ный возможный  путь.  То,  что  я  задумал,
прямо связано с  распространением  Перезакония.  Оно  начнется  с  распада
сверхтяжелых.
   - Обычная последовательность, - кивнул Фермер.
   - Сверхтяжелые - это их лаборатории.  Но  область  тяжелых  -  это  уже
вооружения. Пока будет страдать наука, беспокойство людей вряд  ли  станет
серьезным. Но стоит им понять, что процесс  расширяется  и  вскоре  придет
очередь вооружений, как они поймут, что нужно что-то срочно предпринимать.
Уничтожить заряды, иначе те начнут рваться сами собой  в  арсеналах  и  на
исходных позициях. А как только начнет уничтожаться оружие, миллионы людей
поймут, что опасность страшного конца перестала существовать. И вот это-то
и будет, Фермер, источником той вспышки Тепла, которая  так  нужна  нам  с
тобой. Всему миру.
   - Не знаю... - покачал головой Фермер.  -  Те,  кто  привык  к  оружию,
пойдут на любые хитрости, чтобы подольше  сохранить  его.  Но  природу  не
перехитришь... Однако прежде всего они должны сообразить, в чем тут  дело!
Смогут ли они разобраться в таких вещах, как Перезаконие? На такие  рубежи
наука выходит не сразу, это  происходит  куда  позже,  чем  изобретение  и
производство сверхмощных зарядов. Но и поняв, они еще долго не будут в это
верить. А волна не станет ждать.  Не  получится  ли,  Мастер,  что  вместо
вспышки Тепла мы получим новый ужасающий  всплеск  Холода?  Что  мы  будем
делать тогда?
   - Для того мне и понадобились эмиссары,  Фермер.  Конечно  же,  там  не
сразу захотят понять. Но  тогда  мои  люди  должны  найти  способ  сделать
сведения о подступающей угрозе всеобщим достоянием...
   - Апеллировать к народу?
   - К народам. Это должно происходить с обеих сторон.
   - Как твои эмиссары смогут осуществить такое?
   -  Не  знаю.  И  никто  сейчас  не  знает.  Все  зависит  от   реальных
обстоятельств, а предусмотреть их мы не в состоянии.  Потому  мне  и  были
нужны  эмиссары  с   высокой   способностью   ориентироваться   и   решать
самостоятельно.
   - Ты настолько в них уверен?
   - Насколько вообще можно быть уверенным.
   - Что ты знаешь о них такого, что вселяет в тебя уверенность?
   -  Я  заглянул  в  их  прошлое.  Откровенно  говоря,  с  таким  случаем
приходится встречаться едва ли не  впервые.  Их  было  шестеро  в  экипаже
корабля. Шестеро с одной планеты, но из разных эпох.  Их  разыскали  в  их
временах потому, что экспедиции требовались люди с  определенным  спектром
качеств, и еще потому, вероятно, что экспедиция обещала быть опасной  -  а
своих современников тем, кто снаряжал  корабль,  было  жаль.  Что  делать,
такими стали нравы на планете Земля. Безопасно, конечно, так что  упрекать
их трудно... Они направили туда лишь двух своих ученых; без них вообще  не
было смысла посылать корабль, чтобы еще раз  доказать  себе,  что  человек
способен управлять природой не только в планетарном масштабе.
   - Управлять, но не так же!..
   - Да, мы это  знаем.  Но  замысел  той  экспедиции  не  имеет  никакого
отношения к этим людям: им пришлось делать нечто совершенно другое.  Итак,
люди из прошлого, из разных его слоев. Люди,  переставшие  существовать  в
своем времени. Приходится признать; что из своей современности  каждый  из
них был изъят довольно  искусно.  Ну  вот  их  капитан,  например.  Он  из
двадцатого века, по исчислению той  планеты.  Жил  на  своей  даче,  пошел
купаться...
   - И утонул, конечно?
   - Во всяком случае, так  это  выглядело.  На  деле  же  он  оказался  в
будущем, и там стал капитаном. Подобным образом поступили со всеми. Они, в
общем, неплохо показали себя в том путешествии, оказавшись на незнакомой и
не вполне понятной им планете. Хотя без ошибок не обошлось.  Один  из  них
погиб...
   - Постой, Мастер. Вспоминаю. Кажется, потом я его...
   - Да, это те самые люди. Так что некоторый опыт действий в  непривычных
условиях у них есть. К тому же мир их прошлого не наш радостный, открытый,
справедливый мир, и уж подавно не тот, который мы еще только создаем.
   - У тебя расчет. Мастер? Или скорее азарт?
   - Точный расчет, Фермер. Да еще с перспективой.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Говорить пока рано. Как дела на твоей Ферме?
   - Многое растет. Ощутимо теплеет. И кое-где уже вызревает  новый  облик
мира. Мешают такие вот вспышки Холода. Но с твоей помощью  мы  все-таки  в
конце  концов  научим  быть  людьми  тех,  кто  пока  еще  не  умеет  жить
по-настоящему...
   - Надеюсь вместе с тобой. В итоге без этого миру не обойтись. Он просто
не сможет существовать.


   Полуметровой толщины  бронированные  двери  всосались  в  свои  гнезда,
отсекая допущенных к  непосредственному  наблюдению  за  экспериментом  от
остального мира. Они остались в небольшой комнате,  уставленной  экранами,
индикаторами, съемочными и  регистрирующими  камерами,  множеством  других
щупалец разума. Еще одна стена,  толще  и  неприступней,  отделяла  их  от
ускорителя.  Он  уже  работал,  разгоняя  поток  частиц.  Люди  напряженно
вглядывались в приборы, каждый в свои. Эксперимент был не первым в  серии,
и предыдущие проходили удачно. Но была между ними разница: тогда речь  шла
о получении и сохранении отдельных, считанных атомов очередного  элемента,
на сей раз сверхтяжелого и,  как  ни  странно,  достаточно  устойчивого  в
определенных условиях. Самым сложным и было  -  найти  нужные  условия;  а
когда это удалось, перед лабораторией поставили новую задачу: вырабатывать
элемент  непрерывно,  так  сказать,  поставить  на   поток,   потому   что
теоретически предсказанные его свойства позволяли  надеяться  использовать
новое вещество в хозяйстве с большой выгодой. Обходилась робота несусветно
дорого, но  элемент  обещал  стать  великолепным  источником  энергии  для
космических  аппаратов,  где  компактность  важнее  многого  прочего,   и,
возможно, с его помощью  можно  было  бы  попытаться,  наконец,  выйти  за
границы привычного пространства: стратегов же, помимо этого,  интересовала
и способность нового элемента высвобождать нужную энергию  (при  нарушении
условий его содержания) стремительным скачком -  и  куда  больше  энергии,
надо заметить, чем выделяется ее при синтезе легких, таких,  как,  скажем,
гелий. Поэтому к началу сегодняшнего эксперимента неожиданно  прибыли  два
новых стратега: генерал  двух  звезд  и  бригадир  первого  ранга  -  оба,
впрочем, ученые, достаточно известные в своей области.
   Об их приезде никто в институте не был предупрежден заранее;  возможно,
там, у стратегов, решение об их участии в эксперименте тоже  было  принято
внезапно. Поскольку число  мест  в  наблюдательном  посту,  откуда  велось
управление экспериментом, было ограниченным и допускать гуда  людей  сверх
установленного счета не полагалось (хотя бы потому, что им  не  втиснуться
было), двум ученым из лаборатории пришлось остаться на периферии  опыта  и
наблюдать за  ходом  событий,  лишь  считывая  и  расшифровывая  показания
контрольных компьютеров, вместо того чтобы видеть  все  своими  глазами  в
камерах индикаторов. Обидно; но со стратегами не спорят, именно  они  ведь
держат зонт, под которым можно спокойно жить и работать.
   А одним из тех, кому пришлось остаться, оказался мар Форама Ро. Как  ни
раздувай горло перед зеркалом и сколько ни мети пол хвостом наедине сам  с
собой или, по крайности, перед Мин Аликой (не то чтобы очень уж юная,  она
тем не менее нередко бывала просто-таки  по-девичьи  наивной),  -  был  он
всего лишь ученым шестой величины. Второй оставшийся, мар Цоцонго Буй, был
пятой величины - но и  ему  пришлось  экспериментировать  по  эту  сторону
двери, хотя, если вникнуть, пятая научная величина была не только не  ниже
бригадира первого ранга, но даже и чуть повыше,  и  уж  во  всяком  случае
равна, в то время как шестая с любой позиции все  же  уступала.  В  данном
случае Форама втихомолку даже порадовался тому, что не он  оказался  самым
обиженным, даже больше: обидели, строго говоря, мара  Цоцонго,  а  Фораму,
так сказать, лишь косвенно - не лично, а по логике вещей. Мара же  Цоцонго
обидели потоку, что ученых пятой  величины  среди  экспериментаторов  было
трое, и двое остались,  а  ему  пришлось  выйти.  Тем  самым  ему  как  бы
показали, что он - хуже тех, что на самом деле было, разумеется,  вздором;
или же имели в виду, что его тема не  столь  важна?  Бред:  он-то  ведь  и
занимался средой сохранения нового элемента,  единственный  в  этой  хилой
лаборатории, где собрались, как всему миру известно, в основном бездари  и
завистники, нещадно эксплуатирующие чужие мозги, грабящие  простодушных  и
наивных дурачков, вроде Цоцонго Буя и Форамы.  Как  начинать  сомнительную
тему, так выталкивают вперед их: самый первый эксперимент, если вспомнить,
они с Форамой проводили вдвоем, Форама разрабатывал элемент,  очередной  в
серии сверхтяжелых, а Цоцонго - условия сохранения его  стабильности,  хот
ни одна собака тогда в такую возможность не верила. А когда в  лаборатории
запахло грибным соусом, прочих сразу налипло, словно грязи на сапог, и все
- величины, и у каждого - право подписи  научных  работ,  и  вот  в  конце
концов тебя выкидывают за дверь полуметровой толщины, и ты сидишь,  словно
прислуга в прихожей, елозишь штанами по дешевой синтетике диванчика,  пока
те там, тужась, втискивают свои вонючие имена в анналы науки,  -  да,  как
прислуга, и для полного сходства остается только  принять  на  душу  малый
грех из плоской фляжки, закусить рукавом  и,  достав  колоду  затрепанных,
овальных от долгого употребления карт, сразиться в накидного  мудреца,  по
два носа за очко.
   Сидели они, впрочем, не в прихожей, а в своей рабочей комнате, и ворчал
Цоцонго хотя и не без оснований, но в общем не по  делу,  так  что  Форама
поддерживать его не стал. Не потому, что не был согласен, да он и сам  мог
бы сказать что-то в этом роде, но  раз  уж  высказался  другой  -  к  чему
повторять? Лишнее сотрясение воздуха... Он долгим  взглядом  посмотрел  на
коробочку трансляционного динамика на столе; Цоцонго Буй  перехватил  этот
взгляд, моргнул и умолк, а затем, ухмыльнувшись, нашел несколько теплых  и
похвальных слов о каждом, кто участвовал в эксперименте, а для стратегов -
особенно. Потом уселся поосновательнее, извлек и в  самом  деле  колоду  -
только не карт, а вчерашних фотографий, половину перебросил Фораме - и оба
они погрузились в рабочее молчание. Изредка то один,  то  другой  поднимал
глаза к дисплею компьютера, где медленно ползущая кривая  показывала,  что
все большая масса элемента (который, увы, не назовут  форамием,  а  славно
было бы) накапливалась в среде, которую тоже  не  будут  именовать  средой
Буя, хоть ты тресни, потому  что  для  этого  нужно,  как  минимум,  право
подписи, а у них, ни у одного, ни у другого, такого права пока что нет, не
выслужили, а нет подписи  -  нет  и  имени.  Ничего  не  поделаешь,  таков
порядок, и, если вдуматься, он даже разумен, очень. Иному, конечно,  может
показаться обидным, что открытие, сделанное им, назовут чужим  именем,  на
самом же деле все правильно. Потому что сейчас еще неизвестно, что из тебя
получится в дальнейшем; открытие ни о чем не говорит -  открытие  и  дурак
может сделать, если попадет в нужные условия.  Открытие  приведет  лишь  к
тому, что тебя заметят, ты попадешь в учетный формуляр. И станешь работать
дальше. Пройдут годы, все убедятся, что человек ты не случайный, мало того
ты человек надежный и  нормальный,  с  устойчивой  психикой  и  стабильной
работоспособностью, пьешь и гуляешь не больше, чем положено, и именно там,
тогда и так, как полагается; вот тут-то ты и получишь право подписи, иными
словами - право ставить свое  имя  на  трудах  и  открытиях.  Может  быть,
конечно, к тому времени открытия и прочие успехи у тебя уже получаться  не
будут; чаще всего так оно и бывает. Но это никакая не беда: будут молодые,
из которых открытия станут сыпаться, а до права подписи им  останется  еще
дальше, чем тебе сейчас - и на их открытиях будет  стоять  уже  твое  имя,
иными словами, долг тебе вернут. Так что все обоснованно, все справедливо,
придумали это люди поумнее нас, и  нечего  попусту  расходовать  фосфор  и
адреналин, надо работать, вот хотя  бы  в  данном  случае  -  просматривая
фотографии.
   Настало незаметно время обеда, и они пошли наверх, в столовую,  не  без
тайного (хотя и стыдного) злорадства по поводу тех, кто все еще  никнет  в
глухой и душноватой (порой  барахлила  вентиляция)  комнатке,  голодные  и
злые. Захотели эксперимента - вот  вам  эксперимент,  а  мы  тем  временем
поправим наше расшатавшееся с утра здоровье...
   Неизвестно, как со здоровьем, но настроение обоих обиженных после обеда
поднялось, хотя кто-то там и пытался поострить на тему, что нулевая,  мол,
лаборатория   принимает   калории   через   наиболее   заслуженных   своих
представителей. Цоцонго с Форамой только таинственно ухмылялись. Под конец
Цоцонго сказал:
   - Совсем было решил я уходить после этого свинства.  Но,  пожалуй,  еще
подожду. Любопытно все-таки.
   Сытому Фораме думать не  хотелось,  и  он  сказал  то,  что  лежало  на
поверхности:
   - Так тебя и выпустили сразу с нулевого уровня. Да и где лучше?
   Где лучше - это  была,  действительно,  проблема.  В  их  институте,  и
особенно в их лаборатории, на кого бы ты там ни работал, мысли твои шли  в
дело, получали практическую реализацию. В других же местах, куда  стратеги
почти или вовсе не  заглядывали,  разработки  отправлялись  чаще  всего  в
архив, в надежде на то,  что  когда-нибудь  что-нибудь  этакое  кому-то  и
понадобится: если исследованиями занимаются десятки миллионов  человек  на
планете, то все, конечно, не реализуешь,  вот  и  работаешь  в  стол  -  в
надежде на будущее, а доживешь ли ты  до  этого  будущего,  даже  змей  не
знает. Нет, уходить из института - не дело. Другого такого богатого Фонда,
пожалуй, и не найдешь. Форама, во всяком случае,  об  уходе  и  думать  не
собирался. Потому что все устроено разумно, и пусть новый элемент форамием
и не назовут, но уж третья сова мимо его воротника не  пролетит,  и  пятую
величину он получит. А Цоцонго - трудно сказать, он не так уж давно  носит
три совы, срок еще не вышел. Но и  он  свое  обретет  -  хотя  бы  благами
мирскими. Так что зря он булькает.
   - Ты давай-ка побереги нервы, мар, - сказал Форама,  поднимаясь.  -  Те
двое пятых - они же вещие, как же было без них обойтись? Ты лучше скажи: у
тебя шифр на предварительный просмотр есть уже?
   - В пределах суток.
   - Вот, теперь получишь - за двое суток до. Смотрел нынче?
   - Не утерпел. Ну что скажешь, а?
   - Какой разговор! Классно их пригладили!
   Подробнее обсуждать результат игры, для всех остальных здесь еще только
предстоящей, они не стали: ушей кругом -  миллион.  Спустились  к  себе  и
опять  уткнулись  в  снимки.  Эксперимент  все  еще  продолжался.  Решили,
наверное, догнать массу до круглого числа, до подкритической. Ну, их дело.
Прошел еще час, полтора...
   - Форама!
   - Аюшки?
   - Ты на распады обращаешь внимание?
   Полураспад у нефорамия (так они, не без иронии,  называли  между  собой
никак еще не нареченный элемент)  измерялся  столетиями,  но  какие-то  из
синтезированных атомов, естественно, взрывались уже сейчас, и  на  снимках
это фиксировалось.
   - Само собой. А что?
   - Или у меня в голове искривление пространства, или... У  нас  еще  час
времена; давай-ка заглянем в позавчерашние материалы.
   - Зачем?
   - Скажу.
   Он вытащил  из  шкафа  несколько  сот  вчерашних  снимков,  лежавших  в
хронологическом порядке. Перебирая, стали сравнивать.
   - Видишь? Раз, пусто,  пусто,  пусто...  Теперь  вчерашние:  раз,  раз,
пусто, раз. Это уже не вероятностный разброс, а?
   - Что же по-твоему: ускорение распада? И в таком темпе?
   - Смотрим, смотрим дальше!
   Они перебрали все снимки.
   - Видишь? Тенденция не только сохраняется, но  впечатление  такое,  что
позавчера к вечеру распад стал сильнее, вчера утром чуть  ослаб,  а  потом
снова стал нарастать - все больше и больше.
   - Интересно... Слушай, а качества  среды  не  могут  меняться  с  такой
периодичностью?
   - Ну что ты! Среда абсолютно стабильна, за это я ручаюсь.
   - Может быть, колеблется уровень питания, и потому среда варьирует?
   - Проверим. Хотя вряд ли: у нас же своя силовая установка.
   Посмотрели ленту записи параметров питания. Нет, все в порядке,  ровно,
идеальная площадка.
   - Давай-ка  запустим  в  калькулятор,  пусть  даст  точную  зависимость
распада от времени, коэффициент нарастания, уменьшения... - Форама подошел
к пульту, но тут же вернулся. - Там все застолблено до утра. Если  "весьма
срочно", то можно было бы еще успеть до шабаша.
   - Кто же, помимо шефа, даст "весьма срочно"?
   Они поглядели в сторону двери. Шеф  был  в  эксперименте,  естественно:
может быть, его-то имя и  наклеют  на  новый  элемент,  тут  волей-неволей
полезешь в наблюдательную. Рискнуть от  его  имени?  Самоволия  старик  не
одобряет. Весьма чувствителен к своим прерогативам.
   - Да ладно, - сказал Цоцонго, - не так уж  горит.  Просто  интересно...
Ну, давай досмотрим до конца: что было вечером и ночью.
   Ночные снимки показали некоторое ослабление - однако не до того уровня,
какой был прошлой ночью. А сегодняшних утренних снимков здесь еще не было.
И не будет, пока эксперимент не завершится.
   - Они там что, решили до утра сидеть?
   - Дело хозяйское. - Форама пожал плечами. - Я, например, не намерен.  -
Он усмехнулся. - Меня ждут.
   - А-а... Ну желаю успеха.
   - А ты?
   - Да тоже поеду. Спать. Вчера пересидели, играли в "мост". Заеду отсюда
на корт, постукаю по мячику и - до утра.
   - Поспи и за меня.
   - Мне и самому-то не хватает.
   - Злобный человек, - сказал Форама, - мар Цоцонго Буй.
   Приглушенный звук гонга донесся по трансляции. Еще  один  день  прошел.
Так вот  они  и  будут  идти  до  самого  конца,  когда  после  очередного
тестирования тебе скажут: "Мар Форама...", нет,  тогда  уже  даже  "Го-мар
Форама, ваши заслуги  велики  и  неоспоримы,  и,  дорожа  бесценным  вашим
здоровьем, нуждающимся в некоторой поправке, мы считаем грустным для  всех
нас долгом..." И так далее.
   Что тогда останется? Мин Алика? Если она - или любая другая особь иного
пола - еще будет интересовать его. И предварительный просмотр игр  -  если
только право это не отнимут вместе с институтским шифром. Но это когда еще
будет...
   - Моя кабина. Удачи!
   - Удачи, Форама!
   Координаты Мин Алики уже заложены в маршрутник. Отмечены на нем  и  два
заезда по пути: за цветами и за кое-какими вкуснотами, какие Мин Алике  по
скромности ее положения в обществе еще не полагались, но  до  которых  она
была охоча не менее, а то и более, чем какая-нибудь дама с  тремя  венками
на  том  месте,  где  полагается  быть  груди,  -  дама,  вкуснот  уже  не
потребляющая по причине диеты и сохранения воображаемой линии. Можно  было
бы, конечно, привезти ей и что-нибудь из косметики - шестого  все-таки,  а
не девятого разряда. Ладно, это - в субботу.
   Щелк, кабина. В путь! Форама даже оглядываться не  стал  на  стену,  за
которой все еще выгоняли задуманное количество его элемента.
   Пусть живут до завтра без него. Всему свое время.


   Форама ехал к Мике - так он называл ее для краткости и  ласкательности,
- не очень задумываясь и о ней самой, и о  характере  их  отношений,  и  о
будущем - если только оно было для них обоих совместным. Отношения их он и
для себя, и для нее, и для всех прочих  называл  любовью:  хорошее  слово,
благородное, литературное, как бы отвергающее все, что  выходит  за  рамки
приличий. Познакомились они случайно - ехали в соседних кабинках, так  оно
чаще всего и случается; когда сходились -  был  интерес,  потому  осталось
удовольствие: и чувственное - была она хороша собой и все как  надо,  -  и
вроде бы духовное: когда Форама не думал о работе или  и