я.
     - Поняли, вы, уроды, сукины дети? - подступил он к солдатам. - Оставьте эту женщину в покое, иначе от вас мокрого места не останется, ублюдки!
     Растерявшись от неожиданности, охранники отступили к двери. Максим сделал шаг в их сторону и увидел, что находится за дверями комнаты, где их с Ксенией держали в заточении. Там виднелась еще одна крохотная комната. В ней не было ничего, кроме большого письменного стола, а весь пол был усыпан бумагами. Так бывает при поспешном бегстве.
     Разумеется, он мог бы отшвырнуть часовых и с Ксенией выскочить в соседнюю комнату. Но что дальше? Максим не знал, куда выходят те двери и сколько грязных голодранцев с автоматами наперевес поджидает их за ее стенами. Они не смогут убежать, пока он все не узнает. Он, конечно, уже догадался, где они находятся. Наверняка на российской военной базе. Но если их охраняют местные вояки, то дела обстоят хуже некуда...
     - Ради бога, Максим, прошу тебя! - Голос Ксении, казалось, звенел от страха. - Они тебя пристрелят! Отойди, не связывайся!
     Он окончательно пришел в себя и понял, что своим агрессивным поведением может спровоцировать новое избиение, которое ему уже не выдержать, или, того хуже, стрельбу. Солдаты отступили, но дула их автоматов смотрели в сторону узников, а пальцы лежали на спусковых крючках. Тогда Максим поднял руки вверх и попытался раздвинуть в улыбке разбитые губы. С трудом, но это ему удалось, хотя со стороны больше смахивало на жуткую гримасу.
     - Хорошо, хорошо, больше не буду. - И отступил к стене.
     Солдаты, не проронив ни слова, вышли из комнаты спиной вперед и захлопнули за собой двери.
     Повернулся на два оборота ключ в замке, и все стихло.
     Ксения проводила солдат настороженным взглядом и взглянула на Максима. Он смотрел на нее исподлобья, глаза сердито сверкали. Но Ксения первой пошла в атаку. Лицо ее покрылось красными пятнами от гнева. Она схватила Максима за остатки его рубахи и прошипела:
     - Ты псих - так их провоцировать!
     Но он тоже едва сдерживал себя от бешенства.
     - Значит, я псих, а ты нет? Разумеется, ты ведешь себя абсолютно нормально! Предлагаешь себя этим вонючим подонкам!
     - Что? Как ты смеешь? - взорвалась Ксения и оттолкнула его. - Да я...
     - Что-нибудь придумала бы, чтобы выкрутиться?
     Ты это хотела сказать? - Максим разъярился, и остановить его было не так-то просто.
     - Я.., я хотела... - Губы Ксении побелели. Она прижала ладони к щекам и вдруг зарыдала. Сквозь всхлипы Максим с трудом разобрал:
     - Я думала, что ты умираешь. Мне стало наплевать, что будет дальше со мной... Я должна... Ты не мог... - Слезы потоком лились из ее глаз, оставляя влажные полосы на грязных щеках.
     - Ч-черт, - только и сумел выдавить из себя Максим, вновь прижимая самую сумасшедшую из женщин к своей груди.
     - Я хотела тебя спасти... - рыдала Ксения, и ее слезы катились теперь по его груди и животу.
     - Ну хорошо, хорошо, успокойся.
     Вся его ярость испарилась в мгновение ока. Максим обнял Ксению за плечи и притянул к себе. Она прижалась к нему, спрятала лицо на груди и зарыдала еще сильнее... Он же ласково гладил ее по спине, целовал в затылок - ждал, пока она успокоится.
     Она была такой смелой все эти дни, такой сильной и мужественной... И он совсем забыл, что Ксения Остроумова прежде всего женщина - милая, хрупкая и, по сути своей, слабая женщина. Один Бог ведает, что она вытерпела, когда его приволокли сюда почти бездыханным. Ее душевные и физические силы были на исходе, а он, придурок, посмел орать на нее, оскорблять...
     - Ксюша, радость моя. - Он прижался губами к ее волосам. - Прости меня, девочка, родная моя...
     - О господи, сколько ты крови потерял, - продолжала она причитать, заливая слезами его рубашку и грудь, - сколько крови...
     - Больше всего натекло из носа, - уточнил мрачно Максим.
     - Они буквально топтали тебя ногами, пинали... - всхлипывала Ксения. Обхватив его голову руками, она всматривалась в его лицо, словно отыскивала следы смертельных ранений. Нос у нее покраснел и распух. Лицо было в грязных разводах.
     Несмотря ни на что, она сейчас выглядела скорее смешно, чем трагично. Но попробуй он рассмеяться, тогда ему точно не отделаться только шишками и синяками. Однажды он уже испытал, какой тяжелой бывает эта изящная ладошка.
     - Скажи, только честно, тебе очень больно? - продолжала почти по-детски допытываться Ксения.
     - Они сильно тебя покалечили?
     Максим глубоко вздохнул и поморщился.
     - Синяков и ссадин, конечно, море, но кости целы, как они ни старались их переломать. Что с них возьмешь? Любители...
     - Любители? - вытаращила на него покрасневшие от слез глаза Ксения. - И это любители? А что тогда делают профессионалы?
     - Ломают ребра в две минуты, а эти били по ногам да по плечам, изредка по спине...
     - И по голове, - добавила дрожащим голосом Ксения. - Она у тебя болталась, как мячик.
     - Постой. - Максим взял ее за руку и пристально посмотрел в глаза. Наконец-то до него кое-что дошло. - Объясни, как ты здесь очутилась? Разве солдаты догнали вас?
     Ксения отвела взгляд:
     - Н-нет, Костину и Ташковскому, кажется, удалось уйти. Я слышала, как они отстреливались из автомата, а солдаты не рискнули преследовать их среди камней.
     - А ты? Как ты оказалась рядом со мной? Почему они схватили тебя? Мужики что, бросили тебя?
     - Никто меня не бросал. - Ксения отстранилась от него, и взгляд ее вновь отвердел. - Я вернулась, когда увидела, что солдаты тебя убивают. Я стала кричать, что мы - российские журналисты и они не имеют права избивать тебя. Володино удостоверение оказалось кстати. Возможно, они потому оставили тебя в покое, что поверили мне. Потом нас погрузили в бронетранспортер и привезли сюда. Кажется, это военная база, но здесь нет никого из русских.
     Офицер сказал, что надо ждать какого-то Чингиса, который решит, что с нами делать...
     - Чингиса? Опять Чингиса? - переспросил Максим и тут заметил, что она вытирает нос какой-то грязной тряпкой. - Кажется, ты сморкаешься в мою рубаху? - Только теперь он увидел, что от рубахи остались рукава, спинка и воротник. И понял, почему женские слезы беспрепятственно текли по его груди...
     - Но мне нечем было перевязать тебя, остановить кровь... - Ксения дотронулась до его лба. - Смотри, у тебя все лицо в синяках и ссадинах.
     - Боже мой! - Максим усмехнулся и прижал ее ладошку к своим губам. - Красавица и чудовище, ты это хочешь сказать?
     Она впервые за последнее время улыбнулась:
     - Ты и вправду чудовище - издеваешься надо мной, а я чуть не умерла рядом с тобой. - Она дотронулась до его груди. - У тебя остался еще твой маскхалат, но он весь в крови. - Она кивнула в угол комнаты, и Максим понял, что до этого валялся на халате, который больше смахивал на кучу рванья, с торчащими во все стороны клочьями ваты.
     Максим огляделся по сторонам. Комната была совсем крошечной и пустой, если не считать ржавого ведра в углу, вероятно для оправления естественных надобностей. Максим посмотрел на ведро, затем, с любопытством, на Ксению. Это было еще одним серьезным испытанием для ее расшатанных нервов. Ведь ей придется справлять нужду в его присутствии. Что касается его самого, то никаких комплексов по этому поводу он не испытывал, о чем и сообщил ей немедленно.
     - Ты хочешь прямо сейчас? - растерялась Ксения.
     - Ага, - как ни в чем не бывало ответил Максим, - простите, миледи, но я живой человек.
     Он подошел к ведру и расстегнул брюки, краем глаза наблюдая, что Ксения села на его халат и из приличия отвернулась. Покончив со столь прозаическим делом, Максим вернулся к ней и опустился рядом.
     - Сколько времени прошло, как нас привезли сюда?
     - Часа два или три. Может, и больше. Я занималась тобой и не замечала времени.
     - Что ж, ситуация ухудшается, - произнес Максим задумчиво, - на помощь наших вояк рассчитывать не приходится. Но как быстро они сделали ноги!
     Уму непостижимо. Значит, и вправду говорят, под вором земля горит.
     - Максим, они отобрали у меня камеру и кассеты с отснятым материалом, - пожаловалась Ксения. - Весь труд ребят насмарку.
     - Если Костин ничего не успеет предпринять, то вся наша жизнь окажется насмарку, - вздохнул Максим. - Представляешь, какая масса воды и грязи обрушится на долину. Я видел на Курилах, что оставляют после себя цунами. А здесь будет похлеще, потому что волна пройдет по желобу ущелья с крейсерской скоростью, захватит воды Пянджа и выбросит это все в долины Афганистана. Представляешь, сколько людей попадет в зону бедствия на этой и на той стороне?
     - От нас просто ничего не останется, - горько продолжила Ксения и прижалась к нему. - Никто никогда не узнает, что мы встретились с тобой в этой грязной, вонючей дыре.... - Она обняла Максима за талию и заглянула ему в глаза. - Ты был когда-нибудь женат?
     - По-моему, тебя больше интересует, женат ли я сейчас, - рассмеялся Максим. - Не темни, Ксения, спрашивай, не стесняйся.
     Ксения вспыхнула, а он подумал: как мало осталось на свете женщин, вспыхивающих от подобных вопросов и предложений.
     - Знаешь ли, мне все равно, женат ты или нет. Но когда люди становятся близки, нет, нет, я не имею в виду постельные дела, - заторопилась она, - когда они переживают вместе какие-то серьезные испытания, они просто должны знать друг о друге все. В таких ситуациях люди исповедуются, раскрывают душу, выдают самое сокровенное...
     - А если я скажу, что никогда не был женат, а служба у меня была такой, что я встречался с той или иной женщиной год или, самое большее, два, но спал с ней не более десяти раз? Я искренне служил Родине, я искренне верил, что она нуждается во мне, поэтому личное постоянно отходило в сторону... Я пятнадцать лет не видел мать, без меня похоронили отца... А я все убеждал себя, что подобные жертвы необходимы. Я свято верил, что мои умения и навыки будут нужны всегда, пока существует гнусное капиталистическое окружение. И хотя я провел за границей большую часть жизни и мне приходилось участвовать в таких гнилых делах, что Баджустан на их фоне - парк культуры и отдыха, я продолжал верить в коммунистические идеалы. Но потом пришли новые времена, нашу группу бросили на подавление восстания в собственной столице. Мы отказались стрелять в своих, и нас разогнали к чертовой бабушке. В сорок два года я оказался никому не нужен. Конечно, можно было уйти в криминал, в профессиональные костоломы и киллеры, но я привык убивать на войне, а не из подворотни.
     - Ты так легко говоришь об этом, словно тебе убить - что в булочную за хлебом сходить, - вздохнула Ксения.
     - Но я солдат, а нас прежде всего учат убивать, - усмехнулся Максим, - вы, у себя на телевидении, тоже приложили руку к тому, чтобы опоганить армию и страну, которая всех нас вырастила. Вы пили свободу, как шампанское, и не думали, что может наступить похмелье. Но как раз после шампанского оно самое тяжелое. Так что нахлебались свободы, господа хорошие, до блевотины, а отрыгивается теперь здесь, в том же вонючем Баджустане...
     - Максим, не злись. - Ксения взяла его за руку и слегка ее сжала. - Я не хочу думать о политике!
     Я не хочу думать о войне! Я примирилась даже с тем, что скоро мы умрем, а я не увижу дочку и маму...
     - Так ты действительно не замужем? - Максим больно сдавил ее ладонь. - Ты меня не обманула там, в баре?
     - Какое это теперь имеет значение? - Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. - У меня были мужчины, и с ними я встречалась гораздо чаще, чем ты со своими женщинами. И сейчас есть человек, который очень много для меня сделал, и я спала с ним до тех пор... - Она хотела сказать: "Пока не встретила тебя", но все же решила придержать подобные признания и закончила фразу вполне нейтрально:
     - Пока не приехала в Баджустан.
     - Вы вместе работаете?
     - Да, он продюсер моей программы. В принципе неплохой человек, очень мягкий и интеллигентный, но в его присутствии я никогда бы не села на это ведро, - кивнула она в угол, - и потом, он считал меня совершенством во всем, а это очень трудно - поддерживать чьи-то представления на должном уровне.
     - Ты говоришь об этом так, словно вся твоя прошлая жизнь была сплошной жертвой?
     Максим смотрел на нее мрачно. Он явно думал, что она приукрашивает свои страдания. Он, как и все, видел лишь оболочку той красивой жизни, которая заполнила собой все экраны. Он не верил, что Ксения и вправду страдала в тех жестких рамках условностей и ограничений, в которые ее затолкал Егор. Но будь все по-другому, разве добилась бы она успеха? Ведь сколько умных и смазливых девочек появилось и исчезло, не оставив после себя заметного следа на телевидении. Они предлагали себя направо и налево и спали со всеми, кто мог оказаться полезным, мелькали на светских тусовках в компании знаменитостей... Но...
     Ксения вполне могла повторить их судьбу, если бы природа не наградила ее помимо ума и красоты еще поразительной трудоспособностью и целеустремленностью. Она рано поняла, что все в этом мире зависит только от нее самой. Никто никого не ждет, чтобы осчастливить или просто помочь. За счастье надо драться, бороться, сражаться...
     И она делала это, как могла. И счастье, хотя нет, скорее удача пришла к ней в виде Егора Кантемирова. Он вовремя поддержал, вовремя помог...
     Но только почему ее сердце никогда не рвалось и не стучало при встрече с ним так, как оно рвется и стучит от одного прикосновения Максима, от его взгляда и даже поворота головы в ее сторону? Конечно, ей были приятны ухаживания Егора, ей нравилось, когда их провожали завистливыми взглядами... Все было прекрасно и удивительно, пока дело не доходило до постели... Она тотчас превращалась в куклу, равнодушную, холодную, которую с трудом удавалось расшевелить ласками и поцелуями...
     - Что ж получается, - продолжал допытываться Максим, - выходит, ты из тех особ, которые взваливают на свои плечи ношу, от которой и крепкий мужик взвыл бы?
     - Я иногда вою, - призналась Ксения и усмехнулась. - Правда, этого никто не видит.
     Максим взял ее ладонь и прижал к своей груди.
     - Но я видел. Я понял, что тебе хочется завыть, с первого взгляда на тебя в баре. И с тех пор я вижу тебя насквозь, когда ты позволяешь. - Он вздохнул и улыбнулся. - А в последнее время даже тогда, когда тебе не слишком этого хочется.
     - Согласись, в этом мы схожи с тобой. - Ксения положила ему голову на плечо и заглянула в глаза. - Мне кажется, что я знаю о тебе все.
     - Это тебя пугает?
     - Меня абсолютно все в тебе пугает, даже то, что я постоянно чувствую, как тебе хочется меня обнять и... - Она закрыла глаза и потянулась к нему губами, прошептав, прежде чем он принялся ее целовать:
     - Впрочем, я тоже постоянно думаю об этом...
     Наконец Максим оторвался от нее и требовательно посмотрел ей в глаза.
     - Ты собираешься замуж за того парня, с телевидения?
     - Да, собиралась до тех пор, пока...
     - Пока - что?
     - Пока не встретила тебя. Та наша встреча в баре... Ты все перепутал в моей жизни.
     - Представь тогда, что ты проделала с моими мозгами. Теперь там сплошной разброд.
     - Прости, я не хотела. - Ксения пыталась смотреть виновато, но глаза ее смеялись.
     - Теперь это не имеет значения.
     - Мне будет ужасно неловко давать от ворот поворот Егору...
     - Сочувствую ему. - Максим слегка отодвинулся, и голос его звучал подчеркнуто сухо.
     - Что-то не похоже, - произнесла насмешливо Ксения. Она, казалось, вот-вот рассмеется.
     - С чего это ты решила? Ты ведь меня совсем не знаешь.
     - Почему же? - Она слегка подвинулась к нему. - Я постоянно наблюдаю за тобой, постоянно обращаю на тебя внимание. Разве не заметно?
     - Заметно, - ответил он тихо. - Ты думаешь обо мне все время.
     - Да, я думаю о тебе все время, - повторила она как эхо и испугалась: слишком уж ее слова походили на признание.
     - Ксюша, - почти простонал Максим и обнял ее. - Ты вспоминала о нашей ночи? - И похолодел: вдруг она скажет, что это не важно для нее?
     Она ответила ему тихо, почти шепотом, но он все же расслышал:
     - Да. Вспоминала. А ты?
     И хотя Ксения заранее знала его ответ, те мгновения, что он молчал, показались ей бесконечными.
     - Да. Все это время.
     Его губы были слишком горячими, а руки настойчивыми, и Ксения опять потеряла голову.
     Она прижалась к нему всем телом, желая только одного - чтобы ни одна сволочь не вздумала проверить, чем сейчас занимаются пленники, и не противилась, когда он опустил ее на халат и прошептал:
     - И что это за судьба у нас такая - любить друг друга на полу? Мы когда-нибудь сможем сделать это на нормальной постели?
     Она прижалась губами к его уху и прошептала:
     - Ради бога, не болтай лишнего! Я, Ксения Остроумова, приказываю тебе, не останавливайся!
     - Так вас зовут Ксения Остроумова? - язвительно прошептал он в ответ. - Наконец-то вы в этом признались! - И он вошел в нее, да так, что она вынуждена была прикусить ладонь, чтобы не закричать от восторга.

Глава 23

     Господи, это безумие, думала Ксения, обнимая его за плечи и радуясь внезапной, но долгожданной близости, как никогда и ничему в жизни не радовалась. Кто угодно и в любую минуту мог застать их за этим занятием. Разумеется, вполне нормально для часовых - завалиться в комнату, если они сочтут, что долетающие до них звуки весьма подозрительны. Но Ксения надеялась, что они не слишком шумят. По крайней мере, в номере Максима они вели себя во сто крат безумнее и наверняка всполошили всю гостиницу. Но она почему-то подумала об этом только теперь, хотя Садыков успел ей популярно объяснить, как называется то, чем они занимались с Максимом на его слишком скрипучей кровати.
     Еще она знала, что Максиму нелегко даются сегодняшние упражнения, но предпочитала об этом не думать. "Сегодня мы можем умереть, - стучало в ее голове, словно молотом по наковальне, - сегодня мы в последний раз любим друг друга". Ей очень нравилось шептать про себя эти слова: "Любим друг друга", но она так и не решилась произнести их вслух. Зачем эти глупые признания, когда жизнь держится на волоске и зависит от прихоти какого-то Чингиса, очередного ублюдка с сальными глазками и хитрой улыбкой на синих губах.
     Максим приблизил свое лицо к ее лицу и проговорил, слегка задыхаясь (видимо, даже эти сладостные движения давались ему нелегко):
     - Как я хочу увести тебя отсюда! Господи, дай мне сил, и я сделаю это.
     Она все же не сдержалась, ойкнула от восторга и" прикусила губу. Максим покинул ее тело и теперь лежал рядом, нежно поглаживая ее грудь и восстанавливая дыхание. Ксения прижалась к нему спиной и закрыла глаза. Ей хотелось плакать от счастья. Как она могла жить без него все эти долгие годы? Как смела проводить ночи с другими мужчинами, которые не стоили даже кончика его мизинца?
     Его горячее, твердое тело опять прижималось к ней, и все сильнее и сильнее. Мужские пальцы нашли ее сосок и нежно сжали его, потом принялись перекатывать между пальцев, как горошину.
     - Максим, - простонала она едва слышно, - не дразни меня...
     - Но у меня же стресс, мне надо лечиться. - Он прикусил ей мочку уха и медленно втянул ее в рот. - М-м-м, как сладко! - Он вновь перевернул ее на спину, горячая рука скользнула между ног, раздвигая их... - Ксюша, радость моя! Я опять хочу тебя!
     И она покорно выгнулась ему навстречу. А Максим, похоже, совсем забыл про боль и любил ее столь же жадно и неистово, как всякий раз, когда это происходило между ними. И она надеялась, что только с ней он так горяч и нетерпелив, столь дерзок и стремителен в атаках, во время которых не умирают, а возрождаются, освобождаясь и очищаясь от прежних обид и подозрений.
     Слезы текли из-под закрытых век Ксении. В комнате было абсолютно темно, и она не опасалась, что Максим заметит, как она плачет. Оказывается, она совсем не знала себя. И только с этим человеком она открыла себя настоящу