американскими амулетами жатвы. Чтобы попасть на этот обед, нужно как минимум две недели ходить трезвым. Не допускались на обед, об этом договорились Уэрд Хакман, Эл Маккоуэн и Дон Каллагэн, и те, кто от выпивки становились буйными, независимо от того, сколько времени они не брали в рот спиртного.
     В День индейки около сотни лучших детройских алкоголиков, наркоманов и просто бездомных собираются в "Святом имени" на прекрасный обед с индейкой, картофельным пюре, закусками. Они сидят за десятком столов, поставленных на баскетбольной площадке (ножки слово подбиты фетром, гости в носках). Перед нем, как сесть и наброситься на еду, и это тоже элемент традиции, они ходят вкруг столов ("Это займет не больше десяти секунд, а потом мы начнем", - заранее предупреждает их Эл), и каждый говорит, за что он благодарен. Поскольку это День благодарения, да, да, а также потому, что один из постулатов программы "АА" состоит в том, что благодарный пьяница не пьет, а благодарный наркоман не закидывается и не ширяется.
     Все действительно происходит очень быстро, Каллагэн ни о чем особо не думает, плывет по течению, а в результате, когда приходит его очередь, едва не выпаливает то, что может навлечь на него серьезные неприятности. В наилучшем варианте сложится мнение, что у него более чем странное чувство юмора.
     - Я благодарен, что в... - тут до него доходит, что он собирается сказать, и буквально прикусывает себе язык. Они смотрят на него, ожидая продолжения, небритые мужчины и женщины с бледными, одутловатыми лицами, от которых идет тяжелый запах станций подземки. Некоторые уже зовут его отцом, и откуда они это знают? Как могли узнать? Неужели не чувствуют, что у него холодеет внутри, когда он слышит такое обращение? Но они смотрят на него. "Клиенты". Смотрят и Уэрд с Элом.
     - Я благодарен, что не прикасался сегодня ни к спиртному, ни к наркотикам, - говорит он то, что понятно каждому. Они что-то одобрительно бормочут, и стоящий рядом мужчина говорит: "Я благодарен, что моя сестра разрешила прийти к ней домой на Рождество". И никто не узнал, что Каллагэн едва не сказал: "Я благодарен, что в последнее время не видел вампиров третьего типа и постеров поиска пропавших домашних животных".
     Он думает, что заклятье Барлоу наконец-то снято с него, потому что Господь принял его в свое лоно, пусть и на испытательный срок. Другими словами, он думает, что потерял способность видеть вампиров. Он, конечно, не пытается проверить свою догадку посещением церкви, ему хватает и гимнастического зала средней школы "Святое имя". Ему даже не приходит в голову, во всяком случае, на сознательном уровне, что на этот раз они хотят обложить его со всех сторон, действуют осторожно, чтобы не спугнуть. И пусть учатся они медленно, но, тем не менее, учатся, в чем Каллагэну еще предстоит убедиться.
     А потом, в начале декабря, Уэрд Хакман получает удивительное письмо. "Рождество в этом году приходит раньше, Дон! Посмотри, что я тебе сейчас покажу, Эл! - он торжествующе машет письмом. - Если мы правильно разыграем эту партию, парни, наши тревоги о следующем годе рассеются, как дым!"
     Эл Маккоуэн берет письмо и, по мере того, как читает его, недоверие и сдержанность, написанные на его лице, начинают таять. А к тому времени, когда он передает письмо Дону, его рот растянут в широченной, от уха до уха, улыбке.
     Письмо от большой компании с отделениями в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Денвере, Лос-Анджелесе и Сан - Франциско. Бумага такая приятная на ощупь, что хочется вшить ее в рубашку, чтобы она ласкала кожу. В письме говорится о том, что компания намеревается пожертвовать двадцать миллионов долларов двадцати благотворительным организациям, работающим в Соединенных Штатах Америки, по миллиону каждой. В письме говорится, что компания намерена перевести деньги до конца календарного 1983 года. Среди потенциальных получателей денег - бесплатные столовые, ночлежки для бездомных, две клиники для неимущих, программа создания вакцины против СПИДа, которую реализуют в Спокане. Одна из ночлежек - "Лайтхауз". Подписано Ричардом П. Сейром, исполнительным вице-президентом, г. Детройт. Все пристойно и убедительно, и приглашение всех троих в офис детройтского отделения компании с тем, чтобы обсудить формальности, связанные с передачей денег, тоже пристойно и убедительно. Дата совещания, которая станет и датой смерти Доналда Каллагэна: 19 декабря 1983 г. Понедельник.
     Письмо отпечатано на фирменном бланке. В шапке название компании: "СОМБРА КОРПОРЕЙШН".

15

     - Ты пошел, - в голосе Роланда вопросительные интонации отсутствовали.
     - Мы все пошли, - ответил Каллагэн. - Если бы пригласили меня одного, я бы не пошел. Но, поскольку пригласили нас троих... и хотели пожертвовать нам миллион долларов... вы можете представить себе, что значил миллион баксов для такой ночлежки, как "Лайтхауз"? Особенно в годы правления Рейгана?
     Сюзанна вздрогнула от неожиданности. Эдди бросил на нее торжествующий взгляд. Каллагэну хотелось спросить, в чем причина, но Роланд вновь крутанул пальцы, торопя его с рассказом, и действительно, время было позднее. Хотя члены ка-тета Роланда не выглядели сонным: все жадно ловили каждое слово Каллагэна.
     - Вот к какому я пришел выводу, - он наклонился вперед. - Вампиры и слуги закона определенно связаны друг с другом. Я думаю, если проследить эти связи, то они выведут на темную страну. Тандерклеп.
     - У меня в этом нет ни малейшего сомнения, - синие глаза Роланда блеснули на бледном, усталом лице.
     - Вампиры, за исключением первого типа, глупы. Слуги закона умнее, но не намного. Иначе мне бы не удалось так долго уходить от них. Но потом руководство операцией взял на себе кто-то другой. Как я представляю себе, агент Алого Короля, кем бы он ни был. Слугам закона велели держаться от меня подальше. Вампирам - тоже. В последние месяцы я не видел ни одного постера розыска пропавших домашних животных, ни одной надписи мелом на тротуарах Западной Форт-стрит или Джефферсон-авеню. Кто - то отдал соответствующие приказы, теперь-то мне это ясно. Кто-то умный. И миллион долларов! - он покачал головой. Горькая улыбка искривила губы. - Вот что ослепило меня. Деньги, ничего больше... "О, да, они будут потрачены на благие дела!" - говорил я себе. Мы и друг другу это говорили. "Мы обретем финансовую независимость как минимум на пять лет! Больше нам не придется ходить в городской совет Детройта, вымаливая подачки!" Все так. И только гораздо позже мне открылась еще одна истина, очень простая: жадность даже в благом деле остается жадностью.
     - Что произошло? - спросил Эдди.
     - Мы пришли на встречу, - Каллагэн мрачно усмехнулся. - В Тишман-Билдинг, номер 982 на Мичиган-авеню, один из самых респектабельных деловых адресов Детройта. В шестнадцать часов двадцать минут, 19 декабря.
     - Странное время для совещания, - заметила Сюзанна.
     - Мы тоже так подумали, но кто будет обращать внимание на такие мелочи, когда на карте стоит миллион долларов? После короткой дискуссии мы согласились с Элом, вернее, с матерью Эла. Она сказала, что на важные встречи положено приходить на пять минут раньше, не больше и не меньше. Поэтому в вестибюль Тишман-Билдинг мы вошли в 16:10, в парадных костюмах. Нашли на доске - указателе "Сомбра корпорейшн", поднялись на тридцать третий этаж.
     - Вы проверили, что это за компания? - спросил Эдди.
     Каллагэн посмотрел на него кивнул.
     - Согласно той информации, которую мы нашли в библиотеке, "Сомбра" - корпорация закрытого типа, то есть ее акций на бирже нет, которая в основном занималась покупкой других компаний. Области специализации - высокие технологии, недвижимость и строительство. Об активах корпорации нигде ничего не сообщалось. Коммерческая тайна.
     - Компанию зарегистрировали в США? - спросила Сюзанна.
     - Нет. В Нассау, на Багамах.
     Эдди вздрогнул, вспомнив те дни, когда перевозил кокаин, и типа с бледным, болезненным лицом, от которого получил последнюю партию товара.
     - Я там бывал. Но из "Сомбра корпорейшн" никого не видел.
     Правда ли это? Допустим, тот тип с бледным лицом и английским акцентом работал на "Сомбру"? Разве трудно предположить, что, помимо прочего, они занимались и торговлей наркотиками. Эдди полагал, что нет. Вот откуда могла потянуться ниточка в Энрико Балазару.
     - Во всяком случае, корпорация присутствовала в соответствующих справочниках и ежегодниках. Мало известная, но богатая. Я не знаю, в ту ли "Сомбру" мы приходили, теперь мне кажется, что практически все люди, которых мы увидели на тридцать третьем этаже - актеры, и их специально набрали, чтобы разыграть для нас этот спектакль, но, скорее всего, существовала и настоящая "Сомбра корпорейшн".
     Мы вышли из кабины лифта на тридцать третьем этаже. Попали в роскошную приемную. На стенах - картины французских импрессионистов, кого же еще, за столом - ослепительно красивая секретарь. Если ты - мужчина, уж прости меня, Сюзанна, и видишь такую женщину, то тебе кажется, что ты будешь жить вечно, если сможешь прикоснуться к ее груди.
     Эдди загоготал, искоса глянул на Сюзанну, тут же замолчал.
     - Часы показывали 16:17. Нам предложили сесть. Что мы и сделали, очень нервничая. Люди приходили и уходили. То и дело слева от нас открывалась дверь и мы видели большой зал, разделенный перегородками на отдельные комнатки, в каждой из которых стоял стол, а за ним работал человек. Звенели телефоны, взад-вперед сновали секретари, гудел большой "ксерокс". Если все это подстроили, а я думаю, что так оно и было, то не менее тщательно, чем на съемочной площадке в Голливуде. Я, конечно, нервничал в ожидании встречи с мистером Сейром, но не больше, чем Эл или Уэрд. И это удивительно, иначе и не скажешь. Я был в бегах восемь лет, практически с того момента, как покинул Салемс-Лот, и обзавелся очень неплохой системой раннего оповещения, но в тот день она даже не пискнула. Полагаю, если б удалось с помощью гадальной доски связаться с Джоном Диллинджером <Диллинджер, Джон (1902-1934) - известный преступник, совершил несколько убийств и ограблений банка. ФБР объявило его "врагом общества номер один". Несколько раз бежал из-под стражи. Застрелен агентом ФБР 22 июля 1934 г. в Чикаго.>, он бы сказал то же самое о вечере, когда пошел в кино с Энн Сейдж.
     В 16:19 в приемную вышел молодой человек в полосатой рубашке и галстуке от "Хьюго Босс". Нас провели по коридору мимо кабинетов, которые занимали важного вида менеджеры, к двойным дверям. На одной висела табличка "КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ". Наш сопровождающий распахнул двери. Сказал: "God luck, gentlemen". Не good luck, а god luck . Вот тут и включилась система охранной сигнализации, но слишком поздно. Все произошло очень быстро. Они не...

16

     Все происходит быстро. Они долго охотились за Каллагэном, так теперь времени не теряют. Двери захлопываются за их спинами, очень уж громко и с такойсилой, что трясется дверная коробка. Помощники топ - менеджеров, которые сами получают никак не меньше восемнадцати тысяч долларов в год, закрывают двери иначе, с уважением к деньгам и власти, но здесь - не тот случай. Так закрывают двери рассерженные алкоголики или наркоманы. И сумасшедшие. Сумасшедшим очень нравится хлопать дверьми.
     Система охранной сигнализации Каллагэна гремит на полную мощь, оглядывая конференц-зал, с большущим окном в дальнем конце, из которого открывается потрясающий вид на озеро Мичиган, он понимает, что на то есть причины, и успевает подумать: "Дорогой Иисус... Мария, мать Божья... как я мог так сглупить?" В конференц-зале тринадцать человек. Трое - слуги закона, и он впервые видит их тяжелые, нездорового цвета лица, поблескивающие красным глаза и полные, женские губы. Все трое курят. Девять - вампиры третьего типа. Тринадцатый - в яркой рубашке и кричащем галстуке, атрибутах слуг закона, все так, но лицо у него худое и хитрое, в глазах светятся ум и черный юмор. На лбу - красный круг крови, которая не капает, но и не свертывается.
     Раздается сухой треск. Каллагэн оборачивается и видит, как Эл и Уэрд падают на пол. У дверей, через которые они вошли, стоят еще двое, слуги закона, мужчина и женщина, с электрошокерами в руках.
     - С вашими друзьями все будет в порядке, отец Каллагэн.
     Он поворачивается. Говорил человек с красным кругом на лбу. Выглядит он лет на шестьдесят, но, возможно, старше. На нем ярко-желтая рубашка и красный галстук. Тонкие губы, расходясь в улыбке, обнажают заостренные зубы. "Это Сейр, - думает Каллагэн. - Сейр, точнее, тот, кто подписал письмо. Тот, кто все это придумал".
     - А вот с вами, увы, нет, - добавляет он.
     В глазах слуг закона читается легкая скука: вот он, наконец-то нашелся, их потерявшийся пес с обожженной лапой и шрамом на лбу. У вампиров интереса побольше. Их окружает ярко-синяя аура. И тут Каллагэн слышит колокольца. Слабенькие, доносящиеся из далекого далека, но они есть. Зовут его.
     Сейр, если это его фамилия, обращается к вампирам. "Это он, - говорит он будничным голосом. - Он убил сотни таких же, как вы, в двенадцати регионах Америки. Мои друзья, - он указывает на слуг закона, - не смогли его выследить и изловить, но, разумеется, их работа - выслеживать менее осторожную дичь, и с ней они прекрасно справляются. В любом случае, он здесь. Давайте, займитесь им. Но не убивайте!
     Он поворачивается к Каллагэну. Красный круг на лбу блестит, но кровь с него не капает. "Это глаз, - думает Каллагэн. - Кровавый глаз". Чей глаз? Кто им смотрит? Откуда?
     - Все эти друзья Короля несут в крови вирус СПИДа. Вы знаете, о чем я, не так ли? Мы позволим этому вирусу убить вас. Он навсегда выведет вас из игры, как в этом мире, так и в других. В конце концов, это игра не для таких, как вы. Не для лжепророков.
     Каллагэн не медлит ни секунды. Если промедлит, то погибнет. Он боится не СПИДа, он боится прикосновения этих грязных губ, которые будут целовать его точно так же, как губы другого вампира целовали Льюпа Дельгадо в проулке. Им не удастся взять над ним верх. После того, что ему довелось испытать, после всех этих работ - однодневок, после тюремных камер, после того, как в Канзасе он стал таки трезвенником, они не смогут взять над ним верх.
     Он не пытается урезонить их. Это не переговоры. Он просто бежит по конференц-залу, огибая справа длинный стол красного дерева. Человек в желтой рубашке, на его лице тревога, кричит: "Хватайте его! Хватайте!" Руки хватают его за пиджак, специально купленный в магазине мужской одежды "Великая река", но соскальзывают. Он успевает подумать: "Окно не разобьется, оно из специального упрочненного стекла, антисуицидного стекла, оно не разобьется..." - и ему достает времени попросить помощи у Бога, впервые с того момента, как Барлоу заставил его напиться своей отравленной крови.
     - Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне! - кричит отец Каллагэн и, плечом вперед, врезается в окно. Чья-то рука бьет его по голове, пытается схватить за волосы, но неудачно. Окно разбивается на мелкие осколки, и его уже обдувает холодный воздух, в котором кружат снежинки. Он смотрит меж черных туфель, тоже специально купленных для этой встречи, видит Мичиган-авеню, по которой снуют автомобили-игрушки и люди-муравьи.
     Спиной чувствует, что все они, Сейр, слуги закона и вампиры, от которых требовалось заразить его и навечно вывести из игры, сгрудились у разбитого окна, таращатся на него, не веря своим глазам.
     Он думает: "Вот это тоже навечно выведет меня из игры... не так ли?"
     И он думает, удивляясь, как ребенок: "Это же моя последняя мысль. Это прощание".
     А потом он падает.

17

     Каллагэн замолчал и посмотрел, где-то застенчиво, на Джейка.
     - Ты это помнишь? - спросил он. - Фактическую... - откашлялся, - ...смерть?
     Джейк медленно кивнул.
     - А ты - нет?
     - Я помню, как смотрел на Мичиган-авеню между моих новых туфель. Помню, как стоял на там, как мне показалось, в снежном вихре. Помню, как Сейр за моей спиной что-то кричал на незнакомом языке. Ругался, судя по интонациям. Помню, как подумал: "Он испуган". Практически эта мысль стала моей последней в том мире. О том, что Сейр испуган. Потом я попал в полную темноту. Плавал в ней. Слышал колокольца, но очень далеко. И вдруг они приблизились. Словно смонтировали их на автомобиле, который мчался ко мне с сумасшедшей скоростью.
     Возник свет. Я увидел свет в темноте. Подумал, что у меня посмертные ощущения а-ля Кюблер-Росс, и пошел к свету. Для меня не имело значения, куда я выйду, если не превращусь в кровавое месиво на Мичиган-авеню, окруженное толпой зевак. Но я не понимал, как такое могло случиться. Упав с тридцать третьего этажа, в сознание не приходят.
     И я хотел уйти как можно дальше от колокольцев. Но они звучали все громче. Глаза начали слезиться. Уши - болеть. Я радовался, что у меня по-прежнему были глаза и уши, но колокольца заглушали эту радость.
     Я подумал: "Я должен успеть выскочить в свет". Рванулся к нему. И...

18

     Он открывает глаза, но еще до того, как открыл их, улавливает запах. Запах сена, очень слабый, почти что сошедший на нет. Можно сказать, призрак запаха. И он? Он тоже призрак?
     Он садится, оглядывается. Если это жизнь после жизни, то все святые книги мира, включая ту, по которой он читал проповеди, не правильные. Потому что это не небеса и не ад: он - в конюшне. На полу валяются выцветшие добела соломинки, должно быть, лежат тут с незапамятных времен. В дожатых стенах щелки, через которые струится яркий свет. Это свет, за которым он следовал из тьмы, думает он. И он думает: "Это свет пустыни". Есть конкретные основания для такого вывода? Возможно. Воздух сухой, когда он втягивает его через нос. Словно воздух другой планеты.
     "Может, так и есть, - думает он. - Может это планета После Жизни".
     Мелодия колокольцев, восхитительная и ужасная, слышна, но звуки ее все тише... тише... пропадают. Он слышит легкой шорох горячего ветра. Ему удается проникнуть в стойло сквозь щели, и он поднимает с пола несколько соломинок. Они, правда, тут же падают вниз.
     Раздается новый звук. Аритмичные удары. Судя по звукам, издает их машина, в которой что-то сломалось. Он встает. В стойле жарко, ладони и лицо покрыты потом. Он оглядывает себя и видит, что парадный костюм, приобретенный в магазине мужской одежды "Великая река" исчез. Он в джинсах и рубашке из "шамбре". На ногах - потрепанные сапоги со стоптанными каблуками. Выглядят они так, словно он отшагал в них многие мили. Он наклоняется и ощупывает ноги. Ни переломов, ни синяков. Ощупывает руки. Целы. Пытается щелкнуть пальцами. Получается, раздается сухой звук, словно сломался сучок.
     Он думает: "А если вся моя жизнь - сон? И вот это - реальность? Если так, кто я и что здесь делаю?"
     Из теней за его спиной доносятся звуки ударов: "Бух - БУХ - бух - БУХ - бух - БУХ..."
     Он поворачивает на звуки и ахает, увидев, что стоит перед ним. А стоит, посреди пустой конюшни, дверь. Не вделана в стену, стоит сама по себе. Петли есть, но, насколько он видит, крепятся к воздуху. На двери написаны какие-то иероглифы. Прочитать их он не может. Подходит ближе, словно надеется, что уменьшение расстояние до двери поможет понять, что к чему. Где-то помогает. Потому что он видит, что ручка двери хрустальная, а на ней выгравирована роза. Он читал Томаса Вульфа: камень, роза, ненайденная дверь; камень, роза, дверь. Камня нет, но, возможно, слово, которое обозначают иероглифы - камень.
     "Нет, - думает он. - Нет, слово: НЕНАЙДЕННАЯ. Может, камень - это я".
     Он протягивает руку и прикасается к хрустальной ручке. Возможно, это сигнал,
     ("знамение", - думает он)
     Потому что удары смолкают. Очень слабо, очень далеко, ну, очень далеко, он слышит колокольца. Пытается повернуть ручку. Она не поворачивается. Ни по часовой стрелке, ни против. Ни на йоту. Словно залита бетоном. Когда он убирает руку, стихает и мелодия колокольцев.
     Он обходит д