другому миру?
   Нет, кажется, он попал в безвыходное положение.
   И вдруг он встрепенулся, едва не вскочил с кресла.
   Архив!
   Да, вот этот самый архив, поисками которого он сейчас занимается.  Хотя
бы десяток-другой, хотя бы несколько таких документов, касающихся династии
Властелинов, при  взгляде  на  которые  загорелись  бы  глаза  даже  не  у
историков, но у  политиков  на  любой  планете  Нагора.  Это  ведь  только
несведущим кажется, что документ - всего лишь  бумага.  Это  -  взрывчатое
вещество огромной силы, таким не обладают ни одни  вооруженные  силы  всех
миров! Смертоносное оружие! Обладание им очень многого стоит...
   Обладая этим оружием, можно уцелеть даже  и  тут.  Предупредив,  что  в
случае, если с ним плохо обойдутся, сработает некий механизм  и  документы
окажутся обнародованными. Для этого их, конечно, следует  держать  не  при
себе. И даже не на Ассарте, а в сейфе  самого  надежного  банка  на  самой
далекой от Ассарта планете. На Тулесире или Рое.
   Значит, все-таки нужно попасть туда. А прежде -  найти  доступ  в  этот
архив. И убедиться в том, что такие документы там есть.
   Не могут не быть.
   Теперь Хен Гот и на самом деле вскочил с места и  стал  расхаживать  по
комнате из угла в угол.
   Что же медлит старик?..
   Мысль эта возникла в тот самый миг, когда дверь неслышно  отворилась  и
вошел Эфат.
   - Вот то, что вам нужно, - сказал он.
   Историк повертел в пальцах массивный, с двойной бородкой, желтый ключ.
   - Вы уверены, что это ключ от архива?
   - Я не примерял его, - несколько суховато сказал старик. - Но  из  всех
ста сорока восьми ключей Жилища  Власти  этот  оказался  единственным,  на
котором не было бирки с названием  помещения.  Во  всяком  случае,  ничего
другого сделать нельзя.
   - Я искренне вам признателен, - спохватился Хен Гот. - И хотел бы иметь
возможность ответить вам любой услугой, какая может понадобиться. А теперь
прошу вас: объясните, как мне найти дверь, которая отпирается этим ключом.
   - Очень просто, - сказал камердинер. - На ушке ключа выбит номер.
   - Да, я заметил. Сто шестнадцатый.
   - Совершенно верно. Значит, вам нужно помещение номер сто шестнадцать.
   - На дверях есть номера?
   - Думаю, что сейчас уже не на  всех.  Но  по  закоулкам  они  наверняка
сохранились.
   - Вы поможете мне попасть в ту половину Жилища?
   - Я обещал, и я это сделаю. Но только поставлю условие.
   - Согласен на любое!
   - Нет, оно не потребует от вас ни малейших усилий. Отперев дверь, вы  в
любом случае вернете мне ключ.
   - Он вам так нужен?
   - Во всем должен быть порядок.  Этому  ключу  полагается  находиться  у
коменданта Жилища. Но не  беспокойтесь:  пока  вы  там  будете  заниматься
своими делами, я сделаю - закажу - вам  дубликат.  Пожалуй,  самое  лучшее
будет сделать так: вы, убедившись, что попали туда, куда нужно, войдете, и
я запру вас. А вечером приду и выпущу,  и  тогда  же  отдам  вам  дубликат
ключа. Согласны?
   - Видимо, у меня нет другого выхода...
   - Очень хорошо. Да, у вас нет другого выхода. Идемте.


   Странные, отношения были у Мастера с одним из его  эмиссаров,  в  своей
планетарной стадии носившим сан иеромонаха, а  здесь,  на  Ферме,  имевшим
прозвище Пахаря. Странные - потому, что если все другие - а было их немало
- признавали Мастера представителем Высших Сил, то  иеромонах,  безусловно
соглашаясь с тем, что во всех делах практических Мастер понимает  и  может
куда больше, тем не менее считал, что по отношению ко всем  Высшим  Силам,
включая и Наивысшую, он  стоял  выше  Мастера,  поскольку  обладал  саном,
которого ни у Мастера,  ни  у  Фермера,  по  его  убеждению,  не  было.  И
разубедить его в этом было невозможно. Поэтому Мастер, всегда  старавшийся
щадить самолюбие своих эмиссаров, не считал зазорным лишний  раз  выказать
иеромонаху свое уважение - понимая, должно быть, что от такой мелочи  дело
не пострадает, что же касается его, Мастера, престижа, то  о  таких  вещах
Мастер и вовсе никогда не задумывался.
   Вот и на этот раз вместо того, чтобы пригласить Пахаря  прийти  в  дом.
Мастер сам отправился  туда,  где  иеромонах  проводил  и  дни  и  ночи  -
поскольку постоянно теплая и ясная здесь погода это позволяла.
   Иеромонах молился; Мастер сел на  землю,  опустив  ноги  в  придорожную
канаву, и с удовольствием расслабился, позволяя себе  несколько  минут  не
думать о делах, которые становились все более и более серьезными и в самом
ближайшем будущем  -  Мастер  отчетливо  ощущал  -  должны  были  и  вовсе
закрутиться лихой каруселью. Да и закрутились уже, собственно. Он сидел, с
удовольствием отдаваясь теплому ветерку,  мягкому  запаху  земли  и  трав,
неумолчной перекличке птиц на недалекой опушке светлого леса. И лишь когда
Пахарь,  завершив  свое  дело,  приблизился  к  нему,  Мастер  вернулся  в
привычное для него состояние собранности и готовности к любым действиям.
   - Тепла тебе. Мастер, - приветствовал его Пахарь.
   - И тебе, - откликнулся Мастер, как всегда, с  удовольствием  оглядывая
крепкую  фигуру;  в  отличие  от  многих  других  людей,   пребывавших   в
Космической стадии своего пути. Иеромонах не спешил отказываться от  плоти
- здесь, на Ферме, он мог обладать ею постоянно. И лишь в  случае  крайней
необходимости он переходил в иные формы. - Доволен ли ты работой?
   - Славно работается, - ответил Пахарь.
   - Не надоедает?
   - Как не надоедает дышать.
   - Не соскучился ли ты по друзьям?
   Пахарь  улыбнулся,  открывая  зубы,  сверкнувшие  белизной   в   черном
обрамлении бороды и усов.
   - Я всегда по ним скучаю.
   - Не желаешь ли увидеться с ними?
   Пахарь, подумав, ответил:
   - Встреча с друзьями - праздник; но на один праздник  приходится  много
будней, недаром в  седмице  лишь  одно  воскресенье.  Но  ты  не  случайно
заговорил о них, Мастер. Не помню случая,  чтобы  ты  делал  что-либо  без
другого смысла.
   На этот раз улыбнулся Мастер.
   - Ты прав, конечно. Есть и другой смысл.
   - Изложи. Им приходится трудно?
   - Не только им. Всем нам.
   - По себе я пока не чувствую.
   - Ты у нас один такой. Вот и бережем тебя, - серьезно ответил Мастер. -
И только тогда призываем, когда никто, кроме тебя, не справится.
   Пахарь был простодушен и не подумал даже,  что  эти  слова  могут  быть
всего лишь лестью.
   - Ну что же, - сказал он. - Сейчас как раз можно. Все пошло в рост.  Ты
только насчет дождя не запамятуй, Мастер. Я Творца просил, конечно,  но  и
ты не забудь. Понеже воля Его исполняется через нас, многогрешных.
   - Не забуду.
   - Теперь говори, что стряслось.
   - Начну с того, что придется тебе на время покинуть Ферму.
   - Ох, не люблю я этого, - вздохнул Пахарь. - Сам знаешь, не по мне это.
Ведь бестелесно придется путешествовать?
   - Ты и сам понимаешь.
   - Понимать-то понимаю... Ну, а куда же? Опять на  какой-нибудь  планете
неувязки? Когда же научатся без нас обходиться?
   - Когда научатся, мы и нужны не будем, - ответил Мастер. - Но до  этого
еще ждать и ждать... если только нам не помешают.
   - Кто же это окажется в силах?
   - Как будто ты сам не знаешь.
   - М-да,  -  сказал  Пахарь  после  паузы,  -  силен,  силен  враг  рода
человеческого. Равно и присные его. С ними, что ли, тягаться?
   - От тебя ничего не скроешь. С ними.
   - Где же и как?
   - На планеты тебе пока не нужно. Есть Застава.  Как  Ферма,  только  не
наша. Но лучше начну я с  самого  начала  -  тебе  потом  меньше  придется
спрашивать.
   - Погоди, только воды напьюсь...
   Пахарь слушал  внимательно,  не  перебивая,  приспустив  тяжелые  веки,
мощные руки сложив на животе. Когда Мастер умолк, он заговорил  не  сразу,
как бы раскладывая в уме услышанное по разным полочкам и коробам.
   - Значит, Эла там была.
   - Была. И обнаружила интересные вещи. Она мне сообщила. То, что она там
видала, я думаю, поможет нам многое понять. Но... не довела дело до конца.
Не увидела чего-то, что, я уверен, там должно быть. Машина,  устройство...
Ты должен разобраться. Найти.
   - Господь надоумит. Ну, пришел я туда, разобрался. Дальше что? Сломать?
Я ведь без тела. А таким воздействием, как ты учил, у  меня  не  больно-то
получается. Знаю, пробовал.
   - И все же надо. Мы  тут  с  Фермером  думали  и,  похоже,  догадались:
Охранитель этой механикой изолирует нас от Мироздания. И держит  множество
кораблей в сопространстве. Кораблей  Ассарта,  которые  нужны  сейчас  для
защиты их планеты.
   - Где они нужны, это я  понял.  Однако  уповаю  на  Господа...  Наши-то
мужики там?
   - Там. И в опасности.
   - Ну, об опасности ты мне не говори. Мастер. Что им станется? Будут как
я, как Эла - только и всего. Так или иначе ведь...
   - Не тебе судить. Не заносись, иеромонах.
   - Грешен... - проворчал Пахарь. - Великий грешник есмь. Но все равно  -
без тела мне с таким делом не справиться. А в теле туда не попасть. Кругом
шестнадцать.
   - Обожди еще причитать. Сначала проберись туда. Осмотрись. И  если  сам
уж никак не сумеешь - тогда  придется  тебе  отправиться  на  планету.  На
Ассарт, к нашим. Хотя бы одного из них доставишь в то место.  На  Заставу.
Как - не знаю. Придумаете. Вдвоем уж как-нибудь справитесь.
   - Не простая задачка.
   - Ради простых не отрывал бы тебя от дел.
   - Это так, это я понимаю... Мастер, но ведь куда  проще  было  бы  тебе
самому туда Пожаловать. Ты-то ведь с легкостью управился бы, разве не так?
   - А вот и не так, - сказал в ответ  Мастер.  -  Как  же  ты  -  человек
серьезный, а такой простой вещи не понимаешь. И Фермер,  и  я  -  мы  ведь
только с живым имеем дело. И на это поставлены. А то, что не живет  -  это
не наше. А ведь машины, даже самые тонкие, не  живут.  Существуют,  но  не
живут.
   - Так-то так. Но все же не очень в это верится. Вы с Фермером  все-таки
поумнее нас. Намного.
   - Так. А ты - умнее лошади?
   - Ну... должно быть.
   - Управлять ею можешь?
   - Уж как-нибудь.
   - А если тебя вместо нее в оглобли поставить - ты лучше повезешь?
   Иеромонах засмеялся, покачал головой.
   - Язык у тебя  ловок,  Мастер.  Ну,  ладно.  Пойду  и  сделаю,  как  ты
говоришь.
   Он поднялся, отряхнул приставший сор.
   - Постой, - сказал Мастер. - Только хочу предупредить: если  наткнешься
на Охранителя - будь осторожен. Он силен.
   - Имя он себе выбрал, прямо скажу, не по чину. Но хоть как он зовись  -
что он мне сделает? Я уже давно не планетарный...
   - Что сделает? Воплотит хотя бы.
   - Ну? А он может?
   - Может. Как и я могу, и Фермер. Только не в человека. Чтобы  воплотить
снова в человека, нужны те, кто сильнее нас. Но во что-нибудь пониже.
   - Но ты же не слабее, Мастер?
   - А где я тебя тогда найду? Нет, ты уж лучше поберегись, если  придется
с ним столкнуться. И сразу, как только все  осмотришь,  сообщи  мне  сюда.
Вот, теперь - идем. Я тебя отправлю прямо туда.


   Леза чувствовала: еще  немного,  вот-вот  -  и  она  впадет  в  черное,
безвозвратное отчаяние, из которого выход только в смерть. Ее и умереть не
очень устрашило бы; однако она уже не сама была и не для себя,  но  только
для другого - того, кто, не желая признавать никаких резонов, упрямо рос в
ней и уже ощутимо толкался. Напоминал, как будто она могла о нем забыть.
   Ныне ясно было, что его - а значит, и ее спасение  лишь  в  том,  чтобы
бежать отсюда, исчезнуть в безвестности, раствориться в  окружающем  мире.
Подальше от власти, от каждого, кто представлял и  кто  олицетворял  ее  -
Власть,  не  имеющую  ни  совести,  ни  жалости,  не  знающую  любви,   не
останавливающуюся перед подлостью, перед предательством, перед  убийством.
Мысли об Изаре, прежде бывшем для нее главным в жизни, не  исчезли  из  ее
сознания, но как-то поблекли, стушевались,  утратили  объемность  и  стали
плоскими - как будто не с ней произошло это -  любовь  к  Изару,  недолгая
жизнь с ним, - но было  прочитано  в  какой-то  книге,  и  пока  читала  -
волновало, а когда, дочитав, закрыла книгу - перестало  тревожить,  потому
что, скорее всего, было кем-то придумано. Нет, она нимало  не  жалела  обо
всем, что было, и даже не отказывалась от возврата -  но  не  прежде,  чем
совершенно уверится в том, что ребенку ее ничто не грозит, что он  надежно
укрыт и никогда не ввяжется в холодную и смертельную борьбу за  высочайшее
в Державе кресло - да и ни за какое другое.  Иногда  бегло  проскальзывала
мысль: а  почему?  Ведь  он  как  раз  и  будет  единственным,  обладающим
подлинным правом на Власть; но тут же за  этой  мыслью  приходила  другая,
верная: полноте, кто же в борьбе за власть считается с правом?  Не  более,
чем с моралью. Право выглядит хорошо, когда за  его  спиной  стоят  густые
шеренги войск и полные залы политиков; иначе оно обречено.
   Бежать нужно было, бежать без оглядки.
   Но только - как?
   Сперва она решила было, что сумеет договориться по-хорошему с теми, кто
привел ее сюда и  запер.  С  Жемчужиной  Власти.  По  первому  знакомству,
оказавшемуся пока и последней их встречей, Ястра  показалась  женщиной  не
злой и даже не очень коварной. Чем-то она  Лезе  даже  понравилась.  Может
быть, тут  сказалось  и  то,  что  Леза,  несмотря  на  высокое  положение
Жемчужины и все, с ним связанное, - Леза ее скорее жалела и  уж  никак  не
завидовала.  Не  то,  чтобы  она  забыла   свою   собственную   готовность
подвергнуться тогда насилию - его насилию; но ведь это шло от любви, когда
ничто не страшит, Ястра же Изара,  надо  полагать,  не  любила,  иначе  не
отвергла бы его и не утешилась так скоропостижно. И вот  Лезе  показалось,
что, если откровенно с Жемчужиной Власти поговорить, сказать,  что  готова
исчезнуть навсегда и отовсюду, хоть в  другой  мир  переселиться,  что  ее
ребенок  никогда  не  выступит  претендентом,  она  готова  любой  клятвой
поклясться, - Жемчужина поймет ее как женщина женщину и как  будущая  мать
может понять другую будущую мать; поймет, и не только отпустит, но даже  и
поможет укрыть все концы, запутать следы... Придя к такому  выводу,  Леза,
как только ей принесли очередную  еду,  попросила  стража  передать,  кому
следовало, что она  просит  Жемчужину  о  свидании.  Немногоречивый  страж
кивнул, но, в отличие от прошлых своих посещений, этим не  ограничился,  а
позволил себе даже произнести несколько слов:
   - Только навряд ли, - сказал он. - Война ведь.
   Война! А она и не знала этого. Теперь становилось куда понятнее, почему
Изар до сих пор не разыскал ее тут: война  -  это  уж  такое  дело,  самое
главное для мужчин. И не только ему, но, наверное,  всем  хватает  работы,
даже и Жемчужине Власти. Госпитали, благотворительность - по книжкам  Леза
знала, чем в такие дни занимаются высокопоставленные дамы. Но ведь и она в
конце концов собиралась просить о благотворительности  -  только  в  иной,
необычной форме.
   - Вы передайте все же. Ладно?
   И она улыбнулась, как умела делать, когда хотела понравиться.
   - Отчего ж не передать, - сказал страж, забирая утреннюю посуду.
   Когда он снова появился - вечером, - Леза не стала  спрашивать,  только
посмотрела на него ожидающим взглядом. Он понял и  только  пожал  плечами.
Наверное, это следовало понимать так: передать передал, но ответа никакого
не получил. Но ведь, собственно, ему и не должны были ответить. Кто-нибудь
другой придет и передаст, что ему прикажут, - или, еще вернее, прямо велит
идти за ним и отведет ее к Жемчужине. Интересно, будут ли ее и на этот раз
угощать кофе? Наверное, не станут. Но хоть выслушают...
   Однако и на другой день никто не приходил, не передавал и не  приглашал
следовать за ним. И Леза ясно поняла: сегодня никому не до нее, судьба  ее
не волнует ни Ястру, ни того человека, что заменил рядом с ней Изара -  ну
совершенно никого.
   Пришлось искать другие возможности. И в сознании  вдруг  всплыл  другой
человек, который, если  бы  очень  захотел,  наверняка  смог  бы  каким-то
способом посодействовать ей. Задира.  Ублюдок  Властелина.  Или,  как  она
теперь называла его про  себя,  -  Претендент  Миграт.  Он  был  человеком
сильным, это чувствовалось в нем сразу, и решительным. Конечно, освободить
ее, действуя извне - дело опасное. Ради чего Миграт захотел  бы  пойти  на
немалый риск? Что могла Леза предложить ему? Подумав, она нашла две  таких
вещи. Первой была  полная  откровенность.  Не  может  быть,  чтобы  Миграт
остался  равнодушным  к  судьбе  другого  человека,  пусть  еще  даже   не
родившегося, но уже отмеченного той же, что Миграт, судьбой. Наверное, это
затронет какие-то струны  в  душе  претендента.  Если  же  этого  окажется
недостаточно, Леза могла вдобавок предложить только себя. Она с той, самой
первой встречи, почувствовала, что нравится ему - и ведь, в конце  концов,
он не поступил с нею  плохо,  значит,  испытывал  к  ней  какое-то  другое
чувство, не только чисто плотское влечение; но  если  даже  и  только  это
интересовало его - она готова была за спасение сына заплатить такой ценой:
жизнь ребенка была дороже чести, дороже верности и  даже  любви:  все  это
были чувства вторые, а к ребенку - первое и главное.
   Вот только решить - это было меньшей половиной  дела;  а  как  сделать,
чтобы ее зов долетел до Миграта? Лезе было страшно просить  стража,  чтобы
он отправился во второй городской цикл и разыскал там  человека  по  имени
Задира, которого знали все; но уж совершенно невозможным было  -  передать
стражу то, что она хотела сказать Миграту. Оставалось написать - и уповать
на то, что страж согласится, выйдя из  Жилища  Власти,  бросить  письмо  в
ящик, предварительно не прочитав его. Конечно, точного адреса Задиры  Леза
не знала, однако решила, что можно  написать  на  адрес  запомнившейся  ей
пивной на той улице - как раз напротив этой пивной все тогда и  произошло;
а что, попав в пивную, письмо дойдет до Задиры, она не сомневалась.
   Писать, правда, было нечем и не  на  чем.  Снова  дождавшись  стража  -
сегодня это был другой, - она  попросила  листок  бумаги  и  ручку.  Страж
посмотрел на нее, как на пустое место, и  никак  не  дал  понять,  что  он
вообще услышал обращение к нему.  Леза  повторила  просьбу.  Страж  собрал
посуду и молча ушел. Всего  их  было  трое,  и  тот,  добрый,  должен  был
появиться лишь послезавтра. Приходилось ждать.
   Чтобы как-то скрасить это ожидание, Леза вновь принялась за архив. А  в
промежутках между документами раздумывала о том, что станет делать, если с
Задирой ничего не получится. Выходило, что останется возможным лишь  одно:
напасть на стража, когда он снова придет, чем-нибудь сильно ударить, чтобы
он упал в обморок, и убежать. Леза не имела ни малейшего  представления  о
том, как станет выбираться из Жилища Власти, но сейчас об этом и не стоило
думать: сначала - убежать из этой комнаты, а  уж  там,  дальше,  останется
только надеяться на доброту судьбы. Сейчас  оставалось  лишь  окончательно
решиться на такое  действие,  противное  ее  представлениям  о  жизни.  Но
человек, оказавшись в безвыходном положении, способен идти на все.
   Вот только чем ударить? Она медленно обвела  глазами  комнату,  как  бы
заново знакомясь со всем, что тут находилось.  Кажется,  самым  подходящим
был стул. Леза попробовала поднять его над головой.  Стул  оказался  очень
тяжелым, она не могла долго  держать  его  на  весу.  Наверное,  следовало
поднять его, как только снаружи начнут отпирать  дверь  и,  стоя  рядом  с
дверью, ударить, едва страж войдет. Да,  наверное,  именно  так  следовало
поступить. Главное - не испугаться в тот миг,  когда  надо  будет  нанести
удар, не смутиться мыслью о крови, и  вообще  -  никакой  жалости!  Совсем
никакой! Ее тут никто не жалеет...
   Но, может быть, все же не надо  заходить  так  далеко?  Неужели  нельзя
добиться  своего  иначе,  как  с  применением  оружия  -  хотя  бы   столь
примитивного, каким был стул?
   Пока еще оставалось время, она села на это  самое  оружие  и  принялась
убежд