, то те, кто будет недоволен - тобой
ли, вообще ли жизнью, своей ли судьбой, все равно  -  обязательно  скажут:
повернули неправильно, надо было не направо, а налево,  или  же  следовало
продолжать движение, никуда вообще  не  сворачивая...  Недовольные  всегда
были и будут, Изар, они есть  и  сейчас,  и  их  не  так  мало,  как  тебе
казалось, пока ты пребывал в своем уютном, но нереальном мире.  Поэтому  -
никакого поворота! Вы все время двигались по прямой, никуда не отклоняясь!
И те, кому взбредет в голову посмотреть назад,  должны  видеть  за  спиной
этот самый прямой  путь,  чье  начало  теряется  где-то  далеко-далеко,  в
неразличимом прошлом, в не то, что седой, но даже в  лысой  древности.  То
есть, первой - нет, уже второй твоей задачей, после отыскания  благовидной
и благозвучной цели будет - проложить эту прямую  в  обратном  направлении
так далеко, как только возможно. Ты понял, о чем я говорю?
   - Об истории?
   - Наконец-то ты  попал  в  центр  мишени.  Именно  об  истории.  Только
выстроив ее, укрепив таким способом  свой  тыл,  ты  сможешь  продвигаться
вперед - независимо от того, будет ли твоя цель достижима, или нет. Нужно,
конечно, постараться, чтобы путь к ней был  достаточно  протяженным  -  не
только на твое время чтобы хватило, но и сыну осталось, а по возможности -
внукам и правнукам.
   - Послушай, Ум Совета... А может быть, наоборот?
   - Не понял.
   - Может быть, если найти такую цель,  о  какой  ты  говоришь,  окажется
нелегко - лучше начать именно с прошлого? Найти  историю?  И  по  ней  уже
определить направление в будущее...
   Старый Советник пожевал губами.
   - А знаешь, вовсе не исключено. Нет, совершенно не исключено.  Неплохая
мысль. Только тогда надо учитывать некоторые особенности.
   - Что ты имеешь в виду?
   - В этом варианте тебе придется не тащить спереди,  но  толкать  сзади.
Это  может  оказаться  сложнее  -  возрастет  вероятность  непроизвольного
поворота, схода с рельсов, так сказать.  Видишь  ли...  Мы  -  как  народ,
мечтательны, эмоциональны, непокорны и  ленивы.  И  стараемся  делать  все
одной  рукой,  оставляя  другую  свободной  для  жестов  -  красивых   или
угрожающих, все равно. Мы любим жест.
   - И мы всегда были такими?
   - Нет.  Но  давно  стали.  Народ  -  как  человек.  Помимо  врожденного
характера, он формируется обстановкой и воспитанием в первые  годы  жизни;
для народа это будут десятилетия. Обстоятельства прошлого и есть  история.
Так  что  каждая  новая  история  в  начале  своего  существования   будет
испытывать немалые неудобства. Но это  преодолимо.  Все  преодолимо.  Если
серьезно подумать, непреодолимых препятствий  вообще  не  бывает.  Но  для
того, чтобы находить выход,  нужен  талант  -  в  нем-то  больше  всего  и
нуждаются политики.
   - И как же по-твоему, я...
   Изар запнулся: каким-то детским получался вопрос. Но Смарагд Власти  не
улыбнулся.
   - А иначе я не тратил бы на тебя время, - ответил он, - которого у меня
в любом случае мало, очень мало...
   Он взглянул на часы.
   - Ну вот, я обеспечил тебе бессонную ночь: задал головоломку. Ничего, в
твоем возрасте думать полезно, а вот в моем  бывает  уже  и  бессмысленно.
Думай. Ищи людей, которых ты  приблизишь  к  себе.  Из  нынешнего  Корпуса
Власти даже те,  кто  возрастом  невелик,  все  равно  морально  устарели,
износились. Нужны новые люди. Те, кто тебе поверит. Пойдет за  тобой.  Для
начала найди умных, чтобы набрать полный сундук идей. Потом, когда  придет
пора исполнять - найдешь других, с кулаком вместо головы. Не кривись,  это
все политика, это искусство. От умных тогда избавишься: всякая идея должна
исходить от Властелина, иначе в  нее  не  поверят,  да  и  в  тебе,  может
статься, разуверятся. А этого ни в коем случае не должно быть: если что-то
еще держит Ассарт вместе как единое целое, то именно вера во Властелина  -
не доверие, а именно вера. Ну, все это азбука, это ты быстро освоишь.
   - Это и есть то второе, что ты хотел мне сказать?
   - Нет, это было затянувшееся первое. Второе заключается вот в чем: хотя
я разговариваю с тобой, как с полноправным Властелином, ты еще не стал им.
К трону Властелина ведет лестница, в ней не очень много ступеней,  но  они
круты. Пока ты поднялся на две из них. Я имею в виду отца... и Жемчужину.
   - Разве бывало, что кто-то не одолевал их?
   - В прошлом можно найти все, что угодно. Но не в книгах  по  истории  -
таких вещей там нет, они переносятся изустно  из  поколения  в  поколение.
Бывали такие, кто не мог покончить с  уходящим  Властелином;  жалели,  или
сама идея убийства была им глубоко чужда; бывали  и  такие  случаи,  когда
спотыкались на второй ступени. Помню, у одного из  наследников  ничего  не
получилось потому, что он настолько ненавидел жену своего отца, что  когда
надо было... усмирить ее, он оказался просто физиологически не способен на
это. Да, многое бывало...
   - И как же они выходили из положения?
   - Они из него не выходили. У политики, как и  у  природы,  всегда  есть
резервные кандидаты... Но ты прошел это отлично. Однако еще не все позади.
Тебе сейчас надо беречься. Не исключено, что кто-нибудь... Ну, да ты и сам
прекрасно понимаешь, что схватка в прихожей, перед спальней  твоего  отца,
была не случайной - не просто у гвардейцев мозги сорвались с резьбы...  Но
кого из Властелинов не хотели убить -  особенно  в  дни,  когда  они  лишь
начинали править?
   - Об этом в истории тоже ничего нет.
   - И не нужно. Властелинов  всегда  хотят  убить,  Изар.  И  никогда  не
убивают. Во всяком случае, в Ассарте. Но если говорить  о  покушениях,  то
самое опасное для тебя - ритуальные появления, когда  заранее  известно  и
где ты будешь, и когда, и откуда появишься. Так что тебе  нужны,  конечно,
преданные люди рядом.
   - Хорошо. Сразу после Проводов я назначу Большое преклонение, и там...
   - Ради Глубины, не совершай такой  ошибки.  Нужных  тебе  людей  ты  не
найдешь ни в Жилище Власти, ни в  его  окрестностях.  Наши  близкие  слуги
хлипки и жадны. Они тебя или оставят, или продадут. Я не  говорю,  что  их
нужно прогнать. Нет. Им просто не надо верить ни в  чем,  что  выходит  за
рамки придворной таблицы умножения. А тебе потребны люди, способные быстро
изучить высшую математику власти.
   - Где я найду их? Чем привлеку, чем удержу? Богатыми дарами?  Но  тогда
они вскоре станут такими же, как те, о ком ты говорил.
   - Без награды нельзя. Но она не обязательно должна быть для желудка.  И
даже  не  для  спеси.  Ищи  не  жадных  и  не  спесивых,  но   по-хорошему
честолюбивых.
   - Но где они, эти люди?
   - Они могут быть всюду. На улице. В пивной.  В  школе.  На  заводе  или
верфи. В мелком учреждении или фирме. Их не  очень  много,  Изар,  но  они
есть. Но искать и найти их ты должен сам. Не поручая никому  другому.  Так
твой отец в свое время нашел меня. В дни нашей молодости. А знаешь; кем  я
был до того, как он призвал меня служить ему?
   - Ты? Почему-то я всегда был уверен, что ты родился в кругах Власти...
   Старик засмеялся.
   - Ты ошибался, Изар, ошибался. Да и не один ты. А на деле у меня  тогда
была маленькая мастерская - в ней я ремонтировал часы. Да-да, был  часовых
дел мастером, не более. И, казалось, мирился с перспективой просидеть  всю
жизнь с лупой в глазу.
   - И Властелин пришел к тебе, когда испортились его часы?
   - Конечно же, нет. Кстати, тогда он  еще  не  был  Властелином.  Но,  в
отличие от тебя... Ты всегда старался поменьше находиться среди  людей.  В
этом есть свое благо: такая привычка нужна, потому  что  Властелин  всегда
одинок, сколько бы народу вокруг него ни толпилось. Одиночество не  должно
причинять ему неудобств. Но вот сейчас эта твоя привычка обращается против
тебя. Потому что твой отец в пору прихода  к  власти  уже  имел  множество
людей, которых знал, которым верил. И когда день настал - он просто позвал
нас, и мы пришли. Наш мир хорош тем, Изар, что в нем  нет  аристократии  -
она погибла в самом начале нынешней истории - с приходом  к  Власти  твоих
предков. И никто  не  удивляется,  когда  часовщик  становится  Советником
Властелина. Когда человек с улицы приходит в Жилище Власти  -  и  остается
там надолго, нередко на всю жизнь.
   - Туда было так легко войти?
   - Ну, это не следует понимать буквально. Явись мы сами, нас туда  бы  и
на порог не пустили. Нет, сперва твой отец шел к нам, а не  наоборот.  Так
поступали и многие из твоих, теперь уже легендарных, предков.  Просто  шли
на улицы. В толпу. Бывало, возникали острые положения, доходило до оружия.
Такое случается в толпе нередко... Что, ты не знал этого о  твоем  народе?
Да, не знал... Но в таких случаях кто-то бросался на помощь. Вот с лучшими
из них Наследник Власти и завязывал дружбу. И с мужчинами, и... не  только
с мужчинами.
   - Но он мог получить и кинжал меж ребер...
   - Ты ведь надел не простой камзол, когда шел совершать Действие? Ты  не
выбросил его? Если и да, ничего страшного  -  возьмешь  новый.  Только  не
спеши показать, что он на тебе надет. А кроме того - ты, как и твой  отец,
владеешь оружием намного лучше, чем те, с кем ты можешь столкнуться там  -
даже если то будут отставные десантники.  У  тебя  твердая  рука.  Кстати,
стрелять на наших улицах не принято. Тогда вмешиваются Заботники.  А  твои
выходы, конечно, хороши для рекламы  -  но  только  потом,  когда  ты  уже
вернешься в безопасность. Вначале тебя просто не должны узнавать.  Хорошо,
что ты редко показывался. Ну, и существует, конечно, грим...
   - Ты словно инструктируешь меня и выпроваживаешь на улицу.
   - Не я. Прежде всего традиция. Это - одна из ступеней той  лестницы,  о
которой я говорил. Плата за народную веру в тебя.
   - Но ты предостерегал против покушений...
   - На ночной улице - кому  придет  в  голову  искать  тебя  там?  Могут,
конечно, опознать  по  охране  -  но  от  нее  тебе  придется  ускользать.
Властелин должен уметь не только являться взорам, но и избегать их,  когда
нужно. Вот; это был мой последний совет. На сегодня, во всяком случае.  Ты
все еще обижаешься, что я не дал тебе выспаться? Или, того  хуже,  оторвал
от приятностей времяпрепровождения вдвоем?
   - Я благодарен тебе за все сказанное. Я чувствую, что моему  отцу  было
легко работать с тобой.
   - Нет, если Властелину становится легко, это значит, что он на  пути  к
своему концу. Но, возможно, это не  были  последние  мои  советы:  я  пока
никуда еще не уезжаю, намерен, с твоего позволения,  присутствовать  и  на
Проводах, и на  Бракосочетании.  А  вот  после  них  ты,  надеюсь,  будешь
настолько милостив к старику, что отпустишь меня, приняв мою  отставку.  С
твоего соизволения, я уеду тогда в мой лесной дом. Возможно, там мне  и  в
самом деле удастся прожить несколько дольше. Все-таки интересно, как и что
у тебя будет получаться.
   - Ум Совета, скажи все же: кому нужно, чтобы я умер?
   - Не простой вопрос... Тебе отец говорил что-нибудь о...
   Старик умолк, не закончив.
   - О чем? Или о ком?
   - Значит, не сказал. Так я и думал. Не счел нужным. Что же, такова была
его воля. И не мне нарушать ее. Прости, Изар - не знаю, что тебе ответить.
   -  Это  следует  понимать  так,  что  такой  человек  есть  и  тебе  он
известен...
   - Могу с чистой душой сказать: он  мне  не  известен.  А  что  на  тебя
покушаются - мы об этом  говорили,  и  сам  ты  знаешь  это  лучше  любого
другого. Я сказал тебе, что мог: остерегайся, ищи людей и копи идеи. Да ты
и не совсем один: у тебя есть Эфат. Мало, конечно, но  лучше,  чем  совсем
ничего. Да, и Ястра у тебя тоже есть - возможно, есть. А теперь, прости за
такое затруднение - позвони, пусть подают  мою  машину.  И  вправду  спать
пора.


   Человеку, побывавшему в центре  Сомонта  и  потом  -  случайно  или  по
какому-то поводу оказавшемуся в сети переулков Второго  городского  пояса,
может подуматься, что он попал, в лучшем случае, в другой город, а не то и
на другую планету: настолько в этих  районах  все  разное.  Вместо  гладко
уложенного плита к плите, без малейшего  зазора,  тесаного  камня,  всегда
чисто вымытого и только что не лакированного, под  ногами  окажутся  вдруг
разнокалиберные булыжники, между которыми буйно растет короткая,  но  даже
по виду жесткая, какая-то чуть ли не проволочная трава. Хотя  на  обширных
участках не видно уже ни травы, ни  булыжника,  а  просто  лежит  мусор  -
мощным, хорошо утоптанным слоем - мусор, который уже никак не  делится  на
элементы, но представляет собою некое новое вещество. Местами над забитыми
всякой дрянью сточными отверстиями стоят лужи,  радужно  отблескивающие  в
хилом свете, выбивающемся из  окон,  не  мытых,  можно  поверить,  со  дня
восшествия  на  трон  ныне  уже  покойного  Властелина;  от  луж   исходит
мускулистый, выразительный запах, к которому, впрочем, обитатели этих мест
давно притерпелись. В поле зрения любопытствующего  прохожего  попадет,  в
лучшем случае, один мусорный контейнер - да  и  тот  валяющийся  на  боку;
находчивая кошка неопределенной масти нянчит в нем недавно  подаренных  ею
миру  котят,  и  судя  по  находящейся  там   же   плошке,   мать   кто-то
подкармливает.  Уличное  освещение,  столь   нужное   здесь,   разумеется,
отсутствует; то есть, столбы наличествуют, но одни без лампочек, другие же
едва доросли до половины, верхнюю часть их то ли забыли  смонтировать,  то
ли обломали, кем и для чего - одна лишь Рыба знает. Дома, не выше  четырех
этажей, в отличие от  дворцов  и  деловых  зданий  Центра,  стоят,  как  и
полагается  нижним  чинам,  сплошным  строем,  плечо  к  плечу;  их  узкие
подворотни ведут в совсем уже темные дворы, куда зайти, кажется,  способен
лишь сорвиголова - искатель  приключений.  Разрисованы  дома  одними  лишь
трещинами, но зато обильными, смахивающими на карту неведомой,  но  весьма
богатой реками и ручьями страны, есть даже  одно  бездонное  озеро,  через
которое виднеется часть шкафа и угол покрытого клеенкой  стола.  Там,  где
идущий  от  уличных   луж   запах   ослабевает,   его   заменяет   другой,
комбинирующийся из кухонной гари, гнили  подвалов,  дешевых  харчей  и  не
менее дешевой косметики.
   Однако это  вовсе  не  покинутый  жителями,  по  причине  невозможности
обитания в нем, район. Напротив, улица живет, особенно в вечерние часы, да
и в ночные тоже. По ней идут,  исчезают  и  вновь  появляются,  собираются
кучками  и  расходятся  люди.  На  первый  взгляд  они  могут   показаться
подозрительными, но это не заговорщики,  не  подрыватели  основ;  в  самом
плохом случае это воровская шушера (крупные воры  здесь  не  живут),  а  в
большинстве - мелкие и мельчайшие чиновники,  уличные  торговцы,  молодежь
без определенных занятий,  рабочие  с  небогатых  предприятий,  пенсионеры
низкого ранга, короче - неизбежная и необходимая часть  населения  всякого
большого города. Магазины тут не ослепляют витринами, но все, потребное  в
этом быту, купить можно без труда и недорого, пиво тоже стоит дешевле, чем
в Центре или в Первом поясе. Есть даже один кинотеатр, откуда вдруг  сразу
повалила толпа, как бывает  обычно  после  окончания  сеанса,  обмениваясь
мнениями насчет только что увиденного: "А я бы на ее месте плюнула  ему  в
рожу - после всего того, что он позволил себе!" "Проплевалась  бы!  -  Это
уже мужской голос. - Ей же некуда деваться  было,  или  с  ним  -  или  на
улицу". "А что, на улице не живут разве? Даже лучше, чем так: на улице все
по-честному..." "Ну ладно, нашла, чем хвалиться!.." - ну, и так далее.
   Толпа быстро растеклась по улице, и лишь небольшая кучка, состоявшая из
четырех человек, задержалась близ выхода,  словно  затрудняясь  выбором  -
куда же направиться сейчас, чтобы продлить отвлечение от жизни,  протяжной
и унылой. Четверо ничем, казалось, не выделялись из уличного люда; судя по
одежде, один из них был человек сельский, близкий  к  почве  и  просторам,
некогда зеленым, ныне же изрядно пострадавшим от научного прогресса -  он,
похоже, не совсем уверенно чувствовал себя в мире булыжника,  закрывавшего
плодородный слой, и таких  же  булыжных  лиц  толпы;  второй  лесоруб  или
охотник - такое мнение возникало при  взгляде  на  его  высокие  сапоги  и
побелевшую от долгой и  постоянной  носки  кожаную  куртку  со  множеством
карманов, карманчиков и  кармашков;  третий  -  просто  мелкий  горожанин,
чиновник или, скорее, ремесленник, и четвертый - отставной солдат. И  лишь
одно могло бы возбудить сомнения у внимательного  наблюдателя:  их  глаза,
непроницаемо-спокойные, как будто давно разучившиеся удивляться чему бы то
ни было, а также (что куда важнее)  бояться  чего-либо  на  свете.  Однако
четверо не очень позволяли заглядывать себе в  глаза,  их  же  собственные
взгляды были мгновенны и неуловимы, как неожиданный удар кинжалом.
   Итак, четверо остановились и  стали  негромко  переговариваться.  Такой
локальный разговор порой вызывает опасения; но они вовсе  не  походили  на
людей, замышляющих нарушить общественный порядок - слишком много уверенной
солидности в них чувствовалось, так что смотритель улицы,  дважды  уже  за
вечер проходивший с неторопливым обходом, только внимательно посмотрел  на
них, успокоился, видимо,  и  тревожить  не  стал.  К  разговору  никто  не
прислушивался: тут тайна разговора охранялась не менее ревниво, чем  тайна
переписки в более высоких кругах (здесь переписка просто не была в чести).
Но если бы кто и проявил излишнее любопытство, рискуя получить в  ухо,  он
вряд  ли  услышал  бы  что-то,   способное   заинтересовать   искателя   и
распространителя слухов, - хотя говорили  они,  разумеется,  по-ассартски,
пусть и с каким-то жестким акцентом. Впрочем, может  быть,  именно  так  и
разговаривают в густых и далеких  лесах  донкалата  Рамин,  расположенного
там, где, как известно, зима бывает чаще, чем лето, - или же в  степном  и
хлебном донкалате Мероз.
   - Итак, мы его  не  встретили,  -  проговорил  отставник,  сухощавый  и
горбоносый,  вооруженный  полагающимся  ему  после  увольнения  со  службы
широким армейским кинжалом. - Так что рассчитывать можно только  ка  самих
себя.
   -  Может  быть,  там  изменились  намерения?  -  предположил  горожанин
(невысокий, но  хорошо  сложенный,  что  замечалось  даже  под  мешковатой
одеждой, с прямым носом и большими глазами). - Ты не поинтересовался?
   - Не проходит ни единое слово, - ответил отставной.
   Трое глянули на него. Он понял вопрос и пожал плечами:
   - Объяснения нет. Полная тишина.
   Все переглянулись. Потом лесной человек сказал:
   - Здесь неудобно. Чье жилье ближе?
   - Я пока нигде, - ответил отставник.
   - Я недалеко, - откликнулся горожанин. - Но возвращаться не рискну. Там
горячо.
   - У меня то же самое, - произнес крестьянин. - Мне удалось не  оставить
следов.
   - Что касается меня, - сказал лесовик, -  то  боюсь,  что  один,  самое
малое, след я оставил. Неудачный удар, и лезвие  увязло.  Правда,  тот,  у
кого остался мой нож, никому уже не пожалуется. Итак,  мы  все  подвешены.
Что же, зайдем сюда. - Движением подбородка он указал на дверь  пивной  по
соседству. - Здесь вполне приличное пиво. Я пробовал.
   Солдат высоко поднял брови, словно сомневаясь, что в такой  дыре  можно
получить хоть сколько-нибудь приемлемый напиток. Но не  стал  возражать  -
напротив, первым распахнув дверь, вошел в помещение, откуда несло плотными
запахами всеми уважаемого напитка, а также вареного гороха  со  шкварками.
Прошел между столами. Места еще были за длинным,  но  тесное  соседство  с
посторонними не устраивало Уве-Йоргена. Он обвел распивочную взглядом.
   - Питек, вон там один занимает целый столик - и спит притом.
   Лесной  человек  мягкими  шагами  приблизился  к  облюбованной  жертве.
Прикоснулся пальцем к плечу.  Реакции  не  последовало.  Тогда  он  поднял
спящего вместе со стулом  и  оглянулся.  Горожанин  Георгий  отодвинул  от
длинного стола сто