне вероятно будут мучить его и во сне, так же как и жажда. Кроме того, он может неосознанно сорвать повязку. Поэтому спать не придется. - Она обвела взглядом собравшихся. - Я остаюсь с ним до утра, а вас, Павел, прошу ночевать в соседней комнате, чтобы я могла в случае чего позвать на помощь.
     - ; Барышня, даже не думайте, что я вас оставлю здесь одну. Вы же с ног от усталости падаете! - Серафима решительно выступила вперед. - Я тут кушеточку в углу присмотрела, так что поспите пока, а если беспокойство какое случится, я вас непременно разбужу.
     Агафья обняла Сашу:
     - Позволь, Сашенька, посидеть около Кирюши, мне старой все равно сна нет. А если что случится, я его за тобой пошлю. - Она кивнула на Верменича. - Он-то крепкий, ночь не по спит, только здоровше станет! А ты вон какая бледная. Свалишься с ног, что мы без тебя будем делать.
     - Ничего, я тоже крепкая и здоровая! - улыбнулась девушка и приказала:
     - Всем спать и никаких разговоров! Подвиньте мне это кресло поближе к кровати, - попросила она Верменича.
     Павел с помощью камердинера Григория исполнил ее просьбу. Потом он подошел к Саше и вдруг склонился, поцеловав сначала одну, потом другую руку. Поднял на нее глаза, и девушка заметила, что он едва сдерживает слезы.
     - Саша, милая, позвольте обращаться к вам без этих дурацких "мадемуазелей"! Я просто несказанно вам благодарен, ведь вы спасли Кирюше жизнь. Я хоть и боевой офицер, но, право слово, растерялся, когда увидел, как он слетел с Тамерлана. И как на грех этот камень... - Павел совсем по-детски шмыгнул носом и растерянно посмотрел на раненого друга. - Думал, не довезу его до дома. Надо нам было эти скачки за экипажем устраивать! Кстати, - повернулся он к А