видаться, а мне в этом отказано, потому как я не  жена
ему... - Она заплакала. - Его вот-вот по этапу отправят. Я хочу  офицера
просить, чтобы позволил хотя бы краем глаза на него взглянуть.
   - Ну что вы,  барышня,  не  стоит  вам  в  ногах  у  простого  мужика
валяться!  -  Солдат  опустил  ружье  и  приставил  его  к  ноге,  потом
сконфуженно почесал в затылке. - Давайте так сделаем,  я  отведу  вас  к
унтеру и скажу, что задержал вас  у  ворот,  а  там  уж  как  он  решит,
доставлять вас к офицеру или нет.
   - Спасибо тебе, милый!
   Маша попыталась дать ему несколько ассигнаций.  Но  солдат  отвел  ее
руку и строго сказал:
   - Зря вы это, барышня! Мы на чужом горе не наживаемся!..
   Вскоре они пришли в караульное помещение, небольшое строение недалеко
от Невских ворот. Прямо на полу у маленькой железной  печки  спали  двое
солдат, еще один сидел у крошечного оконца, затянутого решеткой, и курил
самокрутку. Маша задохнулась от затхлого воздуха, пронизанного  тяжелыми
запахами пота, махорки и дыма от коптящей печурки, и с  трудом  перевела
дыхание.
   Она молила бога, чтобы начальник караула оказался  знакомым  Алексея,
но это был другой унтер-офицер,  мрачный  и  нелюдимый.  Тем  не  менее,
узнай, в чем дело, он выпроводил часового за дверь,  хмуро  взглянул  на
девушку и, не проронив ни слова, сам попел  Машу  в  офицерский  корпус.
Антон двинулся было за ними, но унтер остановился, смерил парня  угрюмым
взглядом, и тот, крякнув от досады, остался дожидаться Машу в караульном
помещении.
   Маша и  унтер-офицер  вышли  наружу,  и  девушка  протянула  ему  две
ассигнации по двадцать пять рублей. Но он отрицательно покачал головой и
оттолкнул ее руку:
   - Жениху своему отдадите, ему это нужнее будет.
   Неожиданно  поднялся  сильный   ветер,   опять   закружил,   завертел
бесприютную поземку, и Маша снова замерзла. В  башмаках  хлюпало,  чулки
покрылись  ледяной  коркой,  а  смерзшиеся  юбки  гремели  на  ходу  как
железные. Вдобавок она совсем перестала чувствовать пальцы на  руках.  А
унтер-офицер продолжал молча идти вперед,  совершенно  не  замечая,  что
барышня уже еле-еле передвигает ноги. Он шли и шли по каким-то  мосткам,
пересекали широкие рвы с водой, затянутые тонкой корочкой льда, миновали
длинное  приземистое  сооружение,  потом  церковь  и  наконец,  вспугнув
голубей, свивших здесь множество гнезд, вошли в офицерский корпус.
   В промокшей одежде, продрогшая до костей, с окровавленными  руками  и
трясущимися от холода губами, девушка предстала перед изрядно напуганным
дежурным офицером.
   По коридору, мимо спящего на парах сменного  караула,  они  прошли  в
маленькую комнату без окон. Офицер быстро захлопнул дверь и прошептал  в
отчаянии:
   - Сударыня, вы сошли с ума и погубите не  только  себя,  но  и  меня.
Свидание с  осужденными  разрешает  лишь  Государь,  и  если  плац-майор
узнает, что вы тайно пробрались в  крепость,  он  спустит  семь  шкур  с
караула, а я загремлю, самое ближнее, на Кавказ.
   - Милый, поймите меня, мы никогда более не увидимся с  моим  женихом,
дайте мне проститься с ним, ну будьте же милосердны!  -  Маша  упала  на
колени и попыталась поцеловать руку офицера,  -  Что  вы,  сударыня,  не
смейте так! - Офицер высвободил руку и попробовал поднять Машу  с  пола.
Но она зарыдала  и  обняла  его  колени.  -  Сейчас  же  поднимитесь!  -
прикрикнул он сердито. - Прекратите реветь и успокойтесь.
   Самое большее через час вашего жениха отправят по этапу.
   Вы сможете встретить его на первой почтовой  станции.  Авось  сумеете
поговорить с ним подольше, пока лошадей будут менять.  А  сейчас,  -  он
взглянул на карманные часы, - я приведу его сюда,  в  эту  комнату,  под
предлогом, что на него, перед отправкой по этапу, следует  надеть  цепи.
Обычно  мы  производим  сию  процедуру  в  каземате.  По  бывшему  князю
Гагаринову мы на этот раз  сделаем  исключение.  Предупреждаю,  в  вашем
распоряжении  десять  минут,  ровно  столько,  сколько  потребуется  для
снаряжения его в железо. И никаких слез, никаких истерик! Мне  не  надо,
чтобы после вашего визита осужденный  глотал  стекло  или  обливал  себя
горящим маслом.
   - Господи! Зачем?
   - А затем, что после подобных свиданий бедняги стремятся  себя  жизни
лишить, вот поэтому и запретили им с  невестами  видеться.  Почему-то  с
родителями и супругами они легче расстаются, чем со своими барышнями...
   Офицер ушел, а Маша присела на расшатанный казенный стул  и,  пытаясь
согреться, обхватила себя руками.
   Через некоторое время в комнату вошли уже известный ей унтер-офицер с
чемоданом в руках и солдат, несший цепи.
   Маша с ужасом смотрела, как он раскладывает их на полу, угрюмо косясь
на девушку. Унтер открыл чемодан и пробурчал:
   - Это для вашего жениха. Пущай переоденется  в  дорогу,  а  потом  уж
железо будем надевать... - Он поднял голову и строго посмотрел на  Машу.
- Не ревите только, дорога барину тяжелая  предстоит.  Не  смущайте  его
слезами.
   Оба  солдата  вышли  за  двери.  В  следующее  мгновение  они   опять
распахнулись. На пороге возник офицер, показал Маше раскрытую пятерню, и
она понимающе кивнула головой, да, пять минут, не более. Офицер скрылся,
а вместо него переступил порог человек в сером  арестантском  халате,  в
нелепом войлочном колпаке на голове,  заросший  по  самые  глаза  густой
темной бородой. Маша медленно сползла со стула, встала на  ноги,  но  не
смогла сделать ни единого шага. Ноги едва держали ее, и  она,  чтобы  не
упасть, ухватилась за спинку стула. Человек  быстро  оглядел  комнату  и
хрипловатым голосом сказал:
   - Мне передали, что меня ждет невеста.
   И  Маша  поняла,  что  этот  худой,  болезненно  бледный  человек   с
лихорадочно блестевшими глазами, в убогой арестантской одежде,  то  есть
Митя, но как она посмела его не узнать?
   - Митя! - истошно крикнула она, бросилась к нему, обхватила за шею  и
принялась покрывать поцелуями его исхудавшее лицо.
   - Маша? - с  легким  недоумением  произнес  Митя,  словно  совсем  не
удивился ее появлению, слегка отстранил ее от себя и  опять,  поверх  ее
головы, обвел взглядом комнату. - Но где же Алина?
   - Алина? - переспросила Маша и быстро  вытерла  набежавшие  на  глаза
слезы тыльной стороной ладони. - Алины здесь нет.
   - Как нет? - прошептал Митя и повторил с отчаянием:
   - Как это нет? Но мне сказали... -  Он  вдруг  схватил  ее  за  руки,
притянул к себе и требовательно спросил:
   - Так это ты назвалась моей невестой?
   - Да, - тоже прошептала Маша и виновато посмотрела на него.  -  Иначе
меня бы не пропустили.
   Митя озадаченно посмотрел на нее, и вдруг его  глаза  расширились  от
удивления:
   - Постой, но как тебе удалась попасть сюда? Свидания разрешены только
с ближайшими родственниками.
   - Мне Антон помог. Час назад мы переправились через Неву.
   Маша хотела спрятать руки за  спину,  но  Митя  заметил  ее  маневры,
быстро схватил  ее  за  руки  и  перевернул  их  ладонями  вверх.  Потом
потрясение посмотрел на девушку и покачал головой:
   - Ты что же, крепостную стену форсировала?
   - Нет, - Маша попыталась освободить руки, но он продолжал  удерживать
их, рассматривая царапины и порезы на нежных девичьих ладонях,  покрытые
запекшейся кровью. - Это я по веревке в ялик спускалась, а  то  лестницы
настолько обмерзли льдом...
   Митя не дал ей договорить, уткнулся в  ее  ладони  лицом  и  принялся
целовать их, приговаривая:
   - Милая моя, Марьюшка! Сестренка!
   Маша задохнулась от волнения, сумела высвободить одну руку и  ласково
провела ею по отросшим за два  месяца  заключения  Митиным  волосам.  Он
поднял голову, и Маша увидела слезы на его глазах.
   - Митя, - девушка оглянулась на двери и быстро прошептала:
   - Мы сделаем вес, чтобы вытащить тебя с каторги. Матушка твоя никаких
денег не пожалеет для побега, нужно будет - корабль наймет или купит, но
отправит тебя в Америку...
   Митя криво усмехнулся:
   - Моя матушка  славная,  по  очень  наивная  женщина.  Бежать  оттуда
невозможно. И следует смириться со своей участью, чтобы  не  сделать  ее
еще более невыносимой.
   - Не смей так говорить! - прикрикнула на него  Маша  и  даже  сердито
притопнула ногой. - Ты еще в Сибири не побывал, каторги не видел, а  уже
расписываешься в бессилии.
   Нельзя так!
   - Вам с maman легко судить об этом, потому что вы ни дня  не  жили  в
этой  вони,  вечной  сырости,  кишащей  крысами  и  блохами.  Да,  -  он
насмешливо посмотрел на Машу, - не подходи близко ко мне, а то насекомые
на тебя перекинутся.
   - Ты вздумал меня этим напугать? - Маша гордо вздернула подбородок  и
с вызовом посмотрела на  Митю.  -  Я  сама  займусь  подготовкой  твоего
побега, и попробуй только отказаться от него!
   - Ну и грозна ты, матушка', как я погляжу!  -  улыбнулся  вдруг  Митя
своей прежней веселой, слегка озорной улыбкой. - А  как  твой  настоящий
жених на это посмотрит?
   - Мы перенесли свадьбу до  его  возвращения  из  экспедиции,  -  сухо
сказала Маша, подошла к Мите, сняла со  своей  шеи  образок  на  золотой
цепочке и надела  на  него.  -  Помни,  это  залог  того,  что  мы  тебя
обязательно спасем. Смотри на него и  вспоминай  мои  слова:  "Рано  или
поздно ты станешь свободным человеком!"
   Митя недоверчиво усмехнулся, хотел что-то сказать, но,  обняв  ее  за
плечи, он вдруг понял, что ее одежда промокла чуть  ли  не  насквозь,  и
только теперь до него дошло, каким образом Маша добиралась до крепости.
   - Мария, -  прошептал  он  и  покачал  головой.  -  Я  знал,  что  ты
сумасшедшая, но не до такой же степени. Сегодня днем мне сказали, что по
Неве лед пошел, и как  ты  осмелилась  плыть  на  лодке,  ночью,  сквозь
ледяную шугу?.. Ты же запросто могла утонуть!
   - Честно сказать, я не думала об этом, - Маша неловко улыбнулась, - я
больше боялась, что меня к тебе не пустят.
   Но Митя продолжал смотреть на нее странным взглядом, словно  человек,
встретивший нечто удивительное, никогда ранее не виданное:
   - То-то я гляжу, офицер вдруг расщедрился, позволил свидание, а когда
из каземата выводил, еще  и  прошептал:  "Поразительной,  -  говорит,  -
смелости ваша невеста, ни разу в  жизни  не  встречал  барышни,  которая
решилась бы на такое безумство!" - Он, подобно Маше, быстро оглянулся на
дверь и так же быстро спросил:
   - Но что все-таки с  Алиной?  Родители  ничего  мне  как  следует  не
объяснили... Неужели она не  сумела,  хотя  бы  на  словах,  что-то  мне
передать?
   - Мы с Зинаидой Львовной ездили  к  Недзельским,  по  ее  батюшка  не
позволил нам увидеться с ней. Сказал, что его дочь тяжело больна.
   Митя грустно улыбнулся:
   - Да, конечно! Я все понимаю. Но мне бы хватило и пары слов  от  нее!
Мне большего и не требуется. - Он  вздохнул,  замолчал  на  мгновение  и
опять посмотрел на  Машу  ласково  и  чуть  смущенно.  -  Спасибо  тебе,
дорогая! Мне сейчас намного легче, чем прежде. Вполне возможно,  оттого,
что тебя удалось повидать. Честное слово,  я  очень  расстроился,  когда
узнал, что тебе не позволили приехать на свидание... Да,  -  спохватился
он, - я знаю, что вы с Алиной недолюбливаете друг друга, но, будь добра,
передай ей это кольцо и скажи, что теперь она вольна  поступать  как  ей
вздумается. Я не смею считать себя ее женихом. - Голос его дрогнул. -  И
пусть не винит меня в том, что случилось,  если  сможет!  -  Он  вытащил
откуда-то из-за пазухи топкое золотое колечко и вложил Маше в ладонь.  -
Скажи, что я не расставался с ним ни на минуту, прятал от  надзирателей,
но не имею права брать  его  с  собой,  что  люблю  ее  по-прежнему,  но
обстоятельства оказались сильнее нас...
   Маша внезапно вспомнила слова  Алексея  и  не  смогла  удержаться  от
язвительного замечания, хотя тут же пожалела об этом:
   - Твоя Алина, конечно же, не княгиня Волконская и вряд  ли  осмелится
ехать вслед за тобой!
   Митя оттолкнул ее от себя и яростно сверкнул глазами:
   - Не твое дело судить о ней подобным образом! И заруби себе на  носу,
что  я  никогда,  слышишь,  никогда  бы  не  позволил  ей  стать   женой
каторжника! Я слишком люблю ее чтобы  погубить  ее  жизнь,  ее  красоту,
чтобы позволить ей жить к нечеловеческих условиях!  -  Он  посмотрел  на
Машу и скривился в недоброй улыбке. - Ну, давай прощаться! -  Он  быстро
обнял ее, поцеловал в щеку. -  Желаю  тебе  счастья  с  твоим  Алексеем.
Выйдешь замуж и забудешь меня в первую же брачную ночь.  -  Митя  хрипло
рассмеялся. - А ведь я знаю, что ты не любишь его, и  тогда  во  флигеле
тебе было хорошо  со  мной.  Ведь  правда,  хороню?  -  Он  взял  ее  за
подбородок и слегка приподнял его. - Вспоминай меня  иногда,  даже  если
вдруг окажется, что Алешка будет любить тебя с большим успехом, чем я.
   Маша заплакала, попробовала обнять его, но Митя опять оттолкнул ее  и
крикнул в сторону двери:
   - Эй,  офицер,  пора  железки  надевать,  а  то  вот-вот  фельдъегерь
появится с конвоем.
   И, не обращая  внимания  на  Машу,  он  подошел  к  чемодану  и  стал
доставать из него одни за другими  две  пары  шерстяных  носков,  теплые
сапоги, шапку, перчатки, три довольно плотные рубахи, короткий тулупчик,
покрытый нанкой...
   Двери вновь распахнулись, и появившийся офицер приказал унтер-офицеру
быстро  проводить  барышню  за   центральные   ворота,   выходившие   на
Иоанповский мост. И велел это сделать  самым  скрытным  способом,  чтобы
никто не заметил  посторонних  на  территории  крепости.  Комендант  уже
потребовал срочно доставить  осужденных  в  Комендантский  дом,  где  он
собирался объявить им  об  исполнении  сентенции  Верховного  Уголовного
суда, а после этого сдать в руки фельдъегеря и жандармов, которые  будут
сопровождать их уже до самого места назначения.

11.

   Сжавшись в комочек под тяжелым полушубком Антона, Маша  прикорнула  в
углу пролетки, но слышала, как Митин камердинер  поторапливал  извозчика
и, повернувшись к ней, с тревогой спрашивал:
   - Ну, как вы там, Мария Александровна, живы?
   - Жива, жива, - отвечала она тихо, стараясь унять  неприятную  дрожь,
охватившую ее с того самого момента, как она покинула офицерский корпус.
Антон ждал ее в пролетке недалеко от того места", где,  они  с  Алексеем
дожидались недавнего возвращения из крепости родителей  Мити.  Он  помог
Маше подняться и  пролетку,  укутал  ее  в  свой  полушубок  и  приказал
извозчику  гнать  что  есть   мочи,   пока   барышня   окончательно   не
простудилась. Но недалеко от  гостиницы  "Неаполь"  путь  им  преградила
длинная вереница подвод, и извозчик вынужден был остановиться. Некоторое
время они  стояли,  наблюдая,  как  тянутся  мимо  них  сани,  груженные
дровами, казалось, им не будет конца. Маша уже не чувствовала ни рук, ни
ног от холода. Неловко повернувшись, она застонала от  боли,  пронзившей
все тело. Антон не выдержал и приказал извозчику:
   - Как только дорога очистится, следуй за нами, а я  барышне  прогулку
устрою, чтобы окончательно не заледенела. - Он помог Маше  выйти  наружу
и, поддерживая ее за руку и за талию, попросил:
   - Мария Александровна,  попробуйте  немного  пробежаться  или  пройти
быстрым шагом, а то закоченеете.
   С трудом переставляя ноги, Маша сделала несколько шагов,  задохнулась
от слабости, но не остановилась. Опираясь на руку  Антона,  она  сначала
медленно, потом все быстрее и быстрее пошла вдоль  капала,  стараясь  не
обращать  внимания  на  то,  что  замерзшие  руки  и   ноги   постепенно
согреваются  и  начинают  нестерпимо  болеть.  Маша   попыталась   снять
накинутый на плечи тяжелый полушубок Антона, но тот  сердито  прикрикнул
на нее, и она не стала прекословить суровому Митиному слуге.
   Они миновали Львиный мост, и Маше показалось, будто она слышит  звуки
музыки. Она остановилась в недоумении и вдруг поняла, что они  находятся
как  раз  напротив   въезда   в   усадьбу   Недзельских.   Дом,   словно
рождественская елка, вовсю снял огнями, из окоп лились веселые  мелодии,
у ворот и у подъезда скопилось десятка два  богатых  экипажей.  На  фоне
ярко освещенных окон мелькали фигуры танцующих... Недзельские и их гости
веселились и радовались жизни, и именно тогда, когда  жених  их  дочери,
закованный в тяжелые цепи, готовился к отправке  в  далекие  и  страшные
места, откуда ему не будет возврата...
   Маша вспомнила горькое выражение, промелькнувшее на лице Мити,  когда
он спрашивал ее об Алине, и  то,  с  каким  отчаянием  в  глазах  просил
вернуть ей кольцо. Она решительно сжала кулаки и свернула на  подъездную
аллею. Не обращая внимания на Антона, который  хотел  удержать  ее,  она
добежала до парадного подъезда и быстро поднялась по ступеням крыльца.
   Лакеи  на  входе  попытался  загородить  ей  дорогу,  по  она   ловко
прошмыгнула у него под рукой и, оставляя мокрые следы на красном  сукне,
покрывающем полы подъезда и сеней, вошла в вестибюль и скинула полушубок
на руки опешившего гардеробщика. Потом споро,  не  обращая  внимания  на
ошеломленных подобным натиском лакеев,  поднялась  по  ярко  освещенной,
украшенной цветами и лентами лестнице и, оттолкну" широко  расставленные
руки знакомого по первому визиту дворецкого, подобно метеору ворвалась в
бальную залу. На миг остановилась, чтобы оглядеться, и тут же  выхватила
взглядом неестественно вытянувшееся лицо хозяина и панику,  отразившуюся
в глазах его старшей дочери.
   Недзельские сомкнутым фронтом устремились ей навстречу, по гости  уже
заметили Машу.
   Музыка внезапно смолкла, танцующие пары замерли на  месте,  и  все  с
удивлением  уставились  на  незнакомую   девушку   -   растрепанную,   в
расстегнутой шубке, и запачканном  грязью  платье,  с  бледным  лицом  и
горящими  от  возбуждения  глазами.  Мгновенно   и   зале   установилась
оглушительная  тишина,  и  Маша  расслышала,  как  Недзельский   яростно
прошипел, обращаясь к Елизавете:
   - Кто ее сюда пропустил?
   Елизавета пожала в недоумении плечами и что-то быстро приказала мужу,
который тотчас  же  занял  боевую  позицию  справа  от  нее,  супруги  с
удвоенной силой стали пробиваться сквозь толпу гостей по  направлению  к
Мате. Но она не стала дожидаться,  когда  толстый,  потный  от  волнения
Гурвич и побледневшая от гнева  Елизавета  доберутся  до  нее,  и  вновь
обвела взглядом и зал, и растерянных гостей.
   И  сразу  же  заметила  Алину.  Девушка   стояла   в   тени   колонн,
поддерживающих балкон, на котором расположился  оркестр,  и  затравленно
смотрела на Машу. Красивый молодой человек поддерживал ее под  локоть  и
что-то говорил ей на ухо, весело улыбаясь. Алина поймала взгляд  Маши  и
сделала очевидную попытку укрыться за колонной.
   В этот момент кто-то ухватил Машу за плечо, она оглянулась и  увидела
рослого и крепкого на вид лакея.
   - Барышня, немедленно уходите отсюда!
   Он попытался подтолкнуть ее к двери, но Маша сбросила с себя шубку и,
оставив  ее  в  руках  растерявшегося  от   подобной   резвости   лакея,
направилась  к  Алине.  По  залу  пробежал  оживленный  шепоток,   гости
торопливо расступились, освобождая ей дорогу. Шепоток перерос в  громкий
ропот. Маша разобрала свое имя и  мельком  заметила  несколько  знакомых
лиц, которые, как ни странно, одобрительно и сочувственно улыбались  ей.
Но она также разглядела брезгливые  и  недовольные  гримасы,  исказившие
красивые лица некоторых дам. Они испуганно вскрикивали и отшатывались от
нее, а одна из красавиц зажала нос пальчиками и с отвращением  осмотрела
Машу с йог до головы.
   Да,  не  таким   представляла   Маша   свое   первое   появление   на
великосветском балу! Но не презрение, не высокомерие  бомонда  заставили
заныть ее сердце. Она воочию убедилась, что Алина не выказывает  никаких
признаков  горя  и  отчаяния,  которые,  несомненно,  должна  испытывать
девушка, чьи надежды на любовь и счастье разбиты, чей любимый подвергнут
столь тяжелому и унизительному наказанию. Похоже, она  уже  утешилась  в
комп