анаана.
     Он побывал уже в двух салунах  и  в  каждом  выпил  разбавленного
пива, прежде чем закатился в "Хэттиген". Заказал пива и  уже  собрался
пообщаться с барменом. Но прежде чем  успел  тряхнуть  дерево,  яблоко
само упало ему в руку.
     Его внимание привлек  старческий  голос  (голос  старого  козла),
который что-то вещал, уверенно и  безапелляционно.  Все  старые  козлы
полагали себя истиной в последней инстанции. Говорил он о прежних днях
(о чем еще могут говорить старые козлы?), о времени, когда мир еще  не
"сдвинулся", о том, как хорошо жилось всем в дни его детства. А вот от
следующих фраз Дипейп разом подобрался: старикан заявил,  что  прежние
времена могут и вернуться, потому что совсем недавно, не прошло и двух
месяцев, он видел трех молодых лордов, проехавших через Ритзи, и  даже
поставил одному выпивку, правда, не спиртное, а лимонад.
     - Ты не отличишь молодого лорда от молодой жабы, -  заявила  юная
мисс, в очаровательном ротике которой осталось только четыре зуба. Все
расхохотались. Старый козел обиделся.
     - Еще как отличу. Я забыл больше, чем вы когда-либо узнаете,  вот
так-то. Один из них - прямой потомок Эльда, ибо я увидел  в  нем  лицо
его отца... так же ясно, как я вижу твои обвисшие сиськи, Джоулен. - И
тут старый козел поразил Дипейпа: оттянул ворот блузы салунной шлюхи и
вылил за него остатки пива из своей  кружки.  Даже  раскаты  хохота  и
аплодисменты не смогли полностью заглушить яростный вопль  проститутки
и крики старика, которого она тут же начала молотить по лицу и плечам.
Поначалу негодующие, они сменились криками боли, когда девица схватила
кружку старого козла и развила ее о его голову. Кровь с остатками пива
потекли по лицу старика.
     - Выметайся отсюда! -  Шлюха  толкнула  его  к  двери.  Несколько
пинков шахтеров (которые меняли союзников так же легко,  как  ветер  -
направление) помогли старому козлу набрать крейсерскую скорость.  -  И
не смей  сюда  возвращаться!  Я  почувствовала  запах  травы  в  твоем
дыхании, старый членосос!  Убирайся  вместе  со  своими  сказочками  о
прежних временах и юных лордах!
     Старый козел проследовал мимо трубача в сбитой на  затылок  шляпе
(он развлекал посетителей "Хэттигена"), который приложился  сапогом  к
заднице старика, продолжая выводить "Играйте, дамы, играйте",  миновал
распахнувшиеся под его напором двери и упал вниз лицом на землю.
     Дипейп вышел из салуна следом, помог старику подняться. При  этом
уловил в его дыхании горьковатый запах, не пива, заметил,  что  уголки
рта позеленели. Трава, все точно. Старый козел,  должно  быть,  совсем
недавно пристрастился к ней (по понятной  причине:  дьявольская  трава
росла на окрестных холмах - протягивай руку и бери,  а  пиво  и  виски
отпускали только за деньги), но тех, кто начал, ждал скорый конец.
     - Нет у них уважения к  старшим,  -  пробубнил  старый  козел.  -
Ничего-то они не понимают.
     - Да, не понимают,  -  покивал  Дипейп.  В  голосе  его  слышался
хэмбрийский акцент, который прилипал, как банный лист.
     Старый козел покачнулся, тупо уставился на Дипейпа, попытался без
особого результата стереть с лица кровь, текущую из пореза на черепе.
     - Сынок, есть у тебя деньги на кружку пива? Вспомни  лицо  своего
отца и купи старику кружку пива!
     - Милостыню я не подаю, старина, - ответил Дипейп, -  но,  может,
ты и заработаешь на пиво. Пройдем в мой кабинет и поговорим.
     Он увлек старого козла подальше от входа в салун, подождал,  пока
мимо пройдут трое подвыпивших шахтеров, горланящих песню  про  любимую
женщину с буферами что  пушечные  ядра,  а  потом  затолкал  в  темный
проулок  между  "Хэттигеном"  и  соседним  зданием,  которое  занимало
похоронное бюро. Некоторые посетители салуна, решил  Дипейп,  прямиком
попадали к соседям: один стакан, одна пуля и еще один покойник.
     - Твой кабинет, - хохотнул старый козел, когда Дипейп подвел  его
к деревянному забору с наваленными  рядом  кучами  мусора.  Ветер  нес
запахи серы и карболки. Из  "Хэттигена"  доносились  пьяные  крики.  -
Ничего себе кабинет.
     - Да, кабинет.
     Старик  всмотрелся  в  него  в  свете  луны,  которая  плыла  над
проулком.
     - Ты из Меджиса? Или Тепачи?
     - Может, оттуда, может, откуда-то еще.
     - Я  тебя  знаю?  -  Говнюк  пристально   вглядывался   в   него,
приподнявшись на цыпочки, словно собрался  с  ним  целоваться.  Дипейп
оттолкнул его.
     - Не так близко, старина. -  Не  нравился  ему  этот  пристальный
взгляд. Он, Джонас и Рейнолдс уже {бывали} здесь,  и  если  бы  старик
помнил его лицо, то не стал бы чесать языком, как в салуне. - Расскажи
мне о трех молодых лордах, которых видел не так давно.
     Старый козел оценивающе оглядел его:
     - Может, ты расплатишься металлом?
     - Да, - кивнул Дипейп. - Если расскажешь то, что я хочу  слышать,
металл тебе гарантирован.
     - Золото? - Скажи мне, и посмотрим.
     - Нет, сэр. Сначала дела, потом разговоры.
     Дипейп схватил его за руку, завернул за спину к самым лопаткам.
     - Вякни еще, старина, и мы начнем с твоей сломанной руки.
     - Отпусти меня! -  выдохнул  старый  козел.  -  Отпусти  меня,  я
полагаюсь на твою щедрость, молодой сэр, ибо у тебя великодушное лицо!
Да! Да, великодушное!
     Дипейп отпустил его, и  старый  козел  робко  взглянул  на  него,
потирая плечо. В лунном свете запекшаяся на щеках кровь стала  черной.
- Их было трое. Юноши из хороших семей.
     - Юноши или лорды? Точнее, старина.
     Старый козел обдумал  вопрос.  Удар  по  голове,  ночной  воздух,
заломленная рука хотя  бы  временно  прочистили  ему  мозги  от  паров
спиртного.
     - И то и другое. Один точно лорд, пусть  мне  здесь  никто  и  не
верит. Ибо я видел его  отца,  вооруженного  револьверами.  Не  такими
дешевками, как у тебя... извини, я понимаю, что в эти  дни  лучших  не
достать, но {настоящими} револьверами, из каких стреляли в те времена,
когда мой отец был мальчишкой. Большие, с  рукоятками  из  сандалового
дерева.
     Дипейп смотрел на  старика,  чувствуя,  что  получил  нужные  ему
ответы. {Они ведут себя как стрелки,} отметил Джонас. А когда Рейнолдс
засомневался, резонно указав, что они слишком молоды,  Джонас  сказал,
что они, возможно, подмастерья. Теперь по  всему  выходило,  что  босс
попал в десятку.
     - {Из сандалового дерева,} -  повторил  Дипейп.  -  говоришь,  из
{сандалового дерева,} старина?
     - Да. - Старик видел, как загорелись глаза  Дипейпа,  понял,  что
ему поверили. И расправил грудь. - Да.
     - То есть стрелок. Отец одного из этих юношей - стрелок.
     - Да, стрелок. Один из последних властителей. Их род угасает,  но
мой отец знал его хорошо.  Стивен  Дискейн  из  Гилеада.  Стивен,  сын
Генри.
     - И тот, кого ты недавно видел...
     - Его  сын,  внук  Генри  Высокого.   Остальные   тоже   высокого
происхождения, тоже из лордов, но этот ведет свой род от самого Артура
из Эльда, пусть и по боковой линии. В этом можно не  сомневаться.  Так
же верно, как и то, что ты ходишь  на  двух  ногах.  Так  я  заработал
металл?
     Дипейп уже собрался кивнуть, но  тут  вспомнил,  что  не  спросил
старого козла, а про какого из трех щенков идет речь.
     - {Трое}   молодых   людей,   -   промурлыкал   он.   -    {Трое}
высокорожденных. Револьверы у них были?
     - На виду  -  нет.  -  Старикан  мерзко  рассмеялся.  -  Но  были
наверняка. Аккуратно запрятанные в  одеяла.  Готов  поспорить  на  что
угодно.
     - Ясно, - кивнул Дипейп. - Думаю, ты  выиграешь.  {Трое}  молодых
людей, один из них сын властителя, {стрелка.} Как ты думаешь,  Стивена
Дискейна из Гилеада. - Вроде бы он уже слышал эту фамилию.
     - Стивена Дискейна, именно так.
     - А как представился тебе этот молодой лорд?
     Старый козел насупил брови, пытаясь припомнить:
     - Дирфилд? Дирстайн? Не помню...
     - Ничего, я знаю, о ком ты говоришь. И ты заработал свой металл.
     - Правда? - Старый козел придвинулся, дохнул на него  горьковатым
запахом травы. - Золото или серебро? Что я получу, друг мой?
     - Свинец. - Дипейп выхватил револьвер и дважды выстрелил  старику
в грудь. Можно сказать, оказал ему услугу.
     А теперь Дипейп скакал в Меджис...  обратный  путь,  полагал  он,
займет  куда  меньше  времени:  нет  нужды  останавливаться  в  каждом
занюханном городке и задавать вопросы.
     Над его головой что-то пролетело. Голубь,  темно-серый,  с  белым
колечком на шее, опустился на скалу чуть впереди,  чтобы  передохнуть.
Любопытная птичка, подумал Дипейп. Не дикий голубь. Улетел из  клетки?
Он сомневался, что в здешних  местах  кто-то  будет  держать  домашнюю
зверушку, разве что полудикого пса, чтобы отпугивать  грабителя  (хотя
едва ли он смог ответить на вопрос, а  что  можно  украсть  у  местных
жителей), но всякое случается. Во всяком случае, поджаренный на костре
голубь - не самый плохой ужин. Дипейп вытащил револьвер, но прежде чем
взвел курок, голубь снялся со скалы и полетел на  восток.  Дипейп  все
равно выстрелил вслед. На этот раз ему не повезло. Голубь  пошел  было
вниз, но выровнялся, вновь набрал высоту и исчез в том направлении,  в
котором следовал и Дипейп. Какое-то время он посидел, думая о том, что
Джонас будет доволен результатами его поисков, а потом  двинул  лошадь
вперед, к Меджису, где находились мальчишки,  с  которыми  он  еще  не
посчитался. Возможно, они лорды,  возможно,  сыновья  стрелков,  но  в
нынешние времена умирают и такие, как  они.  Как  убедительно  доказал
старый козел, мир "сдвинулся".



                                  2


     Через три дня после того,  как  Рой  Дипейп  выехал  из  Ритзи  и
направился к Меджису, ближе к вечеру Роланд, Катберт и Ален  двинулись
на северо-запад от Хэмбри. Сначала ехали вдоль Спуска, потом повернули
в полосу зарослей, которую местные называли Плохая Трава, и,  наконец,
углубились в пустыню. Впереди торчали лишь иззубренные скалы,  посреди
которых, они это знали, в земле темнела щель, образовавшаяся словно от
удара топора, которым в ярости маханул какой-то разгневанный бог.
     Границу Спуска и скалы разделяло миль шесть. Путь их проходил  по
равнине. Лишь в одном месте они  увидели  торчащую  из  плоской  земли
скалу, похожую  на  палец,  согнутый  в  первой  фаланге.  Под  скалой
зеленела  полянка,  формой  напоминающая   бумеранг.   Когда   Катберт
заулюлюкал, чтобы услышать, как его голос  эхом  отражается  от  скал,
стайка  ушастиков-путаников  сорвалась  с  полянки   и   умчалась   на
юго-восток, к Спуску.
     - Это Скала Висельников, - пояснил Роланд.  -  У  основания  бьет
ключ... говорят, единственный в этих местах.
     То были первые слова, произнесенные Роландом с того момента,  как
они отправились в путь, но Катберт  и  Ален,  следующие  за  Роландом,
облегченно  переглянулись.  Последние  три  летние  недели  дались  им
нелегко. Роланд сказал,  что  они  должны  выжидать,  обращать  особое
внимание на  пустяки,  а  главное,  подмечать  уголком  глаза,  но  ни
Катберт, ни Ален  не  доверяли  тому  ореолу  мечтательности,  которым
окутал себя в эти дни Роланд, найдя для себя особую модель плаща  Клея
Рейнолдса. Между собой они об этом не говорили:  не  было  нужды.  Оба
знали - начни  Роланд  приударять  за  красоткой,  которую  мэр  Торин
определил себе в  наложницы  (а  кому  еще  мог  принадлежать  длинный
золотистый волос?), их ждут очень большие неприятности. Но с  девушкой
Роланд вроде бы не общался, во всяком случае, новых  волосков  на  его
рубашках они не находили, а сегодня он стал самим собой, отбросив этот
воображаемый плащ.  Временно,  наверное.  А  если  им  повезет,  то  и
навсегда. Им оставалось только ждать и надеяться. В конце концов  {ка}
скажет свое слово. Так было всегда.
     В миле от скал сильный морской  бриз,  всю  дорогу  дувший  им  в
спину,  внезапно  пропал,  и  они  услышали  низкий  атональный   вой,
исходящий из щели  в  земле,  которую  называли  каньон  Молнии.  Ален
натянул поводья, лицо его  сморщилось,  словно  он  надкусил  какой-то
очень уж  кислый  фрукт.  Подумал  он  о  сильной  руке,  перебирающей
пригоршню острых камешков. Канюки  кружили  над  каньоном,  словно  их
притягивал этот звук.
     - Дозорному это не нравится, Уилл. - Пальцы Катберта забарабанили
по птичьему черепу. - И мне тоже. Чего мы сюда подались?
     - Считать, - ответил Роланд. - Нам поручили все сосчитать  и  все
увидеть, и мы здесь, чтобы считать и смотреть.
     - Да, конечно. - Катберт успокаивающе  похлопал  лошадь  по  шее,
низкий  ноющий  вой  червоточины  тревожил  ее.  -   Тысяча   шестьсот
четырнадцать  рыболовных  сетей,  семьсот  маленьких  рыбацких  лодок,
двести сорок баркасов, семьдесят волов, существование которых никто не
признает, и,  к  северу  от  города,  одна  червоточина.  Что  бы  сие
означало?
     - Это мы и собираемся выяснить, - ответил ему Роланд.
     Они двинулись на звук, и, хотя никому  из  них  он  не  нравился,
никто не предложил повернуть назад. Во-первых, они  почти  у  цели,  а
во-вторых, Роланд прав... это их работа. А кроме  того,  их  разбирало
любопытство.
     Устье каньона завалили срубленными ветками, как  и  предупреждала
Сюзан. К осени на  большинстве  листва  бы  засохла,  но  пока  листья
оставались зелеными и закрывали вид на каньон. По центру вниз  уходила
тропа, но слишком узкая для  лошадей  (они  могли  заартачиться  и  не
пойти). Да и сумерки уже начали сгущаться.
     - Мы пойдем вниз? - спросил Катберт.  -  Пусть  ангел-регистратор
отметит, что я против, хотя это и не мятеж.
     Роланд не собирался вести их  через  груду  нарубленных  веток  к
источнику звука. Во всяком случае сейчас, когда он  понятия  не  имел,
что собой представляет червоточина. За последние несколько  недель  он
не раз спрашивал о ней, но вразумительных ответов не  получал.  "Я  бы
держался подальше", - посоветовал ему  шериф  Эвери.  Так  что  больше
всего о червоточине рассказала ему Сюзан в ночь их первой встречи.
     - Расслабься, Берт. Вниз мы не пойдем.
     - Хорошо, - выдохнул Ален, и Роланд улыбнулся.
     По западному краю каньона тянулась тропа, крутая и узкая, но  при
должной осторожности вполне  проходимая.  По  ней  они  и  направились
гуськом, остановившись один  раз,  чтобы  разобрать  завал,  сбрасывая
куски сланцевой глины и камни в воющую пропасть справа от себя.  Когда
они расчистили тропу и уже собрались сесть  на  коней,  большая  птица
поднялась  над  краем  каньона,  отчаянно  замахав  крыльями.   Роланд
схватился за револьверы, увидел, что  Катберт  и  Ален  повторили  его
движение.  Забавно,  конечно,  учитывая,  что  револьверы,   аккуратно
завернутые в промасленную ткань, хранились под  половицами  в  бункере
"Полосы К".
     Они  переглянулись,  ничего  друг  другу  не  сказали   (словами,
поскольку взгляды были  более  чем  красноречивы)  и  поехали  дальше.
Роланд обнаружил, что воздействие червоточины со временем  усиливается
- к такому звуку привыкания не  возникало.  Наоборот,  чем  дольше  ты
находился в непосредственной близости от каньона  Молнии,  тем  глубже
проникал звук в твой мозг. Не только в мозг, но и в зубы,  в  уши.  От
него начинали  вибрировать  нервные  окончания,  слезиться  глаза.  Но
больше всего звук воздействовал на сознание,  говоря,  что  все  самое
страшное, чего ты всегда  боялся,  поджидает  за  следующим  поворотом
тропы или за грудой камней, чтобы выскочить оттуда  и  наброситься  на
тебя.
     Наконец  тропа  вывела  их  на  ровный,  лишенный  растительности
участок земли. Настроение у них улучшилось, но уже наступила  ночь,  и
когда они спешились и подошли к обрыву, то внизу  не  увидели  ничего,
кроме тьмы.
     - Зря старались, - покачал головой Катберт. - Надо было  выезжать
раньше. Роланд... я хотел сказать, Уилл. Какую мы сморозили глупость!
     - Если хочешь, здесь я могу быть для тебя и Роландом. И мы увидим
то, что приехали сосчитать. Как ты  говорил,  одну  червоточину.  Надо
немного подождать.
     Они подождали, и не прошло и двадцати минут: как из-за  горизонта
поднялась  Мешочная  Луна...  идеальная  летняя   луна,   огромная   и
оранжевая. Она величественно плыла по темно-фиолетовому бархату  неба.
А на ее поверхности отчетливо виднелся Мешочник,  который  только  что
вылез из Нонеса с мешком, набитым верещащими душами. Они  ясно  видели
его согбенную фигуру с заброшенным на плечо  мешком.  А  лунный  диск,
казалось, окрашивался отсветами адского пламени.
     - Да, - процедил Катберт, - мало нам  этого  воя,  так  еще  этот
видок.
     Однако они  не  сдвинулись  с  места,  хотя  лошади  периодически
дергали поводья, как бы говоря, что постояли и будет -  пора  в  путь.
Луна поднималась и поднималась, чуть уменьшившись  в  размере,  сменив
оранжевый цвет на серебряный. И вскоре ее лучи упали в каньон  Молнии.
Трое юношей посмотрели вниз. Ни один не произнес ни слова.  Роланд  не
мог отвечать за своих друзей, но он сам, наверное, не раскрыл бы  рта,
даже если бы к нему обратились.
     {Замкнутый каньон, очень короткий и с отвесными стенами,} сказала
Сюзан.   Теперь   Роланд   видел,   что   ее   слова   соответствовали
действительности. Она также  говорила,  что  каньон  Молнии  похож  на
трубу, лежащую на боку. Роланд соглашался и с этим  при  условии,  что
труба при падении переломилась пополам, одна  часть  лежала  ровно,  а
вторая ушла вбок и чуть вниз.
     До перелома дно каньона  выглядело  обыденно:  не  удивляли  даже
белевшие внизу кости. Многим животным, забредшим в замкнутые  каньоны,
не хватало ума  выбраться  из  них,  а  устье  каньона  Молнии  еще  и
заваливали  ветками.  Крутые  стены  вскарабкаться  не  позволяли,  за
исключением, возможно, одного места, рядом  с  переломом.  Там  Роланд
увидел поднимающуюся под крутым углом расщелину,  заросшую  лианами  и
кустами, за которые при необходимости можно было и схватиться. Отметил
он это без всякой на то причины, автоматически: он всю  жизнь  отмечал
потенциальные пути отхода.
     А вот ниже перелома они увидели... даже  через  несколько  часов,
вернувшись на "Полосу К", они пришли к  выводу,  что  не  могут  точно
описать открывшееся их глазам. Нижнюю часть каньона  Молнии  закрывало
нечто похожее на озерцо серебристой жидкости, над которой  поднимались
рукава - струи пара или тумана. Поверхность озерца  тяжело  двигалась,
ударяясь о стены каньона. Потом они узнали, что и  жидкость,  и  туман
светло-зеленого цвета. Но под луной казались серебряными.
     Пока они смотрели на червоточину,  что-то  темное,  возможно,  та
самая птица, что взлетела чуть ли не у них из-под ног,  спикировала  к
червоточине. Что-то схватила на  лету,  может,  мошку,  может,  пташку
поменьше, и уже начала  набирать  высоту.  Но  не  успела.  Серебряная
жидкая рука поднялась  над  поверхностью.  Ноющий  звук  на  мгновение
усилился, стал чуть  ли  не  голосом.  Рука  дернула  птицу  вниз.  На
поверхности  червоточины  полыхнула  зеленоватая  вспышка,   и   птица
бесследно исчезла.
     Трое юношей переглянулись, в глазах застыл испуг.
     {Прыгай,  стрелок,}  неожиданно  позвал  Роланда   голос.   Голос
червоточины,  голос  его  отца,  но   также   голос   Мартена-колдуна.
Мартена-обольстителя. А самое ужасное - его собственный голос.
     {Прыгай и позабудь о всех тревогах.  Здесь  не  надо  волноваться
из-за любви к девушкам, не надо грустить о потерянной  матери.  Отсюда
прямой путь к пещере мироздания, тут только розовая  сладость  гниющей
плоти.}
     {Давай, стрелок. Стань частью червоточины.}
     С затуманенным  лицом,  пустыми  глазами  Ален  двинулся  к  краю
обрыва, сбитые его сапогом камешки уже полетели вниз. Но не прошел  он
и пяти шагов, как Роланд схватил его за руку и с силой дернул назад.
     - Куда это ты направился?
     Ален уставился на него глазами лунатика. Медленно, очень медленно
они