екому было ставить.
   - А вот тут ты уже уклоняешься  в  сторону.  Цели  нет,  если  говорить
твоими словами, однако место свое, роль своя, задача своя - есть! Ибо  все
в природе имеет и начало, и продолжение.
   - Это вы о возможности новой, более совершенной расы?
   - Мы ведь говорим о людях, а не о тех, кто еще может быть.  О  людях  -
таких, каковы они суть. И продолжение человека - это  его  воздействие  на
мир, который, в свою очередь, воздействует на него...
   - Разве мы не воздействуем?
   - Уродуя. Да, этому вы научились. У кого только? Но  вернемся  к  цели.
Скажи: кто создал траву?
   Ульдемир пожал плечами:
   - Никто, естественно. Природа.
   - И цели никакой, следовательно, не было.
   - Конечно.
   - Запомни это. Но вот впоследствии появилась, условно  говоря,  корова.
Кто создал корову? Ну, хотя бы ее предков?
   - Тоже никто.
   - И тоже без цели. Согласен. Но когда возникла эта самая корова,  пищей
для нее стала служить трава. Не было бы травы  -  не  было  бы  и  коровы,
согласен? Следовательно, цели у травы не было, но задача своя, роль, место
в цепи развития мира у нее появились: служить пищей корове. Согласен?  Или
я неправ?
   - Ну, тут, кажется, противоречий нет...
   - О, спасибо! Тогда двинемся дальше. Возник человек. И корова,  никакой
цели в своем бытии, понятно, не преследовавшая, стала, хотела она того или
нет, другой разговор, - источником молока, мяса, кожи, тяглом даже... И  у
нее, значит, появилось свое место в некоей системе,  одной  из  множества.
Своя роль. И если корова вдруг изменилась бы - скажем, молоко у нее  стало
бы ядовитым для человека, -  это  не  могло  бы  не  повлечь  изменений  в
последующем звене. Ну, а дальше? Как с нами самими? Может у человека  быть
свое место в той же системе развития мира, своя функция, своя задача?  Или
- все для него, а он, человек, - венец мироздания? Нет, человек, если ты и
венец, то пока чаще - терновый... Но если я -  предел  развития,  все  для
меня, мне на потребу, следовательно,  что  пожелаю,  то  и  делаю,  отчета
спросить некому, а цели у меня нет, оттого мне и море по колено... Так что
же - значит, все позволено?
   - В чем же наша функция? - хмуро спросил Ульдемир. Вовсе не туда уходил
разговор, не в ту сторону, куда хотелось бы. Но и уклониться от  разговора
этого теперь не было возможно.
   - Вот наконец-то мы подошли к дельному вопросу. И я постараюсь тебе  на
него ответить. Но прежде - маленький шаг в сторону. Вы уже  в  твое  время
знали, что живете  во  Вселенной.  Но  представляли  ее  себе  чрезвычайно
примитивно.  То  ли  она  существовала  вечно,  то  ли  однажды  возникла,
сформировалась - и на этом почила, видимо. И осталось от всей ее  динамики
разве что одно  пресловутое  разбегание  галактик.  Уютно  вы  устроились,
ничего не скажешь:  так  и  рисуется  вам  этакая  неподвижная  Вселенная,
основные законы которой вы уже постигли, неизменные,  разумеется,  законы,
то ли возникшие в момент  возникновения  Вселенной,  то  ли  еще  до  того
существовавшие - словно одни и те же закономерности  свойственны  миру  на
всех стадиях его развития... Но ведь не  могло  быть  такого,  чтобы  мир,
развившись до определенного уровня сложности, взял да остановился вдруг  в
своем развитии. Почему вы не подумали, что мир  не  стоит,  он  продолжает
меняться? И законы его бытия тоже меняются, неизбежно.  Но  чтобы  всерьез
задуматься об этом, надо перестать относиться к миру  как  к  чему-то,  от
чего можно и нужно только брать, брать, брать: нужно взглянуть на него как
на  нечто,  чему  и  помогать  надо!  Потому  что  мир  может  изменяться,
совершенствуясь, а может и - регрессируя.  Не  только  мир  людей  -  весь
вообще мир. Ты скажешь: нет, ведь развитие происходит по программе! Да, ну
и что же? Программа есть и в зерне.  Но  чтобы  она  реализовалась,  нужны
условия. Влага, температура, свет, защита от  сорняков,  вредителей...  То
есть нужны еще и сторонние воздействия. И  вот  развитие  мира  без  такой
стимуляции тоже происходить должным образом не  может.  Но  поскольку  вне
мира ничего нет, то и эти стимулирующие силы тоже находятся внутри его,  в
пределах самого мира, они - его часть. Силы, которые тебе, допустим, легко
представить хотя бы в виде полей.
   Ульдемир кивнул.
   - Ну, раз это понятие тебе знакомо, то представь  себе  некое  поле,  в
котором  развитие,  вещества  происходит  в   нужном   направлении.   Хотя
воздействие его и не  так  очевидно,  как,  скажем,  магнитного  поля  или
гравитационного.  Твои  современники  еще  не  создали  приборов  для  его
обнаружения. Но именно оно... Поле это, надо тебе сказать, существовало не
изначально. Оно возникло в процессе развития мира. На определенном  этапе.
Ты догадался, когда и как?
   Ульдемир снова кивнул - медленно, словно сомневаясь.
   - Да, да! Вместе с человеком. Только мыслящая материя  генерирует  его.
Вы думаете, что ваш разум влияет на окружающий мир лишь посредством рук  и
вложенных в руки орудий. Это - малое  влияние,  в  масштабе  Вселенной  им
можно было бы и совершенно пренебречь! А существует,  однако  же,  влияние
куда более сильное и непосредственное; и вот вы воздействуете на весь мир,
сами того не зная, и в этом ваша - не скажу цель, но  функция  в  мире.  А
руки  у  вас  не  затем,  чтобы  природу  изменять,  но   -   себя!   Себя
совершенствовать.
   - Интересно,  -  проговорил  Ульдемир,  сомневаясь.  -  По-вашему,  все
получается очень просто, и стоит лишь человеку захотеть  чего-нибудь  -  и
все возникнет, как в сказке...
   - Ну, это-то пока вам не под силу. Да и не о том  речь.  Пойми  другое:
поле, создаваемое вами (если оставаться  в  рамках  ваших  представлений),
непосредственно влияет, помимо вашего желания, на процессы развития мира -
причем влияние это может сказаться где-то на громадном расстоянии, а может
и совсем рядом. Но важно вот что: поле  это  может  быть  положительным  и
отрицательным,  влиять  на  мир  в  нужном  направлении  или  в  обратном.
Применяясь к  твоим  понятиям,  скажу  так:  при  положительных  мыслях  и
чувствах, переживаемых человеком, возникает  поле,  действующее  так,  как
нужно, чтобы мир развивался. При отрицательных - наоборот. Любовь, дружба,
творчество, все, что вызывает в человеке радость, вот то, что нужно миру.
   - Добро, иными словами?
   - А ты полагаешь, добро  и  зло  суть  понятия  относительные,  целиком
зависящие  от  уровня  сознания!  Нет,  они  естественны,  они  связаны  с
развитием мира, начиная с возникновения разума.
   - Но ведь человек может испытывать чувство радости  по  таким  поводам,
какие никак не назовешь добрыми. Люди-то разные.  Радость  -  убив  врага,
обманув, украв и не попавшись...
   - Может. Но где убийца - там и жертва, и там,  где  вор  или  обманщик,
тоже без жертв не обойтись. И чувства  жертв  противоположны  по  знаку  и
сильнее по абсолютной  величине:  так  уж  устроен  человек,  что  чувства
отрицательные, или, как мы тут говорим, Холод всегда сильнее, чем Тепло, и
держится  дольше:  может  быть,  потому,  что  радость  кажется   человеку
естественной, она не вызывает в нем такого перепада между тем, что  должно
быть, и тем, что есть  на  деле,  какой  возникает  при  переживании  зла.
Наибольшее Тепло рождается, когда радость  одних  не  связана  с  потерями
других, когда второго знака вовсе нет. Вот тогда мир обогащается Теплом  в
чистом виде, и развитие его от хаоса к порядку убыстряется.
   - Чем же оно завершится?
   - Этого мы не знаем. Может быть, это известно другим.
   - Разве на вас цивилизация не завершается?
   Фермер усмехнулся.
   - Немного бы она стоила, если бы это было так. Нет... Мы не знаем,  чем
завершится развитие. Наверное, оно вообще никогда не завершится. Мы  видим
только ближайшие рубежи. Мыслящая материя, например, -  вся  материя.  Это
еще можно представить... Но дело не только в прекрасном будущем. Разве сам
процесс достижения цели не может быть прекрасным? Разве  не  был  чудесным
миг, когда люди на тех планетах увидели навсегда удаляющиеся  смертоносные
машины? Мы с Мастером видели, какой взрыв Тепла  возник  в  те  мгновения.
Жаль, что тебе не дано его видеть. Вы с вашей цивилизацией не уделяете  ни
малейшего внимания развитию своих способностей, предпочитая те из них, что
утрачены или вообще не успели развиться,  заменять  протезами.  А  мы  вот
видим гравитацию, видим магнитные поля и слышим  их  -  и  это  прекрасная
музыка... Но мы снова ушли в сторону. Такие  вспышки  Тепла,  как  эта,  -
явление редкое, они связаны с  исчезновением  угрозы  какой-то  глобальной
катастрофы, чаще  всего  самими  же  людьми  и  вызванной.  Но  нельзя  же
постоянно подвергать  угрозам  обитаемые  миры...  Нет,  каждому  человеку
должно быть хорошо и радостно - постоянно,  день  за  днем,  поколение  за
поколением. Каждый день, каждый час жизни должен приносить ему радость. Он
должен много трудиться, излучая великую радость творчества, - и делать то,
к чему чувствует пристрастие. Я не хуже тебя понимаю, что пахать  сохой  -
не лучший способ растить хлеб. Но если хоть  одному  человеку  именно  это
доставляет самую большую радость - пусть пашет! И что  за  беда,  если  на
соседнем поле будут работать машины, а еще на одном хлеб будет расти  так,
как принято это у многих  цивилизаций  основного  русла:  сам  собой,  без
вмешательства человека, но по договоренности с ним. Человек может получать
у природы все нужное, не отнимая, но по соглашению с нею; только при  этом
ему приходится относиться к ней, как к равноправному партнеру и  выполнять
свои обязанности, понимать ее  и  беречь...  Наш  способ  дает  неизмеримо
больше, чем ваш, машинный, а ваш, в свою очередь,  куда  производительней,
чем соха; но если она необходима ему - да обрящет! Потому что нам не  хлеб
его нужен прежде всего, а его радость жизни, то Тепло,  которое  дает  он,
ощущая себя на своем месте в мироздании.  Пусть  благоденствуют  пахарь  и
капитан звездного корабля - для мира они  одинаково  ценны.  И  пусть  два
соседа делают и думают по-разному, но если дела их добры - они  генерируют
одно и то же поле - то, что ведет ко  благу.  Ты  понял?  Страх,  зависть,
вражда, подлость, голод, бесправие - вот что дает  отрицательные  поля,  и
еще многое другое: предательство,  жестокость,  нетерпимость.  Чем  больше
человек думает о мире и о своем месте в нем, тем менее способен он на  все
это. Но заботиться об этом нужно начинать своевременно, подобно тому,  как
воспитание каждого отдельного человека начинают с первого дня его жизни. А
вы  решили,  что  делать  машины  важнее,  а  человек  как-нибудь  и   сам
обойдется... И я  говорю  тебе:  вы  хотите  войти  в  наш  мир,  большой,
развивающийся мир? Научитесь быть людьми, а не персоналом! Чувствовать  не
шепотом! Любить, не жалея  себя!  Тогда,  повторяю,  -  тогда  придите,  и
рассудим!
   Не дожидаясь ответа, Фермер круто повернулся. Шаги  его  прозвучали  за
углом дома и сразу исчезли, и Ульдемир снова остался наедине с Мастером.
   - Ну  вот,  -  сказал  Мастер  спокойно.  -  Теперь  ты  приблизительно
понимаешь, что к чему. Фермер прекрасно  объясняет,  мне  это  никогда  не
давалось. И теперь ты можешь всерьез подумать и решить: так ли  уж  хочешь
ты на свою прекрасную Землю?
   Ульдемир помолчал. Вздохнул.
   - Я хочу. Не знаю почему. Рассудок советует остаться  с  вами.  Но  вот
чувство... Наверное, только там я смогу давать Тепло,  о  котором  говорил
Фермер. Там.
   Мастер помолчал в свою очередь.
   - А какую Землю ты имеешь в виду?
   - Если бы у меня был выбор!.. Но разве ты сможешь  вернуть  меня  туда,
где я родился, где жил своей жизнью?
   - Какая мне разница?
   - Это возможно?
   - Возможно.
   - Тогда... Тогда, Мастер, и говорить нечего!
   - Да будет так. Но я все же не хочу терять тебя окончательно. И  ты  не
забудешь того, что услышал. И  не  станешь  скрывать  этого  от  тех,  кто
захочет услышать.
   Ульдемир кивнул.
   - А ты представляешь?..
   - Да, - сказал Ульдемир, помедлив. - Да. Но скажи: зачем это тебе? Ведь
те времена давно прошли, Земля с тех пор проделала немалый путь...
   - Что ты знаешь о времени, Ульдемир, чтобы судить? Раз я хочу,  значит,
вижу в этом смысл. Недаром даже у  вас  понимают,  что  исправлять  ошибки
никогда не поздно.
   - Я верю тебе. Хотя в чем-то ты и обманул меня.
   - Неужели? Это серьезный упрек, Ульдемир. Я знаю, что ты имеешь в виду.
Но разве я не дал тебе любви - там, на планетах?
   - И отнял снова.
   - Любовь нельзя отнять. Человека - может быть.  Но  я  не  обещал  тебе
ничего навечно. И к тому же, жизнь ведь далеко не окончена,  капитан.  Вот
стол. Разве не чувствуется, что здесь хозяйничала женская рука? И ты  даже
не полюбопытствовал, для кого четвертый прибор.
   Ульдемир нерешительно усмехнулся.
   - Женщина? Может быть, я ее знаю?
   - Должен разочаровать тебя: нет. Она - мой эмиссар,  та,  что  помогала
тебе на планетах. Но ты ее не знаешь - настоящей...
   Ульдемир безразлично кивнул.
   - Что же, я очень благодарен ей. За помощь и гостеприимство.
   - Это ты скажешь ей самой.
   И почти одновременно с этими словами женщина вышла из дома.
   Нет,  Ульдемир  никогда  раньше  не  встречал  ее.   Незнакомые   черты
прекрасного лица. Спокойный и добрый взгляд. Мягкая улыбка.
   - Тепла вам! - сказала она. - Вам обоим.
   - Прошу за стол! - сказал  Мастер.  Он  смотрел  на  женщину.  Ульдемир
перехватил его взгляд, и капитану почему-то стало грустно.


   - Ну вот, капитан, - сказал Мастер, когда обед подошел  к  концу  и  на
столе появились фрукты. - Не могу обещать, что тебе  будет  легко.  Но  не
надо бояться, даже когда очень больно. Это  ведь  не  главное.  Главное  -
добро. И ты знаешь, что будущее  -  за  ним.  Что  бы  тебе  ни  говорили.
Счастливого тебе пути.
   - Теперь моя очередь, Мастер, - сказала женщина.
   Мастер нахмурился.
   - Нужно ли это?
   - Я так хочу. И ты знаешь, что я права. Ты - знаешь.
   Ульдемир смотрел на нее, не понимая. Мастер встал.
   - Хорошо, - сказал он, и голос его, по-прежнему громкий, словно утратил
звонкую резкость. - Я всегда уступал тебе.
   В следующий миг его больше не было на веранде.
   Ульдемир взглянул на женщину.
   - Я слушаю вас.
   - Ульдемир, - сказала она. - Я обидела тебя?
   - Простите, - сказал капитан. - Я не припоминаю...
   - Ах, да. Прости. Смотри.
   Он и так смотрел. Лицо ее стало неподвижным, но  черты  его  словно  бы
менялись - где-то в глубине, под поверхностью. И...
   - Анна! - крикнул он.
   - Не спеши...
   - Астролида! - Он вскочил. - Ты...
   - Обожди, капитан!
   - Мин Алика?..
   Но и тот облик промелькнул - и исчез, и снова перед ним сидела женщина,
которую он только здесь, только что увидел.
   - Ульдемир! - сказала она негромко. - Разве трудно было понять, что все
время это была  я?  Пусть  мой  облик  и  менялся...  Ну  почему  ты,  как
большинство людей, видишь меняющийся облик - и не видишь того неизменного,
что под ним: личности человека, сущности женщины? Как  ты  мог  не  понять
сразу же, что это - я?
   - Ты... - пробормотал он. - Ты...
   - Ты твердо решил уйти на Землю?
   - Если бы я знал... Но я уже не могу не уйти.
   - Боишься, что Мастер и Фермер плохо о тебе подумают?
   - Нет, - сказал он. - Не поэтому.
   - Я понимаю. Что же, иди, Ульдемир.
   Он хотел приблизиться, но она вытянула руку.
   - Я... - сказал капитан. -  Не  могу...  Снова  теряю  тебя.  Теперь  -
навсегда. Но ведь это - только мое. А там... Но позволь мне на прощанье...
   - Иди! - сказала она. - Мастер ждет тебя. А Мастер не должен ждать.
   Ульдемир поднял голову.
   - Прощай, - сказал он. - Я буду думать о тебе всегда, Сейчас,  когда  я
знаю, понял... буду всегда любить тебя, зная, что ты есть. Что  ты  всегда
есть.
   И он решительно двинулся -  к  углу  дома,  туда,  где  всегда  исчезал
Мастер.
   - Да, ты будешь, - сказала женщина  вдогонку.  -  А  там,  на  Земле...
Слышишь, Ульдемир? Там, на Земле...
   Он приостановился.
   - Я слушаю...
   - Попытайся там привести все в порядок. Не на планете, конечно: у  себя
дома. Потому что я приду к тебе очень  скоро.  Надолго.  Навсегда.  -  Она
улыбнулась. - Я помогала тебе на чужих планетах. Неужели  я  оставлю  тебя
одного на Земле?.. Ты только узнай меня.



11

   И все-таки меня отнесло течением метров на пятьдесят, стоило  мне  чуть
ослабить гребки, пока сердце не пришло в норму. Я подплыл  к  берегу.  Дно
здесь было илистым, в  воде  лежали  коряги,  вылезать  было  не  очень-то
удобно, но ничего не поделаешь. Зато я согрелся, хотя Гауя в это  время  -
не для курортников.
   Я вылез, узкой тропкой в кустарнике прошел к месту, где раздевался, где
лежали мои джинсы, куртка, полотенце - лежали так, как я их бросил.
   Я вытерся, с удовольствием чувствуя, как дышит  кожа,  как  разбегается
кровь. Вода выручает нас в таких случаях, когда  больше  вроде  бы  некуда
деваться; но рано или поздно приходит пора вылезать.
   Сколько я пробыл в реке на этот раз? Минут десять? Пятнадцать? Спасибо,
Мастер. Очень точно.
   Я медленно шел к даче.  Спешить  было  некуда,  и  следовало  о  многом
подумать, об очень многом.
   А думать хорошо, именно когда идешь куда-то, но не спешишь,  зная,  что
не опоздаешь.
   Я прошел по пустынному дачному поселочку, подошел к своей даче. Калитка
была отворена.
   Я, помнится, закрыл ее, когда шел купаться.  Впрочем,  тогда  я  был  в
таком настроении, что немудрено было и забыть. К тому же,  я  ведь  уходил
ненадолго - да и на самом деле пробыл на реке не бог весть сколько.
   И все-таки калитку  отворял  не  я.  Я  понял  это,  когда  из-за  дома
навстречу мне вышел сын.
   - Папа, здравствуй, - сказал он.
   - Сын! - сказал я. - Приехал? Вот молодец. Давненько я тебя не видел...
   - Я уже подумал, что ты уехал в город,  а  потом  заглянул  в  гараж  -
машина стоит.
   - Сходил, выкупался, - сказал я. - Вода ничего. Не хочешь?
   - Потом схожу, - кивнул он.
   - У тебя дело? Или просто так? Что, опять в школу?
   - Да, - с досадой сказал он. - Нет, я просто так.  Хотел  забрать  свою
японскую музыку.
   - Она в целости, - сказал я. - А что мы тут стоим?
   Я отпер дверь, и мы вошли на веранду. Она была куда меньше, чем та,  на
Ферме. И все тут было иным. И все же...
   - Я даже беспокоиться стал, - сказал сын. - Не случилось ли что-нибудь.
   - Да ну, сын, - сказал я. - Что со мной может случиться?
   Я вошел в комнату. Порядка здесь было маловато.  Особенно  для  свежего
глаза.
   Сын тоже смотрел критически.
   - Что, беспорядок? - спросил я.
   Он усмехнулся:
   - Да у тебя всегда так...
   - Ладно, - сказал я сурово. - Критикан  ты,  вот  кто.  Давай-ка  лучше
помоги прибраться, раз уж приехал.
   - Давай, - согласился он. - А что? Ждешь гостей?
   - Жду, - сказал я. - Тут  один  может  в  скором  времени  приехать  из
Германии. И еще...
   - Это тебе полезно, - сказал сын. - А то,  знаешь,  ты  скучно  живешь.
Однообразно. Я бы, наверное, так не смог.
   - Да? - сказал я. - А мне вот - в самый раз.


   Владимир Михайлов.
   Властелин

   -----------------------------------------------------------------------
   "Капитан Ульдемир", книга третья.
   Н.Новгород, "Флокс", 1993 ("Избранные произведения" т.3-4).
   OCR & spellcheck by HarryFan, 16 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. И ПРОЧИЕ УСЛЫШАТ И УБОЯТСЯ


1

   Никогда не знаешь, как быть с памятью. Мне она порой кажется похожей на
старый наряд, последний раз надеванный тобою лет с тридцать назад, а то  и
больше, и сейчас вдруг извлеченный  из  окутанных  мраком  глубин  старого
сундука, вскрытого в поисках чего-то совершенно другого. Держа этот  наряд
в вытянутой руке, с  немалым  удивлением  его  разглядывая,  ты  оторопело
думаешь:  что,  я  и