ные утверждения не раз, - сухо сказала  Маша,  -
но ты тем не менее отдал беглецам свою одежду и обувь. Зачем  ты  сделал
это, если не был уверен в успехе побега?
   - По крайней мере, они не загнутся от морозов в первую же  неделю,  -
Митя насупился и сердито  посмотрел  на  Машу.  -  Мне  тоже  предлагали
бежать, но я не  согласился.  Во-первых,  я  очень  хотел  увидеть  свою
невесту, во-вторых, знал, что далеко беглецам не уйти. В  случае  поимки
их ждет расстрел, а я почему-то хочу жить долго...
   - Ты намерен всю жизнь прозябать  в  этих  цепях,  среди  этих  голых
сопок, среди этой воин и грязи?
   - Знаешь, это гораздо лучше, чем валяться в той же самой грязи, но  с
дыркой во  лбу...  Мне  тут  достаточно  порассказали,  как  беглецов  в
Читинском остроге расстреливают. Ружья у  солдат  старые,  заржавленные,
охрана в основном состоит из инвалидов,  они  толком  и  стрелять-то  не
умеют и, прежде чем умертвить беднягу, превратят  его  во  что-то  вроде
сита... - Митя насмешливо посмотрел на нее. - Увы, гнить на  кладбище  в
таком виде мне совсем не улыбается!
   - А так ты будешь гнить заживо в своем руднике, среди вшей, клопов  и
крыс... И неизвестно,  что  еще  хуже  -  моментальная  смерть  или  это
медленное умирание без малейшего проблеска  надежды!  -  закричала  Маша
сердито, но тут же спохватилась и заговорила тише:
   -  Опомнись!  Скоро  потеплеет.  Бежать  нам  помогут  Кузевановы.  Я
предварительно с ними договорилась. Они  доставят  оружие,  лошадей.  Мы
уйдем по Амуру, там нас никто не будет искать...
   Митя с интересом посмотрел на нее и улыбнулся:
   - Ну, хорошо, рассказывай, господин фельдмаршал, раскрывай карты, как
ты  собираешься  надуть  Мордвинова.  Учти,   генерал   любит   дурачком
представляться, но он тут  хитрее  всех  и  бестия,  каких  поискать.  И
хозяйке тоже не сильно доверяй, они все здесь приучены к доносительству.
Прасковье Тихоновне твоей не только ты за постой платишь, но и Мордвинов
за догляд приплачивает. Думаешь, тебя к первой попавшейся поселили?
   - Не может быть. - Маша растерянно посмотрела на Митю и повторила:
   -  Не  может  быть,  она  так  меня  защищала   перед   поручиком   и
унтер-офицером.
   Митя пожал плечами:
   - Она и мне показалась неплохой  женщиной,  но  кто  их  знает,  этих
казаков. Они ведь все здесь наполовину то  буряты,  то  маньчжуры.  А  с
азиатами, по своему опыту знаю, всегда надо держать ухо востро. Да, - он
внимательно поглядел на Машу, - а чего это  тебе  вздумалось  бежать  но
Амуру? Или подтолкнул кто на это?
   - Не знаю, просто я много думала о том, как лучше организовать побег.
Потом  разговаривала  об  этом  с  Кузевановыми.  А  вчера  и  Прасковья
Тихоновна упомянула, что это край дикий, малоизученный...  Вряд  ли  кто
догадается, что мы решимся пойти именно в том направлении...
   - Ну, Мария, ты меня удивляешь все больше и больше, - улыбнулся вдруг
Митя, - то крепость с ходу форсируешь, то Сибирь, а теперь уже  к  Амуру
подбираешься!
   - Митя, - Маша нервно посмотрела на дверь, - у нас  еще  будет  время
более подробно поговорить о наших планах.
   Расскажи лучше, как ты здесь живешь, чем я могу помочь тебе  и  твоим
товарищам?
   -  Помоги,  если  можешь,  провизией,  кормят  здесь   отвратительно.
Каторжная норма не так уж и велика - шесть медных копеек в день. И всего
лишь половина моих товарищей имеет возможность покупать себе продукты за
стенами острога. Мы делимся с остальными  чем  можем,  по  этого  крайне
недостаточно. Нам разрешают тратить дополнительно на  питание  не  более
пятидесяти копеек. Цены здесь, конечно, смехотворные, фунт  масла  стоит
всего две-три копейки, но наших денег явно не хватает. Две недели  назад
у  некоторых  заключенных  началась  цинга.  Мордвинов,  правда,   велел
заваривать хвою и поить ее настоем всех подряд, но нить ее  и  врагу  не
пожелаешь. Если сумеешь, достань чесноку. Его свободно  можно  купить  у
китайцев.  Твоя  хозяйка  наверняка  знает,  как  это  делается,  да   и
собственные запасы, видно, имеет. Холодец-то у нее с  чесночком  был.  И
еще, - Митя смутился, - уголовных клоны заедают. Достань скипидару, если
сумеешь.  Они  им  натираются.  Мы  с   ними   в   хороших   отношениях,
подкармливаем, когда можем, а они летом картошки добудут, и золе испекут
и нам несут...  Уголовным  гораздо  проще,  чем  государственным.  После
работы им позволяют заниматься собственными делами, выходить из  тюрьмы,
а кандалы на них надевают лишь после второго преступления. Но наш острог
тем и славится, что здесь много опасных злоумышленников,  клейменных  за
побеги, притом неоднократные. А в остальном они  обычные  люди,  которые
мерзнут, хотят есть и пить, они, как и мы, носят  ножные  кандалы,  и  в
руднике их тоже приковывают к тачке, и урок у них и у нас -  одинаковый:
хоть умри, но три пуда руды должен отвезти к бутарам.
   - Хорошо, - сказала Маша тихо, -  я  постараюсь  выполнить  все  твои
просьбы и помогу твоим товарищам, чем смогу.
   - Прекрасно! - Митя радостно потер ладони. -  А  теперь  рассказывай,
как вы жили этот год без меня. - Он опять придвинулся  к  ней,  взял  ее
руки в свои ладони и слегка сжал. - Все, и без утайки, и про  матушку  и
про батюшку. Кстати, почему отец не приехал с вами на станцию?
   - Владимиру Илларионовичу внезапно стало плохо, когда он узнал, что я
была в крепости и видела тебя. Поэтому мы не рискнули взять его с собой.
   - Он что, серьезно болен?
   - Нет, сейчас он чувствует себя несравнимо лучше, то есть в  декабре,
когда я прощалась с ними, он выглядел молодцом, честное слово!  И  легче
ему стало после того, как он поверил, что сможет  вскоре  встретиться  с
тобой.
   Митя недовольно нахмурился, но  ничего  не  сказал  и  лишь  попросил
продолжать рассказ.
   В следующие полчаса Маша поведала ему во всех  подробностях  о  своих
попытках заполучить разрешение на поездку и о приключениях, пережитых ею
во время слишком долгого путешествия.
   Митя слушал ее, не прерывая, только в удивлении приподнимал брови  да
улыбался иногда  изумленно,  в  особенности  когда  она  рассказывала  о
поединке с волками и встрече с молодым бурятским тайши. Маша  вынула  из
саквояжа три орлиных пера и протянула  княжеский  знак  Мите.  Он  молча
повертел его в руках, отложил в сторону и задумчиво сказал:
   - Возможно, это пригодится нам в будущем.
   Машино  сердце  дрогнуло  от  радости.  Кажется,  Митя  уже  не   так
решительно настроен против ее плана, и, вполне возможно, вскоре  удастся
окончательно убедить его в необходимости побега.
   Маша продолжила свой рассказ, но кошки скребли у нее на душе. О  двух
событиях она так и не рискнула сообщить Мите. Это был  случай  с  графом
Лобановым и сцена в доме Недзельских. О  последней  она  упомянула  лишь
вскользь, заметив, что  кольцо  Алине  вернула  и  просила  ее  хотя  бы
написать письмо своему бывшему жениху.
   При этих словах Митино лицо повело как будто  судорогой,  он  закусил
губу, по,  заметив  ее  испуганный  взгляд,  улыбнулся  и  тихо  сказал:
"Когда-нибудь ты узнаешь, ч-то было в том письме, которое  она  все-таки
написала". Он еще сильнее сжал ладони Маши, и девушка поняла, что письмо
было не слишком приятным, если не сказать хуже. Но почему тогда он  ждал
свою прежнюю невесту с таким нетерпением? Неужели он до  сих  пор  любит
Алину, и ей совсем не на что надеяться?.. Маша поспешно отвела взгляд  в
сторону, испугавшись, что глаза выдадут ее.
   Митя притянул ее  ладони  к  своим  губам  и  несколько  раз  ласково
поцеловал,  потом  поднял  на  нее  затуманившиеся  глаза   и   виновато
улыбнулся:
   - Это все, чем я могу тебя на сей момент отблагодарить!
   Досмотри, - он распахнул  ворот  рубахи  и  показал  висящий  на  шее
образок. - Честно сказать, я всегда помнил о  твоем  обещании,  но  даже
представить не мог, что ты сюда пожалуешь. И сегодня, когда вдруг увидел
тебя на крыльце, а потом здесь,  в  доме,  в  домашнем  платье,  в  этих
пушистых носках, румяную с мороза, сердце у меня так  и  сжалось,  сразу
твои слова про каторжанина вспомнил... Думаю,  ну  зачем  я  нужен  этой
милой девочке? Гляди, какие у  меня  руки!  Разве  можно  такими  руками
обнимать молодую жену и первую брачную ночь? - Он усмехнулся, заметив, с
каким  неподдельным  ужасом  Маша  рассматривает  его  ладони  -  все  и
ссадинах, старых  и  совсем  недавних  шрамах,  с  обломанными,  кое-где
почерневшими ногтями. - Страшно стало?
   Маша молча покачала головой и вдруг прижалась к его  рукам  щекой,  а
потом совершенно неожиданно принялась  целовать  их,  не  чувствуя,  что
слезы ручьем бегут по ее щекам.
   Митя обхватил этими шершавыми, с загрубевшей  кожей  ладонями  Машино
лицо, приподнял его и с веселым удивлением заглянул ей в глаза:
   - Ну что ты, дурочка, расплакалась, это  не  самое  страшное,  что  в
твоей жизни еще  встретится.  Давай  лучше  поговорим  о  нашей  будущей
свадьбе. Мордвинов обещал разрешить ее после завершения поста.  До  этой
поры ты будешь сравнительно свободной особой и  даже  сможешь  вернуться
назад, если вдруг передумаешь венчаться со мной. Да, а как мы расторгнем
впоследствии наш брак? В России вряд ли это получится.
   - Я надеюсь, в Америке мы без особого труда сделаем это.
   Говорят, на Аляске есть несколько православных церквей.
   - А как ты думаешь вернуться в Россию?
   - Я не собираюсь возвращаться в Россию, - Маша опустила голову, -  но
это не значит, что я каким-то образом стесню тебя, помешаю тебе устроить
свою жизнь.
   -  Я  уже  понял  это,  -  усмехнулся  Митя,  -  особа  ты   сильная,
независимая... Но как быть с Алексеем? Или вы договорились встретиться с
ним в Америке? Кстати, как его дела?
   Почему-то  я  до  сих  пор  не  услышал  ни  единого  слова  о  твоем
драгоценном женихе.
   - Ты  не  имеешь  права  говорить  о  нем  с  подобным  сарказмом,  -
рассердилась Маша, - он очень старался облегчить  твое  существование  в
крепости. Помимо всего, он велел передать тебе вот эти цифры:  53  -  54
градуса северной шпроты, 142 - 143 градуса восточной долготы. Сказал, ты
поймешь, что к чему!
   Митя с удивлением посмотрел на нее и покачал головой:
   - Действительно, я знаю, что это такое, но зачем он их тебе передал?
   - Он сказал, что в конце лета  "Рюрик"  будет  в  этих  местах.  Так,
говорит, на всякий случай. Вдруг удастся моя авантюра.
   - Выходит, твой жених тоже считал подобное предприятие  авантюрой?  А
ведь он человек рассудительный, трезвомыслящий. Ему  нельзя  не  верить!
Почему же ты все-таки не поверила ему и пошла наперекор его воле?
   - Он больше не мой жених, Митя! Алеша вернул мое  обещание  выйти  за
него замуж, хотя сказал, что по-прежнему любит меня. Он очень по  хотел,
чтобы я уезжала в Сибирь, я настаивала, мы почти поссорились, и тогда он
вернул мне слово. Правда, про корабль рассказал и  ждать  нас  там  тоже
пообещал. И он продолжает верить, что  когда-нибудь  вновь  сделает  мне
предложение и мы сможем пожениться...
   -  Святой  человек  Алешка,  -  вздохнул  Митя  и   вдруг   замолчал,
глубокомысленно уставился в окно и  через  некоторое  время  недоверчиво
посмотрел на Машу. - Ты ничего не  спутала?  Именно  эти  цифры  Алексей
назвал, не другие?
   - Нет, - твердо сказала Маша, - я их наизусть выучила.
   Именно их он назвал.
   - Но корабль не может там находиться, ты, кажется, что-то перепутала,
девочка. Насколько я помню карту, место с этими координатами расположено
на суше. Там пет никакого моря. Тем не  менее  Алексеи  дал  необходимые
ориентиры, и мы будем следовать им. -  Митя  печально  улыбнулся.  -  Но
Алешку ты все-таки зря бросила. Лучшего мужа тебе никогда не найти!
   - Митя, несмотря на нашу ссору, я к Алексею  отношусь  по-прежнему  и
надеюсь, что и он в своих чувствах не изменился!  А  что  будет  дальше?
Поживем - увидим! Ведь у пас вся жизнь впереди! - Маша  легко  поднялась
со стула. - Пора возвращаться. Мы еще успеем попить чаю до прихода твоих
сторожей. А я попрошу Прасковью Тихоновну собрать  кое-что  из  провизии
для твоих товарищей по острогу. Если офицер позволит, Антон поможет тебе
все донести. - Она посмотрела на Митины оковы и добавила:
   - Завтра я попробую найти кузнеца, чтобы выковал тебе более длинные и
более легкие цепи, а  то  скоро  совсем  в  три  погибели  согнешься  от
подобного удовольствия.
   Митя привлек Машу к себе, мягко улыбнулся и поцеловал ее в губы:
   - Для достоверности тебе иногда придется держать себя в  руках  и  не
только с радостью принимать мои поцелуи, но даже отвечать на них. А  то,
не дан бог, хозяйка что-то заподозрит.
   - Я постараюсь быть очень убедительной. - Маша смело взглянула ему  в
глаза, потом обняла за шею и крепко поцеловала. - Но не думай,  будто  я
из тех девиц, которые сами себя навязывают и без  разбора  бросаются  на
шею кому угодно.
   - Что ты, разве я могу такое подумать? - согласился  вполне  серьезно
Митя, предложил ей свою руку  и  со  всей  галантностью,  насколько  ему
позволяли цепи, повел Машу к дверям, но на самом выходе из комнаты вдруг
наклонился и, почти прижавшись губами к ее уху, прошептал:
   - Хотя я ничего против подобных действий не имею.

24.

   На следующий  день  Маша  осмелилась  пройтись  по  поселку.  С  утра
Прасковья Тихоновна перебрала ее наряды, велела спрятать их подальше,  а
потом пошла в дальнюю нежилую комнату и вернулась с  крытой  темно-синим
сукном женской шубейкой, обшитой по подолу и вороту беличьим мехом.
   В руках она держала белую войлочную обувь, которую в Сибири  называют
валенками или катанками, кому как нравится. От одежды сильно  попахивало
табаком, которым издавна спасаются от  моли:  видно,  не  один  год  она
пролежала в сундуках, но выглядела совершенно новой, неношеной.
   - Вот тебе обновки, - хозяйка раскинула одежду по  лавке,  -  смотри,
по-моему, в самый раз будет. Это я себе  еще  смолоду,  годков  двадцать
назад,  справляла,  да  надеть  некуда  было.  У  нас   тут   не   шибко
разгуляешься, особливо когда дети малые да муж на службе...
   Через четверть часа Прасковья  Тихоновна  придирчиво  оглядела  Машу,
одернула со всех сторон шубейку, велела перевязать шаль, подарок Зинаиды
Львовны, так, чтобы та закрывала лоб и щеки от  холодного  ветра,  потом
вынула  из  сундука,  стоящего  на  кухне,  варежки,  белые,  с  голубым
орнаментом, и заставила их тут же надеть. Повертев  Машу  из  сторону  в
сторону, отчего та чуть не упала, Прасковья Тихоновна отступила  на  шаг
ив последний раз обвела постоялицу внимательным взглядом:
   - Ну вот! Теперь тебе, милая, никакие морозы не страшны!
   Маша смущенно улыбнулась. Она казалась себе  толстой  и  неуклюжей  в
непривычном для нее наряде, не расхожсниые еще  валенки,  стиснув  ноги,
как колодки, скользили по полу, хотя в них было гораздо уютнее и теплее,
чем в башмаках.
   Но не только от новой одежды она чувствовала себя стесненно и неловко
- упрямая казачка наотрез отказалась брать за нес деньги, и теперь  Маше
требовалось найти способ как-то отблагодарить ее за заботу.
   Наконец Прасковья Тихоновна оставила Машу в покое и  позвала  в  избу
Антона, которому также принесла все из той же комнаты большие, до колена
черные валенки  и  огромный  волчий  треух.  В  этом  одеянии  с  Антона
окончательно  слетел   столичный   лоск,   и   из   вальяжного,   слегка
избалованного камердинера он опять превратился в  обычного  деревенского
парня, каким, по сути дела, всегда и оставался. И хотя полушубок у него,
даже на взгляд, был тяжеловат и длинноват,  но  он  был  с  барского,  с
Митиного плеча, и поэтому Антон наотрез отказался менять его на  другой,
пусть более легкий, но все-таки чужой. Несмотря на то что  весь  исходил
потом, на прогулку по поселку решил отправиться только в своем полушубке
и теперь в полном облачении дожидался хозяйку в сенях.
   - Смотри, - Прасковья Тихоновна довольно прищурилась,  приглашая  его
оценить творение своих рук, - ну прямо чистая Снегурочка наша  Машенька.
- Она вздохнула, сложила руки на груди и удрученно покачала головой. - С
тебя, девонька, картины писать  можно,  а  ты  в  нашей  дыре...  -  Она
огорченно махнула рукой и приказала:
   - Ну, ступайте, ступайте, не то вспотеете, а на улице хиус  сразу  же
до костей и проберет!
   Маша вышла вслед  за  Антоном  и  с  удовольствием  вдохнула  свежий,
пахнущий почему-то арбузами воздух. Ночью опять шел  снег,  и  на  улице
основательно потеплело. И хотя ветер не ослабевал, он  был  уже  не  так
резок  и  скор  на  расправу  с  тем  или  иным  ротозеем,   неосторожно
подставившим ему нос или щеку. Солнечные лучи дробились и  отражались  в
мириадах новорожденных снежинок, в  сосульках,  неожиданно  выросших  на
карнизах изо, в изломах речной наледи.  Бездонное  ярко-голубое  небо  с
редкими  перьями  облаков  безмятежно  взирало   сверху   на   маленькое
поселение, затерянное на задворках Российского государства. Две огромные
черные вороны, взгромоздившись на нижнюю истку березы, росшей поблизости
от  избы  Прасковьи  Тихоновны,  словно  две   кумушки   на   завалинке,
переругивались с брехлнвой хозяйской собачонкой  Хватайкой,  удивительно
похожей на суетливую и вздорную Басурманку.
   Маша радостно улыбнулась Антону, обвела взглядом огромные заснеженные
сопки, реку  со  вздыбившимися  торосами  и  зажмурилась  на  мгновение,
возможно, от этой невыносимо ослепительной белизны, выдавившей слезы  из
глаз, или от чувства безграничного счастья, которое не оставляло  ее  со
вчерашнего дня: она все-таки нашла Митю, виделась с ним. И  эта  встреча
прошла даже лучше, чем она надеялась.
   А теперь настала нора познакомиться с самим Терзинским Заводом и  его
окрестностями. Пошли вторые сутки ее пребывания на руднике, а она до сих
пор не удосужилась рассмотреть поселок как следует.
   Терзинский Завод оказался внушительным поселением в десяток  улиц,  с
казенными зданиями для выплавки чугуна, с плавильней, большим прудом, на
котором Маша, к своему удивлению, разглядела хорошо расчищенный каток  и
несколько деревянных горок, политых водой, с них вовсю каталась ребятня.
Рядом с  прудом  протянулась  плотина,  чуть  дальше  виднелась  большая
мельница. В центре поселка находилась деревянная церковь - двухэтажная с
тремя куполами. Штук двести, а то и триста изб  расположились  но  обоим
берегам Аргуни. Через саму реку был переброшен добротный деревянный мост
на сваях и железных цепях, а недалеко от моста и  тоже  почти  в  центре
поселения  находился   острог   -   огромное   четырехугольное   здание,
выкрашенное желтой краской, окруженное со всех сторон деревянным  тыном.
Казематы, в которых жили осужденные на каторгу, занимали  целиком  южную
сторону острога и часть западной и восточной сторон. К ним примыкал тын,
и все пространство между оградой и  жилыми  помещениями  было  вытоптано
сотнями ног до самой гальки.
   Все эти подробности Маша разглядела, взобравшись с помощью Антона  на
одну из сопок, окружавших Терзинский Завод. Прасковья  Тихоновна  ничего
не приукрасила, когда рассказывала о том, что весь лес верст  на  десять
вокруг  поселения  был  вырублен  подчистую,  чтобы  беглым  негде  было
спрятаться. По склону виднелось множество почерневших пеньков,  накрытых
огромными снежными  шапками,  на  один  из  них  и  влезла  Маша,  чтобы
хорошенько рассмотреть поселок и острог.
   Сам завод располагался в ущелье и был хорошо виден лишь с  горы.  Это
было огромное законченное здание, сооруженное из  красного  кирпича.  Из
высокой трубы валили клубы черного дыма, посыпавшего сажей близлежащие к
заводу сопки и две или  три  улицы  с  неряшливо  покосившимися  избами,
которые совсем не походили на добротные  лиственничные  дома  той  части
поселения, где проживала Прасковья Тихоновна. Здесь не только избы  были
чище и богаче, но при каждой виднелся большой огород и палисадник, в них
хозяйки, как