ми плечами, в надвинутом на лоб  розовом  сомбреро,  в
запылившихся сапогах. Катберту показалось,  что  идет  он  аж  с  края
земли.
     - Шими! - воскликнул Катберт, предвкушая широкую ответную  улыбку
юноши. - Длинных тебе дней и приятных ночей! Как...
     Шими поднял голову, и как только из-под кромки сомбреро появилось
его лицо, Катберт замолчал. Потому что на лице юноши читался не  страх
- ужас. Щеки побледнели, глаза ввалились, губы дрожали.



                                  11


     Будь на то его желание, Шими добрался бы до дома  Дельгадо  двумя
часами раньше, но он плелся со скоростью черепахи, лежащее за  пазухой
письмо так и придавливало его к земле. Ужасное, ужасное письмо. Он  не
мог даже думать о нем, потому что боги обделили его разумом, но  знал,
что письмо принесет много горя.
     Катберт молнией соскочил с лошади, подбежал к Шими, положил  руки
ему на плечи.
     - Что  не  так?  Расскажи  своему  верному  другу.  Он  не  будет
смеяться, даже не улыбнется.
     Услышав добрый голос Артура Хита, увидев  его  озабоченное  лицо,
Шими расплакался. Приказание Риа никому ничего не говорить вылетело  у
него из головы. Глотая слезы, он рассказал обо всем, что пришлось  ему
пережить  в  этот  день.  Дважды  Катберту  пришлось  просить  его  не
торопиться, чуть успокоиться, и когда Берт, обняв  Шими,  увел  его  в
тень дерева, где  они  и  присели,  юношу  наконец-то  покинул  страх.
Катберт  слушал  со  всевозрастающей  тревогой.   Закончив   печальное
повествование, Шими достал из-за пазухи конверт.
     Когда Катберт сорвал  печать  и  прочитал  записку  Риа,  у  него
округлились глаза.



                                  12


     Рой Дипейп поджидал Джонаса  в  "Приюте  путников",  куда  тот  в
отличном расположении духа и возвратился из  поездки  на  "Полосу  К".
Посланец таки прибыл, объявил Дипейп, улучшив и  без  того  прекрасное
настроение Джонаса. Однако Рой  почему-то  не  лучился  счастьем,  как
ожидал Джонас. Скорее наоборот.
     - Посланец поехал в Дом-на-Набережной, где, как  я  полагаю,  его
ждут, - продолжил Дипейп. - Он хочет, чтобы ты прибыл туда немедленно.
На твоем месте я бы не задерживался ни на секунду, не  стал  бы  далее
есть. И пить не советую. С этим типом можно иметь дело только на ясную
голову.
     - Что-то ты сегодня  рассоветовался,  а,  Рой?  -  Голос  Джонаса
сочился сарказмом, однако когда Красотуля принесла ему  стопку  виски,
он качнул головой и послал ее за стаканом воды. Рой-то  сам  не  свой,
решил Джонас. Бледно выглядит старина Рой. А когда Шеб сел за  пианино
и прошелся по клавишам, Рой вздрогнул, как от удара,  и  схватился  за
револьвер. Интересно. Но настораживало.
     - Выкладывай, сынок... отчего волосы у тебя встали дыбом?
     Рой покачал головой.
     - Точно не знаю.
     - Как зовут посланца?
     - Я не спрашивал, он не представился. Показал мне пайдзу Фарсона.
Ты знаешь, - Дипейп понизил голос. - Глаз.
     Джонас знал, все так. Он ненавидел этот широко раскрытый глаз, не
мог представить себе, что  заставило  Фарсона  остановиться  на  таком
символе. Почему не поднятый кулак? Скрещенные мечи? Птица? К  примеру,
сокол... сокол отлично смотрелся бы на пайдзе. Но этот глаз...
     - Хорошо. - Джонас допил воду. Она пошла лучше, чем  виски...  от
поездки по солнцу в горле пересохло. - Остальное выясню сам.
     У дверей Джонаса остановил голос Дипейпа:
     - Элдред?
     Джонас обернулся.
     - Выглядит он, как разные люди.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Не знаю. - По лицу  Дипейпа  чувствовалось,  что  он  в  полном
замешательстве и действительно не понимает, с кем свела его судьба.  -
Мы говорили не больше пяти минут, но в какой-то момент я посмотрел  на
него и подумал, что он  -  тот  старый  козел  из  Ритзи,  которого  я
пристрелил. Чуть позже посмотрел еще раз и чуть  не  вскрикнул:  "Адов
огонь, да это же мой папашка". А потом он стал самим собой.
     - И как он выглядит?
     - Увидишь сам. Впрочем, не думаю, что он тебе глянется.
     Открыв одну дверцу, Джонас повернулся вновь:
     - Рой, надеюсь, это не сам Фарсон? Переодевшийся Благодетель?
     Дипейп, хмурясь, задумался, потом покачал головой:
     - Нет.
     - Ты уверен? Мы видели его только раз,  помнишь,  и  издалека.  -
Латиго  показал  им  Фарсона.  Шестнадцать  месяцев  назад  плюс-минус
несколько дней.
     - Я уверен. Ты же помнишь, какой он огромный?
     Джонас кивнул. Конечно, не лорд  Перт,  но  ростом  повыше  шести
футов и поперек себя шире.
     - Этот человек ростом с Клея, а то и  ниже.  И  рост  у  него  не
меняется, какое бы обличье он ни принял. - Дипейп помялся, прежде  чем
добавить: - А смеется он, как мертвец. От этого смеха меня  бросило  в
дрожь.
     - Что значит, как мертвец?
     Рой Дипейп покачал головой:
     - Объяснить не могу.



                                  13


     Двадцатью минутами позже Элдред Джонас миновал  арку  со  словами
"ВХОДИТЕ С МИРОМ" и оказался на вымощенном  дворе  Дома-на-Набережной.
На душе у него кошки скребли.  Он  ожидал,  что  приедет  Латиго...  а
приехал, если Рой слишком уж не ошибся, кто-то другой.
     Мигуэль, широко улыбаясь, поспешил к нему. Взял  поводья  из  рук
Джонаса.
     - Reconocimiento [Благодарю (исп.).].
     - Por nada, jefe [Не за что, сеньор (исп.).].
     Джонас вошел в дом, увидел Олив Торин, в одиночестве  сидевшую  в
гостиной, кивнул ей. Она кивнула в ответ, чуть улыбнулась.
     - Сэй Джонас, как хорошо вы выглядите.  Если  вы  хотите  увидеть
Харта...
     - Прошу меня извинить, леди, но я приехал к канцлеру. - И  Джонас
быстро поднялся по лестнице, ведущей в  апартаменты  канцлера,  прошел
узким длинным коридором, освещенным (не очень ярко) газовыми рожками.
     Постучал в массивную, из дуба, инкрустированную  медью  дверь.  К
красивым  женщинам  вроде  Сюзан  Дельгадо  Раймер   проявлял   полное
равнодушие, зато атрибуты власти и роскошь любил.
     - Заходите, мой друг, - ответил голос - не Раймера. А за  словами
последовал смешок, от которого по коже Джонаса  поползли  мурашки.  Он
смеется, как мертвец, вспомнилось ему предупреждение Роя.
     Джонас толкнул дверь и вошел. К благовониям  Раймер  относился  с
безразличием, точно так же как к бедрам и губам женщин,  но  сейчас  в
кабинете курились благовония, и  их  запах  напомнил  Джонасу  о  Зале
Предков в Гилеаде. Газовые рожки горели на полную мощность.  Шторы  из
пурпурного бархата (королевский цвет, его Раймер выделял  среди  всех)
колыхались от морского бриза, залетавшего через открытые окна. Раймера
Джонас не увидел. Как и обладателя голоса, пригласившего его войти.  К
кабинету примыкал небольшой балкончик, но через открытые двери  Джонас
видел, что там никого нет.
     Джонас двинулся дальше, бросил взгляд в зеркало в золоченой раме,
дабы убедиться, что никого нет и у него за спиной. Никого и  не  было.
Впереди и слева стоял столик, накрытый на двоих, на нем  -  тарелки  с
холодными закусками, но стулья пустовали. Однако кто-то с ним говорил.
Кто-то пригласил его войти, находясь по другую сторону двери.
     Джонас выхватил револьвер.
     - Да перестаньте, - послышался  тот  самый  голос.  Из-за  левого
плеча Джонаса. - Незачем прибегать к оружию, мы же  все  друзья.  Сами
знаете, находимся по одну сторону баррикад.
     Джонас развернулся на каблуках, внезапно ощутив себя медлительным
стариком. Перед ним стоял мужчина среднего роста, плотного сложения, с
блестящими синими глазами и румянцем во всю щеку, свидетельствующим то
ли об отменном здоровье, то ли о выпитом вине.  Его  улыбающиеся  губы
открывали маленькие зубки, спиленные на острие... конечно же,  природа
не могла наделить человека такими острыми зубами. Одет он был в черную
сутану, в каких ходили святые люди, с отброшенным на спину  капюшоном.
Поначалу Джонас подумал,  что  мужчина  лысый,  но  потом  понял,  что
ошибся. Волосы он не стриг - брил.
     - Уберите вашу пукалку, - продолжил мужчина в черном.  -  Мы  все
друзья, говорю я вам... рука руку моет. Мы преломим хлеб и поговорим о
многом... волах, и цистернах с нефтью, и о том, что Фрэнк Синатра  как
шансонье превосходил Элвиса Пресли.
     - Кто? Кого превосходил?
     - Вы их не знаете, да это и не важно, - вновь затараторил мужчина
в черном.
     Не нравился Джонасу его голос,  определенно  не  нравился.  Такие
голоса, подумал он, доносятся через забранные решетками окна психушки.
     Он повернулся. Посмотрел в зеркало  и  увидел  в  нем  мужчину  в
черном, который все так же радостно улыбался ему. Боги, да видел ли он
его живьем?
     Да, но ты не мог его видеть, пока он этого не захотел. Я не знаю,
колдун ли он, но с магией точно знаком. А может, это маг Фарсона?
     Джонас повернулся к мужчине в  черном.  Улыбка  осталась,  а  вот
заостренных зубов как не бывало. Но они же были.  Джонас  мог  в  этом
поклясться.
     - Где Раймер?
     - Я послал его к юной сэй Дельгадо, порепетировать ее выступление
на празднике Жатвы, - ответил мужчина в черном, обнял Джонаса за плечи
и увлек к столу. - Подумал, что лучше нам держать совет вдвоем.
     Джонас не хотел оскорблять  посланца  Фарсона,  но  прикосновение
этой руки вызывало отвращение. Он не мог объяснить чем,  но  вызывало.
Словно к нему прикоснулось что-то мерзкое и склизкое. Он стряхнул руку
и двинулся к одному из стульев, стараясь унять  дрожь.  Неудивительно,
что Дипейп вернулся от Скалы Висельников таким бледным. Абсолютно  его
это не удивляло.
     Вместо того чтобы оскорбиться, мужчина в черном  захихикал.  (Да,
подумал Джонас, он смеется, как мертвец, именно так он и смеется.)  На
мгновение Джонасу привиделось, что перед ним Фапло,  отец  Корта,  тот
самый человек, который послал его на запад столько  лет  назад,  и  он
вновь потянулся за револьвером. Но перед  ним  стоял  лишь  мужчина  в
черном, с прилипшей  к  лицу  улыбкой  всезнайки,  с  синими  глазами,
поблескивающими в свете газовых рожков.
     - Увидели что-то интересное, сэй Джонас?
     - Да. - Джонас сел. - Поедим. - Он отломил кусок хлеба,  сунул  в
рот. Хлеб прилип к пересохшему языку, но Джонас продолжал его жевать.
     - Хороший мальчик. - Мужчина в  черном  тоже  сел,  разлил  вино,
первым наполнив стакан Джонаса. - Теперь,  мой  друг,  расскажите  обо
всем, что вы сделали после того, как прибыли эти мальчишки, обо  всем,
что вы знаете, и о всех ваших  планах  на  будущее.  Не  упускайте  ни
единой мелочи.
     - Сначала покажите мне вашу пайдзу.
     - Разумеется. Какой вы, однако, недоверчивый.
     Мужчина в черном сунул руку под сутану  и  вытащил  металлическую
пластинку.  Серебро,  догадался  Джонас.  Бросил  ее   на   стол,   и,
подпрыгивая, она заскользила к тарелке Джонаса.  На  пластинке  Джонас
увидел то, что и ожидал:  выгравированный  огромный,  таращившийся  на
него глаз.
     - Удовлетворены?
     Джонас кивнул.
     - А теперь пододвиньте ее ко мне.
     Джонас протянул руку,  и  впервые  она  напоминала  его  дрожащий
голос. Он посмотрел на свои трясущиеся пальцы, положил руку на стол.
     - Я... я не хочу.
     Да. Он не хотел. Внезапно он осознал, что, коснись он  пластинки,
выгравированный серебряный глаз повернется...  и  посмотрит  прямо  на
него.
     Мужчина в  черном  захихикал  и  шевельнул  пальцами.  Серебряная
пряжка,  Джонас  решил,  что  это  скорее   пряжка,   чем   пластинка,
заскользила к нему и исчезла в рукаве сутаны.
     - Абрадакадабрама! Оп-ля-ля! Финиш!  -  Мужчина  в  черном  отпил
вина. - Если мы покончили с этими утомительными формальностями...
     - Осталась одна, - ответил Джонас. - Вы знаете мое имя.  Я  хотел
бы знать ваше.
     - Зовите меня Уолтер,  -  ответил  человек  в  черном,  и  улыбка
слетела с его губ. - Старый добрый Уолтер - это я.  А  теперь  давайте
поглядим, где мы и куда идем. Короче, будем держать совет.



                                  14


     Когда Катберт вернулся на "Полосу К", спустилась ночь.  Роланд  и
Ален играли в карты. Бункер они как могли привели в порядок.  Даже  от
надписей, спасибо скипидару, найденному в чулане при конюшне, остались
только розовые разводы, а теперь друзья сражались в Casa  Fuerte,  или
"Свежее пятно", как называли эту игру в Гилеаде. Так или  иначе,  игра
эта представляла собой разновидность "Следи за мной", карточной  игры,
в которую рубились в салунах и у походных костров испокон веку.
     Роланд бросил короткий взгляд на Берта, стараясь понять, в  каком
он  прибыл  настроении.   Лицо   Роланда,   как   обычно,   оставалось
бесстрастным,  но  душу  его  терзали  боль  и  нерешительность.  Ален
пересказал ему  разговор  с  Катбертом,  и  ужасные  слова  последнего
поразили его, пусть и услышанные через вторые руки. А более  всего  не
давала ему покоя последняя фраза Катберта, брошенная перед тем, как он
вышел из бункера: "Твоя беззаботная любовь  привела  к  тому,  что  ты
лишился чувства ответственности". Так ли это? Вновь и вновь он убеждал
себя, что нет, что путь, которым он вел их,  трудный,  но  единственно
верный. И крики Катберта - не более чем злой  ветер,  который  подняли
его   расшатавшиеся   нервы...    и    его    ярость,    обусловленная
надругательством над их жилищем. Однако...
     Скажи ему, что он прав насчет выжидания, да  только  причины,  из
которых он исходит, не те, а потому в целом он не прав. Такого быть не
могло.
     Или могло?
     Катберт улыбался, и щеки его раскраснелись, словно весь  обратный
путь  он  промчался  галопом.  Выглядел  он  таким   юным,   красивым,
энергичным. Более того,  счастливым,  тем  самым  Катбертом,  которого
Роланд знал в недалеком прошлом -  долдонящим  всякую  чушь  грачиному
черепу, пока кто-нибудь не попросит его заткнуться.
     Но Роланд не  доверял  тому,  что  видели  его  глаза.  В  улыбке
чувствовалась фальшь,  румянец  могла  вызвать  злость  -  не  быстрая
скачка, искорки в  глазах  вспыхивали  яростью,  а  не  юмором.  Мысли
Роланда не отразились на его лице, но сердце упало. Он  надеялся,  что
буря по прошествии времени утихнет,  но  этого  не  произошло.  Роланд
искоса глянул на Алена, и увидел, что Ален думает о том же.
     Катберт, через три недели все закончится. Если бы  только  я  мог
сказать тебе об этом.
     И тут же в его голове возникла другая мысль, потрясающая в  своей
простоте: А почему не можешь?
     И Роланд понял, что ответа у него нет. Почему он держал  все  при
себе, не советуясь с друзьями? С какой  целью?  Или  он  действительно
ослеп? Воги, неужели ослеп?
     - Привет, Берт, - первым заговорил он. - Ты хорошо про...
     - Да,  очень  хорошо,  отлично  проехался,  очень  познавательная
получилась прогулка. Выйди во двор. Я хочу тебе кое-что показать.
     Роланду все меньше и  меньше  нравился  лихорадочный  блеск  глаз
Катберта, но он положил карты рубашками вверх и встал.
     Ален дернул его за рукав.
     - Нет, - В голосе его слышалась паника. -  Разве  ты  не  видишь,
какой у него взгляд?
     - Вижу - ответил Роланд. Смятение захлестнуло его.
     И, шагая к другу который уже мог перестать быть  таковым,  Роланд
впервые подумал, что принимал решения в состоянии, близком  к  пьяному
сну. И принимал ли он решения вообще? Уверенности в этом уже не было.
     - Что ты хочешь мне показать, Берт?
     - Что-то удивительное, --  рассмеялся  Берт.  В  смехе  отчетливо
слышалась ненависть. Может, даже желание убить. -  Тебе  захочется  на
это посмотреть. Я знаю, что захочется.
     - Берт, что с тобой? - спросил Ален.
     - Со мной? Ничего,  я  в  полном  порядке,  Эл...  счастлив,  как
жаворонок на заре, как пчела над цветком, как рыбка  в  океане.  -  Он
повернулся и, смеясь, вышел за дверь.
     - Не ходи туда, - взмолился Ален. - Он же свихнулся.
     - Если наша дружба порушена, у нас нет ни единого шанса выбраться
из Меджиса, - ответил Роланд. - Если так, я предпочту умереть от  руки
друга, а не врага.
     Он вышел из бункера. После короткого колебания Ален последовал за
ним. С печатью глубокой печали на лице.



                                  15


     Охотничья Луна ушла. Демоническая еще не показала своего лица, но
небо сияло яркими звездами, так что света  хватало.  Лошадь  Катберта,
еще оседланная, стояла  у  крыльца,  привязанная  к  перилам.  За  ней
поблескивал серебром квадрат пыльного двора.
     - Где оно? - спросил Роланд. Все они были без оружия.  К  счастью
для них. - То, что ты хочешь мне показать?
     - Здесь. -  Катберт  остановился  между  бункером  и  обугленными
остатками особняка, ткнул пальцем в землю. Ткнул уверенно,  но  Роланд
не видел там ничего особенного. Подошел к Катберту посмотрел вниз.
     - Я не...
     Яркий свет, в тысячу  раз  ярче  звездного,  вспыхнул  у  него  в
голове, когда кулак Катберта врезался ему в подбородок. Впервые,  если
не считать детских игр, Берт ударил его. Сознания Роланд  не  потерял,
но лишился контроля  за  руками  и  ногами.  Они  вроде  бы  были,  но
отказывались служить ему, словно конечности тряпичной куклы.  Он  упал
на спину, подняв пыль. Звезды пришли в движение,  медленно  кружились,
таща за собой молочный хвост.  В  ушах  звенело.  Из  далекого  далека
донесся крик Алена:
     - Идиот! Что ты наделал, идиот?
     Невероятным  усилием  Роланд  сумел  повернуть   голову.   Увидел
спешащего к  нему  Алена.  Увидел  Катберта,  более  не  улыбающегося,
который оттолкнул Алена.
     - Это касается только нас двоих, Эл. Не вмешивайся.
     - Ты  же  ударил  его  исподтишка,  негодяй!  -  Ален   заводился
медленно, но теперь в нем  разгоралась  ярость,  не  сулящая  Катберту
ничего хорошего.
     Я должен встать, подумал Роланд. Должен подняться и встать  между
ними, пока не произошло непоправимое. Его руки  и  ноги  заелозили  по
пыли.
     - Да... именно так он поступил с нами. -  ответил  Катберт.  -  Я
лишь вернул ему должок. - Он посмотрел вниз. - Именно это  я  и  хотел
показать тебе, Роланд. Этот кусок земли. Это облако пыли, в котором ты
сейчас лежишь. Попробуй ее на вкус. Может, это тебя разбудит.
     Теперь уж и в  Роланде  закипела  злость.  Он  почувствовал,  как
холодная ненависть заползает  в  голову,  попытался  бороться  с  ней,
понял, что проигрывает. Джонас уже  перестал  существовать  для  него.
Цистерны с нефтью, которые они нашли в СИТГО, перестали  существовать.
Весь раскрытый ими заговор постигла та же участь. Еще  немного,  и  он
забыл бы про Альянс  и  ка-тет,  который  они  всеми  силами  пытались
сохранить.
     Ноги и руки вновь начали подчиняться ему. Он  сел.  Посмотрел  на
Берта, опираясь руками о землю. С  закаменевшим  лицом.  От  звездного
света болели глаза.
     - Я  люблю  тебя,  Катберт,  но  больше  не  потерплю   нарушения
субординации  и  приступов  ревности.  Если  я  отплачу  тебе  сполна,
наверное, от тебя останется мокрое место, поэтому ты получишь лишь  за
удар, нанесенный тайком, когда я этого не ожидал.
     - Насчет того, что ты можешь оставить от меня мокрое место, я  не
сомневаюсь. Но сначала хочу, чтобы ты взглянул вот на это. -  Чуть  ли
не с презрением Берт швырнул сложенный листок. Он ударился  Роланду  в
грудь и упал на колени.
     Роланд взял листок в руки  и  почувствовал,  как  опадает  высоко
поднявшаяся волна ярости.
     - Что это?
     - Разверни и посмотри. Чтобы прочесть, света достаточно.
     Медленно,  непослушными  пальцами  Роланд  развернул   листок   и
прочитал записку Риа:

                            УЖЕ НЕ ЧИСТА!
                      ОН ЗАЛЕЗ ВО ВСЕ ЕЕ ДЫРКИ,
                            УИЛЛ ДИАБОРН!
                        КАК ТЕБЕ ЭТО НРАВИТСЯ?

     Роланд прочитал записку дважды. Второй раз дался  ему  с  трудом,
потому что руки начали дрожать. Перед его  мысленным  взором  возникли
все места, где они встречались с Сюзан: эллинг,  хижина,  лачуга...  и
все