е не кажется?
   - А если у меня есть, что показать?
   - И - кому, не правда ли?
   - Мама! Я уже не маленькая. И вообще, не будем об этом. Я хотела только
сказать, что Властелину, чтобы я его опять полюбила, надо совершить что-то
такое... выдающееся. Небывалое.
   - Вот не знала, что ты влюблена в него.
   - Не было такой девочки, которая не любила бы Наследника.
   - А сейчас он вам изменил и вы обиделись?
   - Не надо смеяться над нашими чувствами,  мама.  Я  надеюсь,  он  очень
скоро поймет, чего мы от него ждем.
   - Небывалого поступка? Ну что же, будем ждать  поступков.  Это,  кстати
сказать, не только вас, молодых, волнует... Мы все надеемся, что ждать  не
придется слишком долго.
   - Вот увидишь!
   ...Сколько людей - столько мнений, не правда ли? Но если  мнением  юных
девиц можно пока пренебречь (хотя совсем сбрасывать его со счетов  нельзя:
молодежь - материя, взрывающаяся  легко  и  охотно,  едва  лишь  сработает
детонатор), то мнение аккредитованных в  Ассарте  дипломатов  -  послов  и
посланников семнадцати иных миров - имеет немалое значение уже  сейчас.  И
очень  интересно  то,  что  в  принципе  представления   квалифицированных
политиков почти не отличаются  от  впечатлений  ассартского  обывателя.  В
срочных отчетах своим правительствам по поводу давно ожидавшейся и наконец
совершившейся смены власти послы не преминули отметить, что новый, до  сей
поры почти неизвестный  в  политической  среде  Властелин  первыми  своими
действиями  заставил  считать  себя  человеком  твердым,   решительным   и
жестоким, а его замкнутый образ жизни до сих пор  позволяет  предполагать,
что эти свойства его характера, лишенные тех сдерживающих рефлексов, какие
неизбежно вырабатываются при жизни в  обществе,  в  постоянном  общении  с
людьми, в сложных ситуациях могут приобретать весьма высокие  значения.  А
следовательно,  вряд  ли  разумно  ожидать   какого-либо   смягчения   как
внутренней, так и внешней политики Ассарта, которая если и будет меняться,
то в сторону ужесточения, к  чему  соседние  миры  должны  быть  готовы...
Короче говоря, правительства были предупреждены  о  том,  что  Ассарт  при
новом  Властелине  вряд  ли  отойдет   от   всегдашней   привычки   решать
политические проблемы военными способами,  а  потому  надо  держать  порох
сухим и быть постоянно начеку.
   Странно, но далеко не все  послы  сочли  нужным  проанализировать  факт
серьезной, а вовсе не  ритуальной,  стычки  между  Наследником  и  охраной
почившего Властелина, в результате которой  четверых  гвардейцев  пришлось
исключить из списков полка вследствие, как было  сказано,  их  гибели  при
исполнении служебных обязанностей. То ли потому, что  дипломаты  не  очень
поняли разницу между одним и другим и решили, что так оно  и  должно  было
быть, то ли по другим причинам. И лишь  трое  или  четверо  заметили,  что
стычка  эта  весьма  смахивала  на  заранее  подготовленное  покушение,  а
следовательно,  что  новый   Властелин   может   столкнуться   с   сильным
противодействием на самых верхних уровнях власти -  если  только  в  самом
ближайшем  будущем  не  предпримет  таких  шагов,  которые  заставят  даже
оппозицию если не согласиться с  ним,  то  во  всяком  случае  притихнуть.
Правда, тут следует заметить, что никто из дипломатов - и не только они  -
собственно, и не знал, существует ли вообще  какая-то  оппозиция,  а  если
существует,  то  каких  взглядов  придерживается,  чего  хочет  от  нового
Властелина и  чего  не  хочет.  Они  просто  исходили  из  того,  в  общем
правильного, предположения, что какая-то  оппозиция,  явная  или  скрытая,
существовала, существует и будет существовать всегда и везде - все по  той
же причине биполярности мира.
   Итак,  все,  поголовно  все  ожидали  от  нового  Властелина   каких-то
решительных действий,  на  которые  он  своим  поведением  при  выполнении
древнего ритуала как бы подал заявку. И нельзя сказать, чтобы он этого  не
понимал: все-таки он рос в Жилище Власти, и политика  была  тем  воздухом,
каким в этом доме дышали все, от Властелина до последней судомойки. Однако
он был, пожалуй, единственным человеком, понимавшим, что сегодня он  ни  к
каким действиям готов не был, завтра тоже мог еще  оказаться  недостаточно
подготовленным, и лишь послезавтра, может быть... Думая  так,  он  имел  в
виду, разумеется, не календарные, а политические "завтра" и "послезавтра",
которые, как известно, могут растягиваться на недели, месяцы и даже  годы.
И мы с вами, пожалуй, можем понять причины этой его неуверенности.
   Вынужденный совершить требуемое и оправданное Порядком  насилие,  и  не
единичное, а многократное - включавшее в себя пять убийств, - он тем самым
совершил и еще одно насилие: над самим собой, как и предсказывал его  ныне
покойный отец. И как Ястре (он чувствовал) необходимо  было  время,  чтобы
прийти  в  себя  после  учиненного  над  нею,   опять-таки   законного   и
неизбежного, надругательства - так и ему требовалось  не  меньше  часов  и
дней, чтобы понять, кто же он теперь таков и на  каком  обретается  свете.
Потому что именно от этого зависело - что  он  должен  и  чего  не  должен
впредь делать.
   Ему нужно было примириться с самим собой; и он старался сделать это. Он
видел два пути для достижения такого примирения. Можно было признать  себя
виноватым и пообещать самому себе тем или иным способом искупить  вину,  и
впредь поступать совершенно  иначе.  Но  можно  было  и  наоборот:  раз  и
навсегда сказать себе, что все произошло именно так, как только и могло, и
должно было произойти, что его личная вина во  всем  случившемся  была  не
большей, чем вина топора, которым рубят  головы;  ручку  топора  в  данном
случае сжимали и все его многочисленные предки, установившие и выполнявшие
такой порядок, и бесчисленные современники, которые этот порядок принимали
и одобряли - а следовательно, виниться было не в чем и нечего искупать.  В
таком случае не следовало искать никаких  новых  путей,  но  двигаться  по
проторенной дороге до тех пор, пока не пробьет и его последний час.
   Этот второй вариант был проще и в чем-то даже  приятнее:  в  нем  была,
самое малое, полная ясность. Во всяком  случае,  так  казалось  с  первого
взгляда. И, наверное, Рубину Власти потребовалось  бы  минимальное  время,
чтобы  справиться  со  своими  переживаниями,   если   бы   не   кое-какие
несовпадения, на которые он при всем желании не мог не обращать внимания.
   Первым, что заставляло его вновь и вновь возвращаться к своей  позиции,
к ее выбору, была схватка с гвардейцами. В  отличие  от  дипломатов,  Изар
прекрасно понимал разницу между ритуальным бряцанием шпагами  и  серьезной
дракой, когда тебя хотят убить. Он не  сомневался  в  том,  что  это  было
покушение, но пока еще не мог понять: кто и зачем его организовал. Значит,
существовали в Ассарте какие-то силы, о  которых  не  предупредил  его  ни
отец, ни кто-либо другой.
   Вторым же являлось чисто  интуитивное  ощущение  того,  что  в  Державе
что-то идет не так, как нужно, как должно бы идти.
   Не поняв того и другого, считал он, нельзя было  предпринимать  никаких
серьезных шагов. Об этом он и думал днями  и  ночами,  не  покидая  Летней
Обители Властелинов, где находился вдвоем с грустной Ястрой -  не  считая,
разумеется, прислуги и охраны.
   ...Он лежал в постели, но не спал, когда ему доложили, что  его  просит
незамедлительно принять Ум Совета для важной беседы.


   Женщина, с которой мы не раз уже встречались в былые времена, стояла на
опоясывавшей дом-галерее и, опершись локтями о балюстраду, глядела в  небо
- густое, южное, цвета индиго - в котором, однако, не  было  солнца,  хотя
все вокруг заливал июньский, утренний, животворный свет.  Пахло  цветущими
травами, и казалось, размышлять там можно было лишь об одном: о прекрасном
чуде  жизни,  не  прерывающейся  даже  и  тогда,  когда  завершился   твой
планетарный цикл; нет, не прерывающейся,  хотя  и  во  многом  меняющейся.
Однако, судя по выражению лица женщины, по нахмуренному лбу,  сведенным  к
переносице бровям, плотно сжатым губам - ее занимали совсем другие мысли.
   Она была совершенно неподвижна, и никто не взялся бы сказать, как долго
уже она стоит так: неподвижность - палач времени, она его  уничтожает.  Но
вот женщина распрямилась - резко, как  лук,  у  которого  лопнула  тетива;
посмотрела по сторонам, топнула ногой, как бы в нетерпении.  И  решительно
двинулась по галерее.
   Она нашла Мастера наверху - там,  откуда  видны  миры  и  пространства.
Мастер смотрел в одно из них и  чуть  заметно  покачивал  головой,  словно
что-то отрицая, не соглашаясь с кем-то. На ее шаги он обернулся не  сразу.
Но обернулся все-таки, и на лице его возникла улыбка. Но по мере того, как
женщина приближалась, - улыбка угасала и на  лицо  возвращалось  выражение
озабоченности.
   - Ну что? -  спросила  она  кратко,  как  спрашивают,  когда  не  может
возникнуть сомнений в смысле вопроса. - По-прежнему?
   Мастер медленно кивнул.
   - Ничего нового. Ни от экипажа, ни от Рыцаря, ни от капитана.  Хотя  на
точке Таргит он оказался вовремя.
   - Что же могло случиться?
   - Трудно сказать. Его прибытие на точку обозначено четко. А  вот  выход
как-то смазан. Словно кто-то пытался подавить наш канал связи.
   - Но он продолжил путь?
   - Несомненно.
   - Разве он мог направиться оттуда в другое место - не в Ассарт?
   - Не допускаю такой мысли. Ему известны  только  те  координаты.  И  он
никогда не пользовался такими линиями самостоятельно.
   Женщина решительно тряхнула головой.
   - Я немедленно отправляюсь туда.
   - Куда?
   - В Таргит. На Ассарт. В  любое  место,  где  можно  будет  найти  хоть
какие-то следы - его или любого из них.
   - Я не позволю тебе, Эла.
   - Ты, кажется, забыл: теперь я независима ни от кого. И от  тебя  тоже.
Как всякий человек Космической стадии жизни.
   - Не забыл, поверь мне. Однако...
   Она перебила:
   - Не трать слов попусту. Я не хочу потерять его. Хватит и того, что  он
потерял меня.
   Мастер с грустью посмотрел на нее.
   - Я знаю, Эла, что ты поступишь так, как сочтешь  нужным.  Но  хотя  бы
выслушай меня. А слушая - вспомни, что Космическая стадия  еще  не  делает
тебя всесильной.
   - Хорошо, -  сказала  женщина  после  секундной  паузы.  -  Я  согласна
выслушать. А что до моих сил - я сама  знаю  им  меру.  Итак,  чем  же  ты
станешь убеждать меня?
   - Не собираюсь убеждать. Хочу только подумать вслух - а ты дашь  оценку
моим мыслям - может быть, они ничего и не стоят.
   Эла кивнула, принимая его условия.
   - Я думаю вот о чем, - продолжал он. - Когда исчезли трое  -  экипаж  -
можно  было  подумать,  что  возникло  какое-то  неблагоприятное  стечение
обстоятельств, случайность - одним словом, некое естественное препятствие,
не более того. Потом отправился Рыцарь - и тоже канул в неизвестность. Это
уже вызвало определенные подозрения. Однако и тут  еще  можно  было  найти
какие-то оправдания: он пустился в дорогу в то время, когда  прямой  канал
был прерван  возникшей  областью  мертвого  пространства  -  и  его  могло
забросить куда-нибудь в другое место, где нет условий для связи со мной. И
вот ушел капитан. Но уж его-то я отправил  кружным  путем,  в  обход  всех
возможных помех. И когда пропадает и он...
   Не выдержав, она перебила:
   - Посылать с таким заданием человека, который чуть ли не  двадцать  лет
не выступал эмиссаром! Разумно, нечего сказать...
   - Верно, верно. Хотя тут  он  успел  получить  неплохую  подготовку,  я
согласен: отсутствие практики не говорит в его пользу. Но  тем  не  менее,
Эла, это - его экипаж. При всех своих недостатках, он и  сейчас,  да  и  в
любой миг способен повести их за собой. А ведь каждый  из  них  -  сильный
человек с крутым характером.
   - Не хватает малости: чтобы он нашел их - иначе кого он поведет? Он  бы
разыскал их - если бы  с  ним  самим  ничего  не  случилось.  Но,  видимо,
случилось все-таки...
   - Об этом я и говорю.
   - Ну, извини. Постараюсь  не  перебивать  тебя.  Да,  конечно,  вы  его
готовили. И все же он не выглядел совершенно собранным - я ведь  знаю  его
намного, намного лучше, чем ты, или Фермер, или любой здесь!
   - Значит, ты все-таки видела его?
   - Неужели ты думал, что я подчинюсь твоему запрету? Видела, разумеется.
Успокойся: сама я ему не  показалась.  И  теперь  понимаю,  что  напрасно.
Потому что я сумела бы придать ему еще что-то... вложить в него... то, что
ему пригодилось бы в трудный час и чего ни ты и никто из твоих  научителей
дать ему не в состоянии. Вот, больше я не стану прерывать твои мысли.
   Мастер помолчал, словно вспоминая то, что хотел сказать.
   - Итак... После ухода капитана мне стало ясно, что  все  происходит  не
случайно. Случившееся  -  результат  чьих-то  осмысленных  и  направленных
действий. Направленных против кого? Экипажа? Рыцаря?  Капитана?  Вряд  ли;
каждый из них, да и все они вместе -  еще  не  такая  сила,  чтобы  кто-то
захотел устранить их именно потому, что это - они,  а  не  кто-то  другой.
Видимо, будь на их месте совсем другие люди,  и  тех  постигло  бы  то  же
самое. Значит, действия направлены не против  самих  людей,  а  против  их
задачи. Иначе говоря,  кому-то  не  нужно,  чтобы  информация  об  Ассарте
поступила сюда, ко мне, к нам. Я рассуждаю логично?
   - Пока, по-моему, да. Продолжай.
   - А это может означать лишь одно: с Ассартом - а может быть, и со  всем
скоплением Нагор, у кого-то связаны свои  планы,  и  они  не  совпадают  с
нашими.
   - Откуда кто-то может знать о твоих планах?
   - Не обязательно, чтобы он знал их содержание. Но он зато хорошо  знает
свои собственные намерения. И уверен,  что  они  не  совпадают,  не  могут
совпасть с нашими.
   - Что же, правдоподобно.
   - Это, в свою  очередь,  говорит  о  том,  что  тот,  кто  осуществляет
действия против нас, знает меня. Или Фермера. Или нас обоих.  Мне  кажется
очень вероятным, что это - кто-то из нас...
   - Из людей Фермы? Невероятно. Тут ты ошибаешься.
   - Ты не так поняла меня, Эла. Я сказал - кто-то из нас...  То  есть  из
людей того  уровня  сил,  к  которому  принадлежим  и  мы  с  Фермером.  В
Мироздании их не так уж мало - а ведь  некогда  все  мы  вышли  из  одного
гнезда.
   - Мастер, ты очень любишь повторять: "мы, люди..." Но я-то знаю, что ты
все-таки не совсем человек...
   - Это сложная проблема, - улыбнулся он, - и сейчас ни к чему заниматься
нашей родословной. Итак, это может быть кто-то из нас. И если это так,  то
дело сразу становится куда серьезнее, чем представлялось сначала.
   - Почему?
   -  Потому  что  наш  уровень  Сил  не  действует  по   пустякам.   Если
задумывается какой-то план, то, даже ничего о нем не зная, можно наверняка
сказать: это масштабный план. И последствия его выполнения могут  быть,  к
сожалению, тоже весьма масштабными.
   - Ты сказал - к сожалению. Ты уверен, что делается что-то опасное?  Для
нас, для всего Мироздания?
   - Не удивлюсь, если так и окажется.  Опасное...  Это  ведь  зависит  от
системы понимания Бытия - а систем этих может быть множество,  и  то,  что
опасно в одном мировоззрении, может казаться благом в другом.
   - Обожди, обожди... Мастер, а  то,  что  твои  интересы  и  еще  чьи-то
столкнулись именно в скоплении Нагор - это случайность,  как  ты  думаешь?
Или эта масса светил чем-то выделяется среди прочих?
   - Вот видишь, ты заглянула в самый корень.  Для  меня  Нагор  -  просто
место проведения очередной повседневной работы, даже не проведения, а лишь
подготовки к нему. Но для моих оппонентов, надо полагать, значение  Нагора
куда больше. Потому что уже сам  способ  их  действий  говорит  о  немалом
размахе.
   - Ты об исчезновении наших?
   - Не только. Куда более  многозначительным  кажется  мне  возникновение
того самого мертвого пространства - именно теперь и тут. Это уже не просто
перехват эмиссара или даже пятерых. Это уже...
   Он неожиданно умолк - словно не знал, как продолжить.
   - Ну, Мастер! Что же ты?
   - Видишь ли... Откровенно говоря,  я  не  знаю,  что  такое  -  мертвое
пространство. Никогда не приходилось сталкиваться с этим.
   - Разве нельзя спросить у Высших Сил?
   - Это уже сделано. Но и им нужно  время,  чтобы  найти  ответ.  А  это,
кстати, свидетельствует о том, что им тоже не  приходилось  встречаться  с
таким явлением - или, во  всяком  случае,  оно  настолько  редко,  что  не
сохраняется в памяти. Так что пока мне  ясно  лишь,  что  такие  необычные
явления не используются ради решения однодневных проблем.
   - Видимо, ты прав, Мастер. Мне кажется, надо постараться  -  как  можно
скорее выяснить - кто действует против тебя и что  такое  это  пресловутое
мертвое пространство.
   - Целиком с тобой согласен. Итак, теперь ты понимаешь, почему я  против
того, чтобы ты отправился на поиски Ульдемира и его экипажа?
   - Совершенно не понимаю. Постой... Ты хочешь послать меня... туда?
   - Я не знаю никого другого, Эла, кто  справился  бы  с  этим.  Человеку
Планетарной стадии не стоит и пытаться: он погибнет. А ты...
   - А мне, как бессмертной, ничто не грозит - поэтому?
   - Не только. Я ведь тоже знаю тебя... в какой-то степени. И уверен, что
тебе это по силам. Конечно, я мог бы отправить туда и Никодима,  на  время
оторвав его от пашни...
   - Иеромонах - надежный человек. Почему же нет? И он ведь тоже  закончил
свою Планетарную пору - куда раньше меня...
   - Верно. И если бы там предстояло драться или сокрушать что-то, я и  не
подумал бы о тебе. Но этого не потребуется.  Побывать  там  и  попробовать
разобраться; тихо, осторожно, быстро и успешно: Это,  по-моему,  дело  как
раз для тебя.
   - Чувствую себя польщенной. И не колебалась  бы  ни  секунды,  если  бы
могла быть спокойна, целиком отдаться делу. Но сейчас... Мастер...
   - Я понимаю.
   - Кто же поможет ему, если не я?
   - Я могу обидеться, Эла. Неужели мы способны  бросить  наших  людей  на
произвол судьбы?
   - Но время идет - а ты ничего не делаешь...
   - Ошибаешься. Я делаю больше, чем тебе кажется.
   - Например?
   - Хотя бы - верю в него. В отличие от тебя. Ты полагаешь,  что  он  без
твоей помощи не  переломит  обстоятельств,  если  они  неблагоприятны,  не
одолеет противостоящую силу, не спасется  и  не  выполнит  того,  что  ему
поручено. Вот что означает твое стремление поскорее кинуться на  помощь  -
хотя ты и не знаешь куда. А я уверен, что он сможет справиться с этим сам.
И то, что я в него верю, не остается, как ты понимаешь,  одним  лишь  моим
душевным движением; я открываюсь миру - и мое ощущение  уходит,  и  где-то
оно в эту самую секунду достигает его - хотя сам он и не понимает,  откуда
вдруг возникает у него уверенность,  которой  только  что  не  хватало,  и
прибавляются силы, казалось, уже иссякшие,  и  возникают  нужные  мысли...
Нет, Эла, я делаю. То, что могу сейчас.
   Она виновато улыбнулась.
   - Конечно, ты прав, Мастер. Прости. Хорошо, я готова. Когда?
   - Я скажу тебе. Скоро.


   - Я надеялся, Ум Совета, что  ты  хоть  позволишь  мне  выспаться.  Что
привело тебя сюда среди ночи? Ритуал? Или  дела  действительно  не  терпят
отлагательства? - Изар с трудом удержал зевок. - Говори.
   Старый вельможа позволил себе  чуть  улыбнуться.  Но  глаза  оставались
серьезными.
   - Нет, это не ритуальный визит преклонения. Просто в  мои  годы  ничего
нельзя откладывать, иначе дело может оказаться отложенным навсегда.  А  на
мне лежит слишком серьезная обязанность.
   - О, я надеюсь, что ты проживешь еще много лет.
   Это не просто формулой вежливости было; Ум Совета и в самом деле не был
похож на человека, собирающегося в скором будущем распрощаться с жизнью.
   - Благодарю тебя. Бриллиант Власти...
   Такое обращение было новым, непривычным. Но - приятным.
   - Однако, если даже Бог отпустит  мне  еще  какое-то  время,  то  я  не
собираюсь посвящать е