вой, а не наоборот), стульчик-разножка, кочаны капусты,  несколько
круглых буханок хлеба, бочоночек  с  солониной,  несколько  грубых  одеял,
связанных в пакет. И еще одна странная штука.
   Она была похожа на деревянный чемодан, плоский, прямоугольный, с ручкой
наверху  и   трехногой   подставкой,   больше   всего   напоминавшей   мне
фотографический штатив. Крышка чемодана была  черной,  гладкой  на  ощупь,
похоже, что она была сделана из стекла или чего-то в этом  роде  -  не  из
цельного стекла, а из множества круглых стекляшек, вделанных в  деревянную
раму. Крышка закрывалась плотно, и я изрядно  повозился,  пока  не  открыл
чемодан. Внутри он был устлан по дну тонкой  металлической  сеткой,  и  из
каждого перекрестия проволочек торчала тонкая короткая иголочка. В  центре
дна было прикреплено металлическое полушарие - оно сидело  на  сетке,  как
паук в паутине. Больше в чемодане ничего не было. Ума не  приложить,  чему
могла служить такая конструкция. Я пожал плечами, закрыл крышку, и положил
чемодан на телегу, и снова стал напевать.


   Ночью нас никто не потревожил, и  мы  более  или  менее  выспались.  На
следующий день мы лишились лучшей части нашего непобедимого войска. Нельзя
было терять времени, и трое - Иеромонах, Георгий и Питек -  покинули  нас,
чтобы заняться делом.
   Нам нужна была информация, как можно больше информации. Роясь  в  земле
или сражаясь  со  стражниками,  мы  не  забывали  своей  основной  задачи:
добраться до  здешних  правителей  и  доказать  им,  по  возможности,  что
опасность смертельна и эвакуация  неизбежна.  Но  для  того,  чтобы  вести
разговор на равных, и для того, чтобы  хотя  бы  добиться  разговора,  нам
нужно  было  знать  значительно  больше,  чем  мы  знали  сейчас.  Идя  на
переговоры, всегда следует как можно точнее знать слабые места  противника
и в случае нужды нажимать на них -  порой  деликатно,  а  порой  и  совсем
грубо. Одна лишь логика никогда еще не решала судьбы каких бы то  ни  было
мирных конференций, тут играли роль и эмоции, и хитрость, и  мало  ли  еще
что. Редко когда от переговоров зависело столь многое, как на сей  раз,  и
мы вовсе не  хотели  идти  на  переговоры  с  предчувствием  неудачи  или,
выражаясь иначе, не хотели начинать игру на поле противника, не понаблюдав
за его командой и  не  посадив  на  трибуны  некоторого  количества  наших
собственных и к тому же достаточно горластых болельщиков.
   И вот, как мы  решили  еще  на  корабле,  Иеромонах  отправился,  чтобы
окинуть взглядом хотя бы ближайшие сельские поселения - судя по тому,  что
рассказали нам  ребята,  тут  жили  в  чем-то  вроде  сельскохозяйственных
поселков, это были не совсем деревни с их  приусадебными  участками  и  уж
подавно не хутора (к счастью, потому что  это  сильно  осложнило  бы  нашу
задачу). Иеромонаху следовало смотреть и слушать, а при случае и  вставить
словечко. К крестьянам он пошел с радостью, сказав:
   -  Горожане  народ  ушлый  и  на  хитрость  гораздый.  Поганцы  они.  С
крестьянином же мне способнее. Я сам из  мужиков,  и  мужиком  мы  во  все
времена были живы.
   Поехав он верхом, поменявшись нарядом с  одним  из  парней.  Уве-Йорген
заметно приуныл.
   Остальные двое, Георгий и Питек, должны были на  катере  отправиться  в
столицу. С собой они взяли одну из девушек  -  указывать  дорогу,  и  тоже
нарядились по здешней моде. Их было  трое,  и  пришлось  дать  им  большой
катер.  В  столице  им  следовало,   предварительно   замаскировав   катер
где-нибудь за  городом,  пошататься  около  правительственной  резиденции,
поглядеть, легко ли туда попасть  или  трудно,  и  выяснить,  нет  ли  там
Шувалова. Если его там не окажется, к вечеру или на другой день они должны
были вернуться, а если он там - попытаться освободить его и выполнять  его
указания. Ходить в город рекомендовалось по  одному,  чтобы  не  оставлять
катер без  присмотра:  мы  не  могли  позволить  себе  лишиться  основного
средства транспорта. Сам я решил еще задержаться: зарытый корабль не давал
мне покоя.
   Когда они отбыли, мы с Уве и оставшимися  ребятами  принялись  за  свои
раскопки. Трос ребят выглядели довольно-таки нелепо в наших  комбинезонах,
дай иные брюки и рукава с непривычки очень стесняли движения.
   Люк мы разыскали только к вечеру.  Пришлось  изрядно  повозиться,  пока
удалось открыть его.  Могу  смело  сказать,  что  мы  с  Рыцарем  проявили
недюжинную изобретательность и техническое остроумие. Было время ложиться,
но мы не могли утерпеть и, отправив остальных спать, вооружились  фонарями
и полезли в корабль.
   Против моих ожиданий, он не был набит  землей.  Древняя  конструкция  с
честью выдержала многовековое испытание. Вместо земли  корабль  был  набит
тишиной. Мертвый воздух стоял в нем неподвижно, как в  коридорах  пирамид.
Корабль этот не был приспособлен для горизонтального положения, и для  нас
все в нем перепуталось, мы не сразу могли понять, где  пол,  где  потолок,
тем более, что привычная нам конструкция с автономной гравитацией в каждом
помещении очень сильно отличалась от того, с чем мы встретились  здесь.  И
мы бродили, угадывая и не угадывая, иногда  обмениваясь  словечком,  но  в
основном молча. Ощущение было такое, что мы ходим среди мертвецов.
   Казалось, мы вполне могли сэкономить два дня  и  не  раскапывать  этого
памятника старины. Потому что в нем было пусто. Ничего удивительного: все,
что люди везли с собой, должно было послужить им и на  новом  месте  -  и,
надо полагать, послужило. Так что раздет корабль был буквально  до  ребер.
Сорвали даже облицовку стен, полов и потолков, и везде виднелся один  лишь
металл,  по  которому,   сливаясь   и   разбегаясь,   струились   силовые,
информационные и прочие кабели.
   Мы шли все дальше и дальше. Здесь, в отличие от нашего корабля, ближе к
люку располагались жилые помещения, а управление было  вынесено  вперед  -
или вверх, как  вам  угодно.  Когда  нам  стали  попадаться  не  до  конца
демонтированные  пульты  с  приборами  -  в  основном,  ходовыми,   а   не
энергетическими, - мы поняли, что  идем  уже  по  отсекам  управления.  Их
оказалось совсем немного - это понятно,  учитывая,  что  и  энергетика,  и
двигатели  машины,  не  умевшей  покидать  трехмерное  пространство,  были
намного примитивнее  наших.  Зато  сама  машина,  ее  набор  и  переборки,
выглядели значительно массивнее: она была рассчитана на долгие десятилетия
полета, и ее строили с солидным запасом.
   Наконец мы дошли до конца - попали в отсек, из которого можно было идти
только назад.  Это  был  просто  конический  закуток,  набитый  проводами.
Обшивка здесь была слегка вмята. Тут тоже ничего интересного не оказалось.
   Мы возвратились в соседний с ним отсек - видимо, когда-то здесь  стояли
астрономические инструменты и приборы, я понял это по нескольким уцелевшим
постаментам. Уве-Йорген осветил меня своим фонарем и сказал:
   - Ну, надо полагать, ты доволен?
   Тон его был в точности таким, чтобы я не обиделся - но и понял, что  он
обо всем этом думает. Я ответил:
   - Фактам приходится верить - и все же я езде не убежден, что  все  зря.
Просто мы не подумали как следует.
   - Причину всегда можно найти, - сказал Уве.
   - Я не оправдываюсь, - пояснил я. - Просто я всегда доверял интуиции...
   - В конце концов, ничего страшного, - утешил меня Рыцарь. - При  случае
эта лайба нам пригодится -  в  ней  можно  чудесно  отсидеться,  если  нам
придется туго.
   Это мне не очень-то понравилось.
   - Ты говоришь так, будто нам неизбежно придется драться с Даль-2.
   - Так оно и будет, - сказал Уве-Йорген. - Как же  иначе?  Мы  ведь  уже
начали.
   - Я, например, надеюсь, что мы сможем договориться.
   - Дорогой капитан, - сказал он мне. - С кем договариваются? Вспомни-ка.
Договариваться надо с побежденным, если ты хочешь, чтобы  он  принял  твои
условия. С капитулировавшим. Безоговорочно  капитулировавшим.  А  ведь  мы
хотим, чтобы они приняли наши условия безоговорочно, не так ли?
   - У нас просто нет иного выхода; никакие компромиссы невозможны.
   - Значит, надо сперва поставить их на колени!
   Нет, все это мне никак не нравилось.
   - Слушай, брось ты мыслить по алгоритму... крестовых походов!
   Он усмехнулся:
   - Зачем же ты тогда ищешь... то, что ищешь?
   Я немного смешался и подумал: а в самом деле, зачем я это ищу?
   - Видишь ли, - сказал я, -  эти  совсем  другое  дело.  Просто  я  хочу
обезопаситься от случайностей...
   Тут он засмеялся:
   - Бог мой, - сказал он затем. - Какой ты военный? Ты дипломат.
   - Я и не называю себя военным.
   - И не пытайся. Тебе сразу выдаст  привычка  не  называть  вещи  своими
именами.
   - Ладно, - сказал я, - больше не буду. Но  давай  все-таки  вернемся  к
делу и попытаемся подумать методически. Ты по этой части мастер.
   - Мы, немцы... - начал было он, но не договорил и сменил  пластинку.  -
Ну, хорошо, попытаемся. С чего начнем?
   - С самого начала, - сказал я. - Теорема первая:  трудно  предположить,
что экспедиция на незнакомую планету ушла...
   - Это ты уже говорил. Принято.
   - Посылка  вторая.  Во  избежание  конфликтных  ситуаций,  возможных  в
условиях  длительного  полета,  -  вернее,  во   избежание   их   чересчур
радикального разрешения - то, что мы ищем,  должно  было  быть  достаточно
хорошо защищено от... ну, скажем, постороннего любопытства. Доступ к  нему
могли иметь лишь несколько человек: безусловно, капитан, его  помощники...
Руководитель экспедиции... Немногие.
   - Логично.
   - Отсюда вытекает, что это должно было помещаться в месте, куда  доступ
был ограничен.
   - Сам Аристотель не сказал бы лучше!
   - Ладно, Уве, ладно. Теперь давай прикинем: где же тогда? Наверняка  не
в жилых, а в служебных помещениях.
   - Так.
   - Там, куда нельзя пробраться незаметно.
   - Иными словами, в центральном посту.
   - У них могла быть просто ходовая рубка...
   - Дело не в названиях, капитан. Дело в том, что в центральном  посту  -
можешь называть его также ходовой рубкой - мы были. И, к сожалению, ничего
не обнаружили. А во всех твоих рассуждениях,  столь  безупречных  с  виду,
есть, к сожалению, один крупный изъян.
   - А именно?
   - Ты забываешь, Ульдемир, что корабль достиг цели. Все, что можно  было
снять и демонтировать, как мы видим,  снято  и  демонтировано  и,  видимо,
где-то использовано. Почему же ты думаешь, что нужные  нам  вещи  остались
здесь? Я полагаю, что их взяли в первую очередь! Вот настоящая логика.
   - Внушительно. Но только... идет ли речь об одном и том же? Одно дело -
охота, а другое...
   - О, это чистая условность.
   - Ну, хорошо. Но вернемся к их приземлению.  Думаешь  ли  ты,  что  все
сразу было роздано? Как поступил бы ты?
   - Ну, я надеялся бы на экипаж...
   - Иными словами, снабдил бы их. Все это хорошо, Уве, все правильно.  Но
только, понимаешь ли, такие вещи не проходят бесследно. Случись  так,  как
ты думаешь, нас вчера атаковали бы не с арбалетами...
   - Ну, все со временем изнашивается.
   -  Понимаешь  ли,  если  достоинства  вещи  очевидны,  то  ее  пытаются
воспроизвести. Хотя бы приблизительно. На  уровне  техники  данной  эпохи.
Может быть, проще, наверняка - хуже. Но все же...
   - Гм...
   - Из этого я и исходил.
   - Против этого можно возражать. Но не нужно. Потому  что  сейчас  важны
факты. А факты  против  тебя,  дорогой  капитан:  того,  что  ты  надеялся
увидеть, - и я тоже, откровенно говоря, - тут нет.
   - И все же посмотрим еще раз.
   - Посмотрим еще три раза, если тебе угодно.
   И мы снова направились туда,  где,  по  нашим  соображениям,  помещался
центр управления кораблем.
   Там, действительно, было пусто.  Металл  переборок  и  жгуты  проводов.
Осколки  стекла.  Обломки  древнего,  растрескавшегося  пластика.   Больше
ничего.
   - Ну, убедился?
   - Обожди... - сказал я. - Обожди, пожалуйста.
   Я стал представлять, как все это  выглядело,  когда  корабль  был  жив.
Главный пульт. Экраны. Здесь они были - туда идут толстые пучки  проводов.
Я осветил другую переборку. Тут, наверное,  стоял  инженерный  пульт.  Да,
вероятнее всего. Хорошо. Третья. В ней - ход в соседний отсек.  И  гладкая
переборка. Толстая, если поглядеть на дверной проем.  Здорово  толстая.  К
чему бы? Сантиметров двадцать! Это было бы понятно, если бы  по  соседству
помещался ядерный реактор или двигатели. Но они - в другом конце  корабля.
Я подошел и постучал по переборке. Гулко. Нет, это не сплошной  металл.  Я
пошарил лучом. Уве-Йорген смотрел с интересом, потом подошел, и  мы  стали
светить в два фонаря.
   - Тонко сделано, - сказал он с одобрением.
   Действительно, узкая щель замочной скважины - и больше ничего.
   - Вот вторая, - сказал он.
   - И вот еще.
   - Три замка, - сказал он и чертыхнулся.
   -  И  ключи  наверняка  у  разных  людей.  Тройной  контроль.  Да,  они
относились к этому серьезно.
   - Интересно, - сказал он, - что там?
   - Думаю, - сказал я, - что-нибудь знакомое.
   - Предполагаешь? Или надеешься?
   - Исхожу из того, что эта техника достигла пика в двадцатом -  двадцать
первом веках. И потом резко пошла на спад.
   - Что ж, дай бог, - и голос его дрогнул. - Дай бог.
   - Только как мы это откроем? Тут и уцепиться не за что.
   - Это мы откроем, - проговорил он яростно. - Уж  это-то  мы  откроем!..
Сейчас я принесу инструменты.
   Он вскоре вернулся с катерным ящиком.
   - Что там? - спросил я. - Снаружи?
   - Все спят, - сказал он, - кроме дежурного.
   - Ага, - сказал я.
   - И она спит, - дополнил он.
   - Ну, знаешь ли... - сказал я. Это уже переходило всякие границы.
   - Виноват, капитан, - сказал он. - Ну, посмотрим, кто кого!
   Мы принялись за дело. При катере был хороший  набор  инструментов,  они
уже помогли нам, когда мы вскрывали люк. Правда, его замок,  бы  не  столь
сложен, сколь прочен, здесь же скорее наоборот. Но мы и  не  заботились  о
целости замков. Грохот стоял такой, что я  испугался,  как  бы  ребята  не
разбежались спросонья, предположив, что начинается землетрясение.
   Когда мы раскромсали второй замок, Уве-Йорген сказал:
   - А ты думаешь, это сохранилось?
   - А что им могло сделаться? Особой сырости нет. А они  должны  быть  на
консервации.
   - Ну, посмотрим, - пробормотал Уве-Йорген возбужденно. - Посмотрим...
   И третий замок продержался недолго. Правда, нам никто не мешал. На  это
замки не были рассчитаны.
   Мы сняли железную панель. Она оказалась тяжелой и чуть не отдавила  нам
ноги. Мы едва удержали ее.
   Они, оказались здесь. Блестя  консервационной  смазкой,  они  стояли  в
пирамиде,  надежно  закрепленные.  Ниже,  в  выдвижных  ящиках,  оказались
патроны.
   Уве-Йорген готов был опуститься на колени. Он торопливо схватил автомат
и прижал  к  себе,  как  ребенка,  не  обращая  внимания  на  жирный  слой
оружейного сала. Он баюкал автомат  и  пел  песенку.  В  его  глазах  было
вдохновение.
   А я подумал: "Земля, Земля, мы получили твой  привет  сквозь  столетия,
получили в целости и сохранности. Но до чего же странен этот твой  привет,
и, мне не понять сразу, благословение это или же проклятие..."
   Уве-Йорген оттянул затвор и громко щелкнул им. Железные переборки глухо
отразили лязг, смешавшийся с нежной, детской песенкой Рыцаря.


   Наутро  Уве-Йорген  сразу  же  занялся  приведением  оружия  в   боевую
готовность. Ребят он заставил помогать.
   - Пусть привыкают к оружию! - сказал он мне.
   "Пусть привыкают, - подумал я. - Большой беды от этого не  будет.  Если
выйдет по-нашему и мы эвакуируем планету, то им никогда больше не придется
иметь дела с этими штуками. А если наша затея сорвется - тогда все  равно.
Тогда они не успеют..."
   Все же мне было не по себе. Но больше медлить я не мог.
   - Знаешь, теперь слетаю-ка, поищу этот  пресловутый  лес,  -  сказал  я
рыцарю.
   - Да, - не отвлекаясь, согласился Уве-Йорген. - А где он, ты знаешь?
   - Ребята говорили, что они знают направление и знают  тот  город,  где,
вроде бы, начинается тайная тропа.
   - Возьми кого-нибудь из них с собой, пусть покажет.
   - Нет, - сказал я. - Мы ведь не знаем, что  там  за  обстановка.  Может
быть, меня схватят, как и Шувалова. Зачем впутывать ребят?
   - Оружие возьмешь?
   - Тоже нет. Оно меня сразу демаскирует.
   - Разумно, - согласился он.
   - Так что пока командуй. И... знаешь, что? - Я запнулся.
   - Будь спокоен.
   Собравшись, я подошел к Анне. Она с отвращением занималась стряпней.
   - Я скоро вернусь.
   - Да, - сказала она, словно бы мы сидели дома и я собирался на угол  за
сигаретами. - Только не задерживайся.
   - Нет, - сказал я. - Туда и обратно.
   И я сел в катер и поднял машину в воздух.



13

   Выписка из бортового журнала:
   "День экспедиции 595-й. Корабельное время: 17:45.
   Местонахождение: Прежнее.
   Режим: Без изменений. Двигатели приведены в готовность номер один.
   Экипаж:   Находится   на   планете   Даль-2.    Связь    осуществляется
систематически. См. журнал радиограмм.
   Предпринятые действия: Установка воздействия  изготовлена.  В  батареях
поддерживается полный заряд. Приведена в действие  автоматическая  система
слежения за целью.
   Предполагаемые  действия:  Наблюдение  за  звездой  и  консультации   с
доктором Аверовым.
   Запись вел: Инженер корабля Гибкая Рука".


   - Убийство! - сказал судья. - Покушение на убийство. В моем  округе,  в
моем городе хотели  убить  человека!  Мало  тебе  было  прежних  нарушений
закона!
   Судья постарел прямо на глазах. Шувалов смотрел на него и жалел; ученый
и сам чувствовал себя до невозможности скверно,  мелкая,  подлая  дрожь  в
руках никак не унималась. Ничто не могло сравниться по отвратительности  с
тем, что он сделал. Сейчас ему бы уже не-решиться  на  это;  но  так  было
нужно, а ради большого дела приходится порой жертвовать своим, личным.  Об
этом не раз говорили члены экипажа, а он не понимал их как следует; теперь
понял. И надо довести начатое до конца: раз уж ты преступник, то  и  вести
себя надо, как надлежит преступнику.
   Беда была в том, что ни одного преступника Шувалов никогда не  видел  -
он, откровенно говоря, не очень об этом задумывался и лишь  теперь  понял,
что на Земле их, по существу, и не было, - и как должны они вести себя, не
знал.
   На всякий случай он, когда прибежали и повели его к  судье,  взлохматил
волосы, страшно оскалился и пошел,  переваливаясь  с  ноги  на  ногу:  ему
казалось, что преступники должны ходить именно так. Но волосы у него  были
мягкие и уже изрядно поредели, так что вряд  ли  могли  вызвать  у  других
ощущение ужаса, а  скалиться  все  время  было  неприятно  и  утомительно.
Поэтому сейчас он лишь хмуро покосился на судью и сказал, сделав над собой
усилие:
   - Молчи. Не то я убью и тебя тоже.
   Но судья даже  не  обратил  на  его  слова  внимания.  Он  был  слишком
взволнован и слишком занят своими мыслями. И бегал по комнате,  размахивая
руками.
   - Ты сделал себе очень плохо!  -  воскликнул  он,  остановившись  перед
Шуваловым. - Ах, как плохо!
   Ему было искренне жалко преступника.
   - Я могу всех убить! - заявил преступник.
   Судья отмахнулся.
   - И мне ты сделал плохо, - уныло сказал он. - Что теперь делать?
   И в самом деле, какое скверное положение!
   Если бы судья отправил преступника в столицу сразу же,  когда  тот  был
уличен в нарушении Уровня, все обошлось бы. Не было бы никакого покушения.
   Теперь было поздно. Покушения на убийство не замолчишь.
   Если бы он еще оказался по-настоящему сумасшедшим!
   Но врачи, столь уверенные прежде, теперь задумчиво покачивали головами.
Да, конечно, есть много причин полагать так, - говорили они.  Но  есть  не
меньше и поводов для сомнений, - говорили они же.
   Надо было что-то предпринять, пока  негодный  старик  не  натворил  еще
чего-нибудь похуже. Хотя что может быть еще хуже, судья не знал  и  боялся
об этом думать.
   Судья