шили...
   Шувалов досадливо потряс головой, и Аверов умолк, не договорив.
   - Да, друг мой, да... Мы решили. Вот именно - мы... Но  я  тут  пытался
представить  -  математически,  разумеется,  -  каким  будет  ход   нашего
воздействия на светило. И нашел некоторые неясности...
   - Вы сомневаетесь в теории?
   - Да нет же, разумеется, нет! Но до сих  пор  теория  давала  нам  лишь
конечный результат. Тут все остается без изменений. А я хотел  представить
себе весь процесс этого воздействия, этап за этапом,  начиная  с  момента,
когда мы подойдем на нужное расстояние и включим установку. И оказалось...
   Он помолчал, словно еще раз мысленно проверяя то, что хотел сообщить.
   - Оказалось, что сейчас этот процесс не может быть  описан  однозначно.
Детальный расчет его займет слишком много  времени,  если  даже  мы  кроме
нашего вычислителя загрузим и навигационный.
   - Но если конечный результат в любом случае не подвергается сомнению...
   - То что же меня беспокоит, хотите вы спросить? Дело в том...  Вы  ведь
помните,  на  какое  расстояние  нам  надо  подойти,  чтобы  иметь  полную
уверенность в успешности воздействия?
   - Разумеется! Порядка двух миллионов...
   - И даже ближе. То есть, вплотную. Так вот, звезда ведет себя не совсем
по теории. И нельзя гарантировать, что в самой первой стадии  процесса  не
произойдет нежелательных явлений... типа выбросов вещества, скажем - таких
выбросов, которые смогут помешать нам отойти на безопасное расстояние.  Вы
понимаете?
   - Вы думаете...
   - Я думаю -  и  пока  не  могу  опровергнуть  этого,  -  что  мы  можем
просто-напросто сгореть вместе с кораблем.
   Аверов ошеломленно глядел на Шувалова.
   - Но... Это ведь означает, что мы не имеем права на такое  воздействие!
Что же вы молчите, профессор?
   - Да, друг мой, именно такой вывод сделал и я. Нормы нашей морали, наши
традиции... простая гуманность, наконец... все это восстает  против  того,
что задумали мы с вами.
   - А Земля? Ее судьба?
   - Земля... Если бы не это, тут и думать было бы не  о  чем.  И  тем  не
менее... Во-первых, мы. Мы уже имеем богатейший  научный  багаж.  В  наших
записях, наблюдениях, выводах... Наш экипаж. Шесть  человек.  Целых  шесть
человек, друг мой! Кто возьмет на себя  ответственность  за  их  жизнь?  И
наконец, вся экспедиция в целом. Мы, как вы знаете, не можем  сообщить  на
Землю  ничего.  Если  экспедиция  не  вернется,  там  решат,  что   в   ее
планировании были какие-то ошибки, и новый выход в  космос  задержится  на
много лет - а то и десятилетий, не знаю..." Вы понимаете, какова  величина
риска?
   Аверов выглядел спокойным: приобретенное в  самые  ранние  годы  умение
управлять своими чувствами помогало ученому сдерживаться - как, впрочем, и
самому Шувалову.
   - Каковы же иные выходы, профессор?
   - Я думал об этом. Мы можем, например, провести как можно более  полную
программу исследований  звезды,  вернуться  на  Землю  и  проанализировать
полученные данные с привлечением лучших сил всей  Системы.  Тогда  мы,  во
всяком случае, рассеем все сомнения  в  благополучном  исходе  экспедиции,
мало  того  -  убедим  и  самых  сомневающихся  в  необходимости  подобных
экспедиций. Кроме того... Может  быть,  нам  удастся  решить  все  неясные
вопросы, касающиеся течения процесса... Ну, и так далее.
   Аверов опустил голову и, глядя в пол, спросил:
   - Профессор... Думаете ли вы, что в результате можно будет  найти  иной
способ защитить Землю от угрозы вспышки?
   - Н-ну, не знаю... Конечно, можно допустить и такую возможность. Однако
я, откровенно говоря, на нее не рассчитываю.
   - Значит, так или иначе придется направить корабль - наш или другой - к
звезде и использовать установку?
   - По-видимому... да.
   - Можно ли осуществить воздействие с помощью одних лишь автоматов,  без
участия людей?
   - Не могу сказать, друг мой. Тут все-таки не Солнечная  система.  Мы  с
вами, хотя и приблизительно, все же знаем,  что  такое  сопространственный
полет. Боюсь, что без человека тут не обойтись.  Конечно,  если  поставить
задачу  такого  рода   перед   специалистами,   конструкторами,   то   они
спроектируют  и  построят  такие  автоматы.  Но  это  потребует   времени,
перестройки корабля... А времени у нас нет, вот в чем самая большая беда!
   - Да, я вас понял, благодарю вас. Значит, корабль уйдет сюда с  людьми.
- Теперь Аверов поднял глаза и смотрел на Шувалова, смотрел требовательно,
со странным огоньком в глазах. - Тогда  позвольте  спросить  вас:  кто  же
полетит на нем? Вы? Я?
   - Что за вопрос, друг мой? Полетите вы, полечу я, полетит  всякий,  чье
участие понадобится...
   - Профессор! -  сказал  Аверов.  -  Неужели  вы  не  понимаете:  вы  не
полетите, и даже я, наверное, нет. Нам просто не позволят!  Как  и  мы  не
позволили бы никому, зная, что имеется, пусть даже ничтожная,  вероятность
печального исхода! Нет, мы с вами больше не полетим!
   - Но кто же...
   - Вот и я подумал: кто же? Без нас корабль сможет добраться сюда. Но не
без экипажа! Они-то полетят наверняка! А теперь скажите, профессор: какими
бы соображениями мы ни руководствовались, не будут ли наши действия похожи
на попытку спастись самим, оставляя шесть человек на произвол судьбы?
   - Аверов! - произнес потрясенный Шувалов, воздев руки. - Друг  мой,  вы
же не думаете...
   - Конечно, я не думаю. Но если мы так поступим, я  не  смогу  заставить
себя не думать! И вы не сможете, профессор! Нет, никак не сможете!
   - Я не  пытался  рассматривать  проблему  под  таким  углом  зрения,  -
медленно, глухо проговорил Шувалов.  -  Но  вы  правы...  Вы,  безусловно,
правы... Я вам  очень  благодарен,  друг  мой,  что  вы  вовремя  обратили
внимание... Нет, конечно, на такой вариант мы пойти не можем. Но...  тогда
что же делать?
   - Может быть...  может  быть,  мы  обсудим  положение  с  экипажем?  Их
все-таки шесть человек - в какой-то степени общественное мнение,  которого
нам здесь недостает.
   - Аверов, друг мой... Вряд ли они смогут оценить  положение  надлежащим
образом. Не забудьте; они все-таки другие люди... Нет-нет,  я  не  считаю,
что они глупее нас,  но  они,  скорее  всего,  просто  не  подготовлены  к
восприятию таких проблем. Ну хорошо, я подумаю...


   Они входили в научный центр странно: каждый по-своему, но было и что-то
общее, неопределимое - входили словно в чуждый мир - а современный человек
чувствовал себя как дома в любой обстановке. Сидя за своим столом, Шувалов
смотрел, как они возникали тут, в раз  и  навсегда  определенном  порядке,
совершенно Шувалову не ясном; видимо,  была  у  членов  экипажа,  какая-то
своя, всеми признанная иерархия, хотя трудно было  определить,  по  какому
именно признаку они оценивали самих себя и  друг  друга.  Так  или  иначе,
первым вошел Иеромонах, остановился, как всегда, в двух  шагах  от  двери,
привычно повел глазами в правый дальний от  себя  угол  салона  -  там  на
переборке виднелся экран  спектрографа,  и  лицо  вошедшего,  как  обычно;
опять-таки, выразило легкое разочарование; он поклонился, сложил  руки  на
животе и  отошел  к  своему,  раз  и  навсегда  избранному  им  месту,  на
противоположной  от  ученых  стороне  стола  совещаний.  За   ним,   через
полминуты, вступил Питек -  быстро  и  бесшумно,  мгновенно  окинул  салон
взглядом - и можно было быть уверенным, что ни одна мелочь не укрылась  от
взгляда и накрепко запечатлелась в памяти, - проскользнул к  своему  месту
(казалось,  ворс  ковра  даже  не  приминался  под  ним)  и  сел  рядом  с
Иеромонахом. Затем, выдержав тот же интервал в полминуты,  появился  Рука;
только что его не было, и вдруг он оказался в салоне,  момента,  когда  он
вошел, как и обычно, Шувалов не  заметил.  "Вот  я",  -  сказал  Рука,  не
кланяясь, и упруго прошел к столу и сел по другую сторону Иеромонаха. Грек
пересек салон, не останавливаясь у двери, лишь подняв приветственно  руку,
серьезный и  сосредоточенный,  сел,  обвел  взглядом  всех,  на  мгновение
задерживаясь на каждом лице, и опустил глаза. Следующим вошел  Уве-Йорген;
остановился у двери, резко нагнул голову, здороваясь, и щелкнул каблуками.
Улыбнулся - как показалось Шувалову, чуть вызывающе, но возможно, на самом
деле это было и не так, - и сел, отодвинув кресло от стола,  закинул  ногу
на ногу, поднял голову и стал глядеть в потолок.  Последним  был  капитан;
кивнул, проверил взглядом, весь ли  экипаж  в  сборе,  и  уселся  напротив
Уве-Йоргена, рядом с Аверовым. Можно было начинать.


   - Итак, вот какова обстановка, и нас интересует ваше мнение, - закончил
Шувалов.
   Капитан кивнул.
   -  На  всякий  случай  повторяю:  возможны  два   выхода.   Действовать
немедленно - или  держать  совет  на  Земле.  Дело  осложняется  тем,  что
аппаратура наша еще не испытывалась, и о том, пройдет ли  наш  эксперимент
без осложнений, без... неприятностей, мы, строго говоря, можем судить лишь
с определенной долей вероятности. С одной  стороны,  есть  риск,  двадцать
пять - тридцать процентов, того, что за время  нашего  полета  к  Земле  и
обратно вспышка произойдет. С другой стороны, если мы  решаем  действовать
немедленно,  существует  риск  неудачи:  мы   можем   -   теоретически   -
предотвращая  возможность  вспышки,   спровоцировать   какие-то   побочные
процессы, и в таком случае погибнем сами. Вы это поняли? В  таком  случае,
мы хотели бы слышать ваше мнение.
   Капитан снова кивнул:
   - Думаю, что нам все ясно. Волей-неволей мы тоже задумывались об  этом.
Так что времени для размышлений нам не потребуется.
   - Я попросил бы вот о чем; друзья мои: пусть каждый не  только  сообщит
решение, но и, по возможности, мотивирует его.
   - Разумеется, - сказал капитан. - Прошу.
   - Что же, -  начал  Иеромонах,  -  надо  ли  поспешать?  Нет,  полагаю.
Перехитришь ли судьбу? Этого мне знать не дано,  но  не  сразу,  не  сразу
постигается истина; дневными заботами и ночными бдениями  приходит  к  ней
человек. Думать должно, много думать.  И  думать  надо  на  Земле.  Так  я
разумею.
   - Ясно, - сказал капитан. - Второй пилот?
   Питек усмехнулся.
   - Если бы я, завидев зверя, бежал к племени за советом, плохим был бы я
охотником. Тут риск и там риск; смелый  рискует  сразу,  трус  уклоняется.
Трус гибнет первым. Больше мне нечего сказать.
   - Инженер?
   Гибкая Рука поднялся.
   - Не знаю, как принято у вас. У нас важные дела решались вождями. Мы не
вожди. Они - на Земле. Пусть решают вожди. Мы выполним. Не надо  думать  о
себе. Надо - обо всех. На охоте - да, тут мой товарищ прав. Но  мы  не  на
охоте. Скорее, это война. Выходить ли на ее тропу, решали вожди, не воины.
   - Штурман, твое слово.
   - Что могут сказать люди? - словно подумал вслух спартиот. -  Подумают,
что мы убоялись риска. Мы могли бы пренебречь этим, если бы в  промедлении
был смысл. Но его нет. Есть ли на Земле оракул, вещающий без ошибок?  Нет.
Что сделают на Земле? Спросят у тех, кто лучше знает. Кто знает лучше? Вот
они, они сидят перед нами. Но то, что они думают, они могут сказать и тут.
Нас немного, но мы думаем каждый по-разному. На Земле людей будет  намного
больше, и они тоже будут думать  так  и  будут  думать  иначе.  Истину  не
постигают  числом.  Мы  стоим  там,  откуда  нельзя  отступать.  Не  будем
отступать. Иначе люди будут смеяться, вспоминая нас.
   - Уве-Йорген.
   - Когда отправляли экспедицию, знали, что  мы  не  сможем  поддерживать
связь. Следовательно, понимали, что решения будут  приниматься  здесь,  на
месте. Всякий начальник знает меру своей ответственности, свои обязанности
и права. Считаю, что это наше право  -  принимать  окончательные  решения.
Войны выигрывали те,  чьи  командиры  принимали  решения  сами.  Мы  можем
сообщить что-то новое Земле, но она ничего нового  не  сообщит  нам.  Надо
идти вперед.
   - Благодарю. Моя очередь, - сказал капитан. - В каком случае сделаем мы
больше: если уйдем или если останемся? Если  уйдем,  то  будем  носителями
информации, всего лишь. Если останемся, то предпримем  какие-то  действия,
будем активной силой. Ясно,  что  больше  сделаем  мы  во  втором  случае.
Считаю, что человек всегда должен стараться сделать максимум возможного  в
данных условиях. Я за то, чтобы действовать.
   - Друзья мои, - проговорил Шувалов, - большинство из вас - за то, чтобы
остаться  и  действовать.  Однако...   Доводы   ваши   звучат   достаточно
убедительно, но если мы ошибаемся... Мы ведь, по  сути,  решаем  судьбу  и
Земли,  и  нашу...  -  Он  запинался,  ему   очень   не   хватало   сейчас
современников, людей, с которыми он ощущал  неразрывную  связь,  вместе  с
которыми составлял нерушимое единство, кристаллическую решетку, где каждый
атом знал свое место и все вместе они обеспечивали прочность системы.  Те,
кто был здесь, экипаж, не знали такого счастья, быть одним из многих,  они
привыкли быть сами по себе, решать сами и отвечать сами - но не было ли  в
этом громадного неуважения ко всем остальным людям, пренебрежения  ими?  А
единственный его современник, Аверов, думает  иначе;  возможно,  он  хочет
поскорее запустить свои  конструкции,  испытать,  убедиться  -  это  можно
понять, но можно ли с этим согласиться?..
   Поднялся Иеромонах.
   - Мы с Георгием согласны с остальными. Мы были неправы.
   - Друзья мои, я, откровенно говоря, не знаю... Неужели?..
   Он умолк, закрыл глаза и  несколько  секунд  сидел  так.  Потом  поднял
голову.
   - Хорошо. Сделаем все, что можем. В конце концов...  Капитан,  в  таком
случае надо приступить к монтажу установок воздействия.
   - Когда начнем?
   - Сейчас же, капитан.
   Объект N_11 получил имя "Даль". Изо всех древних алфавитов на этот  раз
для обозначения светил был избран  арабский,  и  "даль"  было  всего  лишь
названием одной из его букв. Звезда имела и свой номер по каталогу,  но  в
экспедиции привилось просто "Даль" - так выходило короче и красивее.
   Шувалов намеревался, описывая сужающиеся витки, подходить к объекту все
ближе, непрерывно зондируя звезду до тех пор,  пока  не  станет  возможным
прийти  к  однозначному  выводу  относительно  реальности  угрозы  -   или
наоборот, ее эфемерности.
   Все понимали,  что  исследование  потребует  времени  и  опасность  для
корабля и живущих в нем людей будет непрерывно возрастать.  Но  выбора  не
было.
   Ощущение опасности, как ни странно, придало людям бодрости. И в  первую
очередь - экипажу: опасность - это было что-то из прошлого, из  молодости,
из той жизни, которую они (каждый про себя) считали единственно  реальной,
настоящей. Для ученых чувство опасности, непрерывной угрозы явилось чем-то
совершенно новым:  переживать  такое  им  не  приходилось.  В  первые  дни
непривычное ощущение их тяготило; потом, неожиданно для  самих  себя,  они
нашли в нем какой-то вкус. Им стало казаться, что  новая  жизнь,  жизнь  в
опасности,  отличалась  от  прежней,  спокойной,  как  морская   вода   от
водопроводной:  у  нее  был  резкий  вкус  и   тонкий,   бодрящий   запах,
заставлявший дышать глубоко и  ощущать  каждый  вдох  как  значительное  и
радостное событие.
   Вряд ли ученые признавались даже самим себе в том, что такое  отношение
к жизни возникло у них под  влиянием  шестерых  человек  из  других  эпох,
которые относились к жизни именно так. Работали быстро,  даже  с  каким-то
ожесточением. На  звезду  Даль  поглядывали  теперь  с  опаской.  Красивое
светило оказалось коварным. Хотелось  поскорее  сделать  все  и  оказаться
подальше от него.
   - Нет, Уль, это не мед, а желчь, какой-то  сгусток  желчи.  И  даже  не
желчь. Большая желтая дикая кошка, что притаилась в засаде  и  ждет,  пока
охотник подойдет поближе... Готово.
   - Закрепляем.
   - Есть. Тяжелая штука...
   - Ты носил и потяжелее, верно?
   - То была охота. Удачная охота. Тот груз не тяготил. Вот я помню...
   - Сейчас тоже охота, Питек. Большая охота. Осторожно, Рука:  доверни-ка
еще...
   - У нас будет пять стрел в воздухе, капитан.
   - Да, Рука: пять стрел в воздухе. Стрелять будем быстро и точно. Рыцарь
выведет нас точно на цель.
   Уве-Йорген подключал фидер. Он поднял голову:
   - Впервые в жизни буду действовать оружием, об устройстве  которого  не
имею ни малейшего представления. Странное чувство.
   - Не беспокойся, Рыцарь. Преимущества на нашей стороне: мы в  латах,  а
враг раздет догола: Не по-рыцарски, верно?
   - Даль - не рыцарь. Скорее - сарацин с закрытым лицом.
   - Разве они закрывали лица. Рыцарь?
   -  Ну,  бывало  и  так.  Однажды...  Но  мне  пора  подключать  второй.
Заканчивайте.
   - Сарацин - это человек? Нет, Рыцарь,  Даль  -  все-таки  дикая  кошка.
Злобная, глупая дикая кошка. И ее донимают блохи.
   - Какие еще блохи? Давайте, давайте, ребята. Так что за блохи?
   - Это была не пчела - то, что я видел тогда. Я подумал о  пчеле,  когда
решил,  что  звезда  похожа  на  мед.  Но  это  кошка,   которая   сначала
притворилась медом. И не пчела, пчелы не ползают по диким кошкам: то  была
блоха, черная блоха на желтой шерсти... Стоп! Хорош!
   - А я и забыл. Все никак не соберусь  поглядеть  снимки.  Ты  отдал  их
ученым?
   - Да, только они тоже не смотрели: все считают и считают.
   - Хорошо, это не к спеху. Главное мы знаем. Нет, конденсатор вдвоем  не
поднять. Ну-ка, все разом! Взяли!


   - Благодарю вас,  капитан.  Работа  сделана,  я  бы  сказал,  блестяще.
Откровенно говоря, я даже не  ожидал...  Все  очень  хорошо.  Теперь  надо
заряжать батареи. Режим экономии.  Все  силовые  установки  -  на  зарядку
батарей. Следить надо очень внимательно, но взять полный заряд.
   - Я знаю. Мы ведь занимались этим.
   - Да, но то ведь были лишь испытания...
   - Это не имеет значения.
   - Я очень рад, "капитан. Что, коллега Аверов?
   - Здравствуйте,  капитан  Ульдемир.  Одну  минуту...  Последние  записи
подтверждают,  что  мы  правы:  процесс   развивается   в   принципиальном
соответствии с Кристиансеном.
   - Мне очень приятно услышать об этом... У вас есть что-то к капитану?
   - Только одно. Когда можно будет приступать?
   - Если заряжать батареи по правилам, то через шесть  дней:  пять  -  на
зарядку, и один - чтобы вывести сопространственный дренаж...
   - Разумеется, по правилам, капитан, только по правилам, прошу  вас.  Ни
малейшей небрежности, ничего такого...
   - Разумеется. Мы сделаем все точно так, как нужно.


   Катер вплыл в эллинг. Створки сошлись, зашипел воздух. Капитан Ульдемир
снял перчатки и откинулся на спинку сиденья.
   - По-моему, все в порядке.
   - Да-да, вы совершенно правы. Должен сказать, снаружи, из пространства,
все это выглядит весьма, весьма внушительно. Я  как-то  не  представлял...
Да, просто устрашающе. Если бы я был жителем звезды Даль, то испугался бы,
честное слово.
   - К счастью, на звездах не живут. А установка хорошо вписалась, эмиттер
смотрится просто красиво. Я получил эстетическое наслаждение...
   - О, да вы эстет, коллега Аверов. Ну, вам простительно: установка  ведь
- ваше творение...
   - Наше: где были бы мы без ваших теоретических предпосылок?
   - Ну, разумеется, но конструкция ваша, друг  мой,  только  ваша.  Итак,
можно считать, что у нас все готово? Коллега Аверов?
   - Да.
   - Капитан Ульдемир?
   - Батареи заряжены полностью.
   - Вы обеспечите нужную точность наводки?
   -  Мы  произведем  маневр  сразу  же,  чтобы  в  нужный  момент  только
скорректировать наводку. Когда начнем отсчет?
   - Сейчас - отдых. Чтобы в решающий миг  ни  у  кого  не  дрожали  руки.
Начнем через четыре часа.
   Оставалось четыре часа, и делать было совершенно нечего. Еще раз пройти
по постам, постоять у механизмов, послушать, как  журчат  накопители,  как
едва слышно гудят батареи, почувствовать, как  пахнет  нагретый  металл...
Что еще? Лечь в койку? Уснуть не уснешь, и,  чего  доброго,  еще  нагрянут
воспоминания... Сад памяти? Нет...
   Капитан Ульдемир потер лоб. Что-то мешало рас