разговоров  и  перебора  различных
наказаний нас отправили сюда с этим поручением. Идея эта  принадлежала
отцу Артура. Я думаю,  отец  Артура  всегда  был  в  ужасе  от  своего
сыночка. Естественно, все эти качества Артур унаследовал не  по  линии
Джорджа Хита.
     Сюзан не могла не улыбнуться,  потому  что  вспомнила,  как  тетя
Корделия не раз говорила: "Это у нее не от нас, - имея в виду  Патрика
Дельгадо и себя. А затем после театральной паузы следовало: - Ее тетка
по материнской линии сошла с ума... вы этого не знали? Да!  Зажгла  на
себе одежду и металась по Спуску. В год кометы".
     - В общем, мистер Хит напутствовал нас словами: "В чистилище есть
смысл поразмыслить о содеянном". И вот мы здесь. - Хэмбри - далеко  не
чистилище. Он вновь отвесил Сюзан забавный поклон. - Если б тут и было
чистилище,  многие  хотели  бы  вести  себя  дурно  ради  того,  чтобы
приезжать сюда и знакомиться с местными красавицами.
     - Этот комплимент тебе надо  бы  подшлифовать,  -  сухо  отрезала
Сюзан. - Боюсь, он еще грубоват. Может...
     Она оборвала фразу  на  полуслове,  потому  что  ее  осенило:  ей
придется уговорить этого парня действовать с ней заодно. Иначе ее ждут
неприятности.
     - Сюзан?
     - Извини, задумалась. Вас тут еще нет, не так ли,  Уилл?  Я  хочу
сказать, официально?
     - Нет, - Уилл сразу понял, о чем она. И, вероятно, догадался, что
за этим последует. Соображал он быстро. - Мы прибыли в феод во  второй
половине дня, и ты - первый человек, с кем мы  разговаривали...  если,
конечно, Ричард и Артур не встретили кого-нибудь из местных. Я не  мог
уснуть,  поэтому   поехал   прогуляться   и   кое-что   обдумать.   Мы
расположились вон там. - Он  указал  направо.  -  На  пологом  склоне,
который сбегает к самому морю.
     - Да, это Спуск, так мы его называем. - Она подумала, что Уилл  и
его друзья, возможно, разбили  лагерь  на  том  самом  участке  земли,
который  в  недалеком  будущем  отойдет  ей.  Мысль   эта   забавляла,
возбуждала... и немного пугала.
     - Завтра мы приедем в город  и  засвидетельствуем  наше  почтение
господину  мэру,  Харту  Торину.  Если  исходить  из  того,  что   нам
рассказали о нем перед отъездом, ума у него небогато.
     - Вам действительно так сказали? - Сюзан изогнула одну бровь.
     - Да.  Хвастун,  большой  любитель  выпить  и   очень   охоч   до
молоденьких девушек. Как, по-твоему, все правда?
     - Думаю, тебе лучше судить самому, - ответила Сюзан с  вымученной
улыбкой.
     - В любом случае мы должны также посетить  достопочтенного  Кимбу
Раймера, канцлера Торина, а он,  насколько  мне  известно,  свое  дело
знает. И умеет считать деньги.
     - Торин пригласит вас на обед в свой дворец. Может, не завтрашним
вечером, но уж послезавтра - точно.
     - Званый  обед  в  Хэмбри,  -  улыбнулся  Уилл,  поглаживая   нос
Быстрого. - О боги, я весь в нетерпении.
     - Прикуси язычок и послушай, если хочешь быть  моим  другом.  Это
важно.
     Улыбка исчезла, и вновь она увидела не мальчика -  мужа:  в  одно
мгновение Уилл перепрыгнул через  несколько  лет.  Закаменевшее  лицо,
твердый взгляд, безжалостный рот. Пугающее лицо, однако  то  местечко,
которого коснулась ведьма, полыхнуло огнем, и она  не  могла  оторвать
глаз от своего невольного попутчика. А какие у него  волосы  под  этой
дурацкой шляпой?
     - Говори, Сюзан.
     - Если тебя и твоих друзей пригласят за стол мэра, вы,  возможно,
увидите меня. Если ты увидишь меня, Уилл, пусть это будет наша  первая
встреча. Ты познакомишься с мисс Дельгадо, а я - с мистером Диаборном.
Ты понял, что я хочу сказать?
     - До последней буквы. - Он задумчиво смотрел на Сюзан. - Разве ты
прислуга? Если твой отец был главным конюхом феода, ты...
     - Что я делаю, а чего - нет, значения не имеет. Обещай, что  наша
встреча в Доме-на-На-бережной, если она произойдет, будет первой.
     - Обещаю. Но...
     - Больше никаких вопросов. Мы уже  подходим  к  тому  месту,  где
должны  расстаться,  и  я  хочу  тебя  кое   о   чем   предупредить...
расплатиться за поездку на твоем великолепном скакуне. Если вы  будете
обедать с Торином и Раймером, то за  его  столом  кроме  вас  будут  и
другие чужестранцы. Скорее всего  трое  мужчин,  которых  Торин  нанял
охранять его и дворец.
     - Не помощники шерифа?
     - Нет. Они подчиняются только  Торину...  и,  возможно,  Раймеру.
Зовут их Джонас, Дипейп и Рейнолдс. Мне кажется, парни  они  крутые...
хотя молодость Джонаса осталась  в  столь  далеком  прошлом,  что  он,
возможно, и не помнит, а была ли она у него.
     - Джонас - главный?
     - Да. Он хромает, волосы падают на плечи, как  у  женщины,  голос
дрожит, как у старика... но я думаю, он опаснее остальных. Я  полагаю,
за этой троицей числится многое из того, что ты  и  твои  друзья  даже
представить себе не можете.
     А почему она ему об этом сказала? На этот вопрос  Сюзан  ответить
не могла. Может, из благодарности. Он же пообещал сохранить в  секрете
их ночную встречу, а по нему чувствовалось, что слово свое он держит.
     - Я это учту. Спасибо за предупреждение.  -  Они  поднимались  по
длинному пологому склону. В небе неистово  горела  Древняя  Матерь.  -
Телохранители.  Телохранители  в  сонном  маленьком  Хэмбри.  Странные
настали времена, Сюзан. Очень странные.
     - Да. - Она сама не раз задумывалась насчет  Джонаса,  Дипейпа  и
Рейнолдса, но не могла найти причины, обусловливающей их присутствие в
городке. Они прибыли  по  просьбе  Раймера,  по  его  решению?  Скорее
всего...  Торин  не  из  тех,  кто  мог  {додуматься}  о   приглашении
телохранителей. Равный шериф и  его  люди  вполне  устраивали  мэра...
однако... почему?
     Они поднялись на холм. Внизу сбились в кучку дома - город Хэмбри.
Горели лишь несколько огней. Самые яркие - в "Приюте  путников".  Даже
сюда теплый ветер доносил мелодию "Эй, Джуд", исполняемую на  разбитом
пианино, и нестройный хор пьяных голосов. А вот трое мужчин, о которых
она предупреждала Уилла Диаборна, наверняка не пели: стояли {у} стойки
бара, наблюдая за остальными холодными глазами. Они не из певцов,  эта
троица. Каждый  с  вытатуированным  на  правой  руке  маленьким  синим
гробом,  одним  торцом  "сваливающимся"  в  выемку  между  большим   и
указательным пальцем. Она хотела рассказать об этом Уиллу, но  решила,
что скоро он все увидит собственными глазами. Вместо этого она указала
на темный предмет, висящий на цепи чуть ниже вершины.
     - Видишь?
     - Да. - Он тяжело вздохнул. - Не его ли мне надобно остерегаться,
как никакого другого? Ужели это ужасный почтовый ящик миссис Бич?
     - Да. И здесь мы должны расстаться.
     - Если ты так говоришь, то расстанемся. Однако мне хотелось бы...
- В этот самый момент ветер переменился, как иногда случается летом, и
с силой подул с запада. Запах морской соли мгновенно  исчез  вместе  с
пьяными голосами. А заменил их  звук  несравненно  более  мрачный,  от
которого по спине Сюзан всегда бежали мурашки. Низкий, атональный, вой
сирены, включенной человеком, которому больше не хочется жить.
     Уилл отступил на шаг, глаза  его  широко  раскрылись,  вновь  она
заметила, как руки метнулись к поясу, словно хотели что-то схватить.
     - Во имя богов, что это?
     - Это червоточина, - тихо ответила  она.  -  Из  каньона  Молнии.
Никогда о них не слышал?
     - О них слышал,  саму  -  никогда.  Господи,  да  как  это  можно
выносить? Она словно {живая?}
     Таких мыслей у Сюзан раньше не возникало, но теперь она подумала,
что Уилл, похоже, прав. Словно некий занемогший  фрагмент  ночи  обрел
голос и пытается петь.
     По телу Сюзан пробежала дрожь. Быстрый  почувствовал  усилившееся
давление ее колен и тихонько заржал, выгнув шею, чтобы  посмотреть  на
нее.
     - В это время года мы не часто слышим ее  так  отчетливо.  Осенью
люди сжигают ее, чтобы она угомонилась.
     - Я не понимаю.
     А кто понимал? Кто что понимал? О боги,  да  они  даже  не  могли
отключить те несколько насосов в СИТГО, что  еще  качали  нефть,  хотя
половина из них  визжали,  как  свиньи  на  бойне.  В  эти  дни  любой
работающий механизм считался за благо.
     - Летом, когда есть время, конюхи  и  ковбои  свозят  обрубленные
сучья в каньон Молнии. Как высохшие, так и еще зеленые. Последние даже
лучше, потому что нужен дым,  по  возможности  густой.  Каньон  Молнии
очень короткий, с отвесными стенами. Похож на трубу, лежащую на  боку,
понимаешь?
     - Да.
     - По традиции сучья жгут в утро Жатвы - на следующий  день  после
Ярмарки, пира и праздничного костра.
     - В первый день зимы.
     - Да, хотя в этих местах до зимы еще далеко.  Случается,  что  от
традиции отходят, если ветры очень  уж  разгуливаются  или  этот  звук
становится чересчур сильным. Он воздействует на домашний скот:  коровы
перестают доиться, никто не может уснуть.
     - Наверное, иначе и быть не может. - Уилл все смотрел на север, и
сильный порыв ветра сдул с него шляпу. Она  свалилась  ему  на  спину,
открыв чуть длинноватые, черные как  вороново  крыло  волосы,  кожаная
лямка обтянула шею. У Сюзан возникло безотчетное  желание  пробежаться
рукой  по  этим  волосам.  Какие  они  на  ощупь  -  жесткие,  мягкие,
шелковистые? Какой от  них  идет  запах?  Вновь  пупочка  под  животом
полыхнула жаром. Он повернулся к Сюзан, словно читая ее  мысли,  и  та
густо покраснела. К счастью, ночь позаботилась о том, чтобы  он  этого
не заметил.
     - И давно она здесь?
     - Появилась до того, как я родилась, но уже при жизни моего отца.
Он говорил, что ее появлению предшествовало  землетрясение.  Некоторые
говорят, что землетрясение вынесло ее на поверхность, другие заявляют,
что это предрассудки. Я  помню  ее  с  самого  детства.  От  дыма  она
затихает, как затихает улей или осиное гнездо,  но  потом  звук  вновь
усиливается.  Сучья,  сваленные  в  устье  каньона,  не  пускают  туда
скотину... иногда их так и тянет туда. Никто не знает почему. Но  если
корова или овца попадает в  каньон,  после  того  как  старый  хворост
сожжен, а нового  еще  не  набралось,  она  никогда  не  возвращается.
Видать, червоточина сжирает ее.
     Сюзан откинула пончо, перебросила правую  ногу  через  седло,  не
задев его, и ловко соскользнула с Быстрого.  Все  в  едином  движении.
Трюк этот надлежало проделывать в штанах, а не в платье: по еще больше
округлившимся глазам  Уилла  она  поняла,  что  увидел  он  более  чем
достаточно... но желания отмываться от его взгляда у нее не  возникло,
так почему бы и нет? Что же касается самого трюка, она  частенько  его
проделывала, если хотела преподнести себя в лучшем виде.
     - Красота! - воскликнул Уилл.
     - Я научилась этому от  моего  отца.  -  Она  предпочла  наиболее
невинную трактовку комплимента. Однако улыбка, с которой она протянула
Уиллу поводья, ясно указывала на то, что другое толкование не  вызовет
у нее возражений.
     - Сюзан? Ты когда-нибудь видела червоточину?
     - Да, раз или два. Сверху.
     - И как она выглядит?
     - Мерзко, - без запинки ответила девушка. До этой ночи, когда  ей
пришлось лицезреть улыбку Риа, почувствовать на себе ее гадкие пальцы,
Сюзан думала, что ничего более отвратительного быть не  может.  -  Она
похожа на медленно горящий торфяник и  в  то  же  время  на  болото  с
вонючей зеленой водой. Над ней всегда стоит туман. Иногда  похожий  на
длинные, костлявые руки. С пальцами на концах.
     - Она растет?
     - Да,  так  говорят.  Все  червоточины  растут,  но  эта   растет
медленно. При нас ей не вылезти из каньона Молнии.
     Она подняла голову, увидела, что за время их разговора  созвездия
проделали по  небосводу  немалый  путь.  Она  чувствовала,  что  может
проговорить с ним всю ночь, о червоточине, о СИТГО, о тетушке,  о  чем
угодно, и мысль эта  повергла  ее  в  смятение.  О  Боги,  почему  это
случилось с ней именно сегодня?  Три  года  она  отвергала  ухаживания
местных парней, так почему именно в  эту  ночь  она  встретила  юношу,
который так заинтересовал ее? Почему жизнь так несправедлива?
     И более ранняя мысль, произнесенная  голосом  отца,  вернулась  к
ней: {Если это} ка, {она налетает как ветер, и твои  планы  не  устоят
перед ней, как не устоит сарай перед циклоном.}
     Но  нет.  Нет  и  нет.  Она  приняла  решение,  обдуманно,  не  с
бухты-барахты. И не отступится от него. Это не сарай - это ее {жизнь!}
     Сюзан протянула руку,  коснулась  ржавой  жести  почтового  ящика
миссис Бич, словно боялась потерять равновесие. Ее  надежды  и  мечты,
наверное,  ничего  не  значили,  но  отец  учил  ее  мерить  себя   по
способности держать данное слово, и она не желала забывать его  советы
только потому, что встретила симпатичного юношу в  тот  самый  момент,
когда ее тело и чувства пребывали в смятении.
     - Я оставлю  тебя  здесь.  Ты  можешь  вернуться  к  друзьям  или
продолжить путь. - Суровость собственного голоса опечалила  Сюзан,  но
то была суровость взрослой женщины. - И помни о своем обещании,  Уилл:
если ты увидишь меня в Доме-на-Набережной и  если  ты  мне  друг,  это
будет наша первая встреча. Как будто я впервые вижу тебя.
     Он кивнул, и Сюзан заметила, что ее серьезность теперь отражалась
и на его лице. А также печаль.
     - Я никогда не приглашал девушку на конную прогулку,  и  ни  одна
девушка не приглашала меня в гости. Но я  бы  пригласил  тебя.  Сюзан,
дочь Патрика... Если  я  принесу  тебе  цветы,  чтобы  увеличить  свои
шансы... думаю, ничего хорошего из этого не выйдет.
     Она покачала головой.
     - Нет. Не выйдет.
     - Ты обещала  кому-то,  что  выйдешь  за  него?  Понимаю,  вопрос
бестактный, но я не желаю тебе ничего дурного.
     - Знаю, что не желаешь, но  предпочла  бы  не  отвечать  на  твой
вопрос.  Как  я  тебе  и  говорила,  положение  у  меня  сейчас  очень
деликатное. Кроме того, уже поздно. Здесь  мы  расстанемся,  Уилл.  Но
подожди.... один момент...
     Она сунула руку в карман  фартука  и  достала  половину  булочки,
завернутую в зеленый лист.  Вторую  половину  она  съела  по  пути  на
Коос...  в  другой,  как  ей  теперь  казалось,  половине  ее   жизни.
Оставшуюся она протянула Быстрому, который понюхал  булочку,  а  съев,
ткнулся мордой в ладонь Сюзан. Она улыбнулась:
     - Хороший ты у нас конь, очень хороший.
     Посмотрела  на  Уилла  Диаборна,   который   стоял   на   дороге,
переминаясь с ноги на ногу, печально взирая на  нее.  Лицо  его  вновь
стало совсем молодым.
     - Хорошо, что мы встретились, не так ли? - спросил он.
     Она шагнула к нему и, прежде  чем  успела  подумать  о  том,  что
делает, положила руки ему на плечи, поднялась на цыпочки и  поцеловала
в губы. Коротким, но не сестринским поцелуем.
     - Да, я рада, что мы встретились.
     А когда он потянулся к ней, как цветок тянется  к  солнцу,  чтобы
продолжить начатое, Сюзан мягко, но решительно отстранилась.
     - Нет, это всего лишь благодарность; джентльмен должен  понимать,
что на этом надо остановиться. Шагай с миром своим путем, Уилл.
     Он взялся за поводья, словно во сне, какие-то  мгновения  смотрел
на них, не понимая, что это такое, затем перевел взгляд  на  нее.  Она
видела, как он пытается взять себя  в  руки,  обуздать  взрыв  эмоций,
которые вызвал в нем этот короткий поцелуй. Этим он ей понравился  еще
больше. И она похвалила себя за то, что поцеловала его.
     - А ты - своим. - Он запрыгнул в седло. - С нетерпением жду нашей
первой встречи.
     Он улыбнулся Сюзан, и она увидела в  его  улыбке  огонь  желания.
Затем развернул Быстрого и поскакал  в  том  направлении,  откуда  они
пришли... возможно, вновь хотел  взглянуть  на  нефтяное  поле.  Сюзан
осталась у почтового ящика миссис Бич, надеясь,  что  он  обернется  и
помашет ей рукой и она  сможет  еще  раз  увидеть  его  лицо.  Она  не
сомневалась, что он обернется... а он все не оборачивался. А когда она
уже собралась спускаться с холма, все-таки обернулся, и его  вскинутая
рука запорхала в темноте, как мотылек.
     Сюзан в  ответ  подняла  руку  и  двинулась  вниз,  счастливая  и
несчастная одновременно. Однако - и возможно,  ничего  важнее  на  тот
момент для нее не было - она больше не чувствовала себя  вывалянной  в
грязи.  Когда  она  коснулась  губ  юноши,  ее  кожа   очистилась   от
прикосновений Риа. Как по мановению волшебной палочки, чему она  могла
только порадоваться.
     Шла она улыбаясь, и гораздо чаще, чем обычно, если ей  доводилось
выходить из дома ночью, поглядывая на звезды.



                           Глава четвертая
                           ЛУНА ДАВНО ЗАШЛА


                                  1


     Два часа он мотался вдоль пологого склона,  который  она  назвала
Спуском, ограничиваясь рысью, не переводя могучего коня в галоп,  хотя
очень  хотелось  мчаться  под  звездами.  Наконец  его  кровь   начала
остывать.
     Она  {сразу  остынет,  если  ты  начнешь  думать  о   собственной
персоне,} сказал он себе, {да и напрасно ты так  разгорячился.  Только
дураки абсолютно уверены в  том,  что  все  будет  так,  как  им  того
хочется.} Древняя поговорка вызвала воспоминания  о  покрытом  шрамами
кривоногом мужчине, учившем его жизни, и юноша улыбнулся.
     В конце концов он свернул с  дороги  и  направился  вдоль  ручья,
против  течения.  Проехал  полторы  мили  (миновав  несколько  табунов
лошадей, которые с интересом посмотрели на Быстрого),  держа  курс  на
ивовую рощу. Оттуда донеслось тихое ржание. Быстрый тут же ответил  на
него, стукнув копытом о землю и замотав головой.
     Его всадник наклонил голову, чтобы не задеть  ветви,  и  внезапно
увидел перед собой узкое, белое, нечеловеческое  лицо,  верхнюю  часть
которого, за исключением  черных,  лишенных  зрачков  глаз,  поглотила
тьма.
     Руки всадника метнулись к револьверам, третий раз за  ночь,  и  в
третий раз ухватили пустоту. Впрочем, он уже понял, что оружие ему  не
понадобится: перед ним на тонкой веревке висел этот идиотский грачиный
череп.
     Молодой человек, в настоящее время  называющий  себя  Артур  Хит,
снял его с седла (ему нравилось называть череп "наш дозорный",  "пусть
он уродлив, как старая карга, зато  есть  не  просит")  и  повесил  на
дереве, чтобы поприветствовать дорогого друга. Ох уж  этот  "Артур"  и
его шутки! Всадник Быстрого оттолкнул череп в сторону с  такой  силой,
что веревка разорвалась, а череп улетел в темноту.
     - Фи, Роланд, - донесся мужской  голос.  В  нем  слышался  упрек,
из-за которого так и рвался  смех...  как,  собственно,  и  всегда.  С
Катбертом они  дружили  с  раннего  детства,  следы  их  первых  зубов
остались на одних и тех же игрушках, но Роланд иной раз совершенно  не
понимал своего друга. И не только его  шутки.  Однажды,  довольно-таки
давно, в  тот  день,  когда  собирались  повесить  дворцового  повара,
оказавшегося предателем, Катберт не находил  себе  места  от  ужаса  и
угрызений совести. Он сказал Роланду,  что  не  останется,  не  сможет
смотреть на казнь... в результате и остался, и смотрел. Потому что  ни
глупые шутки, ни  выставляемые  напоказ  чувства  не  показывали  миру
истинного Катберта Оллгуда.
     Когда  Роланд  выехал  на  поляну  посреди  рощи,   темная   тень
отделилась от дерева. А  выйдя  на  середину  поляны,  превратилась  в
высокого узкобедрого юношу, босоногого, с голой грудью, одетого лишь в
джинсы. В одной руке он держал огромный старинный револьвер, такие еще
называли "пивная бочка" из-за размеров барабана.
     - Фи,   -   повторил   Катберт,   словно   ему   нравился   звук,
соответствующий этому слову, не позабытому разве что в таких медвежьих
углах, как Меджис. - Негоже так обходиться с часовым, ударить  беднягу
по лицу, да еще с такой силой, что он чуть-чуть не долетел до моря!
     - Если б у меня был  револьвер,  я  бы  разнес  его  на  куски  и
перебудил всю округу.
     - Я знал,