мыслями или вспомнить какие-то подробности, мать требовательно и с нетерпением смотрела на нее, ожидая продолжения.
     - Ну, вот теперь ты все знаешь, - закончила Настя свой рассказ и виновато улыбнулась, - прости, что не сделала этого раньше.
     - Не могу поверить, что Костя подозревал меня в чем-то, - прошептала мать, - но почему он тогда не позволил говорить мне об этих документах?
     - Мама, я не допускаю мысли, что он тебя подозревал. - Настя встала, обняла мать за шею и поцеловала в щеку. - Дядя Равиль полагает, что в его записках объясняется, почему папа это сделал. Но я представления не имею,  кому могли понадобиться и документы, и образцы. Вероятно, кто-то знает о том, что он открыл богатое месторождение, ничем другим я это объяснить не могу.
     - Настя, нужно заявить о пропаже в полицию...
     - Подожди, мама. - Настя прижала пальцы ко лбу. - А где бумаги дяди Равиля? Они должны были остаться в кабинете.
     - Я забрала их к себе, но смотреть еще не смотрела.
     - Там должна быть расшифровка первых пяти листов папиных дневников. Возможно, я сумею прочитать папины записи с их помощью. О господи, - она хлопнула себя по лбу, - я совсем упустила из виду, что они исчезли вместе с образцами. - Настя опять опустилась на скамеечку и снизу вверх посмотрела на мать. - Что теперь делать, мама? Я вовсе не уверена, что полиция найдет их. Посмотри, они даже не смогли определить, как вор проник в мою комнату. - Она взяла мать за руку, и они вместе подошли к окну. - Ни по какой водосточной трубе он и не думал подниматься, иначе его одежда сильно испачкалась бы, и мы смогли бы обнаружить кусочки ржавчины, следы от копоти на подоконнике, на полу или на ковре. Кроме этого, на улице с вечера шел дождь, но где ты видишь грязные следы? Отсюда вывод - вор проник на крышу через чердак и спустился в мою комнату по веревке.
     - Настя, - Ольга Ивановна всплеснула руками, - ты рассуждаешь, как настоящий сыщик.
     - При чем тут сыщик? - Настя устало улыбнулась. - Просто и папа, и Курей учили меня в свое время обращать внимание на подобные мелочи. Прежде это помогало мне в тайге, а теперь, видишь, и в повседневной жизни пригодилось. Но что толку? В тайге легче сориентироваться, чем в этих закопченных джунглях. - Она высунулась в окно чуть ли не по пояс и, извернувшись, посмотрела на крышу. - Кажется, я действительно права. Он вполне мог спуститься отсюда. Смотри, - она потянула мать за руку, и Ольга Ивановна вслед за ней выглянула из окна. - Вон за ту печную трубу можно легко привязать веревку. - Женщины отошли от окна. Настя вновь села на свою скамеечку и на мгновение задумалась.
     Ольга Ивановна с удивлением смотрела на дочь. Несмотря на волнения и переживания последних дней, сейчас Настя преобразилась и словно ожила, занимаясь этим маленьким расследованием. На ее щеках появился румянец, глаза заблестели. Ольга Ивановна мысленно перекрестилась. Слава богу, возможно, это неприятное для всех событие отвлечет ее от воспоминаний о графе Ратманове и она достаточно легко и спокойно переживет его скорое венчание...
     Настя подняла голову:
     - Сейчас я могу сказать с полной уверенностью, что это человек недюжинной силы, ловкости и смелости... - Она посмотрела на мать. - А в полицию все-таки следует заявить. Чем черт не шутит, а вдруг и вправду сумеют определить, кто на такое решился. Помнишь, тогда в имении кто-то рылся в твоих бумагах?
     - Конечно, помню, - Ольга Ивановна приподняла в раздумье брови. - Не хочешь ли ты сказать, что в этом замешан кто-то из наших друзей? Побойся бога, Настя! Райкович с его кривой ногой? Глафира? Дарья, под которой при первых же шагах вся черепица обрушится? Неужели ты веришь, что кто-то из них способен скакать, да еще ночью, по крышам?
     - Не забывай, что есть еще один человек, которому об этом известно, и учти, ровно столько же, сколько и нам...
     - Настя, о чем ты говоришь? - произнесла с укоризной Ольга Ивановна. - Зачем ему это нужно?
     - А где гарантия, что он не заинтересовался папиным открытием? - Настя поморщилась. - Я не удивлюсь, если узнаю, что в исчезновении документов виновны братья Ратмановы. Никто, кроме Сергея, не знал, что они хранились в саквояже. К тому же он очень ловкий, сильный, а в некоторых случаях даже смелый.
     - Настя, побойся бога! - воскликнула Ольга Ивановна. - Неужели ты веришь в то, что Сергей смог бы ударить тебя или дядю Равиля? И если ты хочешь ему отомстить, то не таким же низким способом.
     - Я никому не собираюсь мстить, но сделаю все, чтобы выяснить, кто причастен к пропаже саквояжа!..

***

     За завтраком Ольга Ивановна и Настя больше помалкивали, зато Глафира разошлась не на шутку, расписывая Фаддею во всех деталях события вчерашнего вечера. Поэт, который уже и не пытался скрывать, что визиты в этот дом совершаются не только из чувства вежливости, с аппетитом поглощал оладьи с липовым медом, запивая их чаем с молоком. На особо яркие подробности Багрянцев реагировал пожиманием плеч, удивленным покачиванием головы и высоко поднятыми бровями. Тем не менее оладьи убывали, а хозяйка уже в третий раз подливала ему чаю и добавляла в розетку мед.
     К концу завтрака появилась Дарья Пискунова. И, отдуваясь, словно после продолжительного бега, поведала о том, что Равиль пришел в себя, но еще настолько слаб, что врачи запрещают ему говорить и не пустили к нему даже следователя из сыскной полиции. А Дарью выпроводили из палаты, заверив ее в том, что в больнице достаточно опытных сиделок, чтобы присмотреть за раненым.
     После завтрака все перешли в гостиную. Фаддей достал портсигар, задумчиво посмотрел на него и вновь убрал в карман сюртука. Потом оглянулся на девушку, которая стояла у окна, бесцельно вглядываясь в серую пелену тумана, наползающую на город. Помедлив секунду, он поднялся из кресла, подошел к Насте и осторожно дотронулся до ее руки. Она обернулась и улыбнулась Фаддею. Он на мгновение отвел взгляд, и Настя быстро промокнула слезы, навернувшиеся на глаза.
     - Вы что-то хотели, Фаддей Ильич? - спросила она тихо, стараясь не слишком привлекать внимание дам, сосредоточившихся на обсуждении опять же вчерашних событий и состояния здоровья Равиля.
     - Настя, - Фаддей смущенно улыбнулся, - боюсь, я не покажусь вам оригинальным. Дело в том, что я хочу поговорить с вами о Сергее.
     - У меня нет никакого желания беседовать с вами о графе, - Настя сердито нахмурилась. - Еще позавчера была поставлена последняя точка, и, надеюсь, с завтрашнего дня о нем перестанут судачить раз и навсегда.
     - Не глупите, Настя! - сказал поэт устало и взял Настю за руку. - Сергей тоже совершил огромную глупость, когда сделал предложение Фелиции Лубянской. Но на это он пошел лишь под влиянием отчаяния, которое охватило его после вашего решительного отказа выйти за него замуж. Вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь я провел в его доме, и, смею вас заверить, он на грани потери рассудка от горя, которое сейчас испытывает. Вчера он пил весь день, чего никогда, поверьте, Настя, никогда за ним не водилось! А сегодня он в такой глубокой депрессии, что Андрей вынужден не отходить от него ни на шаг. Мы опасаемся, что он может наложить на себя руки.
     - Тем не менее вы не пропустили сегодня завтрак у Глафиры Афанасьевны, - с горечью произнесла Настя и выдернула руку из горячих рук поэта, но мысленно перекрестилась. Слава богу, если Сергей был всю ночь на глазах у Багрянцева, да еще в невменяемом состоянии, значит, он не причастен к пропаже. - Вы, Фаддей Ильич, натура эмоциональная и романтическая. Описывая душевное состояние графа, явно преувеличиваете опасность, - не преминула она ехидно заметить, забавляясь выражением чрезвычайной озабоченности на пухлом лице Фаддея.
     - Настя, вы несправедливы. - Поэт, похоже, обиделся, но не отошел от нее, а продолжал как ни в чем не бывало:
     - На этот раз завтрак был всего лишь причиной, чтобы встретиться с вами. Не скрою, я получил задание от старшего графа...
     - Скажите, Фаддей Ильич, - вкрадчиво спросила Настя, - а графу Андрею не приходило в голову соображение оставить меня в покое? Возможно, он полагает, что я сплю и вижу себя графиней Ратмановой? Можете передать и страдальцу, 'и радетелю за его счастье, что мой сон ничто не тревожит и мне глубоко безразлично, на ком завтра женится граф Сергей!
     Багрянцев покачал головой и с огорчением посмотрел на нее.
     - Знаете, я бы тоже не стерпел подобную обиду. Но самое трагичное в этих событиях то, что Сергей по-настоящему влюбился. Я не могу винить вас в том, что вы не хотите простить его. Но прошу хотя бы выслушать меня. - Он подвел Настю к узкому плюшевому дивану в глубине гостиной. - Давайте присядем и поговорим спокойно.
     Настя пожала плечами, но просьбу поэта выполнила, не заметив, как три дамы обменялись с ее собеседником быстрыми понимающими взглядами, отвернулись и с еще большим усердием занялись теперь уже обсуждением новых рисунков для вышивания гладью и каких-то особых пяльцев, которые Глафире на днях прислали из Варшавы.
     - Хорошо, я согласна выслушать вас, Фаддей Ильич, хотя бы потому, - она лукаво улыбнулась, - что совсем недавно считала себя влюбленной в поэта Багрянцева.
     Багрянцев как-то особенно, по-доброму улыбнулся и слегка пожал ей руку.
     - Милая моя девочка, я люблю Сережу, и не только потому, что он очень много сделал для меня. Я месяцами живу на его хлебах, могу явиться в его дом в любое время дня и ночи... Все мои сборники изданы в основном  на средства братьев Ратмановых,  хотя я подозреваю, что они не в великом восторге от моих стихов... Настя, Сергей честный и великодушный человек, он совершил ошибку, но он очень любит вас, и это многое объясняет...
     - А вы не думаете, что мужчина, который вплоть до венчания продолжает связь с другой женщиной, поступает самым бессовестным образом?
     - Настя, - с укоризной протянул поэт и бросил многозначительный взгляд на Глафиру и ее подруг. Женщины быстро встали и прошествовали мимо них гуськом и, похоже, на цыпочках. Багрянцев проследил, как за ними закрылись двери, и опять обратил свой взор на Настю. - Вы последнее время, простите за подобное сравнение, ведете себя, как безмозглая курица. Вы позволили Фелиции Лубянской воспылать надеждами заполучить Сергея в мужья. К вашему сведению, этой даме, несмотря на оригинальное поведение и свободные высказывания, так и не удалось увлечь по-настоящему ни одного мужчину. Многие признают, что она красива, а порой просто очаровательна. Но, если мужчина любит так, как любит вас Сергей, он не способен на измену. Я смею надеяться, что вхожу в число его самых близких друзей, но клянусь вам, я никогда не слышал, что у него была любовница. Он крайне щепетилен и чистоплотен в подобных вопросах.
     - И при всей своей щепетильности и чистоплотности он вознамерился сделать меня своей любовницей, а потом бросить, как последнюю трактирную девку! - Настя вскочила на ноги. - Не смейте мне даже напоминать о нем! Пусть венчается с этой красивой и очаровательной Фелицией. Я согласна приехать и пожелать счастья молодоженам и буду весьма рада, что наконец-то избавлюсь от его домогательств!
     - Тогда вам придется страдать до конца ваших дней, но обиднее всего, что из-за вашего упрямства будет страдать мой близкий друг.
     Фаддей поднялся с дивана, склонил голову в поклоне и, не попрощавшись, вышел из гостиной.
     Настя прижала ладони к вискам. Вновь вернулась головная боль, а мозг сверлила мысль: она потеряла Сергея навсегда! Боже, почему она так безоглядно поверила этим слухам? Возможно, потому, что хотела поверить в них? Она застонала от боли и отчаяния. Почему ни разу не усомнилась в том, что он виновен? Ведь она любила его больше жизни, так почему позволила тайным и явным завистникам обвести себя вокруг пальца? Разве не понятно, что вся эта сумятица и неразбериха кому-то сыграли на руку, и не повинна ли в этом сама Фелиция, которая более всех была заинтересована в ее ссоре с женихом?..
     Настя решительно встала и быстро вышла из гостиной. Багрянцев прощался в вестибюле с Глафирой. Девушка быстро сбежала по лестнице и окликнула поэта:
     - Фаддей Ильич, не желаете ли вы проводить меня к графу Ратманову. У меня есть несколько вопросов к его сиятельству по поводу последних событий. Думаю, он будет в состоянии ответить на них...

Глава 31

     Ольга Ивановна нервно ходила по комнате. Что опять затеяла ее дочь, когда, не раздумывая ни секунды, не посоветовавшись ни с ней, ни с Глафирой, отправилась к своему жениху? И что там еще можно выяснять, если все и так понятно: завтра Сергей Ратманов станет полноправным мужем Фелиции Лубянской, и неизвестно еще, как ее дочь переживет это событие...
     Она прижала пальцы к вискам. Приступы тошноты и постоянное головокружение изматывали ее, но разве могла она признаться кому-либо, что плохо себя чувствует, когда ее дочь находится на грани отчаяния, а она ничем не в состоянии ей помочь и может только наблюдать за ее страданиями и тайно терзаться от сознания того, что это она является виновницей всех рухнувших на них бед и несчастий.
     От неожиданного приступа тошноты Ольга Ивановна подбежала к умывальнику и склонилась над тазиком... Стало немного легче, но тут, очевидно, из кухни донесся запах вареного мяса, и желудок отреагировал новыми спазмами...
     Господи, что еще за напасть свалилась на ее голову? Ольга Ивановна опустилась на кровать, вытерла устало пот, выступивший на лбу, и удрученно вздохнула. Что за болезнь привязалась к ней? Лет двадцать она не испытывала подобного упадка сил, сонливости и постоянных головных болей...
     Она вновь подошла к окну и выглянула наружу. Прошло более двух часов, а Настя до сих пор не появилась... Ольга Ивановна взяла в руки образок. За что господь посылает ей испытания? За какие прегрешения? Чем она прогневала его, какие непоправимые ошибки совершила?
     Она вспомнила лицо Андрея в тот момент, когда отказалась выйти за него замуж. Возможно, это самая большая ошибка в ее жизни, и теперь она расплачивается за нее и собственным счастьем, и счастьем своей дочери... Ну, что ей стоило согласиться, ведь он готов был обвенчаться с ней, даже отказавшись от... У Ольги Ивановны вдруг все внутри похолодело. Не может быть! Треволнения последних дней заслонили перед ней маленькое ежемесячное событие, которое, похоже, в этом месяце заставляет себя ждать. Она принялась лихорадочно вспоминать, какое сегодня число, и с еще большим ужасом осознала, что прошли все сроки... Нет, это невозможно! Ольга Ивановна приказала себе успокоиться и уже более хладнокровно дважды пересчитала все дни и недели и схватилась за голову. Этого ей только не хватало! Стыд какой! Кошмар! А она-то, дура безмозглая, думала, что все это от нервов и мигрени. Вот тебе и мигрень! Вот тебе и нервы!..
     Она дернула за сонетку, и тут же на пороге возникла Лукерья. Ольга Ивановна приказала ей навести порядок в умывальной комнате, а сама спустилась вниз. Навстречу ей по лестнице спешил дворецкий Глафиры, Федор:
     - Барыня, к вам с визитом господин Райкович пожаловал, я в кабинет проводил.
     - Хорошо, Федор, ступай себе, - Ольга Ивановна махнула ему рукой, отсылая, и посмотрела на огромные часы, украшавшие вестибюль и оглашавшие дом поистине колокольным звоном каждые полчаса. Время приближалось к полудню, но Райкович по какой-то ему одному известной причине оставил свой магазин, а такого на ее памяти ни разу не бывало, и явился с визитом, хотя никто его здесь не ждал.
     Ольга Ивановна перекрестилась. Очевидно, Ратибор уже прослышал и о Настином отказе графу, и о вчерашнем происшествии... Она вздохнула и, как на эшафот, вошла в кабинет помощника министра внутренних дел, генерала Порфирия Дончак-Яровского, покойного супруга ее верной подруги Глафиры...
     - Что с тобой, Ольга? - Ратибор нахмурился. - На тебе лица нет! Я наслышан о том, что случилось вчера вечером, и уже побывал в больнице, чтобы справиться о здоровье Равиля. Уверяю тебя, ему будет оказана самая лучшая медицинская помощь, я об этом уже позаботился. Кроме того, я нанял сиделку, очень опытную женщину, так что в скором времени, надеюсь, он предстанет перед твоими очами.
     - Спасибо тебе, Ратибор, - учтиво поблагодарила его Ольга Ивановна, не обманывая себя надеждами, что Райкович появился в этом доме с единственной целью: выразить ей соболезнование по поводу ранения Равиля. Да и его неожиданно проявленная забота о человеке, которого он на дух не переносил, насторожила ее, и она приказала себе не обольщаться внезапной добротой Райковича.
     Ратибор некоторое время сосредоточенно грыз мундштук пустой трубки, словно раздумывал, с чего начать разговор, и наконец произнес:
     - Ольга, все эти годы, что знаю тебя, я мечтал об одном - чтобы ты стала моей женой.
     Ольгу Ивановну до такой степени поразили его слова, что некоторое время она беззвучно открывала и закрывала рот, словно рыба, застигнутая отливом.
     - Н-но почему? - она попыталась собраться с силами. - Я...
     - Позволь мне закончить, - с досадой в голосе прервал ее Райкович. - Долгие годы я мечтал о том, чтобы ты хотя бы раз посмотрела на меня с такой же нежностью и любовью, с которой смотрела на Константина. Я знал, что не все ладно в ваших отношениях, но ты никогда не показывала этого на людях, и я завидовал твоему мужу, а порой даже ненавидел его, когда замечал, что он провел ночь в твоей спальне. - Райкович яростно бросил трубку на стол. - Я страстно и безнадежно мечтал о тебе, Ольга, но никогда не думал о том, что могу обладать тобой, как твой муж. Мне только хотелось избавить тебя от страданий. А ты ведь страдала, я чувствовал это каким-то особым чутьем. Возможно, ты сама этого не понимала, но я знаю, что ты страдала. Ты можешь все отрицать, но я все равно не поверю тебе. - Ратибор посмотрел исподлобья на Ольгу Ивановну, и она поежилась от его мрачного взгляда, в котором прочла ненависть. Да-да, она не ошиблась, несмотря на признания, повергшие ее в изумление, Ратибор смотрел на нее с откровенной ненавистью.
     - Но события последних дней показали, - продолжал Ратибор и вновь спрятал свой взор в лохматых, подернутых заметной сединой бровях, - что ты обыкновенная баба, с самыми низменными интересами и неподобающим для твоего возраста поведением!
     - Позволь, Ратибор, - последние фразы привели ее в чувство, и она вновь обрела дар речи. - Если ты не прекратишь без достаточных на то оснований оскорблять меня, я сейчас же приглашу лакеев и тебя выставят за дверь. Ты, вероятно, считаешь меня совсем наивной овечкой, которая не замечала твоих похотливых взглядов? Да, я не любила своего мужа так, как его следовало бы любить. Но, в отличие от тебя, он был настоящим мужчиной, сильным, смелым и порядочным. Даже в порыве гнева он никогда не позволял ни себе, ни кому другому оскорблять женщину, как бы виновата она ни была. Теперь ты знаешь, что Кости нет, и осмелел настолько, что, не стесняясь, в открытую говоришь его вдове такие гадости, за которые он, не задумываясь, оторвал бы тебе голову!
     - Не строй из себя невинную голубицу, Ольга! - Ратибор скривился от презрения. - Голос твоего давнего любовника графа Ратманова настолько оглушителен, что все, о чем он нашептывал тебе ночами во время нашего недолгого совместного путешествия, разносилось на несколько верст. Вся твоя добродетель шита белыми нитками, дорогая! - Он усмехнулся и приблизился к Ольге Ивановне почти вплотную. - И я не уверен, что ты предавалась утехам с одним лишь графом. Этот неуклюжий обжора-поэтишка тоже был готов полакомиться куском пирога, и где доказательства того, что он не успел его отведать?
     - Ратибор, - Ольга Ивановна ударила ладонью по подлокотнику кресла, - это уже переходит всякие границы! Ты не только мерзавец, ты еще, оказывается, подлый соглядатай, жалкий шпион и сплетник. Да, я любила графа Андрея, и он любил меня, но это тебя совершенно не касается. Ну а насчет Фаддея... Впрочем, какое твое дело, как я отношусь к нему. Ты мне не брат, не сват и тем более не муж... Да я бы скорее удавилась,