дастся  провести
вместе. Возможно, не удастся, - тут же поправился он,  -  только  в  том
случае, если меня назначат командиром нового исследовательского судна. В
случае решения Морского министерства в мою пользу я уже в марте  уйду  в
экспедицию и почти два года проведу  в  Охотском  море,  на  Камчатке  и
вблизи берегов Сахалина...
   - И вам не позволят взять меня с собой?
   - Это было бы самым сильным моим желанием, но, к сожалению, "Рюрик" -
военное судно, не приспособленное для пребывания женщин  на  его  борту.
Однако все это пока мои мечты, могут и не сбыться. Насколько я  знаю,  в
Морском министерстве есть несколько кандидатур  на  должность  командира
корабля. И это офицеры с огромным  военным  опытом.  Каждый  из  них  не
единожды бывал в дальних экспедициях и с честью  выходил  из  сложнейших
положений. Мое слабое место - молодость, и боюсь, она-то и станет камнем
преткновения при обсуждении моей кандидатуры.
   - Не знаю почему, но я чувствую, что именно вас  назначат  командиром
этого корабля, Алексей  Федорович.  -  Маша  заглянула  ему  в  глаза  и
ободряюще улыбнулась. - Я буду ждать вас из экспедиции и молиться за вас
и ваш успех. Несомненно, вы прекрасно справитесь с заданием.
   - Спасибо, дорогая. - Барон ласково пожал ее руку и,  оглянувшись  по
сторонам, быстро поцеловал в щеку. Помолчал секунду и вдруг сказал:
   - А знаете ли  вы,  что  Митя  был  бесспорным  кандидатом  на  место
командира "Рюрика", чему он был несказанно рад? Но потом  произошла  эта
встреча с Алиной на вечере у княгини  Кареевой,  и  все  изменилось.  Он
отказался  от  назначения,  чем  вызвал  недовольство   великого   князя
Константина  Николаевича,  потом   проявил   невиданную   до   сих   пор
настойчивость и добился,  чтобы  его  направили  в  Гвардейский  морской
экипаж, опять же поближе к Алине... Никогда не думал, что женщина  будет
вить  из  него  веревки,  а  смелый,  преданный  делу   морской   офицер
превратится в тряпку, о которую вытирает ноги  пусть  и  прелестная,  по
крайне спесивая и надменная барышня!
   - Алексей Федорович, расскажите, как вы учились и Морском корпусе,  -
попросила  Маши,  чтобы  только  переключить  его  внимание  на  детские
воспоминания, по быстро пожалела об этом:  она  совершенно  упустила  из
виду, что именно тогда зародилась дружба  Алексея  и  Мити.  И  разговор
опять завертелся  вокруг  человека,  о  котором  она  хотела  бы  забыть
навсегда, но как-то не получалось.
   Алексей с упоением принялся рассказывать о годах учебы в  корпусе,  и
Маша каялась, что затеяла этот разговор, но остановить жениха  было  уже
неприлично, и она смирилась с печальной  необходимостью  ознакомиться  с
летописью подвигов князя Дмитрия Гагаринова.
   - В свое время я был самым  маленьким  среди  однокампанцев  , и товарищи часто подшучивали
надо мной. Особенно популярна у пас была шалость под названием "закусить
и выпить". Весьма неприятный розыгрыш, особенно если тебя подвергают ему
чуть  ли  не  еженощно.  Делалось  это  так  к  кому-нибудь  из   спящих
подкрадывался юный  пакостник  и  давал  ему  оплеуху,  и  когда  жертва
открывала глаза, ей прямо в лицо выливался  ковш  ледяной  воды.  Другая
шутка называлась "спустить корабликом". Для этого подходили  к  спящему,
один из озорников брал простыню за два конца у ног, другой с  головы,  и
спавший  внезапно  оказывался  на  полу.  Естественно,   я   чаще   всех
подвергался  подобным  экзекуциям,  и  моим  злейшим  врагом  был   граф
Глазенап. Наконец мои вопли,  очевидно,  надоели  Мите,  он  надрал  уши
Андрюше Глазенапу, и тот оставил меня в покое, зато  с  Митей  мы  стали
близкими друзьями и, поверьте мне, Маша, никогда не ссорились. - Алексей
пожал плечами. - До сих пор не пойму, какая муха его укусила? - Он мягко
улыбнулся.  -  Митя  научил  меня  не  бояться  высоты.  И,   когда   мы
отправлялись во время каникул в  двухмесячное  практическое  плавание  в
пределах  Маркизовой  лужи  , нас с ним всегда выбирали в  марсовые  .
   И с гордостью могу сказать, что равных  нам  по  проворству  и  силам
никого не было. Еще бы, за годы учебы в  Морском  корпусе  мы  полностью
освоились с его поистине спартанскими нравами, ведь, что греха таить, за
шалости нам с Митей доставалось сполна. Но мы  никогда  не  кричали  под
розгами, а таких в корпусе называли  молодцами,  чугунамн  и  стариками.
Последнее звание было особенно почетным.
   И мы с Митей в  числе  "стариков"  выполняли  самые  трудные  работы:
отдавали и крепили паруса, стоя на  портах  ,
привязанных к реям ,
брали рифы  ...  Работали  мы  на
огромной высоте, и было лишь несколько смельчаков,  которые  поднимались
до конца мачты. И Митя  был  единственным  марсовым,  кто  добирался  до
клотика  и  становился
там на колени. - Алексей вздохнул и,  улыбнувшись,  покачал  головой.  -
Однажды все марсовые лежали на реях, убирали паруса, а на ноке марсореи,
то есть на самом ее конце, оказался Андрюша  Глазенап.  Рею  спустить-то
спустили, но она, вероятно, не дошла до конца  и  осела  вниз  почти  на
четверть. Все, конечно, испугались, а Андрюшка, у  которого  было  самое
опасное место, вдруг побледнел, не удержался  и  заскользил  вниз.  Митя
успел схватить его за шиворот и держал почти на весу, пока не  подоспела
помощь и мы не спустили бедолагу на марс. - Барон перевел дух и смущенно
посмотрел на Машу. - Наверное, вам не все понятно из моего рассказа?
   - Ну что вы, - улыбнулась Маша, - я прочитала много романов о морских
приключениях, так что  достаточно  прилично  разбираюсь  в  ваших  реях,
марсах,  марселях    и  даже  знаю,   что
бом-брамсели  расположены  выше,  чем  просто  брамсели  .
   - Поразительно, - удивленно сказал Алексей, - вот уж  не  думал,  что
нанду и вашем  лице  не  только  хорошую  слушательницу,  но  и  знатока
морского дела.
   - Знатока - это слишком громко сказано, -  улыбнулась  Маша.  -  Хотя
некоторые познания в этой области  у  меня  имеются,  в  основном  я  их
почерпнула из книг.
   - И что бы вы хотели еще узнать о нашей учебе в  Морском  корпусе?  -
спросил барон. - Надеюсь, то, что я сейчас рассказал, было  интересно  и
достаточно забавно?
   - Спасибо, Алеша. - Маша неожиданно для себя назвала жениха так,  как
его обычно называл Митя. - Возможно, ваш сын тоже будет моряком...
   - Наш сын, Машенька, - тихо поправил ее Алексей.
   - Да, наш сын, - Маша смущенно улыбнулась и слегка  покраснела,  -  и
если он решит стать моряком, ему, несомненно, будет  легче  привыкать  к
жизни и учебе в Морском корпусе, потому что вы научите  его  не  бояться
трудностей, и в первую очередь высоты...
   - Да, - улыбнулся барон, - наш сын обязательно станет  моряком  и  не
будет в числе тех слабонервных, которые не  хотят  добровольно  идти  на
мачты, и их поднимают туда на  веревках.  Особенно  эти  трусы  пугаются
нутенс-вапт , которые от мачты  идут
к марсу первой площадки, так что надо лезть спиной вниз и  держать  тело
на весу. А мы с Митей порой устраивали целые представления,  соревнуясь,
кто быстрее преодолеет эти злосчастные нутенс-ванты.
   - Алеша, - Маша погрозила ему пальцем  и  рассмеялась,  -  я  начинаю
бояться, не являетесь ли вы  неисправимым  хвастунишкой,  и  так  ли  уж
правилен мой выбор?
   - - Машенька, - протянул укоризненно барон, - я не сказал  ни  одного
слова не правды. Что было, то было! Во  многом  благодаря  Мите  я  стал
неплохим моряком, и тем более обидно, что наша дружба  дала  трещину  по
непонятной для меня причине...
   - Маша, очнись! - ворвался в ее сознание голос княгини. -  Чай  давно
уже остыл, а ты уставилась в  одну  точку  и  точно  заледенела.  Что-то
неприятное вспомнила?
   - Да нет,  -  Маша  пожала  плечами,  -  хорошее.  Алексей  Федорович
незадолго до отъезда рассказывал мне, как они с Дмитрием  Владимировичем
проказничали в Морском корпусе...
   - Дмитрий Владимирович? - удивилась Зинаида Львовна. -  С  каких  это
пор ты стала называть Митю по имени-отчеству?
   Маша постаралась перевести разговор:
   - Что, почта сегодня была?
   - Привезли, но совсем недавно. Видно, из-за дождя задержались. Ты  от
Алеши письмо ждешь?
   - Пет, я недавно от него получила сразу два  письма.  -  Маша  слегка
покраснела. - Пишет, что ждет по дождется, когда мы приедем в Петербург.
   - А вот от Мити опять ничего нет,  -  вздохнула  Зинаида  Львовна,  -
кроме того письма, в котором  он  сообщил,  что  Недзельские  дали  свое
согласие на его брак с Алиной и вскоре, сразу же после  нашего  приезда,
они обвенчаются.  -  Княгиня  перекрестилась.  -  Только  бы  ничего  не
случилось. Да, а Алексей ничего такого про Митю не пишет?
   - Нет, - покачала головой Маша, - да разве я не сказала бы вам,  если
бы он написал о нем.
   - Конечно, конечно, - торопливо согласилась  Зинаида  Львовна.  -  Он
может ничего о нем не знать, они ведь теперь в разных экипажах служат. -
Она взглянула на часы и озадаченно произнесла:
   -  Почему-то  Владимир  Илларионович  к  чаю  задерживается.  Уж   не
произошло ли что?
   И тут же, словно в ответ на ее вопрос, распахнулись двери столовой, и
на пороге появился князь Гагаринов  с  какими-то  бумагами,  которые  он
прижимал к груди. Княгиня взглянула на него и ахнула от удивления. Белый
как  мел,   Владимир   Илларионович,   будто   немощный   старец,   едва
передвигающий ноги, подошел к  столу  и  медленно  опустился  в  кресло,
положив дрожащую руку поверх бумаг. Маша  разглядела,  что  это  письмо,
написанное крупными корявыми буквами.
   - Что такое? - спросила испуганно Зинаида Львовна и  прижала  руку  к
сердцу. - Что это за письмо?
   - Матушка, - князь посмотрел на жену и  вдруг  заплакал,  -  с  Митей
несчастье. Антон, его камердинер, написал мне, что наш  сын  заключен  в
Петропавловскую  крепость  за  попытку  убийства  племянника  императора
великого князя Василия...
   - Господи! О чем ты говоришь? Наш Митя? Не может  быть!  -  закричала
княгиня и перекрестилась на образа. - Разве он способен на такое?
   - Матушка, успокойся. - Князь всхлипнул и прижал голову жены к  своей
груди. - Он ранил князя Василия в плечо  из  пистолета  и,  кроме  того,
жестоко избил его, сломал, кажется, челюсть...
   Зинаида Львовна, не дослушав,  коротко  вскрикнула,  оттолкнула  руки
мужа и потеряла сознание.

6.

   До Петербурга они добирались больше двух недель.  Осенняя  распутица,
разбитые дороги, обеды на скорую руку, а то и всухомятку, с жидким чаем,
который на почтовых станциях им подавали прямо в карету, - все это  было
ничто по сравнению с их отчаянием и горем.
   Поначалу  Маша  пыталась  разговорами  отвлечь  Зинаиду   Львовну   и
Владимира Илларионовича от тягостных дум. Но, вольно или  невольно,  они
вспоминали какое-нибудь событие,  связанное  с  Митей,  и  тихая  беседа
заканчивалась слезами.
   Поэтому девушка прекратила всякие попытки успокоить дорогих ее сердцу
людей и, прижавшись головой к стенке экипажа, старалась задремать, чтобы
забыться и не вспоминать о тех  горьких  минутах,  когда  ее  любимый  в
первый и последний раз был ласков и нежен с ней. Возможно, ей  следовало
уступить ему тогда во флигеле,  и  кто  знает,  как  бы  в  этом  случае
повернулись события? И нет ли и ее вины в том, что произошло с Митей?
   Из его последнего письма они  узнали,  что  Митя  получил  назначение
старшим офицером на придворную яхту "Церера". Случайно оно  запоздало  и
пришло на следующий день после  сообщения  Антона.  И  это  радостное  и
счастливое письмо, в котором он описывал свою службу на "Церере",  стало
последней каплей в океане горя, поглотившем Полетаеве и его обитателей.
   Князь в одну ночь поседел и курил одну трубку за другой...
   И Маша с тоской наблюдала, как он рассыпает табак,  а  за  обедом  не
может справиться с ножом и вилкой, часто роняет  их,  и  вдруг,  прикрыв
глаза салфеткой, горько всхлипывает.
   Этот высокий красивый человек, которому никто не давал его пятидесяти
шести лет, в мгновение ока превратился в дряхлого старика с  трясущимися
руками и потускневшим взором.
   Зинаида Львовна выглядела не лучше. Она перестала  обращать  на  себя
внимание, а темные платья и чепец подчеркивали глубокие тени под глазами
и отчетливо проступившие морщины на лбу  и  в  уголках  рта.  Прекрасные
карие  глаза,  прежде  так  украшавшие  ее,   болезненно   блестели,   а
лихорадочный румянец еще сильнее оттенял неестественную бледность лица.
   Порой Маша боялась за ее рассудок. Княгиня почти не откликалась на их
с князем разговоры, но вдруг, ни с того ни с сего, начинала  вспоминать,
каким забавным был Митя в детстве, и Маша уже знала, что это  непременно
закончится истерикой, и старалась перевести разговор в другое русло.
   Все эти уловки были призваны спасти князя и княгиню от  упадка  духа,
но Маша от них уставала безмерно, так что ее попытки задремать  и  таким
способом скоротать путь почти всегда заканчивались неудачей.
   Но сейчас была та редкая минута, когда  она  могла  спокойно  закрыть
глаза и подумать о том, о чем не посмела бы никому рассказать.  Князь  и
княгиня сразу же после горячего обеда в придорожном трактире  неожиданно
заснули, и никто не отвлекал Машу от  дорогих  ее  сердцу  воспоминаний,
среди которых был и момент первой встречи с Митей после его многолетнего
отсутствия...
   Порой она спохватывалась и чувствовала  вину  оттого,  что  почти  не
думает об Алексее, но тут же находила для этого убедительное оправдание.
Ее жених не испытывал никаких трудностей, и ему не  грозила  пожизненная
каторга на сибирских рудниках.  Поэтому  она  на  время  просто  обязана
забыть об устройстве собственной  судьбы,  она  должна  помочь  князю  и
княгине справиться с горем и,  если  получится,  хоть  как-то  облегчить
положение Мити.
   Она опять перебрала в памяти строчки из его последнего письма, где он
ни словом не обмолвился о ней и даже привет забыл передать.  Ну  что  ж,
счастливый человек - эгоист по своей сути, ему наплевать на  переживания
других людей, настолько он упоен собственной любовью и предметом  своего
обожания и поклонения...
   "Казармы экипажа находятся на -Мойке, - писал Митя, - по я снял  себе
небольшую квартиру на Театральной  площади.  Она  состоит  из  прихожей,
гостиной и спальни, но нам с  Антоном  этого  достаточно.  После  нашего
приезда  я,  конечно  же,  переселюсь  и   наш   дом,   чтобы   заняться
приготовлениями к свадьбе". Туг Маша  обычно  вздыхала.  Митя  не  знал,
когда писал это письмо, что свадьба теперь вряд ли состоится...  Девушка
представила Митю в тот момент, его счастливое лицо - лицо  человека,  не
подозревающего, какие испытания ждут его в будущем, и почувствовала, как
сжалось ее горло. Чтобы успокоиться, она решительно выбросила из  головы
строки, в которых Митя, в какой уже раз, пел дифирамбы своей невесте,  и
переключилась на ту часть письма, где он рассказывал о своей  службе  на
яхте:
   "...Надеюсь, батюшка, вы  помните  красавицу  "Цереру",  входившую  в
состав придворной эскадры, на которой я теперь служу  старшим  офицером.
Помимо "Цереры", в эскадру входят "Золотой  фрегат"  с  его  знаменитыми
золотыми украшениями и арматурой и яхты "Паллада", "Нева" и "Голландский
ботик", который постоянно стоит у пристани перед дворцом...
   Сейчас Государь живет на Каменном острове, поэтому мы стоим на  Малой
Неве против дворца, по уже успели побывать в Петергофе и Ораниенбауме...
   Конечно, самое  приятное  время  мы  проводим  на  Каменном  острове.
Вечером на фрегате всегда играет музыка при заре, следом спускают флаг и
брам-реи, затем барабаны бьют на молитву, а после нее исполняют дробь  -
и конец церемонии. До вечерней зари бывает обычно много посетителей, дам
и их кавалеров. Мы занимаем их разговорами, водим по  яхтам  и  фрегату,
разъясняем значение  разных  морских  предметов.  Государя  видим  почти
ежедневно. Перед дворцом до самого берега идут цветники и  растут  кусты
уже отцветшей сирени. Иногда Его Величество появляется в цветнике  один,
иногда с императрицей. Конечно, мы наблюдаем за ними  из  кают-компании,
потому что находиться в это время  на  палубе  не  совсем  прилично,  но
вахтенный офицер всегда на своем месте.
   Позади дворца есть большой тенистый сад, по которому  Государь  любит
прогуливаться. На днях я проходил  садом  и  в  одной  из  аллей  увидел
Государя. Я остановился, повернул шляпу по форме, потому что обыкновенно
ношу ее с поля, и приложил к  ней  руку.  Государь  посмотрел  на  меня,
улыбнулся и спросил: "Гагаринов?" -  "Точно  так,  Ваше  Величество!"  -
ответил я и поклонился. "Молодец!" - Государь снова улыбнулся  и  прошел
мимо.
   Я был в полном восторге! Государя очень любят в гвардии, и каждый,  к
кому  он  обращается  с   каким-нибудь   милостивым   словом,   счастлив
безмерно..."
   И так  все  письмо.  Веселое,  радостное,  переполненное  счастьем  и
ожиданием удачи... Ничто в нем не предвещало трагедии, случившейся через
педелю.
   Митя с восторгом рассказывал о батальонных учениях в манеже, о  своих
товарищах, славных  молодых  людях,  между  которыми  почти  никогда  не
случается ссор или каких-либо неприятностей, что бывало на прежнем месте
службы. Митю несказанно радовали и  караулы  по  городу,  разводы  перед
Государем, а также показательные учения экипажа  на  дворцовой  площади.
Государь был особо доволен ими и наградил многих матросов и офицеров.
   Это была его жизнь  -  жизнь  молодого  здорового  человека,  который
уверен в своем будущем, как никто другой, и, кажется, судьба его балует,
наградив умом, красотой и  любовью  одной  из  самых  прекрасных  женщин
Петербурга... Маша вздохнула. Что же заставило  Митю  переступить  через
все это и поднять руку на такого же  молодого  человека,  но  в  котором
течет царская кровь,  а  значит,  преступление  носит  уже  политический
характер. Митя зачислен в разряд государственных преступников, и хорошо,
если дело закончится каторгой...
   Нет, она не должна думать об этом. Маша встряхнула головой  и  словно
воочию увидела те места, о которых Митя рассказывал в своем письме.
   Она знала их и по-особенному любила, потому что среди  этих  садов  и
цветников  проходило  ее  детство  до  самого  поступления  в   Смольный
институт.  Но  более  всего  она  любила  Царское  Село,  куда  Владимир
Илларионович, будучи обер-шталмейстером, переезжал  со  всем  семейством
вслед за двором.
   По обычаю они занимали один из  китайских  домиков,  расположенных  в
прекрасном царскосельском саду среди благоухающих цветников.
   На это время правы общества становились проще и бесцеремоннее, отчего
загородная жизнь делалась еще приятнее.
   Обедали обычно  на  террасе,  по  вечерам  много  гуляли,  устраивали
веселые представления  и  маскарады.  Часто  посещали  царскую  ферму  и
сыроварню. Ходили слушать пение соловьев, и  один  раз  Маша  видела,  с
каким восторгом и слезами умиления слушала соловья сама императрица.
   При китайском домике был садик, в нем князь часто работал лопатой или
заступом, а они с княгиней ухаживали за цветами...
   По вечерам княгиня  пела  с  кем-нибудь  из  гостей  дуэтом,  а  если
приезжал кто из певцов,  пели  трио.  Маша  улыбнулась,  вспомнив  вдруг
генерала Бороздина, который в одно лето часто посещал дом князя и охотно
пел военные песни, отбивая такт огромной  ногой,  затянутой  в  сапог  с
блестящей шпорой. У Маши остались в памяти слова и мелодия одной из них.
Лет  в  десять  она  очень  любила   наряжаться   в   чей-либо   мундир,
подрисовывала  сажей  усы  и  маршировала  перед  веселящимися  от  души
гостями, громко распевая тоненьким голоском:

   Mы пойдем, пойдем грозою,
   Опрокинем вражий стан.
   Не родился тот на свете,
   Кто бы русских побеждал!

   После Альп, Бородина и Парижа, победоносного Наваринского сражения  и
других успешных  морских  и  сухопутных  баталий  долго  еще  оставалась
эйфория от славны