категорически потребовал, чтобы врачи вынесли  суждение:  да  или
нет. Спятил преступник или же здоров.
   Но врачи хитрили, не договаривали.
   Заявили, что  не  могут  взять  на  себя  такой  ответственности.  Надо
показать в столице.
   Это, как понимал судья,  означало,  что  они  в  глубине  души  считают
старика здоровым, но не хотят ему зла. Это было естественно, но  судье  от
этого легче не становилось.
   Он едва удержался, чтобы не накричать на них.
   В столицу-то можно было и сразу отправить!
   И все же самое плохое было в другом.
   Самое плохое было вот в чем: врачи, простодушные, поверили, что человек
этот прибыл действительно оттуда, откуда говорил. Издалека. Со звезд.
   Поверили потому, что он так рассвирепел.
   Почему, ну почему  в  его  округе  должны  начаться  такие  несусветные
разговоры?
   Судья снова остановился перед преступником.
   - Зачем же ты это, а? - спросил он.
   Шувалов подумал. Правду говорить было нельзя.
   - Так, - сказал он и пожал плечами.
   Теперь судья испугался по-настоящему.
   - Придется везти тебя в столицу.
   Старик кивнул и сказал:
   - Вези.
   Судья вздохнул и крикнул во двор, чтобы закладывали.


   Вот это был город, так город!..
   Странно это было, если вдуматься.  Что  вызвало  восторг?  Гладкие,  не
булыжные, а тесаного камня мостовые, приподнятые тротуары,  дома  до  пяти
этажей - каменные, хотя встречались и деревянные, в один и два этажа; это,
что ли, восхитило? Или ладные  экипажи  на  улицах,  гладкие  лошади?  Или
множество людей?
   Как могло это все произвести хоть какое-то впечатление на  прибывших  с
Земли, где стояла, вертелась, парила, летела могучая техника, где  и  дома
стояли, висели, парили, погружались в океан, где по поверхности почти и не
ездили больше,  но  летали  по  воздуху,  потому  что  так  было  быстрее,
спокойнее, приятнее,  безопаснее...  Ведь  такая  древность  тут  была  по
сравнению с планетой великой технической цивилизации!
   Наверное, дело было в том, что они -  те,  кто  восхищался,  -  сами  к
земной  цивилизации  не  принадлежали,  ее  величие  -  если  только   оно
действительно существовало, а не было придумано -  ими  не  ощущалось,  не
воспринималось, как нельзя воспринять, оценить всю огромность башни,  стоя
вплотную к ее подножию. И другая причина заключалась, конечно, в том,  что
на Земле, современной Земле они пробыли не так уж  долго,  не  успели  как
следует осмотреться - и снова покинули ее, канули в  пространство,  и  те,
земные впечатления подернулись уже дымкой, а эти, здешние,  были  свежими.
Так что, пожалуй, не столь уж удивительно то, что Георгий и Питек, идя  по
улице, украшенной  вывесками  и  красивыми  масляными  фонарями,  искренне
восхищались тем, что видели окрест.
   Особенно тронуло их одно событие: по  тротуару  шли  детишки  -  совсем
маленькие  детишки,  десятка  два,  их  вели  две  серьезные,  исполненные
достоинства женщины, и прохожие добро смотрели на них, а дети  болтали,  а
иные шли важно, солидно, а кто-то сосал - видно, конфету. Георгий и  Питек
остановились и смотрели, пропуская детишек  мимо,  а  потом  обернулись  и
проводили их взглядами, и Георгий сказал:
   - Здоровые дети. Только очень много говорят.
   - Да, - согласился Питек. - Думаю, что отцы их промышляют не охотой.  И
им не приходится делать дальний переходы, когда  женщины  несут  детей  на
спине или на боку.
   И он засмеялся, но быстро перестал, и они посмотрели друг на друга.
   - Дети, -  хмуро  сказал  Георгий  и  взглянул  наверх,  и  Питек  тоже
посмотрел туда, где был податель света, тепла и жизни, ласковый и ни с кем
не сравнимый в своем скрытом коварстве. После этого оба зашагали  быстрее,
торопясь к центру города, который должен был  быть  в  той  стороне,  куда
больше стало экипажей и шло людей, и где, как сказала девушка, и надо было
искать дом Хранителей Уровня. Девушку они с собой не взяли, а  оставили  я
катере - велели защелкнуть люк изнутри и сидеть смирно, ничего не трогать.
Чтобы ей не было скучно, включили тридивизор, засыпали в  приемник  горсть
кристаллов с записями, которых должно было хватить без  малого  на  сутки.
Ключ стартера взяли с собой. Эта сторона проблемы была решена ими быстро и
хорошо.  А  пойти  они  решили  все-таки  вдвоем;  потому  что  надо  было
сориентироваться так,  чтобы  потом  можно  было  понимать  друг  друга  с
полуслова.
   Они  шли,  мимоходом  оглядывая  дома,  стоявшие  не  сплошняком  вдоль
тротуаров, а зигзагами, в изломах росли деревья и зеленела трава,  кое-где
паслись даже лошади; смотрели на небольшие  зеркально-спокойные  пруды,  в
которых плавали большие голубые и темно-розовые птицы, похожие на лебедей;
и  на  другие  пруды,  в  которых  плескались   пестрые   рыбы,   и   люди
останавливались,  и  смотрели  на  них,  но  не   ловили,   а   улыбались,
переглядывались, кивая головами,  и  шли  дальше.  Георгий  и  Питек  тоже
остановились и посмотрели на птиц и на рыб, потом переглянулись,  и  Питек
хотел было пожать плечами, но вместо этого  вдруг  улыбнулся,  и  Георгий,
который не умел  улыбаться,  вдруг  тоже  медленно,  как  бы  со  скрипом,
улыбнулся; они покачали головами. Удивляясь сами себе, и пошли дальше.
   Большой открытый стадион попался на пути. Соревновались  бегуны,  и  на
невысоких  трибунах  было  много  людей.  Такое  Питек  и  Георгий  успели
посмотреть и на Земле; но тут было  иначе  -  люди  сходили  с  трибун,  и
трибуны все так же волновались и шумели; те, кто уже пробежал, одевались и
снова поднимались на трибуны, и начинали кричать и махать руками вместе со
всеми. Земляне посмотрели, и Питек сказал:
   - Ну, пойдем.
   - Пойдем, - согласился Георгий. - Знаешь, бегают они хорошо.  Но  я  их
обогнал бы.
   - Да. И я тоже обогнал бы, - сказал Питек.
   - Может быть. Но я - наверняка.
   - Ну, меня тебе не обогнать.
   - Что ты, - сказал Георгий. - Я выше ростом, и ноги у меня длиннее, и я
бегаю лучше.
   - Нет, - сказал Питек. - Это  все  правда,  но  тебе  меня  никогда  не
обогнать, и никого из нашего народа ты не обогнал бы. Я уже не говорю - на
деревьях, но и на земле тоже.
   - На деревьях ты, конечно, меня обгонишь, - согласился Георгий. - Но на
земле - лучше и не думай. Пойдем?
   - Пойдем, - согласился Питек. И они пошли, только не прочь, а поближе к
дорожке. Там они немного подождали,  пока  те,  кто  бежал,  не  закончили
состязание, а когда стала готовиться новая группа, Питек и Георгий скинули
рубашки и, как и все другие, положили их на траву; потом они встали в  ряд
со всеми, но не стали опускаться на колени, как  те;  Георгий  согнулся  и
оперся локтем о колено, а Питек лишь наклонился слегка  и  выставил  плечо
вперед. Ударил гонг,  и  они  побежали.  Горожане  сразу  ушли  вперед,  -
наверное, начинать бег с четверенек было все-таки выгоднее, -  но  Георгий
быстро догнал их и вырвался вперед, и уже  до  самого  конца  не  выпускал
вперед никого. Питек очень старался, но так и  не  смог  обогнать  его,  и
Георгий прибежал первым, а Питек - четвертым.
   - Вот, - сказал Георгий, надевая рубашку и слушая,  как  кричат  в  его
честь трибуны. - Я говорил, что обгоню тебя.
   - Ладно, - неуступчиво сказал Питек, - это не настоящий бег. Я  еще  не
успел даже начать, как следует, как мы уже прибежали. На таком расстоянии,
друг Георгий, оленя не догонишь, за ним надо бежать долго, не отставая,  и
он устанет раньше тебя, и тогда  ты  начнешь  понемногу  догонять  его,  и
наконец догонишь. Так, как бегаешь ты, можно бегать  за  девушками,  когда
выбираешь жену, потому что та, которая, хочет, чтобы ты ее выбрал,  только
сначала будет бежать быстро, а потом ты ее  нагонишь  и  схватишь,  и  она
будет твоя. А на охоте так бегать нельзя.
   - Мы не бегали на охоте, - сказал Георгий. - Наши овцы и  свиньи  вовсе
не бегали так быстро, когда они нагуляли хороший жир. И за девушками мы не
бегали, у нас выбирали жен иначе. Нет, мы быстро  бегали,  чтобы  не  дать
врагу уйти. За врагом надо бежать вот так, как бегал я.
   Теперь они пошли, наконец, дальше, мимо скульптур на  углах,  глядя  на
встречавшихся женщин, чувствуя удовольствие  оттого,  что  одеты  те  были
очень легко; смотрели доброжелательно, если женщины были одни, и  хмуро  -
если шли с мужчинами. Они оба тоже чувствовали себя легко и удобно в чужих
нарядах, что пришлись им более по вкусу, чем  комбинезоны,  потому  что  у
себя на родине и тот и другой часто ходили вообще без ничего или  же  один
накидывал легкую тунику, другой - наматывал вокруг бедер кожаную  повязку,
а до штанов их цивилизации в то время дойти еще не успели, и это, по-их не
очень глубоко скрываемому убеждению, была  лишняя  роскошь  -  а  уж  если
носить их, то лучше короткие. Впрочем,  они  привыкли  и  к  длинным,  они
быстро ко всему привыкали... Смотрели они и на лошадей и  переглядывались;
Георгий многозначительно прикрывал глаза, и Питек согласно кивал,  хотя  в
лошадях не разбирался. Но лошади и на самом деле были хороши.
   Так - не торопясь особенно, чтобы не отличаться от других, - вышли  они
на центральную площадь.
   Она была прямоугольной, не очень большой, и две длинные стороны ее были
заняты  невысокими,  непохожими  друг  на  друга,  но  одинаково  длинными
зданиями. Одно было странным - просто громадный параллелепипед - без  окон
и, казалось, даже без дверей; во всяком случае, с  площади  туда  было  не
попасть. Второе такое же, во всю площадь, здание напротив  было  в  четыре
этажа, и  по  высоте  почти  равнялось  первому,  но  его  фасад  украшало
множество больших окон,  занавешенных  изнутри  белыми,  с  виду  тяжелыми
занавесями. В этом доме было целых три подъезда, и возле них  стояли  и  к
ним подъезжали экипажи, и то и дело из подъезда  выходил  человек  -  чаще
всего в руке у него было что-то - сумка или чемоданчик, - садился в экипаж
и брал вожжи; или возница погонял лошадей - если он был, возница.  Георгий
посмотрел и сказал:
   - Это не то, что колесница. Колесница гораздо красивее.
   Питек промолчал. Его народ не знал колеса.
   Дом с окнами, судя по всему, и был домом Хранителей; именно так описала
его девушка.
   Они  прошли  мимо,  приглядываясь.  Не  было  охраны,   никто   их   не
останавливал, не смотрел на них. На углу площади они остановились.
   - Кажется, войти туда просто, - сказал Питек.
   - Может быть, только кажется, - усомнился Георгий.
   Они еще постояли.
   - Хорошая площадь, - сказал Георгий. - Но маленькая. Не знаю, можно  ли
собрать сюда все население города. Всех горожан.
   - Это зачем? - спросил Питек.
   - В мое время были города, где граждане собирались  на  площадь,  чтобы
решать, что надо делать.
   - Наше племя тоже собиралось, - сказал Питек. - Только не на площади. У
нас не было городов.
   - А у нас был царь, - сказал Георгий.
   - У нас был вождь. И старики. Они говорили. Мы слушали.
   - Мы тоже слушали, - сказал Георгий. - Нет, сюда никак не собрать  всех
граждан.
   - Ты собираешься...
   - Не знаю... Я думаю. Так поступали в Афинах, но мы не афиняне.  И  все
же... Понимаешь, если со здешними вождями можно будете  договориться,  все
хорошо. А если не удастся?
   Питек подумал.
   - У нас в таком случае бывало так, что выбирали нового вождя.
   - А старый соглашался?
   Питек ухмыльнулся и пояснил:
   - Ему в тот момент уже было все равно.
   - Ты думаешь, и здесь можно так?
   - Я думаю, - сказал Питек,  -  что  нас  и  прислали  затем,  чтобы  мы
посмотрели: можно или нельзя.
   - Ты прав, - согласился Георгий. - Но я думаю иначе.  Если  не  удастся
справиться с вождями, надо созвать народ. И обратиться к нему. У  нас  так
не делали, так делали в Афинах. Но Афины тоже были большим городом.  Можно
без стыда перенять кое-что и у них.
   - Пожалуй, да, - сказал Питек. - И хорошо бы, чтобы это удалось. Потому
что иначе от всего этого ничего не останется. А будет  жалко.  Они  хорошо
живут.
   - Будет жалко детей, - сказал Георгий.
   - Тебе?
   - Почему ты не веришь?
   - Ты сам рассказывал: вы швыряли их в море, чтобы утопить.
   - Слабых. Тех, кто не был нужен.  Правда,  остальным  тоже  приходилось
нелегко. Но мы их любили. И когда они вырастали, им не  было  страшно  уже
ничего.
   - А мы не бросали слабых, - задумчиво сказал Питек. - Они умирали сами.
   - Но здесь не видно слабых. И будет очень  жаль,  если  с  ними  что-то
такое приключится.
   - Да. Но на Земле детей куда больше.
   - Это правда... Только сами дети в этом не виноваты.
   - Ладно, - сказал Питек. - Давай пройдем еще раз мимо дома. Если нас не
остановят, я зайду, а ты станешь наблюдать с той стороны площади.  Если  я
не выйду через час, иди к катеру. Но не улетай сразу, а жди до вечера.
   - Хорошо, - согласился Георгий.
   Они снова пошли к дому Хранителей, и их никто не остановил. Тогда Питек
кивнул Георгию, повернулся и быстро взошел  на  крыльцо.  Георгий  пересек
площадь и остановился на противоположной ее стороне, у  странного  фасада,
не украшенного ни единым окном.
   Мимо проходили люди. Приглядевшись, Георгий  заметил,  что,  выходя  на
площадь и поравнявшись с  домом,  они  на  миг  наклоняли  головы,  словно
отдавая  короткий  поклон.   Он   наблюдал   несколько   минут,   стараясь
одновременно не упускать из вида и подъезд, в котором  скрылся  Питек.  Ни
один человек не прошел мимо, не сделав этого мимолетного движения.
   Георгий прохаживался перед зданием взад  и  вперед,  напевая  про  себя
мотив, который человеку  другой  эпохи  показался  бы,  наверное,  слишком
монотонным и унылым. Георгию так не казалось. Они, триста спартиотов, пели
эту песню вечером, зная, что персы рядом и утром зазвенят мечи.
   Это воспоминание было самым счастливым  в  жизни  Георгия.  И,  как  он
считал, последним. В глубине души он был уверен в том, что погиб вместе со
всеми остальными, но после смерти был сопричислен  к  лику  бессмертных  и
попал поэтому не в Аид, а в какое-то другое место. Умом  он  понимал,  что
это не так, но остаться в живых одному  из  всех  было  так  позорно,  что
сердцем он не допускал такой возможности.
   Иногда он думал, что и еще кто-нибудь из трехсот - а может быть, и  все
они - был возведен в ранг бессмертного. В таком случае, кто-нибудь из этих
людей мог бы встретиться ему - здесь или в любом  другом  месте:  ведь  за
пределами жизни, как он убедился, расстояния не играли никакой роли, да  и
время тоже.
   Поэтому он так внимательно всматривался в окружающее.
   Питек  все  не  выходил.  Подъезжали  и   отъезжали   экипажи.   Иногда
проносились верховые.
   Стук подкованных копыт был приятен. Вот  один  верховой  остановился  у
подъезда (конь взвился на дыбы), соскочил, бросил поводья и бегом поднялся
на крыльцо. Он тяжело дышал, одежда его местами  была  порвана  и  свисала
клочьями.
   Георгий равнодушно проводил его взглядом.
   То, что произошло на месте первого  приземления  обоих  катеров,  иными
словами - стычка со стражей, произошло в его представлении так давно и так
близко отсюда - неполных два часа полета, - что ему не  пришло  в  голову,
что только сейчас весть об этом событии могла и должна была достигнуть - и
достигла - столицы.
   Продолжая наблюдать, Георгий, чтобы  не  мешать  прохожим,  отступил  к
самой стене непонятного строения и коснулся ее ладонью.
   И тут же пристально взглянул на ладонь и потом на стену.
   С виду стена была каменной. Но, прикоснувшись  к  ней,  Георгий  ощутил
странную теплоту. Камень был бы на ощупь значительно холоднее.
   Георгий еще раз провел рукой по стене.
   Нет, это был не камень, хотя внешне материал очень походил на него.
   Это, несомненно, был пластик.
   Открытие заставило Георгия насторожиться. И город, который  только  что
казался ему мирным и простым,  вдруг  сделался  непонятным  и  угрожающим.
Георгий ощутил беспокойство.
   Однако внешне это никак на нем не отразилось, и  он  продолжал  стоять,
опершись спиной о теплую стену и не спуская глаз с подъезда по ту  сторону
площади.
   Только отсчет времени в его  мозгу  стал  другим.  Минуты  вдруг  стали
растягиваться.
   Но час еще не истек, и Георгий не сдвинулся с места.


   Войдя в здание, Питек очутился в просторном вестибюле. Стены  его  были
отделаны резным деревом. Продолговатый вестибюль был параллелен фасаду, от
него отходило несколько коридоров. Заглянув в один из них, Питек  убедился
в его неимоверной длине;  конец  коридора  исчезал  в  полумраке.  Здание,
видимо, занимало площадь целого квартала.
   По вестибюлю сновали люди. Питек остановился, чтобы как-то освоиться  с
обстановкой.
   Через несколько секунд к нему подошел человек.
   - Что привело тебя сюда? - доброжелательно спросил он.
   Питек немного подумал.
   - У меня дело.
   - Никто не приходит сюда без дела, - тем же тоном сказал человек. -  И,
конечно, ты хочешь изложить свое дело самим Хранителям Уровня.
   - Да, - сказал Питек. И прибавил: - Если это можно.
   Человек улыбнулся.
   - Мне нравится, что ты понял: дел очень много.  Хранителей  же  Уровня,
как ты знаешь, мало. И они могут заниматься только самыми важными делами.
   - У меня как раз такое дело, - сказал Питек.
   - Я верю. Для каждого человека его дело - самое важное.  Но  позволь  и
нам  убедиться,  что  дело  твое   действительно   важно   и   не   терпит
отлагательств. Скажи: не изобрел ли ты машину, которая может работать  все
время, не требуя ни дров, ни водопада?
   - Нет. Я не изобретаю машин.
   - И делаешь правильно. Все машины уже изобретены, и ошибается тот,  кто
думает, что можно придумать что-то еще. На свете есть только один Уровень,
и это - наш Уровень. Или, может быть, ты думаешь иначе?
   - Нет, - сказал Питек. - Я думаю точно так же, как ты.
   - Это очень хорошо. Но о чем же хочешь ты говорить с Хранителем Уровня?
   Но Питек уже принял решение. В конце концов, вести переговоры он не был
уполномочен, его дело было - разведать подступы.
   - Знаешь, я сказал тебе неправду.
   - Вот как? Я не знаю, хорошо ли это...
   - Нет, конечно. Но у меня нет никакого важного  дела.  Я  просто  хотел
увидеть живого Хранителя Уровня. Я никогда не видел  ни  одного  Хранителя
Уровня.
   - Ах, вот в чем дело! - сказал человек и улыбнулся. - Ну, это  понятно.
Ты ошибаешься, если думаешь, что только у  тебя  возникло  такое  желание.
Очень многие хотят увидеть Хранителя Времени. Но согласись: если бы  стали
удовлетворять все  эти  желания,  Хранителям  пришлось  бы  только  тем  и
заниматься, что показываться людям. Когда же они стали бы хранить Уровень?
   - Да, ты прав, конечно, а я - глупец.
   - Вовсе нет. Ты честный гражданин. И желания таких  граждан  мы  должны
удовлетворять. Для этого здесь нахожусь я. И вот...
   Он умолк. В вестибюль вбежал  человек.  Дыхание  его  было  затруднено,
одежда висела клочьями,  плечо  левой  руки  было  перевязано,  и  повязка
порозовела. Оглядевшись, человек торопливыми шагами подошел к ним.
   - Что привело тебя сюда?
   На этот раз чиновник спросил быстро и деловито, не так, как у Питека.
   - Тревожные вести из запретного района.
   Питек отвернулся. Он узнал человека: это был тот, кто возглавлял стражу
во время стычки.
   - Что там?
   - Кто-то. Там была схватка. Я  ранен.  И  многие  другие.  Я  сразу  же
бросился сюда.
   - Где это? В городе?
   - Нет. Там, где находится то, что нельзя видеть.
   - А-а... Иди. Иди прямо, минуя первое и второе звено. Я сообщу.
   Человек кивнул. Питек проследил  за  ним  взглядом.  Человек  торопливо
пошел, почти побежал по среднему коридору.
   Теперь  чиновник  снова  повернулся  к  Питеку.  На   лице   его   была
озабоченность, но через мгновение он снова улыбнулся.
   - Так о чем мы с тобой?.. Ах да, ты хотел  увидеть  Хранителя...  Пусть
тебя не заботит то, что ты случайно услышал:  это  все  безумства  молодых
людей, еще не нашедших себя в Уровне.  И  все  же  такие  сообщения