отри
телевизор.
   - Я буду смотреть телевизор, Изар. Весь мир будет.
   - Конечно, - согласился Изар. - Сегодня весь мир без  исключения  будет
смотреть телевизор.
   Он кивнул камердинеру и вышел. Спустился по  лестнице,  пересек  пустой
вестибюль. Швейцар поклонился, нажал кнопку - тяжелая дверь отъехала.
   - Удачи, Рубин Власти, - проговорил он вдогонку.
   Изар,  не  оборачиваясь,  кивнул.  Дверь  за  его  спиной  затворилась,
басовито рокоча. Четверо стражей - сегодня то были Уидонские  гвардейцы  -
отсалютовали и  вновь  окаменели.  Конюший  и  два  прислужника  внизу,  у
крыльца, склонились,  лошадь,  которую  конюший  держал  под  уздцы,  тоже
опустила длинную, породистую голову.
   - Я приказал оседлать "Огонь милосердия". Рубин Власти.
   - Да, - сказал Изар. - Прекрасная  лошадь,  благодарю  вас,  Топаз.  Но
велите расседлать. Я пойду пешком. Прекрасный вечер.
   Он повернулся и пошел. Не так уж далеко было до Жилища Власти, и  лучше
было пройти это расстояние пешком, глубоко и спокойно дыша, ни на  что  не
обращая внимания и ни о чем не думая; ни о незримой охране, ни о столь  же
незаметном телевидении, и меньше всего - о том, что предстояло.  Все  было
продумано заранее. Задолго до его рождения. И не раз испытано на практике.
Не раз, подумал Изар.  А  сколько  же?  Он  принялся  считать.  Арифметика
помогала идти, ни о чем другом не думая.


   Странно: здесь ничего не изменилось за столько лет. Хотя - тут годы как
раз не проходят. Да и чему меняться? Все тот же  дом,  и  та  же  веранда,
залитая исходящим отовсюду золотистым светом;  и  поросший  яркой  муравой
луг,  пересеченный  медленно  струящейся  речкой,  окаймленной  невысокими
кустами; и кромка леса вдали - у высокого горизонта. Я стоял и смотрел; но
если много лет назад, глядя  на  все  это  впервые  и  еще  совершенно  не
понимая, где я оказался и что это такое, - если тогда я  старался  как  бы
вобрать все, доступное  взгляду,  в  себя,  то  сейчас  мне  не  на  шутку
захотелось вдруг самому раствориться во всем окружающем,  и  уже  никогда,
никогда больше не  уходить  отсюда;  потому,  быть  может,  что  мне  было
известно: только здесь - и нигде больше я смогу  в  будущем  находиться  с
нею. Только здесь - когда там, дома, мои дни  истекут,  и  останется  один
только вечный, непреходящий день здесь... Впрочем, - тут же подумал  я,  -
Мастер и тогда не даст подолгу засиживаться без  работы.  Не  тот  у  него
характер. А, да пускай гоняет - все равно, каждый раз мы - и она,  и  я  -
будем возвращаться сюда, если не в этот двухэтажный дом с высокой  крышей,
то во всяком случае в его окрестности - и пребудем, пока существуют  миры,
а также те, кто следит, чтобы эти  миры  продолжали  существовать.  Станем
постоянными жителями Фермы - как иеромонах Никодим, например...
   Мысли мои прервались от звука шагов. Занятно: я не  разучился  узнавать
шаги, и  сейчас,  едва  услышав,  уже  знал,  кто  приближается:  высокий,
сильный, чуть насмешливый человек вечно среднего возраста.
   Мастер подошел и, как  встарь,  положил  мне  руку  на  плечо,  как  бы
обнимая.
   - С приездом, Ульдемир, - сказал он таким голосом, будто мы не виделись
- ну, от силы каких-нибудь три дня. Словно  мы  вернулись  в  те  времена,
когда все были молоды и - ну да, наверное же мы были тогда счастливы, хотя
и не понимали этого; подлинное счастье  всегда  остается  в  прошлом,  оно
всегда уже ушло, и его видишь только со спины,  потому  что  никак  нельзя
обогнать его, чтобы снова встретиться лицом к лицу, чтобы воскликнуть:  "Я
знаю тебя! Твое имя - Счастье!" - и в ответ  увидеть  ту  улыбку,  которой
улыбается только  Счастье  -  но  тогда  тебе  казалось,  что  всего  лишь
улыбнулась женщина...
   - Здравствуй, Мастер, - сказал я и вздохнул невольно. - Тепла тебе.
   - Ты рад снова оказаться здесь, капитан?
   Серьезный ответ занял бы слишком много времени. И  я  предпочел  увести
разговор в сторону:
   - Я давно уже перестал быть капитаном. Мастер.
   - Нет, - откликнулся он серьезно. - Однажды возникнув, это не проходит.
Дремлет, может быть. И когда нужно - просыпается.
   - Если экипаж отлично обходится без того, кто возглавлял его, значит...
- И я развел руками.
   - Ну, не вижу в этом ничего плохого: и капитану нужен отдых - когда все
благополучно и корабль идет в фордевинд.
   Что-то в его голосе заставило меня насторожиться: кажется, то  была  не
свойственная Мастеру тревога.
   - Что-то случилось. Мастер?  Ветер  зашел,  и  приходится  идти  острым
курсом?
   - Похоже, что твой экипаж в беде, - сказал он невесело.  -  Вот  почему
пришлось нарушить твои планы.
   Я мотнул головой.
   - Нельзя нарушить то, чего нет. Говори, Мастер. Что случилось?
   - Может быть, и ничего страшного, - проговорил он как бы с сомнением. -
И все же я обеспокоен. Пойдем,  прогуляемся  по  травке?  Движение  задает
разговору свой ритм...
   Мастер снова заговорил, когда мы прошли уже чуть не полдороги к ручью.
   - Собственно, все начиналось  весьма  заурядно.  В  нашей  повседневной
работе мне понадобилось ознакомиться с  обстановкой  в  одном  из  шаровых
звездных скоплений. Я покажу его тебе, когда вернемся  в  дом.  Семнадцать
звезд этого скопления  обладают  планетами,  населенными  людьми.  Уровень
цивилизации - в чем-то, может быть, выше твоей, а в чем-то и нет.
   - Уровень везде один и тот же?
   - Есть, видимо, определенный разброс - было бы странно, если бы его  не
оказалось,  но  в  целом,  насколько   нам   известно,   они   развиваются
параллельно.  Как  ты  знаешь,  расстояния  между   звездами   в   шаровых
скоплениях, - а следовательно, и между планетами -  намного  меньше,  чем,
например, в твоих краях. Поэтому населенные планеты издавна  находились  в
более тесной связи, чем будут находиться у вас - когда вы обнаружите своих
ближайших соседей или они обнаружат вас.
   - Ну да, - сказал я. - С планеты на планету там добирались в  долбленых
челноках...
   - Во всяком  случае,  между  ними  установилось  достаточно  регулярное
сообщение еще до перехода к сопространственным  полетам;  а  что  касается
резонансного переноса, которым пользуемся, в частности мы, то до  него  им
еще далеко. Сколько, я сказал, там обитаемых планет?
   - Семнадцать.
   - Ну вот, - усмехнулся он, - я невольно оговорился. На  самом  деле  их
восемнадцать. Или, еще точнее, -  семнадцать  и  еще  одна.  Восемнадцатая
планета - или первая, возможен и такой отсчет. Ее имя - Ассарт.
   - Чем же она так отличается от других?
   - Посидим тут, на берегу, - предложил Мастер. - Может быть, смешно - но
мне редко  удается  посидеть  вот  так  близ  журчащей  воды,  посидеть  и
поразмыслить спокойно. Нас ведь мало, а мир велик...
   - Вас - таких, как ты и Фермер?
   - Даже если считать со  всеми  нашими  эмиссарами,  все  равно,  нас  -
горстка. А на уровне сил моих и Фермера -  вообще  единицы.  Когда-то  нас
было несколько больше. Но, как и везде, где  существует  жизнь,  разум,  -
расходятся мысли, мнения, оценки, желания.  И  люди  расходятся.  В  таких
случаях испытываешь облегчение от того, что мир велик и пути в  нем  могут
не пересекаться.
   - А если бы пересеклись?
   - Н-ну... Мир велик, да; но он не слишком устойчив. Ваш уровень  знания
позволяет догадываться об этом, мы же знаем наверняка.
   - Объясни, если это не трудно.
   - Объясню с удовольствием - но не сейчас. Это разговор для  спокойного,
свободного времяпрепровождения, разговор, доставляющий радость  -  но  для
радости всегда не хватает минут. Поэтому вернемся к нашей теме.
   - Я внимательно слушаю, Мастер.
   - Ты спросил, чем отличается Ассарт.
   - Да, - сказал я. - Может быть, интуиция подводит меня, но мне кажется,
что для меня это будет не просто названием. Я прав?
   - Да. Поэтому я и делюсь с тобой тем немногим, что мне  ведомо.  Видишь
ли, поскольку эти планеты развивались параллельно,  должен  был  неизбежно
наступить  миг,  когда  параллельные  эти   пересекутся.   Это   произошло
достаточно давно. Возникла империя с центром  именно  в  Ассарте.  Почему?
Планета большая, достаточно густо населенная;  объединение  населявших  ее
племен  закончилось  раньше,  чем  на  других  планетах   -   объединение,
разумеется, не всегда мирное и бескровное, скорее, наоборот; и  когда  оно
завершилось, инерция экспансии сохранилась. И  когда  технический  уровень
позволил - она устремилась вовне... Во всяком случае, так мы представляем.
   - Понятно.
   - Но, поскольку все проходит, миновал  и  отведенный  империи  срок,  и
семнадцать планет - одни раньше, другие  позже  -  начали  уходить  из-под
единой власти. Эти  семнадцать  уходов,  или  освобождений,  означали  для
Ассарта  семнадцать  тяжелых  поражений.  И  в  этом  человечестве  что-то
сломалось, видимо. Развитие замедлилось, кое в чем пошло даже  вспять.  Но
похоже, что эти сведения... - Он умолк.
   - Что же, - сказал я, - картина знакомая.
   - Да, это не редкость в населенных мирах, и именно поэтому мы не  стали
обращать на тамошние процессы особого внимания: Мирозданию  они  ничем  не
грозили. - Он хотел сказать еще что-то, но смолчал.
   - Что же изменилось? Вы решили вмешаться в  планетарные  процессы?  Мне
кажется, вы этого избегаете. Во всяком случае, на то,  что  происходит  на
моей планете вы, похоже, не обращаете особого внимания.
   - Обращаем ровно столько, сколько вы заслуживаете. Ваша планета,  да  и
весь ваш регион Галактики еще не так скоро  начнут  играть  сколько-нибудь
заметную роль в развитии Мироздания...
   Ему была свойственна этакая округлая, академическая манера  выражаться,
если даже речь шла о вещах, требовавших вроде бы более приземленного,  что
ли, отношения. Я подозреваю, что  ему  нравилось  слышать  самого  себя  -
черта, свойственная многим. Так я подумал, но вслух сказал другое:
   - Ладно, значит, развитие планеты замедлилось. Что же она -  так  важна
для бытия миров?
   (Это было в пику ему: не один он умеет выражаться округло!)
   - Я сказал уже: повседневные дела, не более.
   - Хотелось бы услышать подробнее.
   Хотя я и перебил его, он не обиделся: знал,  что  сейчас  у  меня  есть
такое право.
   - Разумеется. Вернемся в дом -  воспринимать  объяснения  легче,  когда
видишь все своими глазами.
   Пока мы возвращались, неторопливо ступая по легко пружинившей траве,  я
попробовал заговорить о том, что, если быть откровенным, сейчас  волновало
меня куда больше, чем все шаровые звездные скопления Галактики, оптом и  в
розницу.
   - Мастер! - сказал я. - Где она?
   Сперва он лишь покосился на меня и  нахмурился;  возможно,  мой  вопрос
показался ему неуместным или бестактным. Но коли уж я заговорил  об  этом,
отступать было нельзя. Он же, со своей  стороны,  прекрасно  понимал,  что
если он хочет отправить меня с каким-то заданием, связанным с  риском,  то
нельзя оставлять между нами каких угодно недосказанностей.
   - Мне нетрудно понять, что у тебя сейчас на душе, - сказал Мастер, и  я
поверил ему. - И хотя так делать не полагается, я мог бы  -  ну,  хотя  бы
позволить тебе увидеться с нею, пусть и ненадолго. Но я этого не сделаю.
   Кивком головы он как бы поставил печать под сказанным.
   - Прежде всего я хочу знать: нужно ли было так  поступать  с  нею?  Она
ведь могла жить еще долго-долго...
   Кажется, у меня перехватило горло; пришлось сделать паузу.
   - Ты обратился не по адресу, - сказал Мастер.  -  Мы  не  распоряжаемся
судьбами людей, ни Фермер, ни я. Это - право Высшей Силы.  Да,  мы  иногда
спасаем  людей,  когда  им  грозит  что-то,  помогаем  им  задержаться   в
Планетарной стадии, как это было с тобой и всем твоим экипажем.  Но,  если
помнишь, я еще в прошлый раз предупреждал тебя: если  там  тебя  постигнет
гибель, то это будет настоящая гибель - хотя ты  выступал  и  не  в  своем
теле. Нет, капитан, мы - не  судьба.  Но  ты  неправ  и  в  другом:  когда
говоришь, что она могла бы еще  жить.  Она  и  сейчас  жива  -  просто  ее
Планетарная стадия завершена, началась новая,  Космическая.  И  совершенно
естественно, что после этого я забрал ее, моего давнего эмиссара, сюда, на
Ферму.
   - Значит, она здесь, - сказал я, подтверждая то, что и без того знал. -
Почему же мне нельзя увидеться с нею - пусть и ненадолго, как ты сказал?
   - Твоя любовь к ней не прошла? Или я ошибаюсь?
   Я чуть было не сказал, что для того, чтобы понять  это,  не  надо  быть
большого  ума.  Но  вовремя  спохватился:  все-таки,  не  с   Уве-Йоргеном
разговаривал я, а с Мастером.
   - Ты не ошибся.
   - Вот поэтому.
   Мне оставалось только пожать плечами:
   - Не улавливаю логики.
   - Если ты увидишь ее сейчас, тебе вряд ли захочется  расстаться  с  нею
надолго. Да, я знаю, что у тебя дома осталась дочь, но из двух женщин чаще
побеждает  та,  что  ближе...  И  ты,  я  боюсь,  захочешь  прибегнуть   к
простейшему способу вновь соединиться с ней, и на этот раз очень  надолго.
Ты ведь уже понял, о чем я говорю?
   - Понял, - признал я без особой охоты.
   - Конечно. Потому что ты знаешь:  если  прервется  и  твоя  Планетарная
стадия, вы снова окажетесь доступны друг для друга.
   - Разве это не так? - спросил я довольно сухо.
   - Не совсем. Подумай: если бы всякий,  в  великом  множестве  обитаемых
времен, пройдя Планетарную пору своего бытия, оказывался здесь, у  нас,  -
какая толчея тут царила бы. А раз ее нет, то вывод можешь сделать один: на
Ферме оказывается в конце концов лишь тот, на кого  мы  -  Фермер  и  я  -
сможем  положиться  всегда  и  во  всем.  И   не   только   тогда,   после
окончательного прихода к нам, когда ни у кого не остается выбора, - но и в
пору, когда выбор есть, как он есть сейчас у тебя: ты можешь  принять  мое
поручение, но можешь и отказаться, твоя воля свободна. Решаешь ты сам.
   - А уж потом решать будете вы - так следует понимать?
   - Совершенно правильно. Так вот, капитан, я не  хочу,  чтобы  ты,  ради
скорой встречи с нею, стал рисковать там, где не нужно. Я желаю, чтобы  ты
выжил.
   - Не знал, что ты меня так любишь.
   - Ты вообще многого еще не знаешь... Но вот мы и пришли. Поднимемся.
   Мы поднялись по крутой лестнице наверх - в Место, откуда видно все.
   -  Теперь  смотри,  -  сказал  Мастер,  когда  необъятное  пространство
распахнулось перед нами, как витрина ювелирного магазина, где  бриллианты,
и рубины, и изумруды, и сапфиры лучатся на черном бархате, и ранняя седина
туманностей, видимых так, словно ты уже приблизился  к  ним  на  последнее
допустимое расстояние, лишь оттеняет молодую черноту Мироздания. -  Смотри
внимательно. Приближаю...
   Затаив дыхание, я смотрел, как  неисчислимые  небесные  тела  пришли  в
движение. Я понимал, конечно, что это  всего  лишь  оптический  эффект,  а
точнее - наши взгляды проходили сейчас через какое-то  иное  пространство;
но впечатление было таким, как будто Мастер  и  на  самом  деле  повелевал
движением миров.
   - Видишь? Это Нагор.
   - Что значит Нагор?
   - Так называется то шаровое скопление,  о  котором  я  говорил.  Теперь
обрати внимание на соседние шаровые скопления, подобные Нагору. Видишь? Ну
вот - одно, два, три... всего их шесть.
   - Очень похожи.
   - За одним исключением: там нет обитаемых планет.
   - Почему нет?
   - Этого мы так и  не  поняли.  Видимо,  была  какая-то  неточность  при
Большом Засеве.  Может  быть,  повлияли  какие-нибудь  гравитационные  или
магнитные эффекты... Одним  словом,  все  досталось  Нагору,  и  ничего  -
остальным. Предположений у нас немало, но ни одного, в котором не было  бы
противоречий.
   - По-моему, тоже. Повторите засев - и дело с концом.
   - Разве ты забыл правило: если в  нужном  направлении  есть  хоть  одна
живая планета, то засевать  извне  ни  в  коем  случае  нельзя:  чтобы  не
возникла форма жизни, противоречащая уже имеющейся по  соседству  -  иначе
возникнет опасность столкновения прежней и новой жизни, пусть и в  далеком
будущем. Забыл?
   - Проще, Мастер: никогда не знал.
   - Да, прости: вечно забываю, что ты у нас практик.
   (Ничего он не забывал, конечно; наверное,  просто  не  хотел,  чтобы  я
чувствовал свою ущербность по сравнению с постоянными обитателями Фермы. Я
был ему благодарен за это.)
   - Ничего, главное я понял: что засеять нельзя. Но так ли уж необходимо,
чтобы эти шесть скоплений оказались заселенными?
   - Мы  ведь  исходим  из  того,  Ульдемир,  что  Мироздание,  начиная  с
определенного этапа, не может развиваться должным образом без  контроля  и
участия Разума.
   - Это я помню: именно Разум порождает большую часть Тепла. Настолько вы
все-таки успели меня просветить.
   - Есть вещи куда важнее.  Лишь  Разумом  создается  устойчивость;  ведь
Мироздание время от времени проходит через критические периоды,  буквально
балансирует на грани. И не будь в нем разума...
   - Снимаю свое возражение. Итак, в  тех  шести  скоплениях  тоже  должна
возникнуть жизнь.
   -  Верно.  И  в  этих  условиях  она  может  попасть  туда  лишь  одним
естественным способом: путем заселения  пригодных  планет  колонистами  из
Нагора. С любой из восемнадцати планет или со всех, вместе взятых.
   - То есть Нагор понадобился вам как стартовая площадка.
   - Уместное сравнение. Однако, как  ты  сам  видишь,  задача  не  весьма
сложная - часть нашей повседневной работы, как я уже сказал.
   - Я чувствую, мы подходим собственно к делу.
   - Меня радует, что твоя интуиция не притупилась. Итак, чтобы  выяснить,
что происходит на этой самой стартовой  площадке  и  нужно  или  не  нужно
применять какие-то  тихие  меры,  чтобы  ускорить  их  развитие  в  нужном
направлении...
   - То есть к экспансии вовне Нагора?
   - Именно... Для этого мне понадобилось послать  туда  людей.  Выражаясь
твоим языком - произвести разведку.
   - И ты послал экипаж.
   - Разве они не годились для этого?
   - Годились больше, чем все другие, кого я знаю.
   - Я послал их прежде всего на Ассарт.  По  моим  расчетам,  именно  там
наука  и  техника  стояли  ближе  всего  к  решению  задачи.  Потом,   как
продолжение работы, они должны были посетить и другие планеты Нагора.
   - Они хоть как-то защищены? Могут свободно передвигаться?
   - У них есть корабль. Небольшой, но вполне отвечающий задаче.
   - Почему же ты не позвал меня сразу же?
   - Я хотел. Но Фермер решил, что нужно дать тебе время прийти в себя. Да
и кроме того - дело  ведь  представлялось  заурядным.  Они  прошли  нужную
подготовку, в них вложили все, что нужно было для действий на  Ассарте,  -
начиная с языка. У них были прекрасные легенды...
   - Они полетели втроем?
   - Втроем. Рыцарь  оставался  в  резерве  -  на  случай,  если  придется
произвести какие-то одновременные  действия  на  других  планетах;  отсюда
попасть на любую из них легче, чем с Ассарта - мы перебросили бы его своей
связью, с Ассарта же пришлось бы пользоваться кораблем, своим или другим.
   - Они полетели. Дальше?
   - А дальше ничего, капитан, - сказал  Мастер,  и,  кажется,  впервые  в
жизни я увидел, что Мастер несколько  смутился.  -  Придется  разочаровать
тебя, Ульдемир: я просто не знаю. Они вылетели -  и  как  провалились.  Не
выходили на связь. Не откликались на вызовы.
   - Мало утешительного, - признал я.
   - Что могло случиться? Долетели они благополучно: сигнал о прибытии  мы
получили, но его дает автоматика корабля. А люди  молчат.  Я  уверен,  что
тамошним силам они не по зубам. Какой-то  несчастный  случай?  Или  просто
загуляли?
   - Мастер! - сказал я укоризненно.
   - Что же,  приходится  предполагать  и  такое  -  хотя  я,  разумеется,
подобным глупостям не верю. Как и ты. Но что-то ведь произошло, согласен?
   - Тут двух мнений быть не может. Но почему ты не послал к ним Рыцаря?
   - Он был нужен, чтобы прежде всего найти и доставить тебя.
   - Ну, а потом?
   - Он отправился туда, едва ты  оказался  на  Ферме.  Уже  не  кораблем,
конечно. По нашему