сие и, шатаясь,  попятился.  Посох  из  железного
дерева поднялся и заколотил по воздуху над головой  учителя,  но  впустую.
Сокол колыхался перед ним неясным, смазанным комком перьев.
     Мальчик стрелой метнулся вперед, выставив согнутую под  прямым  углом
неподвижную руку.
     И все же Корт чуть было не оказался слишком проворен. Птица заслоняла
ему девяносто процентов видимости,  но  посох  вновь  поднялся  сплющенным
концом кверху, и Корт хладнокровно проделал единственное, что могло в  тот
момент повернуть ход  событий.  Безжалостно  напрягая  бицепс,  он  трижды
ударил себя по лицу.
     Переломанный, искалеченный Давид  упал,  неистово  хлопая  крылом  по
земле. Холодные хищные глаза яростно впились в лицо учителя,  по  которому
струилась кровь. Незрячий глаз Корта слепо выпирал из глазницы.
     Мальчик нанес Корту нешуточный удар ногой в  висок.  На  этом  все  и
должно было бы завершиться;  пусть  от  единственного  нанесенного  Кортом
удара нога у  Роланда  онемела  -  пинок  должен  был  бы  положить  конец
поединку. Однако вышло иначе. На миг лицо Корта обмякло, а затем он нырнул
вперед, чтобы ухватить мальчика за ступню.
     Мальчик отскочил назад, запутался в  собственных  ногах  и,  раскинув
руки, полетел наземь. Издалека донесся пронзительный крик Джейми.
     Корт вскочил, готовый упасть на Роланда сверху и  завершить  схватку,
ведь мальчик лишился  своего  преимущества.  На  миг  взгляды  противников
встретились. У стоявшего над  учеником  учителя  по  левой  щеке  сползали
кровавые сгустки, а незрячий глаз закрылся, превратившись  в  узкую  белую
щелку. На нынешний вечер бордели для Корта отменялись.
     Что-то вспороло мальчику руку. Ее слепо рвал сокол, Давид. Оба  крыла
у него были сломаны. То, что птица еще жила, было невероятно.
     Не обращая внимания на вонзающийся в руку клюв, который сдирал с  его
запястья ленточки мяса, мальчик сграбастал птицу, точно  камень  и,  когда
Корт, растопырив руки, ринулся на него, подбросил сокола вверх.
     - Хэй! Давид! Бей!
     Потом, загородив солнце, сверху на мальчика упал Корт.
     Птицу расплющило между ними, смяло. Мальчик почувствовал, что  ему  в
лицо, отыскивая глазницу, тычется мозолистый  большой  палец,  и  вывернул
его,  одновременно  приподняв  бедро,  чтобы  блокировать  колено   Корта,
стремившееся нанести ему удар между ног. Рука Роланда трижды безжалостно и
сильно рубанула по древу шеи учителя. Это было все равно, что колотить  по
рифленому камню.
     Корт хрипло крякнул, тело его содрогнулось.  Мальчик  смутно  заметил
руку, молотившую по земле в поисках  оброненного  посоха,  и,  молниеносно
выбросив ногу вперед - так,  как  раскрывается  пружинный  нож,  -  пинком
отправил палку  за  пределы  досягаемости  противника.  Давид,  вцепившись
когтями Корту в ухо, второй лапой остервенело  бил  учителя  по  щеке,  не
оставляя живого места. Лицо мальчика  обрызгала  теплая,  пахнущая  медной
стружкой кровь.
     Кулак Корта одним ударом сломал птице спину. Еще удар - и  хрустнула,
сложившись под неестественным углом, шея. Однако когти не  разжались.  Уха
больше уже не было - только сбоку в череп Корта тоннелем  уходила  красная
дыра. Третий удар - и птица отлетела, перестав загораживать лицо Корта.
     Ребро ладони Роланда опустилось Корту  на  переносицу,  ломая  тонкую
кость. Брызнула кровь.
     Рука Корта, незряче хватая воздух, метнулась к ягодицам мальчика. Тот
вслепую откатился прочь, нашарил посох и стал на колени.
     Корт, осклабившись, тоже поднялся на колени. Его лицо скрывала завеса
запекшейся крови. Единственный зрячий глаз  неистово  вращался.  Перебитый
нос был свернут под странным, жутковатым углом. Щеки висели лохмотьями.
     Мальчик держал посох точно бейсболист, ожидающий подачи.
     Корт сделал два обманных движения и вышел прямо на него.
     Проворства мальчику  было  не  занимать.  Твердый  как  железо  посох
качнулся в воздухе, описав решительную дугу, и  с  глухим  неясным  стуком
ударил Корта по черепу. Корт повалился на бок. Он  глядел  на  мальчика  с
ленивым выражением - и не видел его. Изо  рта  вытекла  тоненькая  струйка
слюны.
     - Сдавайся или погибни, - проговорил мальчик. Его рот был полон сырой
ваты.
     И Корт улыбнулся. Сознание почти полностью покинуло его, и  следующую
неделю ему предстояло провести в своей  хижине,  под  присмотром  сиделок,
спеленутым чернотой комы - но сейчас учитель еще держался  со  всей  силой
жизни, не ведавшей ни жалости, ни защиты.
     - Я сдаюсь, стрелок. Сдаюсь с улыбкой.
     Неповрежденный глаз Корта закрылся.
     Стрелок осторожно,  но  настойчиво  потряс  учителя.  Теперь  Роланда
обступили остальные. Руки у них дрожали от желания  хлопнуть  товарища  по
спине, поднять на плечи, но ребята опасливо  сдерживались,  почуяв  только
что разверзшуюся пропасть. И все же это было не так непривычно, как  могло
бы - ведь бездна отделяла этого мальчика от прочих всегда.
     Веки Корта вновь слабо затрепетали, он приоткрыл глаза.
     - Ключ, - сказал стрелок. - Право, данное мне по  рождению,  учитель.
Мне нужен ключ.
     Рождение Роланда давало  ему  право  на  револьверы  -  пусть  не  на
тяжелые, весившие еще больше из-за сандалового дерева револьверы отца,  но
тем не менее на револьверы, запретные для всех кроме считанных единиц.  На
последнее, абсолютное оружие.  Под  тяжелыми  сводами  оружейных  погребов
казармы, где, вдали от материнской груди, по старинному  закону  надлежало
теперь  ждать  Роланду,  висело  это  вооружение  новичка   -   увесистое,
громоздкое, из никеля и стали. Пусть так, и все же оно неотлучно было  при
отце, покуда тот становился из новичка настоящим стрелком - а сейчас  отец
правил страной, по крайней мере, номинально.
     - Что ж, значит, это так страшно? - пробормотал Корт будто во сне.  -
Так тягостно? Этого-то я и боялся. И все же ты победил.
     - Ключ.
     -  Сокол...  блестящая  уловка.  Превосходное  оружие.  Долго  ли  ты
натаскивал своего ублюдка?
     - Я не натаскивал его. Я подружился с ним. Ключ.
     - У меня под ремнем, стрелок. - Глаз опять закрылся.
     Стрелок просунул руку под ремень  и  ощупал  мощный,  тяжелый  пресс,
мускулатура которого сейчас была  расслабленной  и  вялой.  Вот  и  медное
кольцо.  Роланд  крепко  стиснул  ключ  в   руке,   обуздывая   страстное,
нестерпимое желание подкинуть его к небесам, приветствуя победу.
     Он поднялся на ноги и наконец  уже  поворачивался  к  остальным,  как
вдруг рука Корта нашарила его ступню. На миг стрелок  испугался  последней
атаки, но Корт лишь взглянул на него и поманил корявым пальцем.
     - Сейчас я усну, -  бесстрастно  прошептал  Корт.  -  Может  статься,
навсегда, мне это неведомо. Более я не учитель тебе, стрелок. Ты превзошел
меня, к тому же двумя годами раньше своего отца -  а  ведь  он  был  самым
младшим. Позволь, однако, дать тебе совет.
     - Что? - Нетерпеливо.
     - Повремени.
     - А? - От неожиданности и удивления стрелок не сдержался.
     - Пусть весть и вымысел шагают впереди. Вот те, кому нести  и  то,  и
другое. - Взгляд Корта метнулся куда-то за плечо стрелка.  -  Быть  может,
дурни. Позволь  вестям  упредить  себя.  Дай  своей  тени  вырасти.  Пусть
отрастит усы и бороду. Пусть  почернеет.  -  Лицо  Корта  озарила  нелепая
улыбка. - Коль дать словам время, они зачаруют и  чародея.  Тебе  понятно,
что я говорю, стрелок?
     - Да.
     - Ты примешь мой последний совет?
     Стрелок  присел  на  корточки.  Задумчивая  поза  возвещала  грядущее
рождение мужчины. Он посмотрел на небо. Оно темнело, наливалось  пурпуром.
Дневная жара спадала. Сгрудившиеся  на  западе  грозовые  облака  с  белой
каймой предвещали дождь.  Острия  молний  вонзались  в  безмятежную  гряду
холмов предгорья, вздымавшуюся за много миль отсюда. За ней  лежали  горы.
Еще дальше вздымались фонтаны крови, царило безумие. Роланд  устал.  Устал
до мозга костей и еще сильнее.
     Он опять посмотрел на Корта.
     - Вечером я похороню своего сокола, учитель. А после схожу в город  к
простолюдинам - просвещу тех в веселых домах, кому будет  интересно,  куда
ты запропал.
     Губы Корта раздвинула обиженная улыбка. Потом он забылся сном.
     Стрелок поднялся и повернулся к остальным.
     - Сделайте носилки и снесите его домой. Потом приведите сиделку. Нет,
двух сиделок. Договорились?
     Друзья  по-прежнему  вглядывались  в   него,   попавшись   в   тенета
захватывающего мгновенья, которые пока нельзя было порвать.  Они  все  еще
высматривали огненный венец или вервольфово изменение черт.
     - Двух сиделок, - повторил стрелок - и улыбнулся. Улыбнулись и они.
     - Ты, гуртовщик проклятый! - вдруг  с  ухмылкой  завопил  Катберт.  -
Бросил нам голые кости, ни кусочка мяса!
     - Завтра мир с места  не  сдвинется,  -  сказал  стрелок,  с  улыбкой
цитируя старое изречение. - Аллен, дубина стоеросовая, пошевеливайся.
     Аллен взялся делать носилки; Томас  с  Джейми  вместе  отправились  в
главный зал и в лазарет.
     Стрелок с Катбертом переглянулись. Мальчиков всегда  связывала  самая
тесная дружба - вернее, они были  дружны  настолько,  насколько  позволяли
особые черточки нрава каждого из них. В глазах Катберта  открыто  светился
рискованный  огонек,  и  стрелок  лишь  с  великим  трудом   справился   с
побуждением втолковать товарищу, чтобы тот еще год  или  даже  полтора  не
требовал испытания, не то погубит себя. Но  юноши  пережили  вместе  очень
многое. К тому же стрелку казалось,  что,  рискнув  дать  подобный  совет,
нельзя избежать тона, который может быть принят за покровительственный. Он
подумал: "Я уже  становлюсь  интриганом",  -  и  слегка  испугался.  Потом
Роланду представился Мартен, мать, и он улыбнулся другу улыбкой обманщика.
     "Первым быть  мне,  -  подумал  он,  впервые  понимая  это,  хотя  (с
некоторым смущением) и раньше много раз предавался подобным  размышлениям.
- Первым быть мне". И сказал:
     - Пошли.
     - С радостью, стрелок.
     Они вышли с восточного конца окаймленного живой  изгородью  коридора.
Томас и Джейми уже возвращались с сиделками. В  тяжелых  белых  халатах  с
красным крестом на груди те напоминали призраков.
     - Помочь тебе с соколом? - спросил Катберт.
     - Да, - сказал стрелок.
     Позже, когда пришла тьма, а с ней - гроза с проливным  дождем,  когда
по небу катались огромные призрачные пустые бочки, когда кривые улочки той
части города, где селился низкий по рождению люд, омыли голубоватым  огнем
молнии, а лошади с обвисшими хвостами, опустив головы, стояли у коновязей,
стрелок заплатил одной из женщин и лег с ней.
     Было быстро и хорошо. Когда все кончилось, и они молча лежали  бок  о
бок, отрывисто, дробно и  свирепо  застучал  град.  Внизу,  далеко-далеко,
кто-то играл рэгтайм "Эй, Джуд".  Сознание  стрелка  задумчиво  обратилось
внутрь. В этой-то заполненной  бормотанием  града  тишине,  долей  секунды
раньше, чем его сковал сон, он в первый раз подумал, что с равным  успехом
может оказаться и последним.


     Разумеется, рассказывать мальчику все стрелок не стал, но,  возможно,
большая часть все равно просочилась. Он давно  уже  понял,  что  мальчуган
крайне восприимчив и не так уж отличается от Катберта или даже Джейми.
     - Спишь? - спросил стрелок.
     - Нет.
     - Ты понял, о чем я рассказывал?
     - Понял? - с осторожной насмешкой спросил мальчик. - Понял  или  нет?
Вы шутите?
     - Нет. - Но стрелок  чувствовал,  что  обороняется.  Он  еще  никому,
никогда не рассказывал, как происходило его посвящение  в  мужчины  -  это
воспоминание рождало в нем  противоречивые  чувства.  Конечно,  сокол  был
вполне приемлемым оружием... но все-таки  не  обошлось  и  без  обмана.  И
предательства. Первого из многих: Что  же  я  -  готовлюсь  бросить  этого
мальчика на человека в черном?
     - Я понял, - сказал  мальчик.  -  Это  была  игра,  правда?  Взрослым
мужчинам всегда приходится играть? Все должно оправдывать какую-то  другую
игру, да? А есть такие, кто вырастает, или  все  мужчины  только  проходят
посвящение?
     - Ты знаешь не все, -  сказал  стрелок,  стараясь  сдержать  медленно
закипающий гнев.
     - Нет. Но я знаю, что я для вас такое.
     - И что же? - натянуто спросил стрелок.
     - Покерная фишка.
     Стрелок ощутил сильнейшее желание найти камень и размозжить мальчишке
голову. Вместо этого он придержал язык.
     - Спи, - сказал он. - Мальчикам надо спать.
     А в голове у него эхом прозвучали слова Мартена:  "Ступай,  дай  волю
руке".
     Оглушенный ужасом,  Роланд  деревянным  истуканом  сидел  в  темноте,
страшась (впервые за все время своего существования он чего-то  испугался)
отвращения к себе, которое могло придти.


     Во время следующего периода бодрствования железная дорога отклонилась
в сторону реки, и путники наткнулись на Мутантов-Недоумков.
     Увидев первого, Джейк громко и пронзительно закричал.
     Стрелок, который, налегая на рычаг,  смотрел  только  вперед,  рывком
повернул голову вправо. Чуть  поодаль,  внизу,  слабо  пульсировало  нечто
округлое и зеленое, точно гнилая хэллоуиновская тыква.  Ноздрей  в  первый
раз коснулся запах - еле заметный, неприятный, сырой.
     Нечто зеленое оказалось лицом, и  лицо  это  было  ненормальным.  Над
сплюснутым носом выступали, точно у насекомого, глаза-наросты,  смотревшие
на  пришельцев  без  выражения.  Стрелок  почувствовал,  как  в  кишках  и
причинном месте закопошился первобытный  страх,  и  немного  ускорил  ритм
работы.
     Тлеющее лицо померкло.
     - Что это было? - спросил мальчик. По спине у него ползли мурашки.  -
Что... - Слова застряли у Джейка в горле - дрезина миновала группу из трех
слабо  фосфоресцировавших  силуэтов,  которые  неподвижно   стояли   между
рельсами и невидимой рекой, наблюдая за путниками.
     -  Это  Мутанты-Недоумки,  -  сказал  стрелок.  -  Вряд  ли  они  нас
потревожат. Вероятно, они так же напуганы нами, как...
     Один из  силуэтов  стронулся  с  места,  отделился  от  остальных  и,
неуклюже волоча ноги, направился к дрезине, испуская слабый свет и меняясь
на ходу. Лицо было лицом умирающего от  голода  идиота.  Хилое  обнаженное
тело трансформировалось в узловатое месиво похожих на щупальца конечностей
с присосками.
     Мальчик снова закричал. Он  жался  к  ноге  стрелка,  как  испуганная
собака.
     Одно из щупалец зашарило по плоской платформе дрезины. От него  несло
сыростью, тьмой  и  неизвестностью.  Отпустив  рукоять,  стрелок  выхватил
револьвер  и  вогнал  изголодавшемуся  идиоту  пулю  в   лоб.   Физиономия
скользнула вниз, прочь; бледное свечение болотных огней стало  меркнуть  -
лунное затмение. На привыкшей к мраку сетчатке путников  вспышка  выстрела
оставила ослепительно-яркое  клеймо,  исчезавшее  весьма  неохотно.  Запах
потраченного  пороха  казался  в   этом   подземелье   жарким,   свирепым,
враждебным.
     Появились и другие, их  было  больше.  Ни  один  не  выступал  против
стрелка с мальчиком открыто,  однако  эта  молчаливая,  страшная  компания
зевак преследовала дрезину, все больше приближаясь.
     - Может быть, тебе придется качать вместо меня, - сказал  стрелок.  -
Сможешь?
     - Да.
     - Тогда готовься.
     Джейк, балансируя всем телом, стал рядом с  ним.  Глаза  мальчика  не
бегали  по  сторонам,   они   видели   не   больше,   чем   следовало,   и
Мутантов-Недоумков заметили  только  тогда,  когда  те  обогнали  дрезину.
Мальчик принял на себя психическую атаку ужаса так,  будто  самый  его  ид
изловчился вытечь сквозь поры и образовать телепатический щит.
     Стрелок  размеренно  налегал  на  рукоять,  но  темпа  не   убыстрял.
Мутанты-Недоумки  могли  учуять  их  страх,  стрелок  это  знал.  Сомнения
вызывало другое: довольно ли с них будет внушенного  пришельцам  ужаса?  В
конце концов, и мальчик,  и  Роланд  были  созданиями  света,  к  тому  же
пребывающими  в  добром  здравии.  "Как  они  должны  нас  ненавидеть",  -
мелькнуло в голове у  стрелка,  и  ему  стало  интересно,  возбудил  ли  у
Мутантов такую же ненависть человек в черном. "Нет, - подумал  стрелок,  -
может быть, он прошел среди  них,  через  жалкую  колонию-муравейник,  без
ведома обитателей, тенью темного крыла, не более".
     Мальчик издал гортанный звук, и стрелок почти что  небрежно  повернул
голову. Спотыкаясь, дрезину атаковали четверо  мутантов  -  один  как  раз
искал, за что бы уцепиться.
     Стрелок выпустил рычаг и опять, тем же  сонным,  небрежным  движением
выхватил револьверы. Пуля вошла вожаку мутантов  в  голову.  Издав  то  ли
вздох, то ли всхлип, тот расплылся в ухмылке. Руки у этого  существа  были
вялыми,  похожими  на  рыб,  мертвыми;  пальцы  слиплись,  словно   пальцы
перчатки, которую давно окунули в подсыхающую грязь. Одна из этих  трупных
рук нашла ногу мальчика и потащила на себя.
     Каменную утробу огласил громкий, пронзительный визг Джейка.
     Стрелок выстрелил мутанту в грудь. Не переставая ухмыляться, недоумок
пустил слюни. Джейк падал за край платформы. Стрелок  поймал  мальчика  за
руку и от рывка сам чуть не потерял равновесие - тварь была  на  удивление
сильной. Стрелок вогнал в голову мутанту вторую пулю. Один глаз погас, как
свечка.  Мутант  все  тащил.  Началось  молчаливое  перетягивание  каната,
которым было извивающееся, дергающееся тело Джейка.  Они  рвали  мальчика,
будто куриную дужку.
     Дрезина сбавляла ход. Ее  уже  нагоняли  другие  -  увечные,  слепые,
колченогие. Возможно, они всего-навсего  искали  некоего  Иисуса,  который
исцелил бы их и, как Лазаря, поднял из тьмы.
     "Мальцу крышка, - совершенно спокойно подумал стрелок.  -  Вот  какой
финал подразумевался. Разжать руки и налечь на рукоять  -  или  держать  и
найти свою могилу. Мальчишке каюк".
     Роланд с невероятной  силой  рванул  мальчика  за  руку  и  выстрелил
мутанту в живот. На одно застывшее мгновение хватка твари стала даже более
крепкой, и  Джейк  снова  начал  соскальзывать  с  края  платформы.  Потом
мертвые,  точно  облепленные  тиной  руки  ослабли,   выпустили   его,   и
Мутик-Недоумок, все  еще  ухмыляясь,  упал  ничком  между  рельсов  позади
замедляющей ход дрезины.
     - Я думал, вы меня бросите, - всхлипывал  мальчик.  -  Я  думал...  я
подумал...
     - Держись за мой ремень, - сказал стрелок. - Крепко держись, что есть
мочи.
     Рука Джейка пробралась под ремень  и  накрепко  ухватилась  за  него;
мальчик дышал с трудом, судорожно, беззвучно хватая ртом воздух.
     Стрелок вновь принялся размеренно налегать на рычаг, и дрезина  пошла
быстрее. Отступив на шаг, Мутанты-Недоумки следили, как она уезжает:  вряд
ли человеческие  (или  трогательно-человеческие)  лица;  лица,  источавшие
слабую фосфоресценцию, присущую тем странным рыбам, что обитают в глубинах
моря под невероятным, зловещим давлением; лица, в бессмысленных шарах глаз
которых  не  было  ни  гнева,  ни  ненависти,  а  лишь  нечто,  казавшееся
полусознательным сожалением слабоумного.
     - Их становится меньше, - сказал стрелок.  Подобравшиеся  мышцы  низа
живота самую капельку расслабились. - Они...
     Мутанты-Недоумки перегородили железнодорожное полотно  камнями.  Путь
был закрыт. Сделано это было наспех, убого -  возможно,  расчистка  завала
оказалась бы минутным делом, - однако дрезину остановили. И кому-то  нужно
было спуститься, чтобы растащить камни. Мальчик со  стоном  содрогнулся  и
подвинулся ближе к стрелку. Стрелок выпустил рукоять. Дрезина бесшумно, по
инерции покатила к камням, глухо ударилась в них и замерла.
     Мутанты-Недоумки опять начали подтягиваться  ближе,  точно  случайно,
почти так, как если бы, заплутав во сне мрака, проходили мимо и обнаружили
того, у кого можно спросить дорогу. Этакое уличное сборище  проклятых  под
древней скалой.
     - Они хотят схватить нас? - спокойно спросил мальчик.
     - Нет. П