ду на миг привиделось, что сейчас Берт изо всей силы сожмет
ее,  чтобы  рыжеволосый  завопил,  как  сова  на  горячей  плите,   но
рукопожатие Берта оказалось таким же сдержанным, как и голос.
     Эвери  все  сидел  на  сцене,  свесив  короткие  ножки,  наблюдая
демонстративное дружелюбие. Улыбался даже помощник шерифа Дейв.
     - А теперь я хотел бы пожать вам всем руки, чтобы  более  вас  не
задерживать. Час поздний, а завтра у меня, как  обычно,  долгий  день.
Так что без сна мне никак не обойтись. - Он  хохотнул,  опять  немного
растерялся, поскольку никто его не поддержал. Но слез со сцены и начал
пожимать всем  руки  с  энтузиазмом  священника,  которому  наконец-то
удалось обвенчать упрямую парочку, долго тянувшую с решительным шагом.



                                  9


     Когда они вышли на улицу, луна уже зашла,  а  над  горизонтом  за
Чистым морем начало светлеть небо.
     - Может, мы еще встретимся, сэй, - нарушил тишину Джонас.
     - Может, и встретимся, - ответил Роланд, запрыгивая в седло.



                                  10


     Большие охотники за гробами обосновались в сторожке в миле к  югу
от Дома-на-Набережной, в пяти милях от города.
     На полпути к сторожке Джонас остановил лошадь в том месте, где от
дороги берег круто скатывался к морю.
     - Спешивайся. - Смотрел он на Дипейпа.
     - Джонас... Джонас, я...
     - Спешивайся.
     Нервно кусая губы, Дипейп подчинился.
     - Сними очки.
     - Джонас, зачем? Я...
     - Если хочешь, чтобы они разбились, оставь. Мне без разницы.
     Еще сильнее прикусив губу, Дипейп снял  очки  в  золотой  оправе.
Едва они оказались у него в руке, Джонас врезал ему  по  лицу.  Дипейп
вскрикнул и  покатился  к  откосу.  Лошадь  Джонаса  прыгнула  вперед,
буквально в последний момент Джонас успел ухватить его  за  рубашку  и
дернул на себя. Он тяжело дышал, на него  пахнуло  сосновой  смолой  и
потом Дипейпа.
     - Мне следовало сбросить тебя с откоса, - прорычал он. -  Знаешь,
сколько ты причинил вреда?
     - Я... Джонас, я не... думал немного  поразвлечься...  кто  знал,
что они...
     Хватка Джонаса медленно ослабла. Последние слова попали  в  цель.
Действительно, кто знал... А если бы не эта стычка, они бы так  ничего
и {не знали.} Если посмотреть с этой стороны, Дипейп оказал им услугу.
Дьявол, которого знаешь в лицо,  лучше  затаившегося  дьявола.  Однако
пойдут разговоры, люди начнут смеяться. Хотя это, может, и  ничего.  В
должное время смех прекратится.
     - Джонас, извини меня.
     - Заткнись, - бросил Джонас.  На  востоке  заалел  горизонт,  еще
немного, и первые лучи осветят  этот  мир  тягот  и  печали.  -  Я  не
собираюсь сбрасывать тебя в море, потому что  тогда  мне  пришлось  бы
следом сбросить Клея, а потом  последовать  за  вами  самому.  Они  же
хотели убить не только тебя, но и нас, не так ли?
     Дипейп хотел было согласиться, но  подумал,  что  подавать  голос
опасно. И предпочел промолчать.
     - Иди сюда, Клей.
     Клей спрыгнул с лошади.
     - Присядем.
     Все трое кружком присели на  корточки.  Джонас  сорвал  травинку,
сунул в рот.
     - У нас не было оснований сомневаться в том, что нам говорили  об
этом альянсовом  отребье.  Нашкодившие  сосунки,  которых  отослали  в
Меджис. захолустный феод у  Чистого  моря,  с  надуманным  поручением,
которое  скорее  следовало  рассматривать  как  наказание.   Так   нам
говорили?
     Рейнолдс и Дипейп кивнули.
     - Вы в это верите после сегодняшнего вечера?
     Дипейп покачал головой. Как и Клей.
     - Они, возможно, сынки  богатых  родителей,  -  первым  заговорил
Дипейп. - Но судя по тому, как они себя сегодня вели...  они...  -  Он
замолчал, не желая озвучивать свою мысль. Абсурдную мысль.
     А вот Джонас озвучил:
     - Они действовали, как стрелки.
     Поначалу ни Дипейп, ни Рейнолдс не отреагировали.
     - Они слишком молоды, Элдред, - нарушил затянувшуюся  паузу  Клей
Рейнолдс. - Таких молодых стрелков не бывает.
     - Для подмастерьев они немолоды. В любом  случае  мы  должны  это
выяснить. - Он повернулся к Дипейпу. - Тебе предстоит дальняя поездка,
красавчик.
     - Но, Джонас!
     - Никто из нас сегодня не покрыл себя  славой,  но  кашу  заварил
именно ты. - Он смотрел на Дипейпа, а тот  не  решался  поднять  глаз,
уставившись в землю. - Ты поедешь той дорогой, которой  они  приехали,
Рой, и будешь задавать вопросы до тех пор, пока  не  получишь  ответы,
которые утолят мое любопытство. Клей и я  будем  ждать.  И  наблюдать.
Играть с ними в "Замки", если хочешь. А когда  я  почувствую,  что  мы
можем нанести внезапный удар, возможно, мы так и поступим.
     Он перекусил травинку. Кончик остался во рту, большая часть упала
между его сапог.
     - Знаете, почему я пожал его руку? Паршивую руку этого  Диаборна?
Потому что мы не можем  раскачивать  лодку,  парни.  Особенно  теперь,
когда показалась гавань. Латиго и его люди,  которых  мы  ждем,  скоро
появятся здесь. Пока они не доберутся до Меджиса, в наших же интересах
поддерживать мир. Но вот что я вам скажу. Никто, приставив нож к спине
Джонаса, не остается после этого в  живых.  Слушай  меня  внимательно,
Рой. Не заставляй повторять что-либо дважды.
     Джонас заговорил, чуть наклонившись вперед. Дипейп слушал. Вскоре
начал кивать. Собственно, он даже  приветствовал  возможность  уехать.
Ненадолго. После сегодняшнего конфуза  в  "Приюте  путников"  перемена
обстановки не могла не пойти ему на пользу.



                                  11


     Юноши уже подъезжали к "Полосе К",  и  солнцу  оставалось  совсем
немного, чтобы подняться над горизонтом, когда Катберт нарушил  долгое
молчание:
     - Так что? Интересный и познавательный выдался  вечерок,  не  так
ли? - Ни Роланд, ни Ален не ответили,  поэтому  Катберт  наклонился  к
грачиному черепу, который вернулся на привычное место - луку седла.  -
А что скажешь ты, старый друг? Нам понравился наш вечер?  Обед,  танцы
по кругу, а в итоге нас едва не убили. Ты в восторге, не так ли?
     Дозорный смотрел прямо перед собой мертвыми пустыми глазами.
     - Он говорит, что слишком устал для разговоров, - Катберт зевнул.
- Я, кстати, тоже. - Он повернулся к Роланду. -  Я  заглянул  в  глаза
мистеру Джонасу после того, как он пожал тебе руку, Уилл.  Он  намерен
убить тебя.
     Роланд кивнул.
     - Они намерены убить нас  всех,  -  уточнил  Ален.  Роланд  вновь
кивнул.
     - Легко мы им не дадимся, но теперь они знают о нас  больше,  чем
до этого вечера. Теперь нам не удастся зайти им за спину.
     Он остановил коня, точно так же как остановил коня Джонас, в трех
милях от того места, где  находились  сейчас  юноши.  Только  смотрели
Роланд и его друзья не на Чистое море, а на пологую ширь Спуска. Табун
лошадей неспешно тянулся с запада на восток, едва различимые силуэты в
предрассветной тьме.
     - Что ты увидел, Роланд? - спросил Ален.
     - Беду, - ответил Роланд. - И у нас на пути.
     Он тронул Быстрого с места. И тут же мысли его вернулись к Сюзан.
А через пять минут после того, как положил голову на подушку, она  ему
уже снилась.



                            Глава седьмая
                              НА СПУСКЕ


                                  1


     Три недели прошло со званого обеда в Доме-на-Набережной и  стычки
в "Приюте путников". Более никаких трений между {ка-тетами} Роланда  и
Джонаса не возникало. В ночном небе  Целующаяся  Луна  завершила  свой
путь, народилась новая луна, Мешочная. Дни стояли ясные и теплые, даже
старожилы не помнили такого чудесного лета.
     Одним прекрасным летним утром Сюзан Дельгадо галопом  неслась  по
Спуску на двухлетнем буланом жеребце Пилоне. Ветер осушил слезы на  ее
щеках и растрепал волосы. Она сжала бока Пилона сапогами, понуждая его
прибавить скорости. Пилон прибавил. Уши его прижались к голове,  хвост
встал трубой. Сюзан, в джинсах и  старой,  чересчур  большой  для  нее
рубашке цвета хаки (одной из отцовских), которая и послужила  причиной
этой  бешеной  скачки,  наклонилась  вперед,  чуть  приподнявшись  над
седлом. Одной  рукой  она  держалась  за  рог  передней  луки,  второй
поглаживала сильную шелковистую шею жеребца.
     - Еще! - прошептала она. - Быстрее! Прибавь, мальчик!
     Пилон подчинился. Она даже не подозревала, что он  может  развить
такую скорость.
     Они мчались вдоль  верхней  границы  Спуска,  и  она  видела  его
изумрудно-золотой  простор,  далеко-далеко  переходящий  в   голубизну
Чистого моря. В другой день этот великолепный вид и  пахнущий  морской
солью ветерок подняли бы ей настроение. Сегодня  ей  хотелось  слышать
лишь топот копыт Пилона и чувствовать, как перекатываются  под  ногами
его мышцы. Сегодня ей хотелось убежать от собственных мыслей.
     И все потому, что она спустилась вниз в старой отцовской рубашке.



                                  2


     Тетя Корд стояла у плиты в домашнем халате, но с  уже  уложенными
волосами. Она сварила себе овсяную кашу; наполнила тарелку и понесла к
столу. Едва тетя повернулась к ней с тарелкой в руках,  Сюзан  поняла,
что без очередной ссоры не обойтись,  губы  Корделии  пренебрежительно
дернулись, она неодобрительно глянула  на  апельсин,  который  чистила
Сюзан. Тетя все еще злилась из-за серебряных и золотых монет,  которые
уже могла бы держать в руке, если б не эта идиотка-ведьма, объявившая,
что Сюзан до осени должна ходить в девственницах.
     Но главная причина заключалась в другом.  Проще  говоря,  они  до
смерти надоели друг другу. Деньги стали не единственным разочарованием
тети Корд. Она-то рассчитывала, что еще этим летом станет полноправной
хозяйкой домика на Спуске... разве что согласится иногда делить его  с
мистером Элдредом  Джонасом,  к  которому  Корделия  воспылала  самыми
теплыми  чувствами.  А  вместо  этого  они  по-прежнему  проживали   в
городском  доме  вдвоем,  женщина,  которой  осталось  совсем  немного
времени, чтобы распрощаться с месячными, тощая, с постной  улыбкой  на
постном лице и крошечной грудью, едва заметной в платьях под  горло  с
высоким воротником (шея, как часто говорила она  Сюзан,  первым  делом
выдает возраст), волосами,  теряющими  каштановый  блеск  под  напором
седины, и юная девушка, умная, пышущая  здоровьем,  выходящая  на  пик
своей красоты. Они терлись друг о друга, как кремень и огниво,  каждое
слово могло вызвать искру. Удивляться этому не  приходилось:  мужчина,
сила любви которого заставляла их любить друг друга, ушел.
     - Ты собралась покататься на этой лошади? - спросила, тетя  Корд,
ставя  тарелку  на  стол  и  усаживаясь  в  полосе  солнечного  света,
падающего через окно. При мистере Джонасе она никогда бы так не  села.
Сильный  свет  превращал  ее  лицо  в  маску.  В  уголке  рта  вылезла
лихорадка. Они всегда вылезали у тети Корд, если та плохо спала.
     - Да, - ответила Сюзан.
     - Тогда тебе надо поплотнее  позавтракать.  Ты  же  не  вернешься
раньше девяти часов.
     - Мне этого хватит. - Сюзан принялась быстрее  закидывать  в  рот
апельсиновые дольки. Она уже  чувствовала,  куда  дует  ветер,  видела
осуждающий взгляд тети и  хотела  встать  из-за  стола  до  того,  как
разразится скандал.
     - Почему бы тебе не съесть тарелку каши? - спросила тетя  Корд  и
помешала ложкой овсянку. Сюзан этот звук  напомнил  поступь  лошадиных
копыт по грязи... или дерьму... и  у  нее  скрутило  живот.  -  Ты  не
проголодаешься до ленча, если вдруг задержишься на  Спуске.  Я  думаю,
что такой красивой юной леди нет дела до домашних дел...
     - Я уже все сделала. - {И ты  знаешь,  что}  я  {все  сделала.  Я
убрала, весь дом, пока ты сидела у зеркала и прижигала лихорадку.}
     Тетя Корд бросила в кашу кусочек  сливочного  масла...  Сюзан  не
понимала, как этой женщине  удавалось  остаться  тощей,  абсолютно  не
понимала... и смотрела, как он медленно тает. На какой-то момент Сюзан
решила, что завтрак может закончиться достаточно мирно.  Но  тут  речь
зашла о рубашке.
     - Прежде чем ты выйдешь из дома. Сюзан, я хочу,  чтобы  ты  сняла
тряпку, что сейчас на тебе, и надела одну из новых блуз  для  верховой
езды, которые прислал тебе Торин на прошлой неделе. По крайней мере ты
можешь показать ему...
     Последующие слова растворились во вспышке ярости, хотя Сюзан и не
прерывала тетку. Она провела рукой по  рукаву,  наслаждаясь  мягкостью
ткани, после стольких стирок напоминавшей бархат.
     - Эта {тряпка} принадлежала моему отцу!
     - Да, Пату, - фыркнула тетя Корд. - Она слишком велика для  тебя,
выношена, и ходить в ней просто неприлично. Молодым девушкам еще можно
надевать мужские рубашки с пуговицами до воротника,  но  тем,  у  кого
развилась грудь...
     Блузы для верховой езды висели на плечиках  в  углу.  Висели  уже
четыре дня, но Сюзан так и не собралась  отнести  их  наверх,  в  свою
комнату.  Три:  красная,  зеленая  и  синяя,  все  шелковые,   каждая,
несомненно, стоила больших денег. Сюзан ненавидела  всю  эту  роскошь,
показуху.  Широкие  рукава,  раздуваемые  ветром,  красивые   отложные
воротники и, ну как же без этого, вырез  на  груди,  чтобы  было  куда
посмотреть Торину, если он  встретит  ее  в  такой  блузе.  Но  такого
подарка он от нее не дождется, твердо решила Сюзан.
     - Моя "развитая грудь", как ты называешь, меня не интересует и не
должна интересовать кого бы то ни было, когда я  скачу  на  лошади,  -
отрезала она.
     - Возможно, что нет. Но если  один  из  конезаводчиков  феода,  к
примеру, Ренни, он постоянно на Спуске, как ты  знаешь,  увидит  тебя,
будет совсем неплохо, если он упомянет при Торине, что  ты  скакала  в
блузе, которую подарил тебе мэр. Об этом  ты  не  думаешь?  Почему  ты
такая упрямая, девочка? Почему  никогда  не  прислушаешься  к  доброму
совету?
     - А тебе что до этого? - спросила Сюзан. - Ты же получила деньги,
не так ли? И получишь еще. После того как он меня оттрахает.
     Корделия с побледневшим, перекошенным от злобы лицом  перегнулась
через стол и отвесила Сюзан оплеуху.
     - Как ты посмела произнести это слово в моем доме, шалава? Как ты
посмела?
     Вот тут из глаз Сюзан брызнули слезы... после того, как тетя Корд
назвала этот дом своим.
     - Это дом моего {отца!} Его и мой! А у тебя дома нет вовсе! Разве
что казарма, если тебя туда возьмут. Наверняка возьмут.  {Почему  нет,
тетя?}
     Последние две апельсиновые дольки  она  еще  держала  в  руке.  И
швырнула их тетке в лицо, а потом с такой силой откинулась  от  стола,
что вместе со стулом повалилась на пол. Когда на нее легла тень тетки,
Сюзан лихорадочно поползла в сторону. Волосы висели  патлами,  в  щеке
пульсировала боль, слезы жгли глаза, в  горле  пересохло.  Наконец  ей
удалось подняться.
     - Ты неблагодарная девчонка. - Вкрадчивый голос Корделии  сочился
ядом. - После всего того, что я для тебя сделала,  после  всего  того,
что сделал для тебя Торин. В конце концов, и тот жеребец,  на  котором
ты скачешь каждое утро, его подарок...
     - {ПИЛОН БЫЛ НАШИМ!} - выкрикнула  Сюзан,  едва  не  обезумев  от
ярости. - {ВСЕ БЫЛО НАШИМ! ЛОШАДИ, ЗЕМЛЯ... ВСЕ ПРИНАДЛЕЖАЛО НАМ!}
     - Орать не обязательно.
     Сюзан глубоко вздохнула, попыталась взять себя в руки.  Отбросила
волосы с лица, открыв красный отпечаток пятерни  тети  Корд  на  щеке.
Увидев его, Корделия поморщилась.
     - Мой отец никогда бы такого  не  допустил.  -  Сюзан  заговорила
тише. - Он никогда не разрешил бы мне идти в наложницы к Харту Торину.
Пусть он уважал бы Харта как мэра... или своего босса... он никогда бы
такого не разрешил. И {ты} это знаешь. Знаешь.
     Тетя Корд  закатила  глаза,  потом  покрутила  пальцем  у  виска,
показывая, что Сюзан совсем спятила.
     - Ты согласилась  на  это  сама,  мисс  Юная  Красавица.  Да,  ты
согласилась. И теперь уже нечего махать...
     - Да, - кивнула Сюзан, - я согласилась на эту  сделку,  все  так.
После того, как ты  доставала  меня  день  и  ночь,  после  того,  как
приходила ко мне со слезами...
     - Никогда не приходила! - взвизгнула Корделия.
     - Неужели у тебя такая короткая память,  тетушка?  Да,  наверное.
Вечером ты уже забудешь, что за завтраком отвесила мне оплеуху. А  вот
я не забыла. Ты плакала, плакала и говорила, что боишься, как  бы  нас
не выбросили на улицу, поскольку у нас  нет  законного  права  на  эту
землю, и тогда нам придется побираться. Ты плакала и говорила...
     - {Прекрати!} - оборвала ее тетя Корд. - Надоели мне твои  глупые
жалобы! Хватит! Ты вроде бы собралась на прогулку. Вот и убирайся!
     Но Сюзан не прекратила. Ярость прорвала плотину, и  поток  сметал
все на своем пути.
     - Ты плакала и говорила, что нас выгонят, вышлют на запад, что мы
никогда не увидим ни дома моего отца, ни  Хэмбри  вообще...  а  потом,
нагнав на меня страху,  ты  заговорила  о  младенце,  который  у  меня
появится. Земле, нашей земле,  которую  вновь  отдадут  нам.  Лошадях,
которые тоже вновь  станут  нашими.  В  знак  признательности  мэра  я
получила от него лошадь, которой {сама же помогала появиться на свет!}
Что я такого сделала, чтобы получить все то, что и так стало бы  моим,
если б не потеря одной-единственной бумажки?  Что  я  такого  сделала,
чтобы он давал мне деньги? Что я такого сделала, кроме  как  пообещала
потрахаться с ним, пока его сорокалетняя жена будет спать за стенкой?
     - Так, значит, ты хочешь денег? - зловеще усмехнулась тетя  Корд.
- Хочешь денег, не так ли? Тогда  ты  их  получишь.  Бери  их,  храни,
трать, скорми свиньям, мне без разницы!
     Она бросилась к своему  кошелю,  висевшему  на  крючке  у  плиты.
Начала в нем рыться, но ее движения как-то сразу потеряли  быстроту  и
убедительность. Слева от кухонной двери висело овальное зеркало,  и  в
нем Сюзан поймало отражение лица тети Корд. От увиденного, а  на  лице
Корделии  смешались  ненависть,  отвращение,  алчность,  Сюзан   стало
нехорошо.
     - Не суетись, тетя. Вижу, как тяжело тебе расставаться с ними, да
я их и не возьму. Это грязные деньги.
     Тетя Корд повернулась к ней, разом  забыв  про  кошель,  замахала
руками.
     - Никакой грязи здесь нет, что ты несешь. Разве ты не знаешь, что
некоторые величайшие женщины  в  истории  становились  наложницами.  А
сколько великих людей родили наложницы! {Это не грязь!}
     Сюзан сорвала с плечиков красную шелковую блузу и потрясла  перед
собой. Материя облегла  ее  грудь,  словно  только  и  мечтала  к  ней
припасть.
     - Тогда почему он присылает мне одежду шлюх?
     - Сюзан! - Слезы брызнули из глаз Корделии. Сюзан швырнула в  нее
блузу, как  чуть  раньше  -  дольки  апельсина.  Она  упала  на  туфли
Корделии.
     - Подними ее и носи сама, если  она  тебе  так  нравится.  Можешь
заодно раздвинуть перед ним ноги, если тебе того хочется.
     Сюзан  развернулась  и  выскочила  за  дверь.   А   вслед   несся
истерический крик Корделии:
     - Нельзя тебе выходить из дома с такими глупыми  мыслями.  Сюзан!
Глупые мысли ведут к глупым поступкам, а что-то менять уже поздно!  Ты
согласилась!
     Она это знала. И как бы быстро ни гнала Пилона вдоль  Спуска,  от
своей судьбы Сюзан убежать не могла. Она согласилась, и  Пат  Дельгадо
мог ужаснуться принятому ею решению, но все равно сказал  бы  ей:  {Ты
дала слово, а слово надо держать.  Тем,  кто  его  не  держит,  прямая
дорога в ад.}



                                  3


     Сюзан  придержала  Пилона,  хотя  тот  еще  совсем  не   выдохся.
Оглянулась, увидела, что отмахала никак не меньше мили, вновь  снизила
скорость, пустила коня  легким  галопом,  рысью,  наконец  перешла  на
быстрый шаг. Глубоко вдохнула, шумно  выдохнула.  И  впервые  за  утро
отметила  красоту  начинающегося  дня...  чайки,  лениво  кружащие   в
воздухе, высокая трава и цветы, цветы, цветы: васильки и люпин, флоксы
и ее любимые, нежные голубые, нез