, с Васеной куда приятнее...
   Маша не договорила. Митя рассмеялся, склонился к ее лицу  и  принялся
покрывать его поцелуями, пока  не  нашел  губы  и  не  приник  к  ним  с
жадностью измученного жаждой странника. И,  на  мгновение  отрываясь  от
них, шептал быстро, задыхаясь, как при крутом подъеме в гору:
   - Гораздо  милее  целоваться  с  тобой!..  Гораздо  слаще!..  Гораздо
приятнее!.. - Он перевел дыхание и едва слышно произнес:
   - И это ты сводишь меня с  ума,  а  не  Васена.  И,  честно  сказать,
поцеловал я ее для того, чтобы проверить твою реакцию,  понять  наконец,
безразличен я тебе или нет!
   - Но это же гадко! - Маша оттолкнула его от себя  и  отодвинулась  на
противоположный край полатей. - Как ты смеешь проводить подобные  опыты?
Или тебе доставляет удовольствие мучить других людей, издеваться над  их
чувствами?
   Тебе ничего не стоит разрушить чужую любовь! Неужели ты не понимаешь,
насколько подло и низко поступаешь с теми, кто многим  пожертвовал  ради
твоего спасения? Ведь Антон  отказался  от  своей  любви,  отказался  от
Васены, и только потому, что дал слово твоим родителям  помочь  тебе.  И
слово свое держит. Так неужели он заслуживает подобного обращения?
   - Прости меня, Машенька! - Митя отвернулся и глухо произнес:
   - Я не знал, что у них настолько серьезно, и, честно сказать,  думал,
Васена тоже уйдет с нами.
   - Нет, она остается, и, вероятно, они еще и потому задерживаются, что
это их последняя ночь вместе...
   Маша не договорила. В дверь тихо постучали. Это  был  условный  стук:
два длинных, три коротких удара.
   Маша соскочила с полатей, подбежала к дверям и отодвинула  засов.  На
пороге стояла Прасковья Тихоновна, а из-за ее спины выглядывал  радостно
улыбающийся Антон.
   - Ну что, Антоша? Все удачно? -  Маша  от  волнения  прижала  руки  к
груди, не заметив, что Митя подошел следом и обнял ее за плечи.
   - Лучше не бывает! - ответил Антон. - Только-только мы от Кузевановых
груз забрали и в тайге спрятали, как казаки нагрянули и  ну  давай  весь
обоз шерстить. Но так ничего и не нашли, опередили мы их! -  Он  смял  в
ладонях картуз и от избытка чувств прихлопнул его  кулаком.  -  Помните,
Мария Александровна, Зосиму и Маркела? Если бы не они со своей немереной
силушкой, то мы с Васеной вряд ли бы так быстро управились.  Привет  они
вам посылают и, говорят, частенько вспоминают, как добирались с вами  до
Читы. Кузевановы тоже очень рады и за вас, и за Дмитрия Владимировича.
   Желают вам всяческих успехов и  письма  князю  и  княгине  непременно
передать обещались.
   - Спасибо тебе, Антон! - Митя подошел  к  слуге  и  обнял  его.  -  Я
слишком многим тебе обязан, чтобы отблагодарить  за  все  одними  только
словами. Пока на большее я не способен, но  ты  знаешь,  в  долгу  я  не
привык оставаться!
   - Не стоит, барин! - Антон усмехнулся. -  Дай  бог  теперь  с  заимки
выбраться. Казаки так и шныряют вокруг, словно чуют, что мы поблизости.
   - Еще бы им не шнырять, - вздохнула Прасковья Тихоновна, -  Мордвинов
рвет и мечет: граф дал ему всего неделю, чтобы поймать вас. Вчера  опять
вызывал меня и так уж  и  сяк  обхаживал...  Про  Васену  сильно  пытал,
дескать, не могла она  вас  увести  через  перевал  тайными  тропами?  -
Хозяйка опять вздохнула и перекрестилась. - Вам сегодня еще до  рассвета
следует уйти. У Мордвинова чутье-то волчье. Не дай бог, сюда  с  обыском
нагрянет. Попробуй объясни тогда  старому  черту,  отчего  я  на  заимке
пропадаю, когда дома в огороде все от жары погорело,  Хватайка  голодная
воет, Лукерья в постели пластом лежит...
   - Прасковья Тихоновна, - Маша обняла ее за  плечи,  -  мы  всю  жизнь
будем помнить вашу доброту и детям своим,  и  внукам  расскажем.  Мы  же
понимаем, чем вы рискуете, помогая нам...
   - А у меня вся жизнь рисковая!  -  махнула  рукой  казачка  и  озорно
подмигнула мужчинам. - Вы думаете, этот подвал, где вы таитесь,  недавно
появился? Ведь со стороны подпола и не заметишь сразу, что за стеной еще
одна комнатенка имеется. Ее мой тятя  с  особым  умыслом  строил.  А  он
человек здесь знаменитый был. Между прочим,  его  тоже  из  России  сюда
сослали. Барыня его, рассказывал, шибко осерчала, когда  он  по  молодой
дурости пропил-прогулял пять тысяч, которые молодому барину  должен  был
передать. Так он за пятнадцать лет в Сибири не только хозяйство справное
завел, но и эти пять тыщ барину своему вернул. Тот  его  простил,  назад
звал. Но тятя - ни в какую. Да и что, спрашивается, ему в России искать,
опять барщину справлять? А здесь он паром держал через Аргунь, пока мост
не построили, торговлей занимался... И всегда  за  святое  дело  почитал
беглому помочь, если он из "несчастных", а не злыдень какой. Убивцев  да
насильников он терпеть не мог! - Прасковья Тихоновна вздохнула. -  Захар
мой и не знал даже ни об этой комнате, ни о подземном ходе, что прямо  к
пещере вас выведет.
   Перед смертью тятя нас к себе подозвал  и  рассказал  все  как  есть.
Захар Данилыч поначалу испужался, хотел было  ход  завалить  и  потайную
дверь заделать. Но я не позволила. Всякое в жизни  может  случиться.  Но
слово ему дала тятины дела не продолжать  и  держала  его,  пока  вот  с
Машенькой не встретилась да с Антошей. - Она всхлипнула и  уже  привычно
промокнула глаза кончиком косы. -  Я  ведь  поначалу  и  не  думала  вам
помогать. А потом в душе как будто что-то перевернулось. За  что  же  им
горе такое привалило, думаю, молодым  да  красивым?  Долго  я  над  этим
размышляла, долго сомневалась, несколько ночей не спала...  Но  все-таки
не выдержала, - она развела руками и печально улыбнулась, - не стерпела,
ввязалась. Теперь одна надежда на господа! Я свое  дело  сделала:  всем,
чем сумела, помогла. Остальное - в Его божьей воле!..
   Она достала из-за пазухи небольшой узелок, осторожно развернула его и
подала Мите какой-то  неровно  обрезанный,  темный  от  времени  кожаный
лоскут:
   -  Возьмите,  Дмитрий  Владимирович!  Это  карта,  о  которой  я  вам
рассказывала. Не знаю, поможет она вам или нет, но это последнее, что  я
еще могу сделать для вас. - Она обняла Митю  и  вдруг  уткнулась  ему  в
грудь лицом и разрыдалась. - Я ведь хотела еще ваших деток  понянчить  и
Антошу оженить, а потом уже и помирать можно было бы.
   Митя  тоже  обнял  ее,  потом  склонился  и  поцеловал   темную,   со
вздувшимися венами, руку казачки, тихо сказал:
   - Клянусь, первый корабль, который построим с Антоном в  Америке,  мы
назовем вашим именем, Прасковья Тихоновна.  И  мы  непременно  доберемся
туда, чтобы выполнить свое обещание.
   Он поднес карту ближе к свече и долго  внимательно  рассматривал  ее.
Потом повернулся к Прасковье Тихоновне и медленно проговорил:
   - Кажется, я ничего не понимаю! Если верить вашей карте, то Сахалин -
остров. Но на всех известных мне картах он обозначен как полуостров.  Да
и устье Амура здесь достаточно четко  показано,  хотя  некоторые  ученые
считают, будто он пропадает в песках и в него невозможно войти с моря. -
Он еще пристальнее вгляделся в карту. - К моему  величайшему  удивлению,
карта - поразительно точная и подробная, словно над ней  работал  умелый
картограф. Дорого бы дали некоторые наши географы, чтобы заполучить ее.
   Постой, Маша, а ну-ка посмотри сюда! - Митя провел пальцем  по  узкой
извилистой линии, очевидно, отделяющей остров от материка. - Насколько я
помню карту тех мест, Алешка  достаточно  точно  определил  место  своих
поисков устья Амура. Но  он  считал,  что  оно  находится  на  Сахалине.
Представляю, какой сюрприз его  ожидает.  -  Он  обнял  ее  за  плечи  и
прошептал:
   -  Как  я  ему  сейчас  завидую!  И   открытие,   возможно,   сделает
замечательное, и на тебе в конце концов женится.
   - Я с самого начала была уверена  в  успехе  его  экспедиции,  а  что
касается женитьбы, то это еще вилами на воде писано, - достаточно  сухо,
но тоже шепотом  ответила  ему  Маша.  -  Больше  года  прошло,  как  мы
последний раз виделись.
   Вероятно, у него теперь другие планы...
   Митя посмотрел на нее странным, рассеянным взглядом, словно думал уже
о чем-то другом, гораздо  более  важном  и  значительном,  и  решительно
сказал:
   - Ну что ж, друзья, настала пора прощаться! За ночь мы должны  пройти
пещеру, чтобы утром миновать перевал, пока снег не подтаял и не  раскис.
Да и Васену не стоит заставлять ждать. - Митя посмотрел на Антона. - Как
ты считаешь, никто не мог вас выследить, когда вы  лошадей  с  грузом  к
пещере перегоняли?
   - Васена сразу бы заметила, - с явной  гордостью  за  любимую  сказал
Антон. - Нет, все прошло спокойно, лошади не волновались, пока по  тропе
шли, а вот как в темноте себя поведут, не знаю. Васена нас  не  в  самой
пещере дожидается.
   Там рядом место есть потаенное, откуда все подходы видны.
   Так что никого не пропустит, чужого сразу углядит, если вдруг какой и
объявится поблизости!

37.

   Подземный ход вывел их к ничем не примечательной скале.  Таких  много
разбросано по всей тайге. Полуразрушенные остатки былых горных массивов,
они покрыты толстым  слоем  мха,  заросли  можжевельником  и  карликовой
березкой. Подступы к скале преграждала россыпь огромных камней, но Антон
повел их не поверху, как  ожидала  Маша,  а  нырнул  куда-то  вниз,  под
каменные завалы. И через несколько минут  они  уже  шли  по  извилистому
коридору, настолько узкому, что порой приходилось  почти  протискиваться
сквозь него, касаясь плечами стен, покрытых зеленой  слизью  водорослей,
мокрых  от  стекающих  по  камням  потокам  воды.  Постоянно  надо  было
опасаться, что ударишься головой о свисающие корни деревьев,  выпирающие
отовсюду крупные и мелкие скальные обломки. Изредка  в  просветах  между
камней,  прикрывающих  этот  тайный   ход   сверху,   проглядывало   уже
посветлевшее небо.
   Вскоре  он  заметно  расширился  Антон  сделал  знак  остановиться  и
вскарабкался по стене вверх. Маша  огляделась  по  сторонам  Под  ногами
стало суше, мелкую щебенку сменил крупный песок.
   Она поправила лямки висевшего за ее спиной "сидора", как называла эти
мешки Прасковья Тихоновна. В них беглецы несли одежду,  небольшой  запас
провизии, свечи и порох.
   Деньги, которые ей удалось сберечь, более пяти тысяч ассигнациями,  и
десять тысяч золотом, что им передали с Кузевановыми старшие Гагариновы,
они распределили с Митей пополам и зашили в одежду. Пятьсот рублей  Маша
оставила  Прасковье  Тихоновне.  Казачка  наотрез  отказывалась  принять
деньги, даже обиделась на Машу, но она все-таки умудрилась подложить  их
под большой туес с медом, стоящий на лавке под окном заимки, справедливо
полагая, что не вечно же он будет стоять на месте. И пусть не сразу,  но
Прасковья Тихоновна все равно обнаружит деньги, совсем не  лишние  в  ее
одинокой жизни.
   Митя заметил ее движение, подошел и помог  поправить  перекрутившуюся
лямку.
   - Тебе не слишком тяжело? - спросил он озабоченно, положил ей руку на
плечо и слегка сжал его. - Давай я понесу твой мешок.
   - Не надо! - Маша мягко коснулась  пальцами  его  руки,  продолжавшей
лежать на ее плече. - Мне совсем не тяжело К  тому  же  скоро  сядем  на
лошадей.
   - Смотри, - Митя улыбнулся в ответ, - я снова полон сил и готов и  не
к таким трудностям.
   - Митя, - Маша нерешительно посмотрела на него, - возможно, я лезу не
в свои дела, но  какой  такой  корабль  ты  собираешься  назвать  именем
Прасковьи Тихоновны? Надеюсь, это было сказано не для красного словца?
   Митя покраснел и, кажется, даже рассердился.
   - За кого ты меня принимаешь,  Маша?  Похоже,  у  тебя  сложилось  не
совсем благоприятное мнение обо мне. В последнее время только  и  слышу,
что я - подлинное скопище пороков. Почему ты так изменилась  ко  мне?  Я
всегда  был  честен  с  тобой,  а  если  и  были  между  нами   какие-то
недоразумения, то они не так уж и непреодолимы. Я искренне считал  и  до
сих пор считаю тебя своим настоящим другом.
   Маша внутренне напряглась, стараясь не выдать своего разочарования  и
обиды. Надо же, оказывается, она для него "настоящий друг". Вот  так,  а
не иначе. Да и стоило ли надеяться на большее? Эх, дура она дура,  самая
распоследняя, наивная дура! Девушка нахмурилась и сухо произнесла:
   - Ты не ответил на мой вопрос, Митя!  Или  это  секрет,  который  мне
непозволительно знать?
   Митя пожал плечами:
   - Нет, никакой это не секрет. И не говорил я тебе об этом по  простой
причине: думал, тебе это будет неинтересно.
   Ведь речь идет об устройстве моей и Антоновой жизни в Америке. Ты  же
собираешься вести самостоятельную, отдельную от  нас  жизнь.  Поэтому  я
посчитал, что наши планы будут тебе ни к чему  -  Он  убрал  руку  с  ее
плеча, отошел к большому  камню  и  облокотился  на  него.  После  этого
испытующе посмотрел на Машу. - Но, если хочешь, слушай. Я  собираюсь,  с
помощью графа Бологовского, конечно же, взять в Ново-Архангельске  земли
в концессию и построить  судоверфь.  А  в  компаньоны  решил  пригласить
Антона. И он уже согласился, хотя, видно, толком не  понимает,  что  это
такое Конечно, это всего лишь мечты. Еще нужно добраться до Аляски.
   Но и там, как я полагаю, предстоит много хлопот Вполне вероятно,  нам
не  удастся  закрепиться  в  Ново-Архангельске,  все-таки  он  считается
российской территорией  и  в  нем  действуют  российские  законы.  Тогда
придется переехать в  другое  место,  возможно,  даже  в  Калифорнию,  в
Порт-Росс. Там служит мой старинный друг еще по  Морскому  корпусу  Петр
Сухозванов. Думаю,  он  не  откажется  помочь  нам  с  документами  и  с
устройством на новом месте.
   - Выходит, ты намереваешься строить корабли? Что  ж,  бог  в  помощь!
Надеюсь, ты в этом деле преуспеешь!
   Маша с трудом сдержалась, чтобы не зарыдать  от  отчаяния.  Митя  уже
распланировал свое будущее и даже об Антоне позаботился,  и  только  для
нее не нашлось места, потому что ему глубоко безразлично, как она  будет
жить дальше, без него. Неужели он не понимает, что  ей  уже  никогда  не
выйти замуж за Алексея, ибо дорога  в  Россию  теперь  закрыта  для  нее
навсегда Государь не простит ей организации столь дерзкого побега, да  и
в лице Лобанова она также обрела заклятого  врага.  Царский  любимец  не
забудет ей ни пережитого унижения, ни изуродованного огнем лица.
   Митя  отметил  про  себя,  что  сообщенная  им  новость  не   слишком
обрадовала Машу. Она была явно раздосадована и даже  не  пыталась  этого
скрывать. Неужели ей не понравилось, что он  вновь  решил  связать  свою
жизнь с морем? Но он моряк, и вполне естественно, что  желает,  хотя  бы
таким способом, заняться любимым делом. Он будет строить торговые суда и
яхты для морских путешествий, а со временем, возможно,  предложит  и  ей
совершить кругосветное путешествие, если... Митя сердито  выругался  про
себя. Черт возьми!
   Он опять упустил тот немаловажный факт,  что  они  никогда  не  будут
вместе. Почему ж тогда она сердится, если ей об этом известно лучше, чем
ему?  Но  спросить,  что  именно  в   его   сообщении   вызвало   Машино
недовольство,  Митя  не  успел.  Прямо  над  его  головой  среди  камней
показалась физиономия Антона. Он махнул рукой,  приглашая  следовать  за
ним. И уже через несколько минут беглецы вновь были на поверхности.
   На небольшой ровной  площадке  среди  камней  находились  четыре  уже
навьюченные лошади. Возле одной из них стояла Васена. Она внимательно  с
ног до головы оглядела сначала Машу, потом  Митю,  одобрительно  кивнула
головой и сказала:
   - Надо спешить! Иначе не успеем пройти через перевал!
   Она взяла  в  поводья  свою  лошадь  и  первой  шагнула  к  зарослям,
скрывающим основание скалы. И Маша поняла, почему  не  заметила  вход  в
пещеру: его прикрывал огромный лохматый куст какого-то  неизвестного  ей
растения.
   Уже через несколько мгновений маленький караван вступил  под  высокие
каменные своды. Нет, не пещеры. На самом деле это была огромная трещина,
разрезавшая тело горы, возможно, в результате землетрясения  или  работы
воды. А вернее, того и другого вместе, потому что только вода может  так
разгладить каменные складки,  отполировать  скалы.  Под  ногами  хрустел
грубый песок - и это тоже след воды. Но как  бы  ни  были  мощны  водные
потоки, им не  под  силу  разорвать  каменные  стены,  они  способны  их
подточить, размыть, обрушить, но не разрубить наподобие топора, как  это
бывает при подвижке горных пород, вызванной землетрясением.
   Внизу трещина была достаточно  широкой,  чтобы  пропустить  лошадь  с
сидящим на ней всадником, но уже на высоте трех или четырех саженей  она
основательно  сужалась,  превращаясь  в  почти  незаметную  снизу,  едва
различимую для глаза щель. На ее наличие указывало лишь слабое  свечение
высоко вверху, саженях в ста  от  земли.  Это  робкие  лучи  только  что
взошедшего солнца проникали в мрачное подземелье  и  позволяли  путникам
уверенно продолжать свой путь  без  дополнительного  освещения.  Правда,
Прасковья  Тихоновна  на  всякий  случай  снабдила  Машу  смолянками   -
высушенными корнями сосны, которые одинаково хорошо использовать  вместо
свечи и для разжигания костра в дождливую погоду.
   Глаза постепенно привыкли к полумраку, лошадей  он  тоже  не  слишком
беспокоил. Они шли спокойно, друг за другом, хорошо слушались поводьев и
не требовали особых  понуканий  после  редких  остановок,  когда  Васена
движением руки приказывала спутникам замереть на месте  и  прислушаться:
нет ли каких посторонних звуков, которые в их положении могли  возвещать
об опасности.
   Но вокруг по-прежнему было тихо, только  песок  шуршал  под  копытами
лошадей да редкие капли срывались со стен и  глухо  ударялись  о  камни,
вызывая мгновенное, словно задыхающееся эхо.
   Трещина оказалась на удивление длинной. Они двигались уже более часа,
а она все не кончалась. Правда, стало прохладнее, а  ход  сначала  пошел
под уклон, а потом стал медленно подниматься вверх. Прошло еще с полчаса
или больше.
   Маша могла судить об этом только приблизительно,  потому  что  отдала
Мите брегет, подаренный ей в дорогу Владимиром Илларионовичем, и  теперь
стеснялась слишком часто обращаться к нему, чтобы узнать,  который  час.
Но если  судить  по  солнцу  -  оно  с  гораздо  большей  настойчивостью
проникало в трещину, высветив на песке золотистую  дорожку,  -  шел  уже
восьмой час утра.
   Наконец  ощутимо  потянуло  сквозняком,  и  Маша  почувствовала  едва
различимый запах нагревшейся на солнце хвои.
   Лошади сразу  же  приободрились,  прибавили  шаг.  И  вскоре  впереди
забрезжило тусклое серое пятно - выход на поверхность.
   После темноты солнце казалось еще более ослепительным, зелень ярче, а
запахи  сильнее.  Позади  остался  черный  зев  трещины,  а  перед  ними
раскинулась огромная горная страна. Высоченные  пики,  с  протянувшимися
вниз языками осыпей, с  редкими  зелеными  заплатами  альпийских  лугов,
рыжими  пятнами  тундровых  болот,  вознеслись   к   небу   белоснежными
вершинами, одетыми в пышные папахи облаков.
   Гордые и неприступные, с презрением взирают они на все, что  лежит  у
их подножья, а всякого, посмевшего нарушить их покой,  посягнуть  на  их
девственную чистоту, встречают лавинами и камнепадами, густыми  туманами
и метелями, которые не прочь замести пути-дороги  даже  в  разгар  лета.
Суровы и неприветливы горы, и горе  тому,  кто  очертя  голову  пытается
преодолеть их. Они не прощают легкомысленного к себе отношения и  карают
скоро и беспощадно.
   А внизу на подходе к каменным громадам, как зеленое пушистое  одеяло,
лежит тайга, такая  безмятежно-тихая  издали,  такая  заманчивая,  такая
ласковая, что хочется  погладить  ее  рукой.  Но  вблизи,  особенно  для
новичка, строга она и таинственна. В этом нетрудно убедиться, стоит лишь
углубиться под сень гигантских  пихт  высотой  в  многоэтажный  дом  или
забраться в диковатое ущелье, где, кроме  камней  и  неба  на