же металлическими рейками на болтах, которые частично вылетели из своих гнезд, частично проржавели, но стойко держались за камень. Минут через двадцать узники имели целый набор инструментов: два примитивных лома, два скребка из обломка железной рейки и еще нечто, названия которому не существовало, но и ему, несомненно, они тоже смогли бы найти достойное применение.
     Чувствуя себя Эдмоном Дантесом, Максим опустился перед стеной на колени и стал скребком выковыривать из трещины каменную крошку и цемент.
     Ксения трудилась рядом. Максим то и дело поглядывал на нее, втайне удивляясь ее таланту даже в этой грязи, с закопченным лицом, с перечеркнувшей щеку засохшей струйкой крови, оставаться красивой и уверенной в себе женщиной. И кажется, именно встреча с ним позволила ей избавиться от страха, подумал он с некоторой долей самодовольства. И, поймав ее взгляд, задохнулся вдруг от понимания, что не позволит ей вновь исчезнуть из его жизни, даже если с этой самой жизнью придется вдруг расстаться.

***

     Артур Ташковский удивлялся самому себе. Несмотря ни на что, всю свою жизнь он жил как законопослушный гражданин. И никогда не задумывался, как поступать, если вдруг попадешь в беду.
     Настигавшие его до недавнего времени беды, по сравнению с пытками и возможностью получить пулю в лоб, и бедами-то смешно было называть, - так, мелкие неприятности.
     И хотя Артур уже сам начинал верить в образ мужественного и независимого мужчины, который создали ему за большие деньги и с подачи его литературного агента журналисты, в глубине души он понимал, что это полнейшая туфта, и ему даже хотелось проверить, что же он представляет из себя на самом деле. Но в то же время он страшился, что все его тайные сомнения окажутся правдой, и радовался, что возможности испытать себя по-настоящему по странной причине не появляются.
     Презрение, которое даже не пытался скрыть от него Богуш, задело Артура за живое. Он чувствовал непомерный стыд оттого, что пытался украсть машину у людей, которые оказались вместе с ним в безвыходной ситуации, но повели себя достойно и не запаниковали.
     И когда испытания все же наступили, он расправил плечи и послал Нураева к черту, пожелав ему оказаться там поскорее. И сейчас, лежа на кровати, он слушал, как за стенами тюрьмы творится нечто, похожее на ад, и с удивлением думал о том, что ничего не боится. Даже умереть... Потому что самое страшное - дикую боль и унижение - он уже пережил. И еще он чувствовал гордость за то, что смог найти в себе силы и плюнуть в лицо Нураеву прежде, чем потерял сознание.
     Когда он наконец пришел в себя, то обнаружил, что лежит в чистой постели с забинтованными руками. Ташковский не знал, что произошло, и не понимал, почему не может встать. Он сделал несколько попыток приподняться, но неудачно, и сосредоточился на том новом ощущении, которое, кажется, испытывал впервые в жизни. Прошло совсем немного времени с того момента, как он понял, что должен избавиться от образа бесстрашного рыцаря, работающего на потребу толпы, когда он ради ее прихотей был вынужден ломать себя и казаться тем, кем никогда не был и не хотел казаться.
     - Господи, теперь я никогда не буду бояться, - шептал он разбитыми губами и свято в это верил.
     Ведь он пережил такое, что и в дурном сне не может присниться. А он, Артур Ташковский, не только пережил, но и остался человеком и впервые понял, что по-настоящему собой гордится...
     Но когда начался артиллерийский обстрел, он все же испугался - не смог подавить естественную реакцию своего тела, и страх вернулся к нему вместе с мыслью о том, что бетонный потолок над ним вот-вот рухнет и очередной снаряд сметет только что обретенное им мужество.

***

     Отверстие, которое они с таким трудом слегка расширили, было слишком узким даже для Ксении.
     Максим отступил от стены, чтобы прикинуть, как действовать дальше, и только теперь осознал, что интенсивный обстрел бывшего здания КГБ и подземные толчки прекратились почти одновременно.
     И хотя стрельба продолжалась, но передвинулась дальше, в северную часть города.
     Он посмотрел на Ксению. Прикрыв глаза, она отдыхала, привалившись к стене. Волосы покрывал густой слой пыли вперемешку с цементом. Руки - грязные, с обломанными ногтями, все в царапинах и ссадинах. Максим понимал, что она сейчас испытывает. Его пальцы тоже кровоточили и болели, словно по ним прошлись крупным наждаком. И еще оба умирали от жажды. Ксения то и дело проводила языком по пересохшим губам, и сердце Максима болезненно сжалось. Всего несколько часов назад он ни о чем другом и не помышлял, как примерно наказать ее, заставить страдать не меньше, чем он, когда обнаружил, что его провели, как сопливого мальчишку. Но все обиды словно ветром сдуло, стоило увидеть ее лицо, склонившееся к нему, услышать ее голос... Он потряс головой. Его нынешнее состояние было сродни контузии: в голове шумело, ноги подкашивались, но все-таки оно было Несравненно лучше предыдущего. И это само по себе было неплохим знаком.
     Ксения открыла глаза и улыбнулась Максиму. Он улыбнулся в ответ и, вставив самодельный лом в проделанную ими дыру, повернул его. Кладка слегка поддалась. Ксения встала рядом, и теперь они уже вдвоем принялись за работу, используя ломы, как рычаг. Что-то должно было сломаться - лом, стена, а может, и они сами. Но Максим надеялся, что первой все-таки не устоит стена.
     Металлическая труба от кровати стала сгибаться, но Максим продолжал давить. Внезапно раздался скрежет, что-то поддалось, и Ксения, а следом за ней Максим очутились на полу. Клубы пыли поднялись в воздух. Они закашлялись, замахали руками, чтобы разогнать их. И увидели солнечный луч. Он шел из отверстия, которое они только что проделали в стене.
     Максим встал на колени и заглянул в дыру. Он предполагал, что увидит соседнюю камеру, и надеялся, что та окажется незапертой. Хотя в душе понимал, что шансы на подобное везение равны нулю.
     К своему удивлению, сквозь отверстие он увидел часть площади и какие-то развалины.
     Снаряд, поразивший здание, разрушил соседнюю камеру, и только благодаря тому, что в прежние времена строили на века, они с Ксенией не отправились к праотцам.
     Ксения легко проскользнула в отверстие. Максим протиснулся с трудом, заработав еще несколько царапин. По другую сторону дыры он едва нашел место, куда поставить ногу. Ксения закрепилась на узкой кирпичной полоске и, держась руками за выступ стены, растерянно оглядывалась по сторонам. Пол камеры обрушился целиком, и под ними был первый этаж, который находился сейчас под открытым небом. Снизу на них смотрели чьи-то удивленные глаза, но их обладатель скрывался под кучей щебенки и раздробленного кирпича, и, судя по судорожно перекошенному рту и застывшей на лице жуткой гримасе, бедолага был давно уже мертв.
     Максим перешагнул на небольшой, шириной с его ступню, выступ, уцепился руками за стену и посмотрел в сторону площади напротив разрушенного здания, теперь усеянной десятками трупов. Разглядеть подробнее мешали деревья: многие из них были выворочены с корнями, другие стояли с обрубленными кронами. Обломки ветвей устилали землю, прикрывали трупы и несколько грузовиков, над которыми струился сизый дымок. Несло кошмарным запахом горелой резины и пороха. Все вокруг было неподвижно, если не считать этого дыма да шевеления листвы на искореженных деревьях. Особенно много трупов лежало возле гранитного постамента, где когда-то возвышался вождь мирового пролетариата, а последние лет пять - бронзовая фигура Фархата Арипова. Теперь же она, сметенная то ли взрывной волной, то ли подземными толчками, валялась расколотая на части у подножия постамента.
     Максим оглянулся назад: Ксения осторожно спускалась вниз, хватаясь за выступы кладки и ставя ноги на место вывалившихся или разрушенных кирпичей. Посмотрев влево, он увидел болтающуюся на одной петле дверь соседней камеры и вспомнил о Ташковском. Крикнув Ксении, чтобы оставалась на месте и дожидалась его, Максим прошел по выступу до соседней стены и перепрыгнул на бетонную плиту. Теперь добраться до двери было минутным делом, и вскоре он очутился в коридоре тюремной части здания. Здесь все было цело. Если не считать толстого, слоя пыли под ногами, других признаков, что здание почти целиком разрушено, здесь не наблюдалось.
     Максим шел по коридору и громко звал Ташковского. Ему отвечали, но это были чужие голоса заключенных.
     - Заткнитесь! - крикнул он и выругался. Голоса смолкли.
     Максим опять позвал Ташковского и едва расслышал ответный голос из комнаты рядом с кабинетом Нураева. Он осмотрел дверь. К счастью, это была не камера, и проникнуть в нее не составило особого труда. Максим подобрал валявшийся рядом тяжелый огнетушитель и, используя его как таран, разбил дверную панель в щепки, выбил замок и вломился в комнату.
     Ташковский лежал на кровати. Руки и голова его были перевязаны. Глаза заплыли от кровоподтеков, губы распухли.
     - Господи боже мой! - произнес потрясенно Максим. - Что они с вами сделали?
     Ташковский с трудом приподнял голову и попытался улыбнуться.
     - А себя-то вы видели? - спросил он чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами.
     - Вставайте, - приказал Максим. - Надо скорее уходить отсюда. Со мной женщина. Она дожидается нас внизу.
     - Я не могу. - Ташковский выругался. - Они, кажется, привязали меня к кровати.
     Действительно, две широкие ленты охватывали его поперек туловища, а узлы прятались под кроватью. Пришлось Максиму нырять под кровать и развязывать их.
     - Что случилось после того, как они избили вас? - спросил он, помогая Ташковскому подняться с кровати.
     - Чертовски Странная вещь, - ответил Ташковский, кряхтя от боли. Кажется, его били не только по физиономии. Все тело ныло, словно по нему промчался табун лошадей. - Я очнулся в чистой постели. Сначала подумал, что меня освободили наши и я лежу в госпитале. Потом смотрю, нет, по-прежнему в камере, правда, получше, чем та, где мы были вместе. Только не пойму, зачем им это понадобилось?
     Максим ухмыльнулся:
     - Кажется, это я заставил Нураева поиметь дрожь в коленках. Правда, я не думал, что все так удачно получится.
     - Но они, видно, побаивались, что я сбегу. - Ташковский окинул взглядом Максима и подал ему руку. - Спасибо, что не оставили меня. Я все время смотрел в потолок и ждал, когда на меня свалится снаряд. К тому же кровать подо мной трясло с такой силой, что я даже почувствовал приступ морской болезни.
     - Это уже не от стрельбы, - пояснил Максим, подавая ему одежду, которая была развешена на спинке кровати. - Было несколько довольно сильных подземных толчков. Балла три-четыре, наверное. Если бы чуть больше, мы б отсюда не выбрались.
     - Честно сказать, я ничего не понял. Знаете ли, одинаково страшно умирать и от взрыва, и под обвалившейся стеной. - Он поднялся на ноги и смущенно обратился к Максиму. - Помогите натянуть брюки. Я со своими руками не смогу надеть их. - Ташковский скрипнул зубами и опять выругался. - Ох, как мне хочется встретиться с этим ублюдком Нураевым. Уж я бы показал этой скотине!
     - Как ваши ноги? - спросил Максим, помогая Ташковскому одеться.
     - Да вроде двигаются.
     - Придется спускаться вниз. Совсем немного, на первый этаж. Надеюсь, вы сможете. Пошли.
     Они выбрались в коридор.
     - Здесь есть камера, от которой осталась одна стена, - кивнул в глубину коридора Максим. - Нам туда.
     В этот момент прозвучал выстрел. Он громким эхом прокатился по коридору. Пуля ударила в стену над головой Максима, осыпав его каменной крошкой. Он стремительно пригнулся и, повернув голову, увидел, как, спотыкаясь, следом за ними бежит Нураев. Мундир его превратился в тряпки, правая рука болталась, как плеть, очевидно сломана. Он держал пистолет в левой и оттого, не смог хорошо прицелиться. Вторая пуля тоже прошла мимо. Максим сильно толкнул Ташковского и крикнул:
     - Туда! Бегом!
     Тот пробежал несколько метров до болтавшейся двери, рванулся в нее и замер от неожиданности, едва не сорвавшись вниз.
     А Максим тем временем медленно отступал в его сторону, не спуская глаз с Нураева. Тыльной стороной ладони, в которой сжимал пистолет, Нураев стер кровь с переносицы и, уставившись на Максима полубезумными глазами, стал целиться в него. Пистолет ходил ходуном в его руке, челюсть тряслась от напряжения. Максим нырнул в дверь бывшей камеры. Следом раздался выстрел, и пуля, отчетливо щелкнув, вошла в дверной косяк.
     - Давайте сюда! - завопил Ташковский, и Максим перепрыгнул на карниз рядом с писателем.
     - Если этот придурок сунется сюда, нам придется прыгать, - пробурчал он сердито и посмотрел вниз. Ксения помахала ему из-за кучи щебенки. В руках она что-то держала. Но из-за пыли, до сих пор висевшей в воздухе, он не понял - что именно.
     Возможно, кусок кирпича, чтобы защищаться... Он посмотрел на писателя и усмехнулся. - Что ж, ноги можно переломать где угодно, почему бы здесь не попробовать. - Его пальцы нащупали в стене непрочно державшийся кирпич, и тут же он оказался в его руке, увесистый обломок с остатками застывшего на нем цемента.
     - Вот он! - вскрикнул Ташковский и тоже лихорадочно зашарил перебинтованными руками по стене.
     Нураев появился в дверном проеме, явно не замечая провала под ногами. Он сделал шаг вперед, не спуская глаз с Максима, и носки его ботинок оказались вровень с обрывом. Он оскалился от напряжения и поднял пистолет. Рука его ходила ходуном, и Нураев никак не мог прицелиться.
     Внизу вскрикнула Ксения. И тут Максим бросил камень, который угодил Нураеву в висок. Он покачнулся, успел нажать на спусковой крючок и лицом вниз полетел с обрыва. Нураев упал рядом с лежащим там мертвецом, и его рука легла тому на шею, словно обняла старого приятеля. Потревоженная пыль осела и закрыла Нураева серым грязным покрывалом.
     Ташковский перевел дух. Его била крупная дрожь. Лицо посерело. Но он нашел в себе силы улыбнуться.
     - Что за настырный сукин сын! Спасибо, Максим!
     Вы лихо с ним расправились. - Затем с интересом посмотрел вниз. - Где вы откопали эту женщину?
     Похоже, наша соотечественница. - Он вгляделся внимательнее. - И кажется, я ее где-то видел...
     - Наверняка видели и даже знаете, - усмехнулся Максим. - Это Ксения Остроумова с Центрального телевидения...
     - Боже мой, - прошептал Ташковский и покачал головой. - Глазам своим не верю. Как она здесь оказалась?
     - Потом, Артур. - Максим неожиданно назвал писателя по имени, и тому, похоже, это понравилось. Он положил свою забинтованную руку Максиму на плечо и посмотрел на тело Нураева.
     - Эти сволочи хотели, чтобы я выдал вас за русского шпиона. Я этого не сделал, Максим. Я им ничего не сказал.
     - Я это понял, - ответил тихо Максим и помахал рукой Ксении. - Сейчас мы спустимся.
     Через несколько минут они выбрались на улицу.
     Ташковский окинул взглядом своих спутников.
     Ксения испуганно оглядывалась по сторонам и, видимо, чувствовала в Максиме более сильную опору, потому что крепко держала его за руку, хотя Ташковского сразу узнала и даже вспомнила эпизод, когда они сидели за одним столиком на каком-то актерском или писательском междусобойчике.
     - Что дальше? - спросил он Максима, признавая вслед за Ксенией его несомненное главенство.
     Все-таки остатки робости продолжали жить в нем, и он с удовольствием отдал бразды правления Максиму. Артур на деле убедился, что этот человек гораздо лучше справится с обязанностями командира, чем штафирка Ташковский, впервые попавший в подобную передрягу.
     - Думаю, нам надо вернуться в "Мургаб", - ответил Максим. - Мы должны отыскать Костина и Анюту, или, по крайней мере, выяснить, где они.
     - Куда идти?
     - Туда, через площадь.
     Они пересекли площадь, заваленную мертвыми телами. Тел было так много, что вскоре они перестали их обходить, а просто перешагивали, стараясь не наступать в лужи крови. Крупные зеленые мухи громко жужжали и роились над погибшими. Ксения ухватилась за руку Максима и шла, закрыв глаза и стараясь не дышать, она лишь изредка быстро переводила дыхание, бросая при этом не менее быстрый взгляд на Максима. Конечно, это существенно замедляло движение, но было гораздо лучше, чем если бы женщина хлопнулась в обморок. Тогда пришлось бы тащить ее на себе. Ташковский держался лучше, но в какой-то момент и он не выдержал, закашлялся. И его вырвало.
     Максим споткнулся обо что-то тяжелое, громко лязгнувшее у него под ногами. Он наклонился и увидел голову человека. Она смотрела на него пустыми глазницами. В левом виске зияла дыра. Это была бронзовая голова от статуи Арипова. Рядом валялась оторванная рука, которую он совсем недавно простирал вперед, по направлению к светлому будущему Баджустана. Именно оттуда стреляли сейчас пушки Рахимова...

Глава 14

     Раскаты ракетных залпов разбудили Юрия Ивановича Костина. Он вскочил с постели. Сердце колотилось так, что поначалу он не мог сообразить, где сейчас находится. Увидев знакомую обстановку номера в "Мургабе", где они остановились с Джузеппе, он с облегчением вздохнул. Итальянец стоял возле окна и смотрел на улицу.
     - Черт возьми! - проговорил Костин озабоченно. - Стреляют совсем близко. Судя по тому, что они колошматят не только по окраинам, но и по центру, Рахимов сейчас не дальше пятнадцати-семнадцати километров от города. - Тут он, к своему смущению, обнаружил, что спал в брюках, отчего они приобрели откровенно жеваный вид.
     Джузеппе отошел от окна и мрачно посмотрел на Костина.
     - Они будут драться в городе, - сказал он, - чувствую, нам не поздоровится. И самое главное, я не вижу способа, как пробраться к миссии. Нас расстреляют на первом же перекрестке.
     Костин усмехнулся:
     - Думаю, вы даже до перекрестка не успеете добраться. Лишь только минометные установки переместят огонь на центральные районы, в городе начнется паника. - Он потер ладонью отросшую за ночь густую щетину. - Что там внизу?
     - Масса людей, солдаты... - ответил Джузеппе. - Много раненых...
     - Раненые сами идут? - спросил Костин и задумчиво посмотрел на Джузеппе. - По всей видимости, Арипов отступает. Но он просто так город не отдаст. Скоро начнется самое страшное - перестрелка на улицах. - Он быстрым, точным движением проверил наличие батарейки в бритве, но не включил ее. - Солдаты пока сдерживают население. И правильно делают. Зачем им потоки беженцев, которые помешают армии, будут путаться у нее в ногах? Но смогут ли они сдержать жителей, когда сражение начнется на улицах города? Вот в чем на сегодня главный вопрос! Я шкурой чувствую, что впереди у нас кошмарный день.
     Джузеппе прикурил сигарету и ничего не ответил. Костин отложил бритву в сторону. Ему стало не до бритья, а голова пошла кругом от догадки, что означала на самом деле неожиданная близость артиллерии. Ему показалось странным, что ракетные установки столь быстро очутились вблизи города. Должно быть, Рахимов разбил войска Арипова в долине реки и совершил быстрый прорыв в сторону Ашкена. Но как ему это удалось? И здесь возникал закономерный вопрос: не с помощью ли техники, которая странным образом затерялась в барханах на пути от аэропорта до российской военной базы?
     В горах преимущество было за силами Рахимова.
     В горах как раз и побеждает тот, кто умудрится напасть первым. На равнине - другое дело. И Костин сомневался в том, что бойцы Рахимова вооружены настолько хорошо, чтобы соперничать в затяжной перестрелке с частями армии Арипова.
     Он подставил голову под струю холодной воды и, отфыркиваясь, потянулся за полотенцем. Едва вытер лицо, как в дверь постучали. Сделав предупредительный знак Джузеппе, Костин спросил:
     - Кто там?
     - Это я, - послышался из-за двери голос Анюты.
     - Входи скорее, - произнес он с облегчением.
     Анюта выглядела утомленной и встревоженной: под глазами образовались темные круги, волосы растрепались.
     - Эта мадам скоро меня совсем доконает, - сказала сердито Анюта. - Сейчас она, слава богу,