ами могут скрываться разные лица, но...
     - Скорее нет, чем да, - ответил Эдди, думая о серых лошадях. А ведь еще были серые штаны. Зеленые плащи. Да, это совершенно логично. Как там пела его мать? Что-то насчет армии. Ты, мол, в армии сынок, а не за плугом. И никогда тебе не разбогатеть, потому что ты в армии.
     - Я должен пересказать твою историю своему старшему, - сказал Эдди.
     Старик медленно кивнул.
     - Ага. Делай, как считаешь нужным. С внуком у меня отношения не очень, сам видишь. Люки попытался вырыть колодец в месте, которое указал Тиан. С помощью лозы, ты понимаешь. Я возражал, но, после того, как пришли Волки и взяли Тиа, Люки ни в чем не отказывал Тиану. Можешь ты себе, позволять семнадцатилетнему парню определять, где рыть колодец, с лозой или без. Но Люки начал рыть и добрался-таки до воды. Мы все увидели, как она блестит, почувствовали ее запах, а потом глиняные стенки обвалились и погребли моего сына заживо. Мы его вытащили, но к тому времени он уже прошел свою тропу до конца, его легкие заполняла грязь и глина.
     Медленно, очень медленно, старик достал из кармана носовой платок, вытер глаза.
     - Мальчик и я после этого практически перестали разговаривать. Колодец разделил нас, ты понимаешь. Но он прав в том, что с Волками надо бороться, и если ты будешь говорить ему обо мне, скажи, что его дед очень им гордится. Скажи ему, что он настоящий Джеффордс, ага! В свое время я решился сразиться с ними, а теперь он поддержал честь семьи, - он помолчал, медленно кивнул. - Скажи своему старшему, ага! Каждое слово! И если об этом узнают... если Волки придут из Тандерклепа раньше за таким вот дряхлым стариком, как я...
     Губы беззубого рта растянулись в улыбке, которую Эдди нашел очень уж мрачной.
     - Я еще могу зарядить арбалет, - продолжил старик, - и чувствую, что твоя коричневая научится бросать тарелку, есть у нее ноги или нет.
     Старик всмотрелся в темноту.
     - Пусть они приходят, - прошептал он. - На этот раз они заплатят за все. На этот раз они заплатят сполна.

Глава 7
Ноктюрн, голод

1

     Миа снова попала в замок, но на этот раз все изменилось. На этот она не могла идти медленно, играя со своим голодом, точно зная, что скоро наестся и наестся досыта. На этот раз голод разрывал ее изнутри, казалось какой-то дикий зверь поселился в ее желудке. Теперь-то она понимала, что в своих предыдущих походах в замок испытывала совсем не голод, не настоящий голод, тогда за голод она принимала здоровый аппетит. На этот раз все изменилось.
     "Его время подходит, - думала она. - Ему нужно есть больше, чтобы набираться сил. Мне тоже".
     Однако, она боялась, более того, была в ужасе, и не потому, что страшно хотелось есть. Ей требовалась не просто еда, ей требовалась особая еда. Малой нуждался в ней для того, чтобы... ну, чтобы...
     Окончательно сформироваться.
     Да! Да, именно так, окончательно сформироваться! И, само собой, она полагала, что найдет эту еду в обеденном зале, поскольку в обеденном зале было все, тысячи блюд, одно вкуснее другого. Она оглядит стол и, найдя то, что ей нужно, овощи, пряности, рыбу... ее желудок подскажет, что нужно именно это, а не другое... набросится на еду и будет есть, есть, есть...
     Миа перешла на быстрый шаг, побежала. Она слышала доносящееся снизу шуршание: штанины терлись друг о друга, она на этот раз была в штатах. Штанах из грубой, плотной хлопчатобумажной ткани, какие носят ковбои. И на смену туфелькам пришли сапоги.
     "Короткие сапоги, - прошептал ее разум ее разуму. - Короткие сапоги, пусть будут они тебе удобными".
     Но это значения не имело. Ничего не имело, кроме как стремления наесться, нажраться до отвала(о, как же ее замучил голод) и найти именно ту еду, что нужна малому. Найти то, что придаст ему сил и ускорит роды.
     Она прошла по широкой лестнице, в устойчивом гудении двигателей, расположенных в глубинах земли. Обычно в этом месте ее окутывали восхитительные запахи отменно приготовленных мяса, дичи, рыбы... но сейчас они отсутствовали напрочь, будто повара забыли про свои обязанности.
     "Может, у меня простуда, - подумала она, ее сапоги со стуком переступали по ступеням. - Конечно, в этом все и дело. Я простудилась. Нос забит, вот никаких запахов я и не чувствую..."
     Но она чувствовала. В нос так и били запахи пыли и древности этого мест. Долетали до нее и запах влажной земли, и машинного масла, и грибка, методично поедающего гобелены и портьеры, что висели в этих давно покинутых залах.
     Эти запахи присутствовали, но не еды.
     Она рванула по черному мраморному полу в двойным дверям, не ведая, что за ней снова следят... только на этот раз в замок пришел не стрелок, а мальчишка с широко раскрытыми глазами, всклоченными волосами, в рубашке и шортах из хлопчатобумажной ткани. Миа пересекла холл, где пол выложили квадратами красного и черного мрамора, где высилась статуя из мрамора и стали. Не остановилась, чтобы сделать реверанс, даже не повернула головы. Она бы еще могла потерпеть голод. А вот ее малой - нет. Не мог он терпеть.
     Что остановило Миа (да и то на несколько секунд), так это ее отражение, мутное, нечеткое, в хромированной стали статуи. Помимо джинсов на ней была простая белая рубашка ("Такие ты называешь футболками", - прошептал ее разум), с какой-то надписью на груди и картинкой.
     Картинкой свиньи.
     "Неважно, что изображено на твоей рубашке, женщина. Малой - вот что главное. Ты должна накормить малого!"
     Она ворвалась в обеденный зал и остановилась, как вкопанная. Огромное помещение погрузилось в сумрак. Лишь несколько электрических факелов горели, большинство погасли. На ее глазах один, что еще горел, в дальнем конце зала, вдруг замигал и потух. Большие белые тарелки со стола исчезли, их заменили другие, синие, с зеленым рисунком, ростками риса, по ободу. Ростки риса образовывали букву Высокого слога Zn, которая означала, Миа это знала, вечное и настоящее а также кам, как в кам-каммале. Но тарелки значения не имели. Орнаменты значения не имели. Имело значение другое: и тарелки и прекрасные хрустальные фужере пусты и покрыты толстым слоем пыли.
     Нет, насчет того, что пусты все, она погорячилась. В одном хрустальном фужере лежал большой черный паук, само собой, дохлый, скрестив множество ножек на впалом брюшке.
     Она увидела горлышко бутылки, торчащей из серебряного ведерка, и ее желудок конвульсивно дернулся. Миа схватила бутылку, мимоходом отметив, что воды в ведерке нет, не говоря уже о льде. Но, судя по весу бутылки, в ней осталось вино, никак не меньше половины...
     Но прежде чем Миа успела поднести горлышко к губам, в нос ударил запах уксуса, такой сильный, что сразу же начали слезиться глаза..
     - Твою мать! - выкрикнула она и отшвырнула бутылку. - Твою мать!
     Бутылка разбилась о каменный пол. Твари, прячущиеся под столом, испуганно забегали, запищали.
     - Бегайте, бегайте! - прорычала она. - А лучше, убирайтесь отсюда. Потому что здесь Миа, ничья дочь, и настроение у нее плохое! Однако, я наемся! Да! Да, наемся!
     Говорить она могла, что угодно, но поначалу не увидела на столе ничего такого, что могла бы съесть. Хлеб лежал, она взяла один кусок и поняла, что он обратился в камень. В одном блюде она обнаружила то, что раньше, возможно, было рыбой, а теперь превратилось в что-то желеобразное, кишащее беловато - зелеными червями.
     Желудок заурчал, возмущенный видом этой гадости. Хуже того, что-то под желудком ворочалось, брыкалось, требовало еды. Требовало не криком, но щелкая внутри нее какими-то переключателями, задействуя самые первозданные элементы ее нервной системы. В горле у нее пересохло, рот скривился, словно она таки отхлебнула вина, ставшего уксусом, глаза широко раскрылись и чуть вылезли из орбит. Все мысли, чувства, инстинкты сфокусировались на одной простой идее: добыть еду.
     За дальним концом стола стояла высокая ширма, с изображением Артура из Эльда, выезжающего из болот с тремя своими рыцарями-стрелками. На его шее болталась Саита, великая змея, которую он только что убил. Еще один подвиг! Попутного тебе ветра! Мужчины и их подвиги! Фу! Какая ей польза от убийства волшебной змеи? У нее в животе малой, и он голоден.
     "Голоден, - подумала она голосом, который не принадлежал ей. - Он голоден".
     За ширмой увидела двойные двери. Прошла через них, по-прежнему не замечая мальчика Джейка, который стоял в другом конце обеденного зала, в нижнем белье, с испугом смотрел на нее.
     Миа вышла на кухню, такую же пустынную, как и обеденный зал, такую же пыльную. Разделочные столики в зазубринах. На полу кастрюли, сковородки, решетки грилей. Четыре раковины, заполненные мутной, грязной водой с пленкой плесени. Под потолком - флуоресцентные лампы. Лишь несколько давали ровный свет, большинство мигало, превращая кухню в съемочную площадку фильма ужасов.
     Она пересекла кухню, расшвыривая кастрюли и сковороды, попадавшиеся на пути. Направляясь к четырем большущим духовкам, которые стояли рядком. Ее внимание привлекла третья, с приоткрытой дверцей. Из духовки тянуло теплом, таким тянет от потухшего костра, когда под слоем золы еще тлеют угольки, и запахом, от которого вновь свело желудок. Запахом только что поджаренного мяса.
     Миа распахнула дверцу. Увидела поджаренную тушку. А также здоровенную, размером с кота, крысу, которая лакомилась мясом. Крыса повернула голову на звук открывшейся дверцы, посмотрела на Миа черными, бесстрашными глазами. Усики, блестящие от жира, подергивались. А потом крыса вновь принялась за еду. Миа отчетливо услышала чавкание, шорох раздираемой плоти.
     "Нет, мисс Крыса. Это угощение предназначено не тебе. Оно предназначено мне и моему малому".
     - Даю тебе один шанс, милая! - промурлыкала она поворачиваясь к разделочным столикам с ящиками под ними. - Лучше уходи, пока можешь! Я тебя предупредила!
     Но она знала, что мисс Крыса никуда не уйдет. Потому что тоже проголодалась.
     Миа открыла ящик, увидела доски для резки хлеба и скалку. Уже взялась на нее, но подумала, что брызги крысиной крови попортят вкус мяса, чего ей совершенно не хотелось. Выдвинула второй ящик. Там лежали формочки для желе.
     Перешла к другому разделочному столику и в первом же ящике нашла искомое.
     Сначала остановила свой выбор на ножах, но потом, после короткого раздумья, взяла одну из вилок для мяса. С двумя шестидюймовыми стальными зубцами. Вернулась к духовкам, после короткой заминки проверила остальные три. Пусто, как она и ожидала. Что-то, может, судьба, может, провидение, может, ка, оставило на кухне свежее мясо, но только для одного едока. Мисс Крыса полагала, что мясо предназначено ей. Что ж, мисс Крыса ошиблась. И Миа не думала, что мисс Крысе удастся совершить еще одну ошибку. Во всяком случае, в этом мире.
     Она наклонилась, и ей в нос вновь ударил запах только что поджаренной свинины. Губы разошлись в улыбки, из уголков рта закапала слюна. На этот раз мисс Крыса даже не оглянулась. Мисс Крыса решила, что Миа угрозы не представляет. Что ж, тем хуже для мисс Крысы. Миа нагнулась еще ниже, глубоко вдохнула и вонзила в нее вилку для мяса. Крысиный кебаб! Вытащила насажанную на вилку крысу из духовки, подняла на уровень лица. Крыса яростно пищала, лапки били воздух, голова моталась из стороны в сторону, кровь текла на зубцам вилки, рукоятке марая пальцы и запястье. Миа отнесла извивающуюся крысу к раковине, заполненной зловонной водой и сбросила с вилки. Крыса плюхнулась в воду и исчезла. На мгновение над поверхностью появился кончик хвоста, но лишь на мгновение.
     Она пошла вдоль ряда раковин, поворачивая краны. Из последнего слабой струйкой потекла вода. Миа смывала кровь, пока струйка не иссякла. Потом вернулась к духовке, насухо вытерла руку о штаны. Джейка она по - прежнему не видела. Он уже стоял в дверях кухни и наблюдал за ней. Не делал попытки спрятаться, но Миа заворожил запах жареного мяса. Его было явно недостаточно, ее малому требовалась другая еда, но приходилось довольствоваться и этим.
     Она протянула руки, схватилась за противень, тут же подалась назад, тряся пальцами и улыбаясь. Скорее, он боли, но присутствовала и толика веселья. Мисс Крыса то ли обладала более низким, в сравнении с ней, порогом чувствительности к температуре, то ли была еще более голодной, чем она. Хотя в последнее ей просто не верилось.
     - Я голодна! - прокричала она, смеясь, и вновь пошла к ящикам, открывая и закрывая их один за другим. - Миа голодна, да, сэр! Не ходила в "Морхауз", ни в какой другой хауз, и я голодна! И мой малой тоже голоден!
     В последнем ящике (по-другому обычно и не бывает) она нашла теплостойкие рукавицы. Поспешила к духовке, надев их на руки, наклонилась, вытащила противень. Ее смех вдруг застрял в горле... а потом вырвался наружу, прибавив в громкости. Ну и дура же она! Как только ей могла такое померещиться? На мгновение ей показалось, что на противене, чуть подгрызенное с одной стороны мисс Крысой, тело ребенка. И действительно, поджаренный поросенок где-то похож на ребенка... младенца... чьего - то малого... но теперь-то она увидела закрытые глаза, подгоревшие уши, печеное яблоко в открытом рту, и пропали последние сомнения в том, что перед ней поросенок.
     Ставя противень на разделочный столик, она вдруг подумала о своем отражении от металла статую в холле. Но времени для раздумий не было. Желудок требовал пищи. Она вытащила мясницкий нож из ящика, где брала вилку и отрезала часть, обгрызенную мисс Крысой, как вырезают червоточину из яблока. Отшвырнула этот кусок, подняла поросенка и начал рвать мясо зубами.
     Джейк наблюдал за ней от двери.
     Утолив первый голод, Миа оглядела кухню. Во взгляде читались расчетливость и отчаяние. Что ей делать, когда от поросенка останутся одни кости. Что ей делать, когда вновь захочется есть? И где найти то, что действительно нужно ее малому, действительно нужно? Она, понятное дело, приложит максимум усилий, чтобы найти все это и в достаточных количествах, особые продукты, или напитки, или витамины, или что уж там ему требуется. Свинина, конечно, сгодится (сгодится хотя бы на то, что малой вновь заснул, спасибо всем богам и Человеку-Иисусу), но в действительности нужно кое-что другое.
     Она бросила сэя Пигги на противень, потянула рубашку через голову, развернула к себе, чтобы посмотреть на картинку и надпись. Увидела стилизованную свинку, ярко - красную, с блаженной улыбкой на мордочке. Прочитала надпись над свинкой, кривоватыми буквами, словно наносили ее спреем на стене свинарника: "ДИКСИ-ПИГ", УГОЛ ЛЕКС <Лекс - сокращение от Лексингтон-авеню> И 61-Й". Прочитала надпись под свинкой: "ЛУЧШИЕ ОТБИВНЫЕ В НЬЮ-ЙОРКЕ - МАГАЗИН ДЕЛИКАТЕСОВ".
     "Дикси-Пиг", - думала она. - "Дикси-Пиг". Где же это я уже слышала?"
     Вспомнить не получалось, но она не сомневалась, что сможет найти Лекс, если возникнет такая необходимость.
     - Между Третьей и Парковой, - озвучила Миа свои мысли. - Именно там, не так ли?
     Мальчик, который уже ретировался в обеденный зал, оставив двери открытыми, услышал ее слова и печально кивнул. Именно там, все так.
     "Что ж, сейчас все хорошо, - думала Миа. - Сейчас все хорошо, лучше просто быть не может, и как говорила женщина в той книге, завтра будет другой день. Тогда и будем волноваться. Так?"
     Так. Она вновь взялась за поросенка и продолжила трапезу. Чавкающие звуки, которые она при этом издавала, не очень-то и отличались от чавканья крысы. Действительно, не очень-то и отличались.

2

     Тиан и Залия попытались уступить Эдди и Сюзанне свою спальню. И пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить хозяев, что гости не хотят спать в их спальне, что спать там им будет неудобно. Решающий удар нанесла Сюзанна, доверительным голосом поведав Джеффордсам, что в городе Ладе с ними произошло нечто жуткое, и теперь ни один из них не может спать в доме. Так что сеновал, с открытой дверью в окружающий мир, если у кого возникало желание взглянуть на него, куда больше подходил для ночлега.
     Это хорошая история и отменно рассказанная. Тиан и Залия слушали так доверчиво, на лицах отражалось такое сочувствие, что Эдди почувствовал себя виноватым. Много плохого случилось с ними в Ладе, из песни слова не выкинешь, но все эти происшествия нисколько не мешали им спать под крышей. Во всяком случае, он так думал, поскольку с того самого момента, как каждый из них покинул свой мир, они только одну ночь (прошлую) провели под настоящей крышей настоящего дома.
     А теперь Эдди, скрестив ноги, сидел на одном из одеял, которые Залия дала им, когда они направились на сеновал. Еще два лежали рядом. Смотрел он во двор, мимо крыльца, на котором дед Тиана рассказывал свою историю, в сторону реки. Луна то скрывалась за облаками, но выглядывала из них, и тогда темнота отступала под серебристым светом. Но он, скорее не смотрел, как слушал. Уши ловили каждый звук, доносящийся из расположенного под ним хлева. Она была там, он не сомневался, но, Господи, какая же внизу стояла тишина!
     "И, между прочим, кто она? Миа, говорит Роланд, но это всего лишь имя. Кто она на самом деле?"
     Но это не просто имя. "На Высоком Слоге оно означает мать", - сказал стрелок.
     Оно означает мать.
     "Но она мать не моего ребенка. Малой - не мой сын".
     Снизу донесся чуть слышный удар, скрипнула половица. Эдди напрягся. Она внизу, все точно. Он уже начал сомневаться, но нет, она внизу.
     Он проснулся после шести часов глубокого, ничем не потревоженного сна, чтобы обнаружить, что Сюзанна ушла. Он подошел к воротам сеновала, которые они оставили открытыми, выглянул. Увидел, что она во дворе. Даже в лунном свете понял, что в коляске не Сюзанна; ни его Сюзи, не Одетта Холмс или Детта Уокер. И при этом женщина эта не показалась ему полной незнакомкой...
     "Я видел ее в Нью-Йорке, только тогда у нее были ноги, и она знала, как ими пользоваться. У нее были ноги, и она не хотела вплотную приближаться к розе. На то у нее были причины, веские причины, но думаю, что главная мне известна. Думаю, она боялась, что роза причинит вред тому, кто сидит у нее в животе".
     И все-таки он жалел женщину, которую видел внизу. Кем бы она ни была, кого бы ни вынашивала, она попала в это щекотливое положение, спасая Джейка Чеймберса. Она отвлекла демона круга, удержала в себе, пока Эдди не закончил вырезать ключ.
     "Если б ты покончил с этим раньше, если б ты не оказался таким дерьмом, она могла бы и не вляпаться в эту историю, или тебе так не кажется?"
     Эдди отогнал эту мысль. Доля истины в ней была, он стушевался, вырезая ключ, вот почему и не успел закончить его к моменту "извлечения" Джейка, но он уже покончил с таким образом мышления. Пользы никакой, сплошное самоуничижение.
     Кем бы они ни была, сердце его рвалось к женщине, которую он видел внизу. В тишине ночи, под лунным светом, чередующимся с темнотой, в коляске Сюзанны она пересекла двор... вернулась обратно... вновь укатила к дальнему концу... повернула налево... потом направо. Чем-то она напомнила ему древних роботов на поляне Шардика, в которых он стрелял по приказу Роланда. И тут есть чему удивиться. Потому что засыпал он, думая об этих роботах, о том, что сказал он них Роланд: "Я думаю, по-своему им очень грустно. Эдди собирается избавить их от тоски - печали". И он избавил, пусть и не без уговоров: того, что выглядел многозвенной змеей, напоминающего трактор, подаренный ему на день рожденья, похожего на злобную стальную крысу. Расстрелял всех, кроме последнего, чего - то летающего. С ним разобрался Роланд.
     Как древние роботы, женщина во дворе хотела куда-то уйти, только не знала куда. И вопрос заключался в том, что же ему теперь делать?
     "Наблюдать и ждать. Использовать время, что придумать его одну убедительную байку на случай, что один из них проснется и увидит, как она мотается по двору в кресле. Что-нибудь насчет посттравматичного синдрома, вызванного пребыванием в Ладе".
     - Что ж, мне это годится, - пробормотал он, но в этот момент Сюзанна развернулась и пок