ом
донкалате Калюск.
   Донки же непроизвольно попятились - и отступали до  тех  пор,  пока  не
спрессовались в плотную, тяжело дышащую массу. Прятали руки за спину. Одно
дело - стучать языком, и совсем другое - ставить свою подпись, да еще и  с
приложением печати.
   Но распахнулись внутренние двери - и лакеи понесли на  высоко  поднятых
руках громадные блюда с целиком зажаренными  свиньями,  баранами,  козами,
телятами.  Аромат  распространился  просто-таки  неописуемый.  И  дрогнули
сердца.
   И распахнулись двери наружные - и сделалось видно, что толпятся за ними
истосковавшиеся по  мужской  ласке  девушки,  которых  столь  бесцеремонно
выдворили из теплой трапезной на прохладный ветерок,  гулявший  по  двору.
Чего доброго, еще простудятся, бедняжки...
   Нет, даже у донка сердце - не камень. И вот один  -  тот,  чья  девушка
стояла первой в дверях, - не взял, а просто выхватил деревянное  писло,  с
которого черные капли  падали  на  роскошный  костюм,  -  и  учинил  лихой
росчерк. Из медальона, что висел на шее на золотой цепочке, тут же  извлек
плоскую печать - и приложил к кляксе красного воска, только что  возникшей
на свитке благодаря расторопности канцеляриста.
   И вот уже  девушка  бежала  к  нему,  и  они  вместе  -  к  столу,  под
одобрительным взглядом Правительницы.
   Работа пошла к концу. Но - до него так и не добралась.
   Застопорил дело Великий донк Плонтский. Перед ним, протягивая палочку с
тушью, стоял верховный правитель бумаг.  А  рядом  с  ним  и  чуть  позади
плотной группой расположились еще восемь  донков  не  столь,  может  быть,
могучих, но не менее упрямых. Донк Плонтский не поднимал руки.  И  смотрел
не на правителя государственных документов, а куда-то вверх - может  быть,
на горельефное изображение Великой Рыбы,  что  красовалось  на  стене  над
стульями  Властелина  и  Правительницы.  Может  быть,  донк  просил   Рыбу
обрушиться всей тяжестью на негодную бабу и раздавить ее в лепешку  -  кто
знает?
   - Что вы мне тут поднесли, правитель бумаг? - наконец заговорил Великий
донк - таким тоном, словно ему на блюде предложен был тухлый кусок  конины
или  собачатины  вместо  ароматного   ломтя   кабаньего   окорока.   Кроме
отвращения, в голосе Плонта прозвучала и совершенно ясная угроза.
   - Государственный  документ  на  подпись,  Смарагд  Власти,  -  ответил
чиновник спокойно. - Изволите прочесть, если вам угодно, и подписать.
   Великий донк словно бы и не услышал этих слов.
   - Правительница! - Сейчас он соизволил перевести глаза на  сидевшую  во
главе стола и как бы даже  не  интересовавшуюся  происходящим  вокруг  нее
Ястру. - Если тебе изменяет память, возьму на себя труд напомнить:  я  уже
сказал, что прежде всего мы - я и все эти донки -  желаем  своими  глазами
убедиться в подлинном существовании того Уложения, о котором  вы  изволили
столь захватывающе рассказать. И лишь  после  этого  и  в  зависимости  от
результатов мы решим, уместно ли нам ставить свои подписи под этим вот (он
небрежно повел пальцами в сторону правителя бумаг с  его  свитком)  весьма
сомнительным, на мой взгляд, текстом.
   (Неудача! Все летит, как с горной  тропы  в  пропасть!  -  такая  мысль
возникла у Ястры. - Да и то сказать  -  как  же  можно  было  рассчитывать
упоить этого бугая, который, по рассказам знающих людей,  способен  и  два
ведра вылакать и после этого еще целый день охотиться, не слезая с седла!)
   Однако  ни  одна  черточка  ее   лица,   выражавшего   лишь   уверенное
спокойствие, да еще немного - скуку, не шевельнулась.
   - Ах, тебе угодно своими глазами увидеть документ?.. Это  делает  честь
твоей дотошности, донк. (Вот именно так: донк, а не Великий донк, никакого
заискивания!) Могу ее только приветствовать.
   - В таком случае,  вам  остается,  Правительница,  лишь  распорядиться,
чтобы его доставили сюда. Мы прочитаем его  слово  за  словом  -  и  тогда
выскажем свое мнение.
   - Его? Надо полагать, донк имеет в виду именно подлинник Уложения?
   - Ты не ошиблась.
   Только после этого ответа выражение лица Правительницы  изменилось:  из
равнодушно-благожелательного стало едва ли не презрительным:
   - Боюсь, что усталость, вызванная путешествием и  связанными  с  ним...
лишениями (она лишь на миг перевела взгляд на стол и тут  же  вернула  его
обратно - но все следившие за диалогом заметили и поняли, что  именно  она
имела в виду), - все это несколько затуманило твое мышление. Ты не ошибся,
донк, предполагая, что документ этот крайне важен и представляет громадную
ценность для Ассарта. Но как же вы - могли - подумать! - что  я  соглашусь
пойти на подобный риск: изъять древний акт из Архива Властелинов,  где  он
постоянно пребывает под бдительным надзором и в условиях, какие непременны
для вечного сохранения такого рода документов, - и не только доставить его
сюда, но и передать в руки  людей,  мягко  выражаясь,  не  лучшим  образом
владеющих собою! Ты что, действительно считаешь меня  слабоумной,  Великий
донк?
   (На сей раз "Великий" было произнесено таким  тоном,  каким  на  улицах
обычно выговаривают самые непристойные ругательства.)
   - И тем не менее, Правительница...
   - Не перебивай, донк, тебе ли не знать этикета! Сперва я скажу все, что
намерена. Итак, ни я и никто другой не вправе отказывать  вам  в  резонном
желании - своими глазами убедиться в существовании и подлинности Уложения.
И я ни в коем случае  не  намерена  отказывать  вам.  Напротив:  я  весьма
заинтересована в том, чтобы вы  убедились  и  громогласно  заявили  о  его
существовании. Поэтому объявляю - для сведения  вашего  и  всех  желающих:
после того, как завершится обед - а он, замечу кстати, по-настоящему еще и
не начинался, - и  после  того,  как  все  до  единого  благородные  донки
удовлетворят все свои желания и как следует отдохнут от  тягот,  -  только
тогда, то есть не раньше завтрашнего  дня,  всем  желающим  волнующий  вас
документ будет предъявлен для обозрения там, где он постоянно хранится - в
условиях, как уже сказано, обеспечивающих его безопасность.
   (Если уж блефовать - то решительно и изо всех  сил:  в  случае  неудачи
провал будет, так или иначе, полным. Смелее, смелее!)
   - Если  кому-то  будет  угодно,  они  смогут  привлечь  к  рассмотрению
документа  своих  специалистов,  какие  способны  являться  экспертами  по
проблемам подлинности исторических государственных актов.  Надеюсь,  такая
перспектива, донки, вас устраивает?
   Она обращалась уже не к Плонту и его группе, но ко всему застолью сразу
- немало уже раздосадованному задержкой: мясо остывало и девушки  скучали.
И застолье ответило Правительнице одобрительными возгласами.
   Плонт постарался, однако, чтобы последнее слово осталось за ним:
   - У нас достаточно терпения, Жемчужина, чтобы обождать в столь приятной
обстановке, пока документ принесут сюда, - чтобы потом и вы, и  каждый  из
нас мог спать спокойно.
   "После такого количества выпитого большинство уснет в любом случае",  -
подумала Ястра. Но вслух проговорила:
   - После решения совершить то, что я только что на ваших глазах  сделала
- объявить о введении во Власть моего сына, - я еще не возносила просьбы о
Посвящении Богу Глубины. А это  необходимо.  Действие  первого  Посвящения
окончилось со смертью старого Властелина. Посвящение Изара отныне потеряло
силу. Поэтому я обязана сейчас же отправиться в  Храм  Глубины.  Никто  не
может сопровождать меня туда: охрана если и будет, то  лишь  до  последней
развилки туннеля. Ты знаешь, где совершается этот обряд, благородный  донк
Намир?
   Он слышал об этом храме, разумеется; о святилище где-то в недрах Жилища
Власти: легенды об этом подземелье ходили  всякие,  и  главным  образом  -
страшненькие: кто-то когда-то якобы увидел там  нечто,  от  чего  разом  и
навсегда лишился разума. Об этом  все  знали,  бывать  же  там  донкам  не
приходилось.
   - Правительнице виднее, - нехотя согласился он. - Но ведь это займет не
так уж много времени? Скоро ли Жемчужина завершит ритуал?
   - Через шесть-семь часов.
   - Так долго?
   - Мне нужно  после  заседания  Совета  еще  приготовиться.  Я  серьезно
отношусь ко всем нашим ритуалам. Особенно древним.  И  стараюсь  тщательно
выполнять их.
   Про себя она усмехнулась:  эта  серьезная  тщательность  не  мешала  ей
нарушать все и всяческие установления. Но это - ее личное дело.
   - Кроме того, - проговорила она, чуть улыбнувшись,  -  все,  кто  видит
меня, должны быть убеждены, что  я,  управляя  от  имени  моего  сына,  не
собираюсь поддаваться каким-либо новым веяниям.
   Иными словами: не тревожьтесь, донки, на ваши  права  никто  не  станет
посягать.
   - Это можно только одобрить. - Донк  Намир  кивнул,  но  тут  же  криво
усмехнулся: - Итак, документ представят нам завтра. Будь по-твоему. Однако
в  таком  случае  мы  и  подпишем  завтра  -  если  все  будет  так,   как
Правительница обещала!
   На это Ястра ответила - так, словно проблема ее уже более совершенно не
волновала:
   - Да-да, конечно - как вам будет угодно...
   Большинство ведь, как-никак, подписало.  Ну  а  с  этими...  разберемся
как-нибудь.
   - Здоровье Властелина Яс Тамира! - провозгласила Ястра.
   И проследила. Выпили все. Как и полагалось -  до  дна.  Впрочем,  иначе
здесь и не пили.
   Теперь можно было - хоть на мгновение  -  спокойно  перевести  дыхание.
Перед новой схваткой. Ястра предчувствовала, что схватка будет.
   Но на сей раз - не с донками уже. Всего лишь с одним человеком. Который
ей сейчас был, пожалуй, нужнее, чем Высокая Мысль всего Ассарта. Которого,
конечно, можно, наверное, и напоить, как их, - только это вряд ли поможет.
   Нужно уговорить Ульдемира, во-первых, принять то, что она  ему  как  на
золотом блюде принесет: роль признанного отца нового Властелина и  Первого
Полководца - то есть главнокомандующего Ассартской, фактически  сейчас  не
существующей, армией.
   Уговорить, чтобы взял на себя свершение  невозможного:  расправиться  с
чужим войском, со своими бандитами и - прежде всего - надежно  изолировать
Изара, который - она понимала - никак не захочет так  просто  отречься  от
Власти, кто бы его там ни низлагал.
   А еще раньше - это уже во-вторых - этой же ночью, пока  тут  будет  дым
стоять коромыслом, устранить Великого Донка  Плонтского.  Самого  опасного
сейчас человека.  Это  явно  придется  Ульдемиру  не  по  вкусу.  Будь  он
настоящим политиком - согласился бы  и  бровью  не  повел.  Однако  он  не
политик. Пока еще. Но его непременно надо  будет  уговорить.  Ни  на  кого
другого  положиться  нельзя:  предложи  она  такое  кому-то  из   немногих
оставшихся приближенных - наверняка тут же помчатся к Плонту,  рассчитывая
на немалую благодарность в будущем.
   Склонить Ульдемира. Хватит ли у нее на это  сил?  Не  было  под  руками
зеркала, чтобы поглядеться в него. Но ощущение было такое, что - сможет.
   И не только потому, что того требовали Власть и  Политика.  Это,  может
быть, даже и не самым главным сейчас  было.  Женщина  нередко  оказывается
сильнее правительницы - хотя внешне  ничем  этого  не  покажет  до  самого
последнего мига.



12

   Итак, я, сам того не желая, вдруг вновь  вмешался  во  внутренние  дела
страны,  гражданином  которой  не  являлся.  Хотя  трудно  было,  конечно,
сказать, где тут кончаются  внутренние  и  начинаются  прочие.  Во  всяком
случае, инструкции - или советы,  называйте  как  угодно,  -  данные  мною
неудачливому историку, были, с моей точки зрения, вполне разумными; другое
дело - сумеет ли он членораздельно передать их  своему  начальству,  да  и
доберется ли до него вообще. В эти времена и в этих местах ни в чем нельзя
было быть уверенным; я, например,  сильно  сомневался  в  том,  что  Ястре
удастся хоть  что-то  втолковать  гордым  донкам,  не  говоря  уже  об  ее
несколько туманном обещании поймать их на  большой  крючок:  в  этом  я  и
подавно сомневался. И, откровенно говоря, куда больше рассчитывал  на  мой
экипаж,  на  четырех  человек,  каждый  из  которых  должен   был   начать
действовать в свое время и на  своем  месте.  И  то  и  другое  было  нами
определено с необходимой точностью. Но все то была теория, и наверняка мы,
как сказал поэт, забыли про овраги - а по ним ходить.
   Я посмотрел на часы. Сейчас  внизу,  в  сарае,  торжественно  именуемом
Большой Трапезной, Ястра  накачивает  своих  заклятых  гостей  прекрасными
напитками  (я  бы  тоже  не  отказался  от  стаканчика)  и   первосортными
закусками, мне же приказано никуда не отлучаться и ожидать распоряжений. Я
повиновался: все равно нужно было как следует разобраться  в  ситуации,  а
для этого - потерпеть, пока не начнут поступать сообщения от ребят.
   Что же: ждать - значит ждать...
   Я лениво поднялся. Натянул  халат.  И  направился  в  ванную.  Вышел  в
коридор.
   И тут же услышал легкие шаги за спиной. Давно знакомые шаги.  Спешащие.
Что, неужели там - полный провал? Собственно, так я и предполагал...
   Я обернулся. То была действительно Ястра.
   Я невольно сделал несколько шагов навстречу ей. Но тут же  остановился.
Какой-то странной она сейчас  выглядела:  хмурой  и  подозрительной.  Хотя
обычно прекрасно владела собой, даже проигрывая вчистую.
   - Разгром? - спросил я как можно более легкомысленным тоном.
   На что последовал тоже вопрос - уже с ее стороны. Странный вопрос:
   - Ты один?
   На столь нелепый вопрос я смог лишь ответить:
   - Разве не видишь - их полно вокруг меня.
   - Кого? - Похоже, этот вопрос вырвался у нее непроизвольно.
   - Воспоминаний. Угрызений. Идей, наконец.
   Она сжала кулачки; еще немного - и набросится на меня.
   - Я не шутить пришла! Она была здесь?
   - Она частенько бывает поблизости. Но сюда в последнее время  вроде  бы
не заходила. Хотя, может быть, я ошибаюсь.
   - Ты кого имеешь в виду? - несколько опешила Ястра.
   - Смерть, естественно.
   Она снова вскипела:
   - Перестань издеваться! Я имею в виду эту твою... бывшую.
   Так, кажется, происходило - или должно было произойти  -  что-то  более
серьезное, чем приступ необоснованной ревности.
   - Давно не видал ее - даже во снах.
   - Правда?
   Это было сказано совсем в другом ключе. Похоже,  она  поверила.  Потому
что следующими ее словами были:
   - Поцелуй меня. Немедленно!
   Мы обнялись.
   - Хоть объясни, как у тебя там прошло, - попросил я, не  разжимая  рук.
Должен же я был владеть информацией.
   Она же пробормотала не совсем  разборчиво,  потому  что  лицо  ее  было
прижато к моим орденам - точнее, к тому месту, где ордена находились бы  -
будь они у меня вообще.
   - Потом, потом...
   Вывернулась, отступила на шажок, взяла меня за руку  и  произнесла  еще
только одно слово:
   - Пойдем.
   И я повиновался, не спрашивая.


   Бравому офицеру не стоило  бы  большого  труда  найти  Правительницу  и
доложить о том, что нужные люди сперва были тарменарами захвачены, потом -
уже другими - перехвачены, а там и вовсе исчезли, - если бы он  знал,  где
Жемчужину искать. Он же и представления об этом  не  имел,  да  ему  и  не
полагалось. Потому что кроме всех покоев Правительницы, подлежавших охране
и действительно  охранявшихся,  в  Жилище  Власти  имелось  еще  некоторое
количество помещений (точное число их не мог бы назвать ни  Властелин,  ни
Ястра, да и вообще никто из ныне живущих, да  и  из  умерших  в  последние
циклы тоже), которые ни на одном плане  не  были  обозначены,  хотя  часто
находились тут же - за стеной, или  под  полом,  или  этажом  выше;  никто
никогда на них не натыкался, не заглядывал хотя бы  случайно,  потому  что
такого  рода  случайности  были  заранее  исключены.  Чтобы   понять   эту
странность, нужно вспомнить одну  из  древнейших  ассартских  традиций,  к
нашим временам уже забытую почти  всеми;  традицию  -  одну  из  немногих,
вышедших из употребления.
   Заключалась же она в том,  что  в  очень  давние  времена,  можно  даже
сказать - в древности, когда такого города - Сомонт - еще не существовало,
а на месте современного Жилища Власти  в  нескольких  глинобитных  домиках
размещался вождь племени Асов и его верная дружина - по  нынешнему  счету,
усиленный взвод, не более того. После  его  смерти  и  наследник,  молодой
вождь, и его воины были убеждены в том, что дух похороненного  (тогда  еще
не в водной пучине, а сброшенного, как в те времена полагалось,  в  кратер
Священной Горы) не удаляется вместе с телом,  но  остается  жить  в  своем
домике, где и будет пребывать  вечно.  Не  исключено,  что  такое  поверье
возникло  после  того,  как  занявший  освободившуюся  горницу  первый  из
наследников поутру был найден мертвым, после  чего  на  домик  и  наложили
табу. Но это относится уже к позднейшим предположениям. Так или  иначе,  в
домике никто более не поселился, а дверь  и  единственное  окошко  (скорее
даже отдушина) были исправно замурованы, заложены той же  глиной,  которой
вокруг было - завались. Очередной вождь велел  построить  для  себя  новый
дом, ничем не отличавшийся от старого и одной стеной примыкавший  к  нему.
Как объяснил новый правитель, такое соседство необходимо ему, чтобы ночами
советоваться  с  духом  покойного,  продолжавшего,  надо  полагать,   живо
интересоваться племенными делами. Шло время,  сменялись  вожди,  росло  не
только число строений, как сказали бы теперь, разового пользования, но - с
развитием честолюбия и техники - и размеры их, и число этажей. Порой новые
дома строились все так же впритык к старым, иногда - наоборот, на  отлете.
Это случалось тогда, когда к власти приходил человек из другого  рода,  не
ожидавший никаких добрых советов от духов предшественников,  но  напротив,
опасавшийся дурного влияния с их стороны. Возможно, и тут не обошлось  без
преждевременных смертей; но причины их остаются неизвестными нам.
   Так - веками, поколениями и династиями - росло Жилище Власти. Описанный
нами процесс, разумеется, не был равномерным  и  непрерывным.  Лежавшие  в
основе властительского муравейника глинобитные,  а  позже  и  дощатые,  на
бревенчатом каркасе, строения время от времени обваливались  под  натиском
тяжелых верхних  этажей  или  же  древоточцев,  а  то  и  просто  времени.
Освободившиеся   пространства    использовались    разными    властителями
по-разному: одни - для расширения соседних покоев, другие служили  местом,
откуда начинали прорывать очередной подземный ход, в третьих просто как-то
сама по себе возникала свалка отслужившей мебели и прочей рухляди, и когда
пространство заполнялось доверху, туда просто переставали входить. В одном
из таких  помещений,  кстати  сказать,  был  свален  Архив  Властелинов  и
находилась в заточении Леза. В непосредственной близости  от  апартаментов
Властелина, нынче занимаемых Изаром, а до него - его отцом,  дедом  и  так
далее, - и даже не в близости, а в их пределах были известны  самое  малое
два никому неведомых помещения. Одно  из  них  предназначалось  для  того,
чтобы скрыться в нем в случае  дворцового  переворота  или  взятия  Жилища
штурмом. Там же  начинался  один  из  многочисленных  подземных  ходов,  в
который вела крутая винтовая лестница. Ход этот, в отличие от  большинства
остальных, не соединялся и не пересекался ни с одним другим, и выход  имел
не в городе, а за его пределами. Это позволило предположить, что время, от
времени ход этот удлинялся, потому что  границы  города  отодвигались  все
далее и далее от центра. Кто производил эти работы и куда  девались  люди,
их  выполнявшие,  остается  неизвестным,   но   у   каждого   есть   право
догадываться. Ход этот был вымощен тесаным камнем и в нем, в самом начале,
стояла механическая тележка на четырех высоких колесах. Она приводилась  в
движение, по желанию, ручным или ножным педальным приводом. Другая комната
имела совершенно иное предназначение. Она также обладала подземным выходом
-  но  ход  этот  кончался  совсем  недалеко  от  жилища,  внутр