ко,  не  унизился  до  объяснений,  а
старший телохранитель дал понять  смотрителю  усадьбы,  что  вся  свита  с
машинами застряла на дороге, которая сделалась  совершенно  непроезжей,  и
намекнул, что ответственность за подобный беспорядок лежит именно на донке
Яшире.  Смотритель  усадьбы  попытался  объяснить  Властелину,  что  шоссе
Порт-Калон - Плонт поддерживается  в  порядке,  а  если  бы  заранее  было
известно, что Бриллиант Власти прибудет другим путем, съехав с магистрали,
то надлежащие меры  были  бы  приняты  своевременно.  Изар  отмахнулся  от
разъяснении - ему и в самом деле было не до них.
   - В таком случае, проводите  меня  в  мои  покои,  -  распорядился  он,
поскольку апартаменты Властелина  имелись  в  резиденции  любого  донка  в
каждом из донкалатов. - И разместите моих людей где-нибудь  по  соседству,
как всегда.
   Смотритель успел, разумеется,  распорядиться,  чтобы  покои  Властелина
были приведены в порядок; так что Изар нашел там все в наилучшем виде.
   Он подождал, пока старший телохранитель не доложил, что  все  его  люди
размещены тут же и пост под окнами выставлен. После  этого  Изар  разрешил
остальным отдыхать: дорога, а еще больше - схватка всех изрядно  измотали.
Лишь после этого Властелин позволил себе расслабиться в уже приготовленной
для него ванне. Он даже подремал немного в теплой, душистой воде. Долго  и
с удовольствием мылся. Накинул халат и вышел в гардеробную.
   И тут же почувствовал прикосновение к затылку  холодного  металла.  Это
было далеко не столь приятно, как струи воды, под которыми Изар стоял  еще
минуту тому назад.
   Он на мгновение замер. Низкий голос из-за спины предупредил:
   - Без шалостей, Властелин. У меня разрывные пули, так что шансов у тебя
никаких. Медленно, шаг за шагом - в  гостиную.  Есть  надобность  серьезно
поговорить.
   - Хорошо, Миграт, - сказал Изар мирно. - Что, следует поздравить тебя с
возвращением на Ассарт? По моим сведениям, ты  успел  вовремя  удрать.  Не
слишком  ли  рискованно  поступаешь?  Нападаешь   на   меня   на   дороге,
преследуешь, совершаешь насилие здесь...  Да  убери  ты  свою  железку,  -
посоветовал он. - Мне интересно  тебя  послушать,  так  что  ты  ничем  не
рискуешь.
   - Там посмотрим, - неопределенно молвил Миграт.
   Но  пистолет,  после  некоторого  колебания,  убрал.   Хотя   Изар   не
сомневался, что палец Миграта по-прежнему лежит на спуске.
   - Милости прошу в гостиную, - вежливо сказал Властелин.


   Они сидели за кофейным столиком, друг напротив друга. Изар  внимательно
изучал лицо Миграта, стараясь найти признаки  каких-то  перемен;  полагал,
что крутые события последних недель должны были хоть  как-то  повлиять  на
претендента - непонятно, однако,  в  какую  сторону:  умерил  ли  он  свои
притязания - или  напротив,  поражение  только  ожесточило  его.  Судя  по
пристальному взгляду, претендент тоже пытался  разобраться  в  настроениях
Властелина. Неизвестно, насколько преуспел он; что же касается  Изара,  то
Властелин пришел лишь к выводу, что его брат устал; крупные, тяжелые черты
его лица стали еще резче, углы  губ  опустились,  глаза  не  горели  более
мрачным пламенем достижения, какой был  заметен  в  них  раньше.  Впрочем,
раньше Властелин наблюдал претендента слишком мало, чтобы делать поспешные
выводы. Может быть, именно сейчас Миграт выглядел нормально, а тогда в нем
сказывалось предчувствие схватки. Видно будет... Интересно, долго  еще  он
собирается молчать?
   - Это ты хотел встречи со мной, а не наоборот,  -  Изар  решил  наконец
прервать паузу. - У меня слишком мало времени для  болтовни.  Может  быть,
объяснишь наконец, чего ты хочешь? Ты что же - больше не враг мне? Так?
   Миграт кивнул, не дожидаясь, пока Изар закруглит свое высказывание.
   - Цель моя - не в том, чтобы уничтожить тебя, - сказал он. - Это я  мог
бы сделать еще там, на дороге.
   Справедливость его слов была очевидной, и  Властелин  кивнул.  Но  счел
нужным вставить:
   - Однако ты подверг свою жизнь серьезной опасности не ради того,  чтобы
нанести визит вежливости.
   Миграт ухмыльнулся.
   - В чем, в чем, но  в  избытке  вежливости  меня  еще  не  обвиняли,  -
подтвердил он. - Я вернулся, чтобы договориться.
   Тут он взглянул на Изара едва ли не с  доброжелательством  -  сколь  бы
невероятным это ни казалось.
   - Оставим эту дипломатию для несведущих,  -  сказал  он.  -  Я  намерен
разговаривать  откровенно.  Называть  вещи  их  именами.  Ты  в   качестве
Властелина провалился, братец. Тебя не  хотят  больше  видеть  на  вершине
власти.
   Изар перенес удар не моргнув глазом.
   - Возможно, - сказал он. - Но, думаешь,  кто-нибудь  хочет  тебя?  Тебе
придется разочароваться.
   Миграт усмехнулся.
   - Думаешь, ты сказал что-то новое? Я и сам это прекрасно знаю. Я мог бы
вскочить в твое кресло только  с  разбега.  Не  получилось,  -  он  развел
руками. - Но это значит  лишь,  что  мы  с  тобой  нынче  -  в  одинаковом
положении. Вот  поэтому  я  и  предлагаю  тебе  выход,  который,  надеюсь,
удовлетворит  нас  обоих.  Согласен  выслушать?  Все  равно,  до  рассвета
придется просидеть здесь.
   - Не обязательно, - возразил Изар. - Я собираюсь двинуться еще затемно.
   - К Яшире, конечно?
   - Нетрудно было угадать. Ты  ведь  тоже  оказался  на  этой  дороге  не
случайно. Но напрасно: за тобой он  не  пойдет.  Я-то  неплохо  знаю  его:
человек себе на уме. И чужого не хочет, зато и своего не отдаст.
   - А ты рассчитываешь чем-то соблазнить его?
   - Ну, это пусть пока останется при мне. Но ты хотел,  по-моему,  что-то
предложить? У меня еще есть время тебя выслушать.
   - Тогда слушай. Я знаю, где  Леза  и  твой  сын.  Думаю,  эти  сведения
многого стоят.
   Изару нелегко было сохранить на лице выражение спокойствия.
   - Допустим. И какую же цену ты за них запросишь?
   -  Не  спеши.  Серьезные  сделки  не  заключаются  наспех.   С   твоего
позволения, продолжу излагать свои мысли. Твой сын  ведь  меня  интересует
вовсе не  потому,  что  он  -  мой  племянник.  Это  было  бы  уж  слишком
сентиментально.
   - Да, семье ты не очень-то предан.
   - Как и она - мне. Но это - пустые слова. Слушай внимательно.
   - Я только этим и занят.
   - Пока ты разъезжал, Ястра с донками объявили,  что  ты  лишен  Власти.
Новым главой Ассарта объявлен ее сын, Яс Тамир.
   - Этот щенок...
   - А ты ждал чего-то другого?
   Изар не ответил.
   - Теперь, - сказал Миграт, - нужен ответный ход  -  не  менее  сильный.
Нужно новое имя. Ни твое, ни мое, как мы уже поняли, больше не могут  быть
знаменем, за которым пойдут. И выход я вижу один: ты отрекаешься в  пользу
Растина. Твоего сына, а не чьего-либо еще.
   - Отречься? Мне?
   - Тебе. Но не Династии, Изар.
   - А я? А ты?
   - Мы совместно  объявляем  об  этом  всенародно.  Для  всех  это  будет
означать примирение на планете. И  ведем  силы  Яширы  против  Охранителя.
Разбиваем его наголову. Твоей супруге с ее исчадием придется  бежать  куда
глаза глядят - или же сдаться на наших условиях. И твой  сын  -  Властелин
Ассарта.
   - Повторяю: а мы? Он же ребенок! Кому можно доверить говорить и  решать
от его имени?
   - Да тебе же, тебе! И мне - на равных правах. Ты и я - регенты  власти.
Ты ведь чувствуешь существенную разницу:  как  Властелина  тебя  более  не
примут, но как человека второго плана, чьим именем формально ничего больше
не делается, - почему бы нет? У тебя происхождение и опыт...
   - А у тебя?
   - И у меня то же самое, - усмехнулся Миграт. -  Только  об  этом  нужно
будет объявить громко - для сведения всего Ассарта.
   Несколько секунд оба смотрели друг на друга  -  напряженно,  не  мигая.
Каждый знал, что второй изменит при первой же  возможности.  Вдвоем  возле
трона будет тесновато. Но сейчас - сейчас иного  выхода  не  было.  Только
заключив хотя бы перемирие, они смогут воспользоваться силами донка Яширы.
   - Что же, это разумный выход. Я согласен, - проговорил Изар и  протянул
сводному брату руку.
   - Я рад. - Миграт  ответил  тем  же  движением,  и  рукопожатие  врагов
состоялось. Крепкое - словно в нем должна была задохнуться давняя распря.
   Изар подошел к окну.
   - Еще корабль садится, - проговорил он. - Где-то совсем близко.
   - У Яширы, где же еще? У него космодром  в  Ширате.  Уцелел,  наверное.
Здесь же не воевали. Ну что, выезжаем сразу?
   - Обожди, - сказал Изар. - Твои патрули еще доносят об обстановке?
   Миграт тряхнул коробочкой рации:
   - Регулярно.
   - Что случилось за время, пока мы с тобой дрались?
   - Разное. Донки удрали из Жилища Власти. По  сути  дела,  твоя  супруга
осталась ни с чем. Крепость можно взять голыми руками. Так что  стоило  бы
поспешить - пока Охранитель не опередил нас.
   Изар пожал плечами:
   - А стоит ли?
   - Не понял тебя... - насторожился Миграт.
   - Подумай сам. Если мы берем Жилище -  значит,  нам  самим  и  придется
разделаться с Ястрой и щенком.
   - В чем сложность?
   - Кому нужно такое пятно - кровавое? Не лучше ли нам остаться чистыми?
   - Ну, если бы была такая возможность...
   - О ней я и говорю. Охранитель хочет взять  Жилище  Власти  -  пусть  и
берет. Тогда ему придется - скажем так - нейтрализовать нашу Жемчужину.  А
мы будем бороться уже не с другими членами Владеющего дома, но с чужаками.
И победа будет светлой, ничем не омраченной. Народ будет целиком на  нашей
стороне.
   - Знаешь,  -  усмехнулся  Миграт,  -  ты  еще  не  лишился  способности
соображать.
   - Спасибо за признание.  Теперь  -  направь  своих  разведчиков,  пусть
наблюдают за событиями в Сомонте. А  нам  стоило  бы  отдохнуть  несколько
часов - а может быть, и денек-другой. Все мы измучены.
   - И то правда. У тебя, насколько могу судить, - двуспальное ложе?
   Изар усмехнулся:
   - Предлагаю разделить.
   - С благодарностью принимаю, - не стал упрямиться сводный брат.


   Им удалось отдохнуть в течение  целых  двух  дней.  Потом  все  тот  же
Кармол, почти  беспрерывно  находившийся  на  связи,  принес  долгожданную
весть:
   - Наши сообщают:  Охранителю  удалось  захватить  Жилище  Власти.  Идет
грабеж и расправа...
   - Боюсь, что грабить там особо нечего, - невесело усмехнулся Изар. - Но
это значит - пора поднимать Яширу и выступать.
   - Пора, - согласился Миграт.



17

   Мне было страшно.
   Вообще, это чувство  приходилось  переживать  не  раз;  однако  сказать
"страх" - все равно что сказать "вино": оно  ведь  бывает  разного  цвета,
происхождения, вкуса, густоты, букета,  крепости.  Сейчас  по  моим  жилам
бежал, пожалуй, самый крепкий страх, какой только  приходилось  ощущать  в
жизни, и букет его нес в себе  промозглую  затхлость  могилы,  а  вязкость
сковывала изнутри не только движения, но и мысли. А это - далеко не лучшее
состояние для оперативных действий, хотя бы  для  простой  разведки,  ради
которой я здесь и оказался.
   Состояние это наступило не сразу.  Я  был  совершенно  спокоен,  когда,
коридор за коридором, поворот  за  поворотом,  спускался  сюда,  к  месту,
которое у Ассаритов называлось Храмом Глубины и которое Мастер назвал  мне
иначе: калиткой Резерва Разума. Ворота его, как пояснил он,  находились  в
другом месте, а где именно - этим  мне  тоже  следовало  поинтересоваться.
Хотя   было   второстепенной   задачей.   Главную   же   можно   было   бы
охарактеризовать примерно так: мне предстояло спуститься как бы в  паровой
котел, находящийся в состоянии разогрева, и собственной шкурой определить:
какова сейчас в нем температура воды, близка ли она к точке кипения,  если
же (как предполагалось) кипение уже началось - каково состояние пара и его
давление и в порядке ли предохранительный клапан, иными словами  -  рванет
ли эта хренация уже сегодня -  или  же  завтра,  -  если  нам  не  удастся
погасить чертову топку или  хотя  бы  уменьшить  нагрев  настолько,  чтобы
давление пара перестало расти, а потом  и  начало  снижаться,  пусть  даже
совсем медленно. Это сравнение, может быть, не из  лучших;  но  для  меня,
когда я  оказался  перед  глыбой,  преграждавшей  путь,  его  было  вполне
достаточно.
   Остановившись перед плитой, я неторопливо, как в бане, разделся догола,
словно собираясь войти в парную. Сел на пятки, откинулся назад и оперся на
выдвинутые за спину руки. Расслабляться в  этой  позе  было  для  меня  не
очень-то привычно, однако  вскоре  удалось  достичь  нужного  состояния  и
отвлечься от  посторонних  мыслей.  Последнее  оказалось,  пожалуй,  самым
трудным - потому  что  тело  никак  не  хотело  забывать  совсем  недавних
переживаний, но стремилось заново и заново прочувствовать  их  хотя  бы  в
воспоминании. А сейчас это было совершенно лишним.
   Но наконец все лишнее ушло, и можно  стало  произнести  Первую  Формулу
Проникновения. Она состояла из трех частей: сперва следовало  построить  в
освобожденном от повседневной накипи воображении восемь фигур,  достаточно
сложных, в нужной последовательности и пространственном расположении.  Это
получилось  неожиданно  легко,  словно  бы  кто-то  незримо  и   неслышимо
подсказывал мне нужные действия. Вторым действием было: превратить  каждую
из возникших фигур в многомерную - не ниже четырех линейных. Известно, что
для человеческого пространственного воображения это - непосильная  задача;
но, видимо, Мастер с Фермером постарались, заряжая меня, и  я  действовал,
как тот парень под гипнозом, что, впервые в жизни  взяв  кисть  в  пальцы,
создает вдруг великое полотно  -  а  повторить  это  впоследствии  ему  не
удастся даже по приговору суда. Итак, нечто возникло в моем воображении. И
тут же я перешел  к  заключительной  ступени,  которая,  как  ни  странно,
оказалась  самой  легкой:  произнести  необходимые  слова  в  полагающемся
порядке. Пришлось постараться, чтобы не сбиться, хотя фонетика, откровенно
говоря, для нормального (с моей точки зрения) уха и языка была  достаточно
необычной и могли возникнуть затруднения.
   Я ожидал, что преграждавшая путь плита после этого сдвинется с места  -
уйдет вверх, вниз или в любую сторону - хотя бы настолько, чтобы дать  мне
пройти. Нет, она просто начала светлеть,  приобретая  постепенно  опаловый
цвет, затем становясь все более прозрачной, - и наконец исчезла совсем.
   За нею - по моему впечатлению - оказалась еще одна в точности такая  же
плита: матово-черная, не отражавшая ни единого кванта света и не  дававшая
никакого прохода. Словно бы преграда  была  многослойной,  и  мне  удалось
устранить всего лишь внешнюю корку ее.
   Тем не менее я неспешно, стараясь не делать лишних  движений,  поднялся
во весь рост и пошел вперед, нимало не заботясь  об  оставленном  на  полу
личном имуществе: как-никак, дело происходило не на пляже, и мелкого ворья
тут не наблюдалось. Так что я рассчитывал, вернувшись, найти все в  полном
порядке. А если не вернусь - Ястра или кто-то по ее поручению найдут  -  и
будут знать, куда я канул.
   В тот миг, однако, мысль о том, что я могу и  не  вернуться,  мелькнула
просто так, словно по обязанности: знаешь,  мол,  на  что  идешь.  Она  не
привела с собою страха.
   Он пришел потом.


   Между тем всей этой процедуры можно было бы и избежать.  Потому  что  я
знал самое малое двоих, кто  мог  бы  проникнуть  в  пространство  Резерва
Разума без всяких осложнений: то были Эла и Никодим. Он же - Пахарь.  Люди
Космической стадии. Они просто прошли бы сквозь  эти  плиты,  затратив  не
более труда, чем мы, когда минуем занавеску из висящих шнуров. И,  увидев,
смогли бы доложить все не хуже, а, скорее, лучше, чем я.
   Тем не менее Мастер выбрал меня. И все мы знали - почему.
   Есть старое правило: входя куда-нибудь,  заранее  подумай  о  том,  как
будешь выходить.
   Так вот, и Эле, и Никодиму войти было бы куда легче, чем  мне.  Но  вот
что касается выхода  -  тут,  по  мнению  Мастера,  дело  обстояло  совсем
наоборот.
   Они были - чистый дух; я же до сих пор, как ни странно, обитал в  своем
тяжелом, не очень удобном,  плотском  теле,  которое  надо  было  кормить,
поить, мыть, передвигать, лечить, ублажать, одевать, обувать - ну,  и  так
далее.
   Но  в  данном  случае  это  и  было  (или  должно  было   стать)   моим
преимуществом.
   Конечно, атакуя оборону противника, танк может быть  поражен  снарядом,
загореться или взорваться сразу -  и  тогда  его  экипажу  придется  очень
солоно.
   Пехотинцу легче наступать, перебегая, применяясь к местности, если надо
- даже окапываясь в ячейке.
   Но если прямого попадания не будет, то  нынешняя  броня,  с  ее  мощным
антирадиационным покрытием, достаточно надежно укроет людей не  только  от
стрелкового огня, но и от ядерной угрозы.
   А пехотинцу и то и другое грозит куда большими бедами.
   И вот сейчас я в своем теле находился, словно в танке. А они оставались
пехотинцами.
   Дело в том, что никому - даже Фермеру с Мастером -  никак  нельзя  было
издали проникнуть взглядом сквозь тоненькую, казалось бы, корочку  планеты
и увидеть, что на самом деле творится в интересующем их - а теперь и  всех
нас - месте. Какая-то тут имелась мощная защита от посторонних  излучений.
Как сказал Мастер во  время  последнего  разговора  -  там  даже  нейтрино
увязало. Или, может быть, даже не увязало, а превращалось во что-то  иное,
по уровню наших знаний вовсе невозможное. Что поделать:  мир  -  живет,  и
количество неизвестного в нем увеличивается, быть  может,  в  квадратичной
зависимости от уже познанного. Но сейчас не это нас интересовало.  Главное
заключалось в том, что под этой самой корочкой бушевали такие ураганы, что
бестелесный организм Космической стадии в считанные мгновения разрывался в
клочья, рассеивался, становился беспорядочным колеблющимся облачком  -  и,
как  говорится,  восстановлению  более  не  подлежал.   Старый   Советник,
единственный человек  на  Ассарте,  хоть  в  какой-то  степени  понимавший
происходящее, узнал об этом от последних уцелевших из  Ордена  Незримых  и
вовремя предупредил Элу; иначе она сама не преминула бы заглянуть туда - и
больше ее никто и никогда не увидел бы.
   Я же был во плоти; и плоть эта, как уже рассказано,  была  защищена  от
внешних воздействий наилучшим образом, какой  только  был  доступен  таким
существам, как Мастер и Фермер. Но это ни в какой мере не давало серьезной
гарантии - поскольку они и сами ничего не знали о том, что же тут творится
на самом деле.
   Риск, следовательно, был немалым. Но была  у  меня  и  еще  одна  вещь,
полезная в таких обстоятельствах -  помимо,  разумеется,  понимания  того,
насколько моя авантюра была важна и для Ассарта, и для прочих  цивилизаций
- для мироздания, каким мы привыкли его видеть и понимать. Я имею  в  виду
азарт, с которым вступаешь в бой с заведомо сильнейшим противником,  и  то
состояние нервной системы, сознания и подсознания,  которое  позволяет  не
обдумывать действий, но производить их как бы автоматически,  словно  весь
ход событий известен тебе заранее, и ты действуешь даже не одновременно  с
противником, но упреждаешь его, непонятным образом побеждая инерцию своего
тела, как бы это ни противоречило общепринятым и теории, и  практике.  Это
своего  рода  боевое  вдохновение,  но  куда  более  сильное,  чем  обычно
представляется.


   Именно в таком состоянии находился  я,  когда  преграждавшая  мне  путь
плита растаяла и я шагнул вперед, миновал то место, где глыба  только  что
находилась, и остановился, едва  не  упершись  в  то,  что  на  расстоянии
представлялось мне другой такой же плитой.
   Но то не было камнем. Однако я еще не успел понять  этого,  как  слабый
свет, проникший сюда вместе со мною из Храма Глубины,  исчез.  Я  невольно
оглянулся и понял, что пропустившая меня преграда вновь восстановилась. На
всякий случай я коснулся ее рукой. Камень был на месте.
   Вероятно, это означало, что отсюда можно было двигаться только  вперед.
Конечно, формула Выхода по-прежнему прочно сидела в мое