? И потом, свободу нельзя поднести людям на блюдечке, они сами должны ее взять. Рахимов это знает и, похоже, кое-чего уже добился... - Максим взглянул на поникшего Ташковского. - Вы хотели украсть нашу машину, не так ли? Не солдаты, а именно вы хотели угнать ее, чтобы скрыться в одиночку? Я прав?
     Ташковский растерянно улыбнулся и развел руками.
     - Я зашел в вестибюль, когда вы разговаривали с Костиным. Услышал про землетрясение, испугался и подумал, что нужно поскорее удирать из города.
     - И вы решили бросить остальных на произвол судьбы?
     Ташковский горестно глянул на Максима и едва заметно кивнул.
     - Не понимаю. - Максим посмотрел на него с сожалением. - Я этого не понимаю. Вы - писатель, известная личность. Человек с железной волей, с которым, как я полагаю, никто не может сравниться в стрельбе, борьбе, пилотировании самолета. Что случилось с вами?
     Ташковский почти упал на грязный матрац на полу, отвернулся к стене и сдавленно произнес:
     - Идите вы к дьяволу!
     Максиму показалось, что он вот-вот зарыдает.

Глава 12

     За ними пришли часа через четыре. Вытащили из камеры и погнали куда-то по коридору. Стены кабинета, куда их привели, были серо-зеленого цвета. Он был голым и мрачным, как и все подобные кабинеты. И так же обычен, как и фигура сидящего за столом человека. Темные с прищуром глаза и равнодушный взгляд можно встретить в любой точке земного шара, там, где одни люди пытаются упрятать за решетку других людей. И будь они хоть раскосые, хоть темнокожие, хоть рыжие, хоть блондины, суть у них - одна, а все прочее не имеет никакого смысла.
     Человек долго и бесстрастно разглядывал арестованных, затем, почти не повернув головы, произнес в темноту за своей спиной:
     - Дурак! Они мне нужны поодиночке. Уведи вот этого!
     Он ткнул авторучкой в Максима, и того немедленно вывели из кабинета и вновь водворили в камеру.
     Щелкнул ключ в замке, и Максим остался один.
     Опустившись на матрац, он стал размышлять о том, что может с ним произойти, если он попадет в руки молодчиков Садыкова. Но это странным образом его почти не беспокоило. А вот саднящее чувство вины, которое он испытывал с того самого момента, когда в порыве отчаяния сообщил службе охраны гостиницы, что Ксения стащила у него бумажник, стало еще сильнее. Он ощущал необъяснимое волнение. И стоило ему подумать, что Ксения наверняка еще жива и, вполне возможно, вспоминает прошедшую ночь и то, что произошло между ними, как Максима затрясло словно в лихорадке, на лбу выступил холодный пот. Он выругался шепотом, но без прежней злости, потому что понял, как сильно ему хочется вновь встретиться с ней, живой и здоровой. Только вряд ли он доживет до рассвета, если Садыков узнает, что за птица залетела в его клетку. Одна надежда на Рахимова...
     Максим прислушался. Похоже, пушки не возобновляли стрельбы, и он не имел представления, где сейчас находятся войска оппозиции. Если Рахимов в самом скором времени не захватит Ашкен, Максима в лучшем случае расстреляют, в худшем - он повторит судьбу Мамедова. Но есть и третий вариант: погибнуть под развалинами, когда начнется землетрясение.
     Внезапно он почувствовал страшную усталость.
     Казалось, если не заснет сейчас, то сойдет с ума.
     Максим не стал противиться организму, вытянулся на матраце и заснул.
     Его грубо разбудили, когда серый рассвет забрезжил в оконце под потолком и в камере стало немного светлее. Снова повели по коридору и грубо втолкнули в ту же самую мрачную комнатенку с грязными стенами. Ташковского в ней не было, а сидящий за столом человек вытер лоснящуюся физиономию носовым платком и улыбнулся:
     - Входите, господин Богуш. Присаживайтесь.
     Это звучало не как приглашение, а как приказ.
     Максим сел на жесткий стул и положил ногу на ногу, попытавшись сделать это как можно более непринужденно. Человек едва заметно усмехнулся и заговорил по-русски почти без акцента:
     - Я - следователь военной прокуратуры, Нураев. Как вы находите мой русский, господин Богуш?
     Я ведь преподавал его почти десять лет, пока не за кончил в Ашхабаде юридический факультет университета.
     - Прекрасный русский, - пожал плечами Максим.
     - Очень приятно, - улыбнулся следователь, продемонстрировав целый ряд золотых зубов. - Надеюсь, мы поймем друг друга. Когда вы последний раз встречались с генералом Катаевым?
     - Я слишком мелкая сошка, чтобы встречаться с генералами, - усмехнулся Максим.
     - А с Верьясовым? Советником посла Сергеем Верьясовым?
     - Тем более. Я просто не знаю такого человека.
     Нураев смерил его тяжелым взглядом исподлобья и перевел его на лежавший перед ним лист бумаги.
     Не поднимая глаз, спросил:
     - Когда вас завербовала американская разведка?
     - Черт возьми! - взорвался Максим. - Что за чепуху вы несете, милейший?
     Нураев резко поднял голову и злобно посмотрел на Максима:
     - Значит, вы состоите в российской? Вы русский шпион?
     - Вы с ума сошли! Что за бред сивой кобылы?
     Какой я шпион?
     Нураев снисходительно улыбнулся:
     - Интересно, с какой тогда целью вы переоделись в этот халат, Богуш? Но можете не отвечать.
     Мы знаем, под чьей крышей вы работаете и что на самом деле из себя представляете. Мы также знаем, что военные с базы тесно сотрудничают с Рахимовым, чтобы свергнуть законное правительство Фархата Арипова.
     - Почему ж тогда мне доверили монтировать охранную сигнализацию в президентском дворце? - Максим окинул Нураева скептическим взглядом. - Или вам по какой-то причине именно сейчас понадобился козел отпущения в виде российского шпиона? Решили доказать, что не дремлете и мышей пока ловите?
     Нураев скривился в улыбке:
     - Вы очень крупная мышка, гражданин Богуш.
     Но по какой-то причине мы лишь вчера получили задание заняться вами вплотную. К сожалению, из-за дипломатического статуса мы не сумели вовремя арестовать некоторых ваших приятелей из посольства. Но наш МИД посылает официальный протест в Москву по поводу их деятельности, несовместимой с законами нашей республики. И ваш дружок Верьясов уже объявлен персоной нон грата. - Нураев вновь щедро блеснул зубами. - Видите, латынь я тоже не забыл. Неплохо для тупого азиата, а?
     - Очень подходящее выражение, - заметил сухо Максим, особо не акцентируя, какое именно высказывание Нураева имел в виду.
     Нураев вздохнул и смерил его взглядом учителя, взирающего на строптивого ученика.
     - Не стоит оскорблять меня, Богуш. Ваш сообщник - этот Ташковский, - одновременно российский и украинский агент, и он уже признался во всем. Хохлы вообще-то слабаки, хотя и очень упрямы, вы согласны?
     - В чем он признался? Он такой же шпион, Нураев, как вы - святая мать Тереза! - Максим машинально провел ладонью по столу и ощутил под ней влагу. И, взглянув на ладонь, обнаружил, что она в крови. И тогда он с ненавистью посмотрел на Нураева.
     Тот усмехнулся:
     - Да-да, гражданин Богуш, он во всем сознался.
     Затем следователь вытащил из кожаной папки чистый лист бумаги, аккуратно разложил его перед собой и, подняв ручку, выжидательно посмотрел на Максима:
     - Итак, начнем? Когда вы в последний раз видели Верьясова?
     - Я никогда не видел Верьясова.
     - Когда вы в последний раз видели генерала Катаева?
     - Я никогда не видел генерала Катаева, - в тон следователю повторил Максим.
     Нураев положил ручку на стол и вкрадчиво произнес, причем глаза его чуть не слиплись, словно от патоки, струившейся из-под тяжелых век.
     - Ну что, может, проверим, упрямее ли вы своего сообщника? Или все-таки посговорчивее? Для вас это было бы лучше. Как и для меня, впрочем.
     Максим прекрасно знал, что за его спиной стоят двое громил в камуфляже с тупыми, равнодушными рожами. Они стояли неподвижно, не издав ни единого звука за время его беседы с Нураевым. Но Максим чувствовал их присутствие и знал: если поступит приказ, мало ему не покажется. И тогда решил прибегнуть к уловке из арсенала Юрия Ивановича Костина.
     - Нураев, - произнес он лениво, - Арипов шкуру с вас спустит за вашу самодеятельность.
     Нураев выпрямился на стуле, опустил авторучку на стол и окинул Максима внимательным взглядом, но ничего не сказал.
     Воодушевленный его молчанием, Максим продолжал уже с суровыми интонациями в голосе:
     - Он в курсе, что я здесь? Вы не хуже меня знаете, что президент - человек очень строгий, особенно если его рассердить. Вчера при мне он сделал такую выволочку Садыкову - тот аж затрясся!
     - Вы что, вчера видели Арипова? - справился Нураев дрогнувшим голосом.
     Максим снисходительно улыбнулся, словно и вправду встречи с Ариповым были для него самым обычным делом.
     - Конечно. - Он наклонился к столу и пристально посмотрел прямо в глаза Нураеву. - А вы знаете, кто такой Ташковский, которого здесь только что избили? Это всемирно известный писатель. И здесь он по приглашению президента и Садыкова. Неужто он ничего не сказал вам об этом?
     - У Нураева несколько раз дернулась щека, дыхание стало хриплым и прерывистым.
     - Он пытался мне внушить, что... - Нураев осекся и почти с ужасом посмотрел на Максима.
     Но тот, словно ничего не заметив, говорил, не сводя беспощадного взгляда с наглого стервеца, которому вздумалось его запугать...
     - Вы ставите Арипова в трудное положение, - продолжал он свое наступление на позиции Нураева. - Сейчас у него одна мигрень - Рахимов. Но это еще куда ни шло. С ним он как-нибудь справится. Он сам мне об этом сказал. Правда, его беспокоит российская военная база. Он не знает, на чьей стороне они выступят, если этого потребуют обстоятельства. Если в поддержку Рахимова, то расколют Арипова как орех.
     - А при чем тут я? - совсем уж неуверенно вопросил Нураев.
     Максим откинулся на стуле и очень убедительно изобразил ужас на лице.
     - Как при чем? Вы что, идиот? Не понимаете, что даете военным в руки такой козырь! Да они только этого и ждут! Ташковский - российский подданный и - весьма заметная фигура в России и на Западе.
     Думаю, скоро генерал Катаев станет запрашивать у Арипова о судьбе Ташковского, и учтите, не по своему желанию, а по приказу нашего президента. И если Арипов не предъявит ему писателя живым и здоровым, Катаев вынужден будет применить силу.
     Военную, естественно. Кандидат на Нобелевскую премию - это вам не я, рядовой монтер охранной сигнализации. И Катаев понимает, что общественное мнение на этот раз будет на его стороне.
     Нураев продолжал молчать, вперив взгляд в по-прежнему чистый лист бумаги. Щека его нервно подергивалась, а костяшки пальцев руки, сжимающей авторучку, побелели от напряжения. Максим помолчал мгновение, давая ему возможность дозреть, и безжалостно добил:
     - Я уверен, что Ташковский ничего вам не сказал о Катаеве и Верьясове. По очень простой причине: он понятия о них не имеет. Вы использовали этот прием, чтобы запугать меня. Но вы просчитались, господин военный следователь. Через некоторое время Арипов всех поставит на уши, чтобы найти Ташковского и предотвратить в зародыше назревающий конфликт с Россией. Потому что знает: если писателя не найдут, то, пока он будет драться с Рахимовым, русские ударят ему в спину и прищемят задницу. И если президент узнает, что именно вы в силу своей идиотской исполнительности задержали Ташковского, да еще избили его до полусмерти... Давайте поспорим: вы и пяти минут не проживете. Поэтому я советую вам послать к писателю врача и упросить, чтобы он молчал о случившемся. Как вы этого добьетесь - это уже ваши личные проблемы, Нураев!
     Лицо Нураева приобрело такое выражение, что Максим едва не рассмеялся. Судя по тому, как побледнела и вытянулась его физиономия, в медицинской помощи нуждался сам следователь. Наконец Нураев закрыл рот, перевел дыхание и приказал:
     - Уведите его в камеру.
     Максим почувствовал на плече руку одного из громил. На этот раз его подтолкнули к выходу не так грубо.
     Некоторое время он приходил в себя, не веря, что удалось вырваться из рук Нураева живым и здоровым. Хитрость удалась, и все происходящее виделось теперь в другом свете.
     По-видимому, Нураева теперь опасаться не следовало. Но оставалась проблема, как выбраться из подвала. Максим опасался, что Садыков в конце концов разнюхает, кто попал к нему в каталажку, и тогда ему точно несдобровать. Но помимо этого, в скором времени возможен обстрел города из тяжелых орудий. И здание бывшего КГБ наверняка обстреляют в первую очередь. К тому же Максиму совсем не улыбалось оказаться под развалинами, если вдруг начнется землетрясение...
     Нет, надо подогреть страхи Нураева. Для этого нужно увидеть его вновь. Максим подозревал, что встреча произойдет совсем скоро. Возможно, Нураеву захочется узнать побольше о его знакомстве с Ариповым. Максим так усиленно подчеркивал этот факт. Чтобы не сгореть от любопытства, следователь пригласит его в кабинет на беседу. Максим усмехнулся: слишком уж слова "кабинет" и "беседа" не подходили к мрачной комнатенке и манере ее хозяина вести разговор...
     Он посмотрел вверх. Солнечные лучи вовсю пробивались сквозь окошко. Максим подумал, что Костин наверняка вывел всех оставшихся в "Мургабе" за пределы города. Даже пешком они могли удалиться на приличное расстояние. Он почему-то не сомневался, что Костин сделает все как полагается. Но тут перед глазами всплыло лицо Ксении.
     Она смотрела на него с тем же выражением, как и тогда, когда впервые увидела его в зеркале... Кажется, она сильно удивилась, и, похоже, сильнее, чем это происходит при виде незнакомого человека. Он еще раз извлек из памяти тот ее взгляд, слегка испуганный и в то же время ошеломленный... Нет, ему показалось! Она не ожидала увидеть в баре соотечественника. Этим и объясняется столь странная реакция на его отражение...
     Вздохнув, он прислушался и вдруг понял: снаружи что-то происходит. Из-за стен камеры доносился шум, на который он, погруженный в воспоминания, не обратил никакого внимания, - рев моторов, стук подошв сапог перебегающих туда-сюда людей, неясный гул голосов и прерывающие его резкие звуки команд - так рявкают младшие командиры во всех армиях мира.
     Максим приставил стул к стене, встал на него и попытался выглянуть наружу. Но земли видно не было. Ему удалось разглядеть только верхнюю часть зданий напротив. Минут пять он пытался определить, что происходит, и в конце концов уже готов был спрыгнуть со стула, как совсем рядом раздался грохот: выстрелило орудие, затем другое, третье... А потом раздался леденящий душу звук. Максим понял, что в ход пошли ракетные установки. Горячий воздух в камере всколыхнуло, следом в окно влетело облако цементной пыли, резко запахло известкой и порохом.
     Максим ухватился за край решетки, прикрывающей окно, подтянулся... И тут же увидел характерную светящуюся "иглу" в небе и следом - красный отблеск огня на крыше стоящего напротив здания. Послышался взрыв. Фасад здания медленно, как в кино поехал вниз и с грохотом потонул в клубах серой пыли. И почти одновременно с этим Максим почувствовал, что стул тоже поехал куда-то в сторону.
     Он ощутил под ногами пустоту, лягнул воздух ногами, пытаясь найти стул, и тут его, как маятник, резко качнуло влево, затем вправо, и низкий басовитый гул земли заслонил и эхо взрыва, и крики людей, и рев машин... Нестерпимый ужас, казалось, накрыл его с головой, но в этот момент новый взрыв раздался совсем рядом. Сильный поток воздуха отбросил его к противоположной стене. Последнее, что он запомнил, - удар головой о дверной косяк и возникшее в проломе стены лицо Ксении, смотревшей на него со страхом и удивлением.

Глава 13

     Очнулся Максим от резкой, саднящей боли в плече и тут же почувствовал касание чьих-то пальцев на своем лице. Он открыл глаза. Ксения, склонившись над ним, осторожно извлекла из его щеки кусочек стекла и, заметив, что он смотрит на нее, как ни в чем не бывало показала ему крошечный осколок:
     - Благодари Бога, что успел вовремя закрыть глаза.
     В то же мгновение нестерпимый грохот ворвался в его сознание, он зажмурился, но Ксения продолжала спокойно и скрупулезно избавлять его лицо от осколков. Это было достаточно болезненно, но терпимо, к тому же Максима больше интересовало происходящее на улице.
     Он попытался открыть рот, чтобы спросить об этом, но он был набит пылью. Пришлось сплюнуть на пол, чтобы очистить его. Ксения покосилась на него, но ничего не сказала.
     - Послушай, - наконец с трудом произнес Максим и отвел ее руку от своего лица, - как ты здесь оказалась?
     - Привет, дорогой! - Она криво усмехнулась. - Или ты не знаешь, где следует находиться мелкой воровке?
     - Прости. - Он виновато взял ее за руку. - Мне очень хотелось тебя найти. В горячке я не нашел другого способа, чтобы объявить тебя в розыск. К тому же, согласись, ты поступила со мной не лучшим образом. Зачем сбежала? Я ведь не собирался навязываться.
     - Потому и сбежала, - вздохнула Ксения и высвободила руку, - чтобы не успел ко мне привязаться. - Она едва заметно усмехнулась. - По правде говоря, я только этого и испугалась... - Женщина оглянулась. - Я не понимаю, что там происходит...
     И вдруг их словно подняло на качелях и несколько раз ощутимо качнуло из стороны в сторону. И вновь этот гул, протяжный, басовитый, слился со звуком взрыва, прогрохотавшего совсем близко.
     - Идиоты! - схватился за голову Максим. - Они лупят по городу, и им плевать на землетрясение!
     - Землетрясение! - прошептала побелевшими губами Ксения. - То-то я смотрю, что на взрывную волну вроде не похоже...
     Словно в ответ на ее слова, сильнейший подземный толчок заставил их ухватиться друг за друга. На улице послышались отчаянные крики, дико заржала лошадь, залаяли собаки.
     Вслед за подземным толчком новый снаряд разорвался неподалеку и почти сразу еще несколько. Едкий дым заполнил камеру. Ксения закашлялась, и Максим посоветовал ей прикрыть рот краем футболки.
     Затем попытался встать на ноги и тут же очутился на полу, то ли от слабости, то ли от нового толчка. Ксения схватила его за руку и притянула к себе. Некоторое время они молчали, думая об одном: что делать, если снаряд угодит в здание или если оно развалится от участившихся подземных ударов... - конечно, если сами останутся живы.
     Следующая серия взрывов и толчков произошла одновременно и разметала их по разным углам каменного мешка. Максим почувствовал себя мышью в барабане - он был совершенно оглушен, и звуки некоторое время доносились словно через толстый-толстый слой ваты. Он медленно, с трудом встал на ноги, помотал очумело головой и прислонился к стене. Ксения в своем углу застонала и села, обхватив голову руками. Максим заметил тонкую струйку крови, бежавшую по ее щеке. Ему показалось, что он бросился к ней со всех ног, но полтора метра, разделявшие их, показались ему бесконечными. И когда опустился рядом с ней на колени и обнял ее дрожащие плечи, спину его покрывал липкий пот, а ноги дрожали от напряжения.
     - Максим. - Она обхватила его руками и прильнула к нему. - Максимушка"! Мы сейчас умрем?
     И неожиданно для себя он нашел губами ее рот и принялся жадно целовать, не замечая, что с потолка сыплется сухая штукатурка, а противоположную стену прошил зигзаг широкой трещины. Наконец Максим оторвался от нее и заметил еще одну трещину, прямо над головой Ксении. Он мягко отстранил женщину от себя и толкнул стену рукой. Затем навалился на нее плечом. Но стена устояла.
     Максим огляделся в поисках какого-нибудь орудия. Стул не годился - с ним можно было атаковать человека, но не стену. Ксения тронула его за руку.
     И он удивился ее словам. Похоже, их мысли работали в одном направлении.
     - У меня в камере есть кровать. Давай попробуем ее разобрать.
     То, что она назвала кроватью, представляло собой металлический каркас с сеткой из железных реек, чтобы не проваливался матрац, который валялся тут же, на полу, под обрушившейся перегородкой между камерами. Каркас был прикреплен к стене точно такими