то  в  том  револьвере,
который ты отдал Одетте, часть патронов,  возможно,  даже  все  патроны  -
годные.
     - Чушь собачья! - Эдди помолчал. - С чего бы?
     - А вот с чего: револьвер, из которого я сейчас  стрелял,  я  зарядил
патронами с самого низа патронных лент - иными словами, теми, что  намокли
сильнее прочих - и сделал это просто для того, чтобы убить время до твоего
возвращения. Понятно,  нельзя  сказать,  что  заряжать  револьвер  -  дело
долгое, даже если на руке не хватает двух пальцев! - Роланд рассмеялся, но
смех почти сразу перешел в кашель, и чтобы унять его,  стрелок  прижал  ко
рту обкорнанный кулак. Когда кашель стих, Роланд продолжил: - Однако после
того,  как  пробуешь  стрелять  подмокшими  патронами,  револьвер  следует
разобрать,  а  механизм  -  вычистить.  "Револьвер   разобрать,   механизм
вычистить, личинки", - вот первое, что вдолбил нам Корт, наш учитель. Я не
знал, сколько времени затрачу на разборку,  чистку  и  сборку  револьвера,
если у меня всего полторы руки, но подумал, что коль скоро намерен жить  и
дальше - а я намерен, Эдди, твердо намерен - это лучше выяснить.  Выяснить
и со  временем  научиться  управляться  быстрее,  как  по-твоему?  Подойди
поближе, Эдди! Во имя своего отца, подойди поближе!
     - Чтобы лучше видеть тебя, дитя мое, - сказал Эдди,  делая,  впрочем,
пару шагов в сторону Роланда. Пару шагов, не больше.
     - Когда в первый же раз, как я нажал на курок, грянул выстрел, я чуть
в штаны не наложил, - сказал стрелок.  Он  опять  рассмеялся.  Потрясенный
Эдди понял, что Роланд достиг той грани, за которой начинались  горячка  и
бред. - Первый же "желудь" выстрелил! Но поверь - это было последнее, чего
я ожидал.
     Эдди попробовал определить, не лжет ли стрелок - и насчет револьвера,
и насчет своего состояния. Да, парняга приболел. Но действительно  ли  так
уж сильно? Эдди не знал. Если Роланд притворялся, притворялся он  классно;
что касается револьверов, Эдди никак не мог сказать, что - правда,  что  -
ложь: опыта обращения с оружием у него не было. До того, как  очутиться  в
перестрелке на хате у Балазара, он за всю свою жизнь стрелял из пистолета,
наверное, раза три. Генри, быть может,  и  разобрался  бы,  но  Генри  был
мертв...  мысль,  которая  имела  обыкновение  неизменно  заставать   Эдди
врасплох, наново ввергая в пучину горя.
     - Больше ни один не выстрелил, - продолжал  стрелок,  -  я  прочистил
механизм, перезарядил револьвер и опять прощелкал весь  барабан.  На  этот
раз я взял  те  патроны,  что  занимали  гнезда  чуть  поближе  к  пряжкам
патронных лент. Те, что должны были отсыреть  еще  меньше  -  ведь  самыми
сухими были самые ближние к пряжкам патроны. Ими мы все время  и  заряжали
револьверы, чтобы добыть еду.
     Роланд замолчал, сухо покашлял в ладонь и продолжал.
     - Я полностью прощелкал барабан во второй  раз  и  наткнулся  на  два
годных патрона. Я опять разобрал револьвер, снова вычистил его и зарядил в
третий раз. Только что у тебя на глазах я трижды спустил  курок,  проверяя
первые три из заряженных мною  гнезд.  -  Стрелок  слабо  улыбнулся.  -  А
знаешь, после первых двух щелчков я подумал: вот оно, мое окаянное везенье
- заполнил барабан одной сыростью. Не  слишком  убедительная  демонстрация
получилась бы, а, Эдди? Ты не подойдешь немного поближе?
     - Совершенно неубедительная, - отозвался Эдди. - Нет,  спасибочки,  я
думаю, что подходить ближе, чем сейчас, не буду. Какой же урок я, по идее,
должен извлечь из всего этого, Роланд?
     Роланд посмотрел на Эдди так, как смотрят на слабоумных.
     - Да будет тебе известно, я отправил тебя сюда не  умирать.  Я  обоих
вас отправил сюда не для того, чтобы вы погибли. Великие боги,  Эдди,  где
твои мозги? У нее револьвер с  боевыми  патронами!  -  Стрелок  пристально
смотрел на молодого человека. - Она где-то наверху, в холмах. Возможно, ты
воображаешь, будто сумеешь напасть на след этой женщины и  выйти  на  нее,
но, если земля действительно  такая  каменистая,  какой  кажется  с  этого
места, удачи не жди. Эта женщина - Детта,  а  не  Одетта!  -  залегла  там
наверху, Эдди, залегла с заряженным боевыми патронами револьвером в  руке.
Стоит мне оставить тебя, как ты отправишься за ней, и  тогда  она  вышибет
тебе кишки через задницу.
     Он снова судорожно закашлялся.
     Эдди не сводил глаз  с  сотрясаемого  кашлем  человека  в  инвалидном
кресле. Волны тяжело бились  о  берег,  ветер  выдувал  свою  нескончаемую
идиотскую ноту. Наконец он услышал собственный голос:
     - Один патрон из тех, о которых знаешь, что они в порядке, ты  мог  и
припрятать. По-моему, ты вполне способен на такое. - И, сказав  так,  Эдди
понял: да, верно - он считает Роланда способным  и  на  это,  и  на  любую
другую подлость.
     Его Башня.
     Его проклятая Башня.
     Но каково коварство  -  вложить  уцелевший  патрон  в  третье  гнездо
барабана! Придает происходящему нужный  оттенок  реальности,  не  так  ли?
Отчего становится трудно не верить.
     - В моем мире, - сказал Эдди, - есть одно присловье. "Этот и эскимосу
холодильник продаст". Вот такая поговорка.
     - Как ее понимать?
     - А так: да пошел ты...
     Стрелок долгое время смотрел на молодого человека, потом кивнул.
     - То есть ты остаешься. Хорошо. Когда  эта  женщина  -  Детта,  те...
дикие животные, что, возможно, водятся в округе... не так опасны для  нее,
как если бы она была Одеттой. Для тебя самого - по крайней  мере,  пока  -
было бы безопаснее держаться от нее подальше, однако ситуация мне понятна.
Она мне не по душе, но времени спорить с дураком у меня нет.
     - Значит ли это, - вежливо поинтересовался Эдди, - что никто  никогда
не пытался поспорить с тобой насчет этой Темной Башни, к  которой  ты  так
решительно настроен добраться?
     Роланд устало улыбнулся.
     - На самом деле - очень многие. Полагаю, потому-то  я  и  понял,  что
тебя не уговоришь. Дурак дурака видит издалека. Как  бы  там  ни  было,  я
чересчур слаб, чтобы схватить тебя, ты - явно слишком осмотрителен,  чтобы
поддаться на мои уговоры и подойти туда, где я сумел бы тебя  ухватить,  а
времени осталось так мало, что не до споров.  Мне  остается  только  идти,
уповая на лучшее. Но перед уходом я в последний раз скажу тебе -  послушай
меня, Эдди! - будь начеку.
     И Роланд сделал нечто такое, что заставило Эдди устыдиться всех своих
сомнений (впрочем, нимало не поколебав его  решимости):  привычно  тряхнув
запястьем, он откинул барабан револьвера, высыпал все патроны и заменил их
новыми - из ближайших к пряжкам патронных лент петель. Еще одно  неуловимо
быстрое движение, и барабан со щелчком вернулся на место.
     - Разбирать и чистить  уже  нет  времени,  -  сказал  Роланд,  -  но,
полагаю, это погоды не сделает. Ну, лови - да смотри, лови  аккуратно,  не
добавляй в механизм грязи. В моем мире вообще осталось  не  так  уж  много
исправных механизмов.
     Он  перебросил   револьвер   через   разделявшее   их   пространство.
Поглощенный своими заботами и тревогами Эдди в самом  деле  чуть  было  не
упустил его, однако в конце концов благополучно  засунул  оружие  за  пояс
штанов.
     Стрелок выбрался из инвалидного кресла, чуть не упав, когда  под  его
надавившими  на  поручни  ладонями  оно  скользнуло  назад.  Шатаясь,   он
направился  к  двери,  схватился  за  ручку  и  та  в  его  руке  свободно
повернулась. Разглядеть, куда же открывается дверь, Эдди не сумел,  однако
услышал приглушенный шум уличного движения.
     Роланд оглянулся. На  страшно  бледном  лице  мерцали  голубые  глаза
снайпера.


     Все это Детта наблюдала из своего укрытия, хищно поблескивая глазами.


     - Помни же, Эдди, - хрипло повторил Роланд и ступил вперед. У границы
дверного проема его тело сплющилось, словно  вместо  пустого  пространства
наткнулось на каменную стену.
     Эдди испытал жадное стремление подойти к двери,  заглянуть  в  нее  и
увидеть, куда - и в какое когда - она ведет. Вместо этого он развернулся и
опять  обшарил  холмы  внимательным  взглядом,  держа  руку  на   рукоятке
револьвера.
     Я в последний раз скажу тебе.
     Внезапно  Эдди,  внимательно  осматривавший  пустынные  бурые  холмы,
испугался.
     Будь начеку.
     Там, наверху, ничто не двигалось.
     По крайней мере, Эдди ничего не замечал.
     И все равно чувствовал ее.
     Не Одетту; в этом стрелок был прав.
     Эдди чувствовал Детту.
     Он сглотнул и услышал, как в горле у него пискнуло.
     Начеку.
     Да. Но молодой человек  впервые  в  жизни  испытывал  такую  страшную
потребность выспаться. Довольно  скоро  беспощадная  жажда  сна  полностью
захватит его; если Эдди не сдастся добровольно, сон возьмет его силой.
     И тогда, пока он будет спать, появится Детта.
     Детта.
     Борясь с усталостью, Эдди окинул взглядом неподвижно застывшие  холмы
(глаза казались опухшими, веки -  тяжелыми)  и  стал  гадать,  сколько  же
времени пройдет прежде, чем Роланд вернется с третьим, с Толкачом, кем  бы
тот (или та) ни был.
     - Одетта? - без особой надежды позвал он.
     Ответом ему была лишь тишина. Для Эдди началось время ожидания.



                                  ТОЛКАЧ

                           1. ГОРЬКОЕ ЛЕКАРСТВО

     Когда стрелок вошел в сознание Эдди, тот испытал мгновенную тошноту и
такое чувство, будто за ним следят (сам Роланд ничего подобного не ощутил;
об этом он узнал позже, от  Эдди).  Иными  словами,  юноша  смутно  почуял
присутствие стрелка. В случае Детты Роланд, хочешь не хочешь, был вынужден
незамедлительно выйти вперед. Детта не просто  учуяла  его  присутствие  -
создавалось странное впечатление, что она  ждала  стрелка  -  стрелка  или
более частого гостя. Как бы там ни было, с первой  же  секунды  пребывания
Роланда в ее сознании она полностью сознавала его присутствие.
     Джек Морт [Морт - Mort (фр.) - смерть] не почувствовал ничего.
     Он был слишком сосредоточен на мальчике.
     Джек следил за мальчишкой вот уже две недели.
     Сегодня он собирался его толкнуть.


     Глаза, которыми смотрел сейчас стрелок, видели мальчика со спины,  но
даже со спины Роланд  узнал  его.  Это  был  мальчик,  встреченный  им  на
постоялом дворе в пустыне; мальчик,  спасенный  им  от  Прорицательницы  в
горах; мальчик, чьей жизнью он пожертвовал, когда  наконец  настало  время
выбирать - спасти его или догнать  человека  в  черном;  мальчик,  который
перед тем, как сорваться в бездну, сказал: "Раз так, идите. Есть и  другие
миры, не только этот". Да, вне всяких сомнений, мальчик был прав.
     Мальчик этот был Джейк.
     В одной руке  он  держал  невзрачный  коричневый  бумажный  пакет,  в
другой, за продернутую в  горловину  веревку  -  синюю  полотняную  сумку.
Сквозь матерчатые бока выпирали какие-то углы, и стрелок  подумал,  что  в
сумке, должно быть, книги.
     Мальчик ждал, чтобы перейти улицу, наводненную потоком машин - Роланд
понял, что  это  одна  из  улиц  того  самого  города,  откуда  он  забрал
Невольника и Владычицу. Впрочем, все это сейчас было неважно.  Важно  было
только одно: то,  что  произойдет  -  или  не  произойдет  -  в  следующие
несколько секунд.
     Джейк попал в мир стрелка отнюдь не через волшебную дверь; он  прошел
другим, более грубым и понятным порталом: мальчик родился в мире  Роланда,
расставшись с жизнью в своем мире.
     Его убили.
     Точнее, его толкнули.
     Джейка, шагавшего в школу  с  пакетом  бутербродов  в  одной  руке  и
книжками в другой, толкнули на мостовую, и его переехала машина.
     Толкнул мальчика человек в черном.
     "Сейчас он сделает это! Вот сейчас он его столкнет!  Так  какая  кара
назначена мне за то, что в своем мире я погубил его! Мальчика убьют у меня
на глазах, а я не успею остановить убийцу!"
     Однако всю жизнь стрелок только и  делал,  что  противился  тупому  и
жестокому року - если угодно,  это  было  его  ка  -  а  посему,  даже  не
задумавшись,  вышел  вперед,  повинуясь  столь  глубинным  и  непостижимым
рефлексам, что они превратились почти в инстинкты.
     И в это мгновение в голове у него вдруг мелькнула жуткая и  в  то  же
время ироническая мысль: что, если телесная оболочка, в которую он  вошел,
по своей природе тело человека в черном?  Что,  если  стремглав  ринувшись
спасать мальчика, стрелок увидит, как  его,  Роланда,  руки  протягиваются
вперед и толкают? Если ощущение, что он владеет ситуацией, лишь иллюзия, и
последняя веселая шутка Уолтера в том, что Роланд сам убьет мальчика?


     На один-единственный миг Джек  Морт  потерял  тонкую  крепкую  стрелу
своей сосредоточенности.  Он,  уже  готовый  прянуть  вперед  и  столкнуть
мальчишку в поток машин, испытал  некое  ощущение,  которое  его  сознание
истолковало неверно - так  порой  тело  относит  острую  боль,  источником
которой служит одна его часть, на счет совсем другой.
     Когда стрелок выступил на первый план, Морт подумал, что ему  на  шею
села какая-то букашка. Не пчела, не оса - ничего, способного по-настоящему
ужалить - просто какое-то насекомое, укус которого вызывает зуд. Возможно,
комар. В этом он и усмотрел  причину  того,  что  в  решающий  момент  его
сосредоточенность  ослабла.  Пришлепнув  букашку,  Джек  Морт  вернулся  к
мальчишке.
     Все,   как   ему   показалось,   произошло   в   мгновение   ока;   в
действительности прошло семь секунд.  Морт  не  почувствовал  ни  быстрого
продвижения стрелка вперед, ни его столь же быстрого отступления; никто из
прохожих (люди с  еще  припухшими  от  сна  лицами  и  обращенными  внутрь
полусонными глазами шли на работу; главным образом  -  с  расположенной  в
соседнем квартале станции метро) не  заметил,  как  за  очками  в  строгой
золотой оправе всегда  темно-голубые  глаза  Джека  посветлели.  Никто  не
заметил и того, как они вновь потемнели до своей  обычной  синевы.  Однако
это произошло и, вновь сосредоточив свое  внимание  на  мальчике,  Морт  с
острой, словно колючка терна,  яростью  разочарования  понял,  что  случай
упущен. Свет сменился.
     Проводив глазами мальчишку,  переходившего  улицу  вместе  с  прочими
баранами,  Джек  и  сам  повернул  назад  той  же  дорогой,  что   пришел,
проталкиваясь против течения  сквозь  подобный  океанскому  приливу  поток
пешеходов.
     - Эй, мистер! Смотреть надо, куда...
     Девчонка-подросток с кислой физиономией - Джек ее и  не  заметил.  Он
грубо, сильно отпихнул ее в  сторону.  Целая  охапка  книжек  разлетелась,
обозленная  девчонка  принялась  скликать  на  голову  Джека  все  беды  и
несчастья - но он не оглянулся. Он,  не  останавливаясь,  шагал  по  Пятой
авеню, уходя от  Сорок  третьей  улицы,  где  сегодня  назначил  мальчишке
умереть. Он шагал, нагнув голову и так крепко  сжав  губы,  что  казалось,
будто у него вовсе нет рта и только повыше  подбородка  -  шрам  от  давно
зажившей раны. Пробравшись через затор на углу, Морт не  пошел  медленнее,
а, напротив, прибавил ходу, широким шагом пересекая  Сорок  вторую,  Сорок
первую, Сороковую улицы. Где-то в середине следующего квартала он  миновал
дом мальчишки и едва взглянул на  него,  хотя  в  течение  последних  трех
недель по учебным дням каждое утро шел отсюда  следом  за  мальчишкой;  от
дома на Пятой авеню Морт вел его три с половиной квартала  до  того  угла,
который в мыслях называл просто "Местом События".
     Девчонка, на которую он налетел, что-то визгливо кричала  ему  вслед,
но  Джек  Морт  этого  не  замечал.  Это  занимало  его  не  больше,   чем
какая-нибудь заурядная бабочка занимает энтомолога-любителя.
     В своем роде Джек очень напоминал энтомолога-любителя.
     По профессии он был преуспевающим бухгалтером-ревизором.
     Толкать было только его хобби.


     Стрелок вновь отступил вглубь сознания этого человека и  там  лишился
чувств. Если он и испытал какое-то облегчение, то лишь  потому,  что  этот
человек не был человеком в черном. Это не был Уолтер.
     Все прочее являлось источником предельного, беспросветного ужаса... и
полного просветления.
     Расставшийся со своей бренной оболочкой дух Роланда, его ка,  остался
прежним - острым, проницательным и чуждым каким бы  то  ни  было  недугам,
однако внезапность, с какой развеялось неведение, подействовала  на  него,
точно предательский удар в висок.
     Знание пришло к Роланду не тогда, когда он выступил вперед, а  в  тот
миг, когда, убедившись, что мальчик в безопасности, он прокрался  обратно.
Роланд познал связь между человеком, в чьем сознании находился, и  Одеттой
- слишком фантастичную и все же, к его ужасу,  слишком  подходящую,  чтобы
быть  совпадением.  Он  понял,  чем  в  действительности  может  оказаться
извлечение троих и кем - сами трое.
     Этот человек, Толкач, не был третьим; третьей Уолтер назвал Смерть.
     Смерть... но не твоя. Вот что сказал Уолтер, который даже в последние
минуты был умен, как Сатана. Ответ законника...  он  был  столь  близок  к
истине, что истина могла прятаться в его тени. Смерть поджидала его не для
того, чтобы унести в мир теней - для того, чтобы воплотиться в нем.
     Невольник, Владычица.
     Третьей была Смерть.
     Роланд вдруг исполнился уверенности, что третий - он сам.


     Роланд    ринулся    вперед    -    снаряд,    безмозглая     ракета,
запрограммированная лишь на одно: засечь человека в черном и в тот же  миг
метнуть в него занятую ею телесную оболочку.
     Мысли о том, что может случиться, если он воспрепятствует человеку  в
черном убить Джейка  -  о  возможном  парадоксе,  о  свище  во  времени  и
измерениях, который способен зачеркнуть, вымарать из жизни все происшедшее
после того, как он прибыл на постоялый двор - пришли только потом... Ведь,
несомненно, если бы Роланд спас Джейка в этом мире, никакого Джейка там он
бы не встретил, а весь последующий ход событий претерпел бы изменения.
     Какие? Невозможно  даже  строить  догадки.  В  частности,  странствию
стрелка мог бы прийти конец, однако эта мысль никогда не приходила  ему  в
голову. И уж конечно такие  запоздалые  рассуждения  были  спорны;  заметь
Роланд человека в  черном  -  и  никакие  последствия,  никакой  парадокс,
никакой предначертанный судьбой ход событий не  смогли  бы  помешать  ему,
пригнув голову занятого  им  тела,  попросту  протаранить  грудь  Уолтера.
Роланд был бы так же бессилен поступить иначе, как  револьвер  не  властен
отказать пальцу, который жмет на курок, отправляя пулю в полет.
     Если при этом все шло к черту - черт с ним.
     Роланд быстро прощупал взглядом скопление прохожих на углу,  заглянув
в лицо каждому (женщин он рассматривал не менее  подробно  и  внимательно,
чем мужчин, убеждаясь, что среди них нету той, которая  лишь  притворяется
женщиной).
     Уолтера там не оказалось
     Стрелок постепенно  расслабился  -  так  в  последнюю  секунду  может
расслабиться палец,  лежащий  на  спусковом  крючке.  Нет;  Уолтера  нигде
поблизости от  мальчика  не  было,  и  стрелок  ощутил  неизвестно  откуда
взявшуюся уверенность, что это - не то когда. Не совсем то. То когда  было
близко (до него оставалось две недели, неделя,  даже,  может  быть,  всего
один-единственный день), но еще не наступило.
     Поэтому Роланд повернул обратно.
     По дороге он увидел...


     ...и от потрясения свалился без  чувств:  когда-то  -  давно  -  этот
человек, в чье сознание открывалась третья  дверь,  сидел  у  самого  окна
убогой, покинутой жильцами комнатенки в здании, полном  пустующих  нежилых
комнат - то есть, если не считать частенько  ночевавших  там  пьянчужек  и
помешанных. Алкашню выдавал бьющий  в  нос  отвратительный  запах  пота  и
нездоровый - мочи. Сумасшедших - вонь безумных, спутанных, мутных  мыслей.
Всю обстановку комнаты составляли два стула. Джек  Морт  использовал  оба:
один, чтобы сидеть  на  нем,  второй  -  в  качестве  подпорки,  чтобы  не
откр