мя приходилось ему драться. Рассказывал он и об экспедиции, и о  Земле,
и о не заслуживающей доверия звезде Даль.
   О Земле слушали с интересом.
   - Ну, хотели бы вы там побывать?
   Побывать хотели все.
   - А остаться насовсем?
   Тут они умолкали,  переглядывались.  Потом  снова  кто-нибудь  уверенно
качал головой:
   - Нет... Разве у нас плохо?
   - Подумайте! Вот вы увидите ту цивилизацию! Технику! И потом там все  -
люди от людей! Никаких Сосудов! А?
   - Да, и мы хотим так...
   - Ну, так значит...
   - Мы хотим здесь. У нас.
   - Да ведь здесь ничего Не останется!  -  кричал  Уве-Йорген,  выйдя  из
себя.
   Самое смешное было в том, что они все равно не верили.
   - Нет, Уве... - говорили они. - Нет, Рыцарь. О битвах ты  рассказываешь
хорошо, интересно. А о солнце не надо.
   И объяснили:
   - Понимаешь, о битвах мы слушаем и верим. Ты сам говоришь, что это было
давно и очень далеко отсюда - и мы верим. А когда ты говоришь о солнце, ты
говоришь о том, что здесь и сейчас, понимаешь? Но все, что  есть  здесь  и
сейчас, мы видим и знаем сами.  И  такие  сказки  у  тебя  не  получаются.
Расскажи лучше, еще что-нибудь о том, что было встарь - у вас, там...
   Свинячьи собаки, а? Гром и молния! Сказки!..
   Ну и черт с ними - пусть горят или замерзают.
   Но они нравились Рыцарю, и он жалел  их,  как  жалеют  командиры  своих
солдат.
   Может быть, он просто не умел как следует объяснить? Он ведь не ученый,
не профессор, его дело - не  читать  лекции,  а  летать,  прежде  всего  -
летать. Надо, чтобы  объясняли  ученые;  может  быть,  хоть  они  заставят
понять...
   Уве-Йорген вздыхал и умолкал.
   Но сейчас был не вечер, а ясный день. И до вечера, с его  сомнениями  и
чувством неудовлетворенности, было далеко. Сейчас Уве-Йорген  был  в  себе
уверен.
   - Кончай отдых, ста-новись! Слушай команду! По атакующей пехоте!..
   Вдруг поспешно:
   - От-ставить!
   Потому что из леса показался всадник. Он махал рукой и погонял лошадь.
   Зоркие  голубые  глаза  Уве-Йоргена  сразу  узнали   массивную   фигуру
Иеромонаха Никодима.


   - Нет, Рыцарь. Крестьяне нипочем не пойдут. И ни во что  не  уверуют...
Ибо им хорошо. И своему солнцу они верят, как мы верим своему.  А  у  меня
болит сердце, Рыцарь. Почему никто и никогда не  хочет  оставить  в  покое
пахаря? Почему все - на их спины? Ты никогда не шел за плугом, Уве-Йорген,
не знаешь, как ручки его вздрагивают в  твоих  пальцах,  тебе  не  постичь
сего...
   - Не хватало еще, чтобы я ходил за плугом, я - Риттер фон Экк! Но  и  у
меня болит сердце. Хотя я никогда, если говорить откровенно,  не  думал  о
жалости к людям; всегда существовали какие-то слова погромче, чем жалость.
Честь, долг... Парни тоже не верят ни единому моему слову.  Они  не  могут
поверить, понимаешь. Монах? Они не в  силах.  Мы  с  тобой  ведь  тоже  не
понимали очень многого. Но мы приспособились, потому что нам  больше,  чем
кому бы то ни было, дано такое умение - приспосабливаться. А им - не дано.
   - Они хорошие люди, Рыцарь. Добрые. Правдивые. Честные.
   - Я не привык оценивать людей с этих позиций. Но говорю:  мне  тоже  их
жаль. И если бы у меня под командой было хоть полсотни настоящих солдат, я
загнал бы всех этих людей в трюмы той эскадры, что, может  быть,  все-таки
прилетит сюда, и не стал бы спрашивать их согласия. Я потом привозил бы их
в эти края - не на планету, конечно, потому что она испарится,  как  капля
дождя на стволе раскаленного пулемета... Я  показал  бы  им  тот  ад,  что
наступит здесь, когда в звезде сработает взрыватель, и сказал бы: ну,  кто
был прав, сучьи дети? И тогда они были бы мне благодарны. Но  у  меня  нет
солдат, Монах... Это - не солдаты. Это дети. Здесь  все  -  дети.  Планета
детей. Они играют в игрушки. Стрелять для них - игра. Но  я-то  знаю,  что
такое стрельба, что такое, когда идет  цепь,  выпуская  -  не  целясь,  от
живота - магазин за магазином... Первый  раз  в  жизни,  Монах,  мой  опыт
солдата не может помочь мне, и я не знаю, что делать...
   - Наш игумен говорил: молись, и Господь вразумит.
   - Это не для меня.
   - Разумею, но и я не ведаю, что делать. Мы никому  ничего  не  докажем.
Рыцарь...
   Уве Йорген перевернулся на спину и стал глядеть в синее  небо.  Сначала
безразлично, потом осмысленно. Приподнялся на локтях:
   - Катер, Монах.
   Он покосился на Анну: девушка  хлопотала  у  костра,  но,  услышав  это
слово, бросила все и подбежала. Глаза ее яростно блестели.
   - Катер, Анна.
   - Да, я слышу. Ну,  пусть  только  он  здесь  покажется.  Пусть  только
покажется! Ему будет плохо! Очень, очень плохо!
   Уве-Йорген усмехнулся.
   - Наверное,  он  не  мог,  Анна.  Ты  ведь  не  думаешь,  что  он  -  с
какой-нибудь другой...
   - Какое мне дело, с кем он! Я сейчас скажу - не хочу его больше видеть!
   Рыцарь вгляделся.
   - Нет, это не он. Это большой катер, Анна. Георгий и Питек.
   Девушка молча; опустила руки, повернулась и медленно отошла к костру.
   - Да, - сказал  Уве-Йорген.  -  Не  хотел  бы  я  в  ближайшем  будущем
оказаться на его месте.
   Иеромонах помотал бородой.
   - Нет, Рыцарь. Им надо полаяться  и  помириться,  чтобы  они  более  не
боялись дотронуться один до другого.
   - Откуда это знаешь ты - монах...
   - Монахи-то как раз лучше знают. Размышляют больше.
   Они смотрели на снижающийся катер.
   - Георгий за пультом, - сказал Уве-Йорген. - Его манера.
   - Хоть бы все благополучно. Дай господи.
   Катер завис и медленно опустился, легко коснувшись земли.


   - Привет, Георгий. Мы уже беспокоились. А где Питек? Что нового?
   - Питек остался следить, ждать Шувалова. Я  задержался,  чтобы  сделать
хотя бы какую-то съемку местности. Теперь карта у нас есть. Нового немало.
Капитан тут?
   - Нет. Улетел в тот же день, что и вы.
   - Жаль, что его нет. Придется повторять дважды.
   - Доложи в общих чертах.
   - Главных  новостей  две.  Питек  был  в  доме  Хранителей.  В  доме  -
электричество и электроника. Источник питания неизвестен.
   - Та-ак!
   - И второе, - сказал Георгий. - В стране мобилизация.
   - Вот как!
   - Я попутно побывал в двух городах. Собирают людей и раздают оружие.
   - Арбалеты?
   - Нет, Уве-Йорген. Я  не  знаю,  как  это  называется...  С  чем  можно
сравнить...
   Он огляделся, и взгляд  его  упал  на  лежавший  рядом  с  Уве-Йоргеном
автомат.
   - Вот, пожалуй, похоже. Что за вещь?
   Уве-Йорген, помедлив, усмехнулся.
   -  Ничего  особенного,  Георгий.  Очень  удачное   приспособление   для
переговоров на низшем уровне. Если бы в тот раз,  когда  вас  было  триста
против целого войска, у вас были такие штуки, вы, пожалуй, уговорили бы их
не лезть в Фермопилы.
   - Да, - сказал Георгий. - Но тогда, в  Фермопилах,  нас  все-таки  было
триста.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Что сейчас нас, если считать серьезно, семеро. Только семеро.
   - Ничего, мы тоже умеем драться, - сказал Уве-Йорген. -  Так  что  игра
будет на равных. Тем интереснее жить!
   - Тем интереснее умирать, - сказал спартиот спокойно.


   За полночь в салон вошел Рука - бесшумно, как всегда. Сел  -  по  своей
привычке, прямо на пол, на мягкий коврик. Помолчал. Аверов  прятал  глаза.
Индеец сказал:
   - Зачем ты сделал это, доктор?
   - Я... Что ты имеешь в виду?
   - Не притворяйся, доктор. Ты знаешь.
   - Ну... батареи не должны сейчас нести полный заряд. Видишь ли, дело  в
том, что опасность уменьшилась.
   - Нет. Этого нет.
   - Собственно, как ты можешь судить?..
   - Ты смотришь на лицо солнца. Рука - на твое лицо.
   - Вот как? И что же ты там видишь?
   - Твое лицо не радостно. И ты поешь вот это. Ты  поешь  так,  когда  не
очень плохо, но нет и ничего хорошего.
   - Разве? Я как-то не замечал. Действительно, кое-что мне  пока  неясно,
но тем не менее...
   Аверов помолчал.
   - Рука, случалось ли тебе убивать людей?
   - Рука был воином, а не женщиной.
   - Что ты тогда испытывал?
   - Радость. Это были враги.
   - Но это были люди!
   - Что такое - люди? Нет просто людей. Есть  свои  люди  и  чужие.  Есть
друзья и есть враги.
   - Так считали вы.
   - А ты как?
   - Ты знаешь. Человек - всегда человек, и его нельзя убивать ни  в  коем
случае.
   - Так считают слабые люди. Убивать не надо, когда это не нужно.
   - Ты ведь знаешь, что будет, если придется включить установки?
   - Солнце потухнет.
   - И тогда?
   - Люди внизу погибнут?
   - Да, все до единого.
   - Рука понимает.
   - Тебе не жаль их?
   Рука подумал.
   - Это не мое племя. Сейчас мое племя - тут. Там - чужое.
   - Но ведь они не делают тебе ничего плохого!
   Индеец затянулся и выпустил дым.
   - У меня нет зла на них. Но какое мне до них дело?
   - Рука, ты же не так мало прожил на Земле у нас. Неужели ты  не  понял,
что для нас наше племя - все люди, где бы они ни были?
   - Чего ты хочешь от Руки, доктор?
   - Только одного. Чтобы ты поступил так только в  самом,  самом  крайнем
случае.
   - Что я могу сделать, если ты разрядил батареи?
   - Сейчас опасности нет.
   Индеец помолчал.
   - Когда я шел к тебе, - сказал он  медленно,  -  я  знал,  что  станешь
спрашивать ты, и знал, что отвечу  я.  Теперь  я  буду  задавать  вопросы.
Скажи: ты боишься, что не сможешь сделать этого?
   - Я, собственно... Я не знаю. Не знаю!
   - Я тоже думаю; что ты не знаешь. Поэтому  к  установке  ты  больше  не
сможешь подойти. И к батареям тоже. Я поставил их на  дозарядку  и  запер.
Ключи у меня, и будут у меня. И я включу установку, когда пойму,  что  это
нужно. А ты наблюдай.
   Он в упор посмотрел на Аверова.
   - Доктор, ты знаешь, что делали у нас с трусами?
   - Кажется... Возможно, я что-то слышал. Или читал?
   - Их убивали. Сразу. А с предателями?
   - Ну?
   - Их тоже убивали. Но не сразу. Медленно. Ты понял?
   - Да, Рука.
   - Тогда продолжай наблюдать. И знай: я читаю в твоем лице не хуже,  чем
ты - на своих приборах. Так что не пробуй изобразить то, чего нет.  Потому
что тогда я убью тебя медленно.
   Аверов внимательно посмотрел на индейца и поверил, что  это  не  пустая
угроза. Ученому стало жутко.
   - Ты хорошо понял меня?
   - Да, Рука.
   Индеец поднялся и бесшумно вышел, только запах табака остался в салоне.


   Дверь отворилась и затворилась в двенадцатый раз, и это  означало,  что
пришел последний из тех, кого ждали, последний из Хранителей, Но начали не
сразу.  Старший  из  Хранителей-Уровня  сидел  на  своем  месте,   глубоко
задумавшись, и прошло несколько минут, пока он поднял  голову  и  моргнул,
словно пробуждаясь ото сна. Он обвел собравшихся взглядом, опустил  глаза,
снова поднял их.
   - Мы переживаем тяжелое время, - сказал он негромко, словно не заботясь
о том, услышат его или нет. - Нам известно, что нет пути правильнее  того,
которым мы следуем; но может быть, в расчетах  была  ошибка?  Может  быть,
зрелость нашего общества,  время  перехода  на  следующую,  более  высокую
ступень, наступает раньше, чем предполагалось, наступает тогда,  когда  мы
еще не готовы к переходу? В лес уходит больше людей, чем должно  было  бы.
Если до сих пор мы не препятствовали их уходу  -  ибо  знали,  что  в  лес
уходят наиболее инициативные, наиболее способные, иными словами - те,  кто
в первую очередь начнет реализовать новый уровень, когда придет его  пора,
когда мы сможем дать нужную для него энергию, -  то  теперь  мы  вынуждены
всерьез задуматься над необходимостью  приостановить  миграцию:  несложные
расчеты показывают, что процесс будет прогрессировать геометрически  и  мы
можем не успеть. Мы все достаточно хорошо  знаем  обстановку,  и  вряд  ли
нужно говорить о последствиях. Они будут катастрофическими. Все, что  было
сделано за столетия, окажется напрасным. Я призвал граждан под ружье. Я не
вижу иного выхода.
   Он умолк; пауза затянулась. Хранители избегали смотреть друг на  друга.
Хранитель Времени закашлялся. Все терпеливо ждали,  пока  он  справится  с
кашлем. Потом он заговорил:
   - То, что  происходит,  естественно.  Не  забудьте:  все  мы  -  первое
поколение, и те, кто умер, и те, кто жив, и  те,  кто  еще  не  явился  на
свет... Первое поколение. Мы не выродились. Не устали.  В  наших  жилах  -
свежая кровь Земли. Память жива в нас. Да, мы можем  жить  лишь  благодаря
Уровню,  но  внутренне  каждый  житель  планеты  -  против   него.   Пусть
бессознательно. Наш творческий потенциал велик. Сколько можно искусственно
удерживать его на месте? Взрыв неизбежен. А в таких случаях - и я знаю это
лучше всех остальных, недаром моя область - прошлое,  -  в  таких  случаях
гибнет не только то, чем можно пожертвовать. Гибнет многое. Гибнет все. Не
слишком ли далеко зашли мы в охране Уровня?
   - Нет, - не согласился старший. - Вы знаете, на чем основан Уровень.  И
знаете, что пока нет сигнала, мы не должны предпринимать  ничего.  До  сих
пор мы строго следовали программе. И  не  погибли,  напротив.  Я  не  вижу
другого пути и для будущего.
   Они снова помолчали. Хранитель Сосуда сказал:
   - Прислушайтесь.
   Они  прислушались.  Ветерок  едва  слышно  шелестел   тяжелыми   белыми
гардинами, струйка фонтана  во  внутреннем  дворе  с  мягким,  прерывистым
плеском спадала в бассейн, где-то звонко смеялись дети.
   - Прекрасно, не правда ли? - сказал Хранитель Сосуда.
   - Это прекрасно, - согласился Старший Хранитель, и остальные кивнули.
   - Мы умеем ценить прекрасное, - снова заговорил Хранитель Времени. - Но
если граждане встают под ружье... Помните ли вы первый критический период?
Первый разрушенный город? Первую кровь, пролитую на нашей планете?
   - Мы все помним нашу историю, - сказал Хранитель Сосуда.
   - Видимо, тогда нельзя было иначе, - проговорил  Старший  Хранитель.  -
Это была первая серьезная попытка отойти от программы.  Нарушить  Уровень.
Не считаться с расчетами. Кто из нас  отказался  бы  от  жизни  на  уровне
Земли? Но это невозможно и сейчас, что же говорить о тех временах?
   - Я напомнил о прошлом потому, - сказал Хранитель Времени, - что боюсь:
кровь прольется и сейчас. Я не хочу этого.
   - Никто не хочет, - сказал Хранитель Пищи.
   - Никто, - подтвердил Старший. - И поэтому я призвал граждан. Мы больше
не можем позволить Лесу существовать самостоятельно.  Не  потому,  что  мы
боимся их. Просто нам ясно: они не справятся. Они  не  добьются  развития;
наоборот. И нам придется спасать их. Но если позволить им, они за короткий
срок размножатся, разрастутся больше, чем возможно.  И  тогда  Уровень  не
выдержит. Сейчас крови может еще и не быть. Я уверен, что ее не будет.  Но
если не прервать процесс сейчас...
   - Надо быть очень внимательными, - сказал  Хранитель  Солнца,  массируя
пальцами веки; глаза его были  воспалены.  -  Не  забывайте  об  одном,  о
главном: Солнце есть Солнце, и вы знаете, чего оно требует.
   Все кивнули.
   - И еще, - продолжал Хранитель Солнца. - Уже два  дня  нам  известно  о
том, что  на  орбите  возле  нашей  планеты  находится,  видимо,  звездный
корабль. До сих пор мы не сделали ничего... Но если  корабль  сядет...  Мы
запретили селиться по  соседству  с  тем  местом,  где  опустился  корабль
экспедиции, давшей нам начало. Но представьте,  что  завтра  где-то  здесь
окажется не старый, ржавый, ни на что более не пригодный,  кроме...  одним
словом, не тот корабль, а новый, действующий,  только  что  прилетевший  с
Земли... Как воспрянут духом все, кто ушел в лес  или  собирается  сделать
это! И как поколеблется Уровень, охранять который призваны все мы! Как...
   Старший Хранитель, подняв руку, прервал его.
   - Мы думали об этом. И я скажу вот что: мы все были бы лишь  счастливы,
если  бы  к  нам  действительно  прилетел   корабль   с   Земли,   корабль
человечества, некогда снарядившего экспедицию на нашу планету. Мы были  бы
счастливы, потому что ничего, кроме помощи, мы  не  могли  бы  ожидать  от
прилетевших. Ибо зачем еще Земля прислала бы корабль,  как  не  для  того,
чтобы помочь нам, потомкам тех, кого она некогда отправила сюда? Я  нимало
не сомневаюсь в том, что  наша  программа  изучается  на  Земле  не  менее
внимательно, чем здесь; я не сомневаюсь, что в нужный момент Земля  придет
- и поможет; не знаю, каким способом, - им лучше знать. Если же  этого  не
случится, как не случилось до сих  пор...  -  Хранитель  помолчал,  провел
ладонью по лицу и так же негромко продолжал: - Если не  случится,  значит,
на Земле что-то произошло, что-то плохое - и тогда во всяком случае мы  не
дождемся экспедиции оттуда... Нет,  я  не  думаю,  что  замеченный  нашими
астрономами корабль принадлежит Земле, слишком много аргументов против  и,
по сути дела, ни одного - за. И это говорит лишь в пользу того, что  нужно
побыстрее справиться с Лесом, со всем, что ставит Уровень под угрозу.  Что
же касается корабля, то если он даже опустится, экипаж его - если  на  нем
есть экипаж, разумеется, - вряд ли сможет установить какие-то  контакты  с
населением  нашей  планеты,  потому  что  я  не  думаю,  что  установление
контактов с представителями каких-то других цивилизаций - такая уж простая
и всем доступная вещь. Напротив, я думаю, что прилет  инопланетян  поможет
нам сплотить не только тех, кто блюдет Уровень, но и тех, кто не  согласен
с ним: внутренние разногласия и распри чаще всего забываются при какой-то,
действительной или воображаемой, угрозе извне.
   - Не всегда, - возразил Хранитель Времени.
   - Но мы постараемся, чтобы это произошло именно так. Я думаю, что мы не
должны медлить. Пора покончить с Лесом. А люди, укрывающиеся в нем, смогут
оказать большую помощь тем, кто занят сейчас в Горячих песках.  Мы  только
выиграем.
   Снова все помолчали.
   - Лес... - задумчиво проговорил затем Хранитель Пищи.  -  Распорядитель
сказал мне,  что  доставили  еще  какие-то  образцы  вещей,  изготовленных
нарушителями Уровня. Какую-то одежду, и еще что-то...
   - Посмотрим на досуге, - кивнул Старший. - Не знаю,  правда,  когда  он
теперь будет у нас, этот досуг... Да разве мы и  так  не  знаем,  что  уже
сегодня мы могли бы делать очень и очень многое из того, что  запрещаем...
Но разве есть у  нас  иной  выход?  Разве  можем  мы,  нарушив  программу,
кинуться в неопределенность? Нет, мы дождемся сигнала. Хорошо, сейчас  нам
нужно решить практические вопросы.  Я  считаю,  что  мы  должны  разделить
предстоящее на два этапа. Прежде всего - очистить район  старого  корабля.
Как нас извещают, там обосновались какие-то люди. Необходимо  прогнать  их
оттуда; лучше всего сразу же отправить их в Пески. А затем -  двинуться  в
лес.
   - И все же я опасаюсь... - пробормотал Хранитель Времени.
   - Нет, - убежденно сказал Старший. - Много столетий на нашей планете не
лилась кровь, не прольется она и сейчас. Можете  ли  вы  представить,  что
кто-либо из наших граждан захочет пролить кровь?
   Никто не ответил; потом Хранитель Солнца сказал:
   - Время смотреть на солнце.
   - Да, - сказал Старший Хранитель. - Идемте.
   И они направились к выходу.



16

   Мне показалось, что я приземлился в военном лагере. Автоматы  стояли  в
крепко сколоченной пирамиде, и возле нее холил  дневальный.  Дорожки,  что
были аккуратно обозначены и соединяли шалаши с погребенным кораблем,  были
очищены от хвои, и дерн с них сняли. Посредине занятой нами территории был
вкопан шест, на нем уже висел флаг. Я вгляделся и облегченно вздохнул: это
был  флаг  экспедиции,  а  не  что-нибудь  другое.  "И  на  том   спасибо,
Уве-Йорген", - подумал я.
   Очень радостно было видеть наших живыми и невредимыми. Только  Анны  не
было. Я чувствовал, как напрягаются нервы. Однако это никого не  касалось,
и я заставил себя задавать вопросы, выслушивать ответы и, в свою  очередь,
отвечать, и не только играть роль, но и  на  самом  деле  быть  деловым  и
целеустремленным капитаном,  которому  безразлично  все,  кроме  служебных
задач. Через несколько минут я  почувствовал,  что  злость