реградила им путь, что даже Алексей сдался.
     - Здесь не пройдем. Эку беду навалило! - Присев передохнуть, он вытер пот со лба, оглядел путников. У Максима Максимовича заметно ввалились щеки, но он воспользовался передышкой и принялся снимать окрестную чащу, панораму перевала на горизонте. Лена, вытащив носовой платок, попыталась стереть грязь со лба, но только еще больше размазала ее по лицу. Алексей взглянул на грязные полосы у нее на щеках:
     - Поздравляю, ты теперь похожа на индейца в полной боевой раскраске. - Оглянувшись, достал из мха пестрое глухариное перо, воткнул ей в волосы. - Чингачгук Большой Змей.
     Лена не приняла шутку, выбросила перо и, порывшись в одном из тюков, достала старенькую солдатскую панаму, молча надела ее на голову. Алексей со смешливыми искорками в глазах наблюдал за ней.
     - Намек понял! - И вытащил из кармана точно такую же. Лихо натянул ее на лоб, шлепнул Лену по колену. - Мы с тобой одной крови - ты и я!
     Легко вскочив на ноги, будто и не было позади труднейших километров, он углубился в чащу на разведку. Через некоторое время вернулся разочарованный - пути для лошадей не было. Пришлось повернуть обратно. Бурелом, как оказалось, пересекал все ложе долины. Путешественники уже потеряли всякую надежду пробраться через него и вдруг случайно наткнулись на звериную тропу. Она шла под самыми отрогами и помогла выбраться к редколесью.
     Тропа становилась все суше и каменистее, все ближе и ближе заветная цель. У людей и лошадей словно открылось второе дыхание. Шли споро, без остановок - появилась надежда успеть пройти перевал.
     Все чаще стали встречаться лежки маралов и северных оленей - сокжоев. Наконец появились первые пятна плотного снега. Стало холоднее, подул пронзительный ветер. Опять были извлечены из рюкзаков куртки, а из карманов - темные очки.
     Снег настолько сверкал и искрился на солнце, что на него невозможно было смотреть невооруженным глазом. Вдруг их взору открылась глубокая тропа, прямо траншея, проложенная в снегу.
     - Смотрите, сокжои! - махнул рукой Алексей куда-то в сторону.
     Справа от них виднелось небольшое стадо оленей. Они, по-видимому, совершали переход к летним пастбищам, шли без кормежки, оставляя после себя взбитый до земли снег. Сокжои расположились на отдых вблизи скалы, на единственной поляне, освободившейся от снега.
     Они насчитали одиннадцать оленей различных возрастов. У взрослых между ушей виднелись черные вздутия - будущие рога, взамен отпавших зимой. И только у одного, самого крупного сокжоя, эти вздутия уже имели форму рогов.
     Приподняв головы и насторожив уши, звери в недоумении смотрели на людей, не подозревая об опасности. Но вот у кого-то из-под ног покатился вниз камень, и все разом сорвались с места. Разбившись на две группы, они бросились в разные стороны. Рогдай чуть не сошел с ума.
     Над перевалом клубились густые облака. Гигантская сила сжимала и перекручивала, расшвыривала и вновь собирала их, создавая причудливые серо-голубые замки. Казалось, там, далеко внизу, в огромном сосуде кипит чудовищное колдовское зелье, которое с минуты на минуту вырвется наружу и затопит все вокруг.
     Снег на перевале оказался на удивление плотным.
     Они благополучно миновали крутой склон, покрытый рубцами надувного снега, и начали спуск. Это всегда намного труднее и зачастую занимает больше времени, чем подъем.
     Лошади скользили по твердому насту и хотя не проваливались, но садились на задние ноги, отчего тюки сползали то набок, то на круп животного. От напряжения болели руки и ноги, к тому же постоянно нужно быть начеку, чтобы не заскользить со скоростью горнолыжника вниз по гладкой, как паркет, поверхности снежника. От постоянных усилий заныли мышцы живота, пот заливал глаза. В довершение всего Лена уронила темные очки, и они моментально скользнули вниз, к великой радости Рогдая, давно обогнавшего спутников и суетливо шнырявшего по берегу оттаявшего озера.
     Наконец лошади ступили на первые камни, спуск стал более пологим, и вскоре путники вслед за Рогдаем оказались на берегу небольшого озера. Вокруг них обрывались отвесными стенами скалы, тут и там спускались длинные языки снежников. Скалы образовали огромный цирк, который глубоко врезался в голец, своей формой напоминавший гигантскую птицу, сидящую на гнезде. Стены его были подбиты крупной осыпью, в руслах многочисленных ручейков, стекавших со скал, гнездились заросли карликовой ивы и березы, покрытые готовыми развернуться со дня на день почками. Мрачно и дико было в этом царстве снега и камня!
     Осмотрев спины лошадей, Алексей смазал обнаруженные потертости мазью. Несмотря на усталость, решили продолжить путь до небольшой речки, чтобы дать долгожданный передых себе и лошадям.
     Из скальных расщелин дул ледяной ветер, и путники, основательно пропотевшие при переходе и спуске с перевала, продрогли так, что зуб не попадал на зуб. Река вытекала из другого, моренного озера на выходе из цирка. Заметно потеплело, и они остановились на отдых у широкого переката, решив, что через него им будет легче переправиться.
     Сушняка по берегам было великое множество.
     Вскоре весело затрещал костер, закипел в котле густой гороховый суп с кусочками копченого мяса. Решив побаловать мужчин, Лена заварила клюквенный кисель и поставила его охлаждаться в ручей.
     Солнце припекало почти по-летнему. Мужчины, раздевшись до пояса, занимались вьюками. Вытряхнув содержимое, они развесили по кустам спальники, палатку, одежду. Все было волглое, влажное от утреннего тумана и многократного соприкосновения со снегом.
     Улучив минуту, Лена подхватила брезентовое ведро и шагнула в глубь ивняка, покрывающего берега реки. Перескакивая с камня на камень, она отходила все дальше и дальше, пока фигуры мужчин не скрылись из виду. Торопливо раздевшись, зачерпнула ведром воду и вылила на себя. От ледяной воды у нее на миг перехватило дыхание. Она глотнула воздух открытым ртом, но тут же взбудораженная кровь ринулась по сосудам, усталость смыло потоком живительных струй. Лена закинула руки за голову и засмеялась от удовольствия, чувствуя, как кожа вновь обретает свежесть, а каждая клеточка тела словно расправляется, впитывая в себя солнечный свет.
     Такой ее и увидел Алексей. Напуганные исчезновением девушки, они с Рогдаем бросились на ее поиски. Прижав собаку к себе, он присел за большим валуном, не в силах упустить представшее перед ним зрелище. Только сейчас он понял, что впервые видит ее обнаженной при свете дня. Девушка стояла к нему спиной. Его ладони помнили изящные изгибы ее тела, узкую талию и стройные высокие бедра. Теперь он смог воочию убедиться, что ночные сумерки скрывали от него прекрасное молодое тело, подобного которому ему еще не приходилось видеть. Она грациозно переступала на камнях длинными стройными ногами, маленькие ягодицы слегка подрагивали от ее движений. Лена стояла, подставив лицо теплым лучам. Не меняя позы, она сделала пару шажков и повернулась.
     Алексей тихо застонал, как от мучительной боли, и уткнулся лицом в густую собачью шерсть. Рогдай недоуменно косил на него карим глазом: почему его не пускают к хозяйке? Алексей с трудом сдерживал себя. Он ощущал непреодолимый стыд от того, что подглядывает за женщиной. Но выйти из укрытия было равнозначно смерти. Только-только наладились их отношения, и обнаружить себя означало порвать их навсегда. В этом он не сомневался, но и не смотреть не мог. Застежка на джинсах больно впилась в возбужденную плоть, глухая боль сжала поясницу, растеклась по ногам. Но прекрасное видение продолжало мучить его. Упругая грудь, увенчанная розовыми сосками, плоский ровный живот и темный холмик в его основании так и требовали мужской ласки, страстных объятий и необузданных поцелуев. Лена провела руками по груди, округлым бедрам, словно стряхивая остатки влаги. Нагнувшись, потянулась за одеждой. Буйная фантазия Алексея сразу представила, на взгляд обывателя, весьма неприличную картинку. Он будто наяву ощутил трепещущее податливое тело, восхитительно упругое, жаждущее откровенных и бесстыдных ласк... В это время Рогдай с визгом вырвался из его рук и бросился навстречу уже успевшей одеться хозяйке.
     - Ах ты негодник, все-таки выследил меня, - пожурила его Лена, - нет от тебя спасения!
     Они прошли мимо. Алексей, отсиживаясь за камнем, еще минут пять не мог прийти в себя. Придется сегодня спать на свежем воздухе. Еще одна ночь рядом с ней в палатке, и он возьмет ее на глазах у отца.
     В лагере Лена подозрительно посмотрела на него: отец сказал, что Ковалев отправился на ее поиски вместе с Рогдаем. Но безмятежное выражение лица Алексея, а главное, его появление с совершенно противоположной стороны успокоили ее.
     Лошади паслись на небольшой поляне, густо покрытой молодой зеленью. После обеда решили передохнуть часок. Если верить карте, до прииска оставалось километров пять-шесть пути вдоль полотна старой узкоколейки. Так что ночевать они должны уже в поселке.
     Мужчины, захватив удочки, спустились к реке. За час наловили более полусотни крупных хариусов. Бережно уложили в котелок, пересыпали солью.
     - Завтра уже будем пробовать, - пообещал Алексей.

***

     Пока мужчины рыбачили, Лена достала блокнот, записала события минувшего и сегодняшнего дней, старательно избегая изложения бесед с Алексеем. Их отношения внешне выглядели вполне дружескими, но она постоянно испытывала нервозность и тревогу. Вдруг среди гальки блеснуло что-то синее - маленький потускневший кусочек изоляции, неизвестно кем и когда занесенный в эти безлюдные места.
     И сразу же память вернула ее в жуткое утро: черное от ожогов, полубезумное от боли лицо Абсолюта вновь встало у нее перед глазами. Она обхватила голову руками: не может быть, чтобы она ошиблась!
     Слишком уж яркая и запоминающаяся вещица, втоптанная в грязь, лежала рядом с головой старика.
     Неужели кто-то побывал там сразу же после нее? А если он таился где-то поблизости? Чувствовала же она чей-то пристальный взгляд, и Рогдай вел себя странно.
     Лена напряглась, какое-то неясное воспоминание возникло вдруг в ее сознании, слишком расплывчатое, ускользающее, слабый намек на реальные события. Где-то она уже видела этот брелок - мельком, краем глаза, успев зафиксировать лишь его необыкновенную яркость. Принялась перебирать всех знакомых, но память, расщедрившись на подсказку, не собиралась полностью открывать тайные завесы. Голова заболела от напряжения, вполне возможно, что у нее проснулась так называемая "ложная память" и на самом деле до этого она ничего подобного не видела. Лена тяжело вздохнула: свой долг она исполнила, о брелоке рассказала. Теперь уже дело милиции искать преступников, замучивших старика.
     Солнце уже преодолело половину своего дневного пути, и караван снова принялся отмерять километры, теперь уже последние. Высокие белые тучи вдруг стали наливаться синевой, опускаться ниже и ниже, сдавливая горизонт и угрожая проливным дождем. Быстрым шагом люди двигались по неширокому распадку.
     Он густо порос ивняком, только в самом центре белела дорожка, на диво ровная, каменистая, с пологими закруглениями, слегка приподнятая над днищем ущелья. Это было старое полотно узкоколейки. Построенная более шестидесяти лет назад на костях заключенных, сейчас она пришла в полную негодность. За тридцать с лишним лет после закрытия прииска шпалы превратились в труху, проржавели насквозь рельсы, и осталась только насыпь - творение рук зэковских. Более двух десятков лет возили по ней в отвал отработанную и пустую породу. Ходил здесь смешной паровозик, он тонко гудел на поворотах, обдавая жидким паром кусты, распугивая зверей. Много породы он вывез в отвал... Но пришли другие времена, исчерпала себя золотоносная жила, поуменьшилось количество заключенных, и не стала нужна таежная узкоколейная железная дорога. Природа с удивительной поспешностью стала залечивать раны. Распадок покрылся еще более дикой тайгой, нетронутыми остались только три приметы: вырубленный пихтарник по склонам гор (тысячи кубометров леса сгорели в топках паровозика и двух локомобилей, обеспечивающих энергией шахту, поселок и, главное, обогатительную фабрику), все более сужающаяся дорожка вдоль насыпи со следами от сгнивших шпал да скелеты трех чугунных монстров, застрявших навечно в чаще кедровой поросли.
     Тем временем начал срываться дождь. Крупные капли с шипением ударяли о листья; шорох нарастал, замолкли птицы, отдалился гул реки. Деревья намокли, обвисли, а облака опустились, почти легли на плечи гор.
     Впереди что-то забелело, и путешественники с облегчением вздохнули. Наконец показались дома покинутого поселка. Сзади ворчливо прокатился гром. Так, словно нехотя. И когда затих, полило сильней, освобожденной, теперь уже не каплями, а прямыми, как струны, струями. Все загудело, слитный шум покрыл другие звуки, даже чавканье сапог по грязи.
     Рогдай не выдержал, помчался вперед, тем более что до поселка остался километр пути. Лена и ее спутники укрылись плащ-палатками и почти бежали за лошадьми, которые без понукания перешли на легкую рысь.
     Гроза разошлась не на шутку. Гром догнал путников и теперь густо и басовито раскалывал облачное небо над головой. Молний за тучами не разглядеть, только на мгновение будто включат там свет и тут же гасят, а грохот сваливается вслед за вспышкой и подхлестывает, подгоняет дождь.
     К тому моменту, когда люди и лошади достигли первого дома, вода лила с них потоками. К счастью, дом, сложенный из стволов огромных деревьев, мало подвергся разрушению; крыша не протекала, а в некоторых окнах сохранились стекла. Но самым ценным было то, что в доме совсем не пострадали от времени полы, печь не развалилась, и, когда они попробовали ее затопить - о чудо! - она разгорелась, предварительно хорошенько задымив комнаты.
     Дождь, по своему обыкновению, прекратился так же неожиданно, как и начался. Огромные лопухи и заросли молодой крапивы, покрывающие все пространство вокруг дома, ясно давали понять, что они здесь полновластные хозяева. Капли дождя покрывали каждую травинку, лист, цветок. И речи не могло быть о том, чтобы пройтись по поселковой улице.
     Любой безобидный кустик в одно мгновение грозил превратиться в водопад ледяных брызг.
     Лена вымела пол пучком влажной травы, отмыла сохранившийся колченогий стол, разложила на нем посуду. Печь хоть немного и дымила, но свои обязанности выполняла должным образом. Каша осталась допревать в котелке, а Лена принялась заваривать чай. По дороге она сорвала несколько веточек черной смородины и малины. У чая будет отменный вкус и запах!
     Покончив с делами, она вышла на крыльцо. Мужчины расседлали лошадей, и Алексей, насухо протерев им спины, смазывал потертости и ссадины мазью. Животные покорно переносили не очень приятную процедуру, изредка отмахиваясь хвостами от появившегося после дождя гнуса. В распадке было тихо, тучи комарья и мошкары назойливо гудели и вились вокруг лица. Сегодня ночью без чудес современной химии им не обойтись!
     Отец притащил сухое бревнышко, очевидно, из остатков какого-то строения. Мужчины достали небольшую двуручную пилу, распилили бревно на несколько чурбачков, и Алексей, раздевшись до пояса, принялся орудовать топором. Лена исподтишка наблюдала за ним. Мускулы играли и перекатывались под золотистой кожей. По бугоркам позвоночника сбежала тоненькая струйка пота, и Лене нестерпимо захотелось проделать тот же путь языком, почувствовать солоноватый привкус влаги у него на спине, исследовать все изгибы мощного мужского тела. Вдруг ее внимание привлекла тонкая светлая полоска, начинавшаяся от спинных ребер и уходившая к грудине. У нее учащенно забилось сердце: Эльвира Андреевна рассказывала о тяжелом ранении сына. Вражеский осколок пропорол тело, и, может быть, только по чистой случайности он остался жив. А если бы нет? Тогда не было бы для нее ни этих скал, ни этой тайги, ни этого стука топора. Не было бы одуряющей синевы шальных глаз и сводящих с ума ночей... Окажись они одни, не задумываясь, исцеловала бы тонкий светлый след боли, когда-то пронзившей его. Разгладила бы его руками, чтобы он забыл обо всем на свете и принадлежал только ей, любимый и единственный.
     Лучи медленно уходящего солнца преломились в радугу. Многоцветное коромысло зависло на фоне темных туч, торопливо скатывающихся к востоку.
     - Для местных жителей, поверьте, радуга - ворота в рай. - Алексей воткнул топор в полено, на другое присел, закурил. - И рай у них свой, почти земной: соболя много, белки, олешки жирные бегают, а вместо строгого апостола - медведь, тут его особо чтут, дедушкой да батюшкой называют, а еще хозяином...
     Внезапно спокойно лежащий на крыльце Рогдай вскочил на лапы, взволнованно втянул воздух. На холке лайки вздыбилась шерсть. По бывшей улице поселка, легкий на помине, брел его величество - истинный барин тайги, Михаиле Потапович Топтыгин! Огромный медведище то и дело безмятежно останавливался, мордой или лапой отваливал камни, вылизывал под ними личинок муравьев. Ветер дул с его стороны, и зверь до поры до времени не замечал опасности. Алексей схватил Рогдая, прижал к себе. Максим Максимович, присев на колено, снимал зверя видеокамерой. Словно завороженная, Лена застыла на крыльце с грязным веником в руках. Медведь продолжал пробираться через кустарник, низко опущенная голова покачивалась из стороны в сторону: ему было лень поднять ее и посмотреть вперед. Ничего не подозревая, медведь прошел совсем близко от людей, остановился в десяти метрах, разгреб лапами мох под деревом, подобрал языком корешок, похрустел зубами, заглянул в пустоту под камнем, поднял голову, да так и замер от неожиданности.
     - С нами щи хлебать! - крикнул во всю мощь Алексей и оглушительно свистнул.
     Зверь рявкнул и подскочил на месте. Увидев вблизи себя людей, он с перепугу метнулся назад, потом бросился, не разбирая дороги, через ивняк и во всю прыть понесся вверх по гребню.
     Рогдай вырвался из рук Алексея, и тот еле успел ухватить его за ошейник. Пес завертелся юлой и протащил его метра три по двору.
     Медведь скрылся тем временем за увалом, но еще долго доносился из-за горы панический рев:
     "Ух, ух, ух!.."
     - Ну твой пес и зверюга! Смотри, какую дорогу по крапиве пропахали! - кивнул на черную полосу по яркой зелени Алексей, разглядывая покрывшиеся красноватой сыпью руки. - Вы что, все это сражение сняли? - уставился он на Максима Максимовича, заходящегося от смеха на крыльце.
     - Конечно! Век бы себе не простил, если бы столь ценный кадр упустил! - Он похлопал возбужденного пса по морде. - Хорошая псина, смелая!
     - Они с мамашей зимой трех медведей взяли.
     В последний раз, как ухватил зверя за штаны, еле отодрали уже от мертвого, ножом зубы разжимали, - пояснила Лена.
     - Смотри-ка, улыбается, мерзавец! - Алексей присел на колени, потрепал пса за мохнатые щеки. - На себе испытал твои клыки.
     - Он не по-настоящему рванул. В запале получилось. На человека он не кинется без веской на то причины.
     Собака обнюхивала медвежьи следы, то и дело удивленно посматривая на людей: "Почему не догоняете медведя?"
     - Пойдем, Рогдай, прогуляемся до ужина по горе, разведаем окрестности, а то ты на месте дырки вертишь!
     Захватив карабин и собаку, Алексей поднялся по следам медведя на гребень. Мишки нигде не было видно: зверь со страху отмахал не один километр.
     Внизу курчавился дымок из трубы. Максим Максимович, собрав дрова в охапку, переносил их в избу, подальше от сырости. Лена, очевидно, суетилась в избе.
     Ковалев выбрал камень посуше, подстелил куртку, сел, и его мысли потекли в обычном направлении: во время рыбной ловли Максим Максимович сообщил ему нечто, с того времени занимавшее все его мысли. Гангут проговорился об еще одной цели своего визита: во что бы то ни стало уговорить Лену вернуться домой. Журналист долго говорил о необыкновенных способностях дочери, которая по глупой прихоти чуть не зарыла их в землю, о возможностях, которые открывала ей работа в одной из центра