рдж подумал: "Да,  да,  засыпай,
пожалуйста, спи, за такое мне не платят, я этого не понимаю, нам объясняли
про шок, но никто ни словом не  обмолвился  о  шизофрении,  как  об  одном
из..."
     Глаза открылись. В машине опять была первая женщина.
     - Что это был за несчастный случай? - спросила она. -  Я  помню,  как
вышла из "Желудка"...
     - Из желудка? - тупо повторил Джордж.
     Она едва заметно улыбнулась. Улыбка вышла болезненной.
     - Из "Пустого желудка". Это такая кофейня.
     - А. Ага. Да, правда.
     Вторая  женщина  -  страдающая  ли,  нет  ли  -  заставляла   Джорджа
чувствовать себя вывалянным в грязи и не  вполне  здоровым.  При  этой  он
невольно ощущал себя рыцарем из  артурианской  легенды,  рыцарем,  успешно
спасшим Прекрасную Даму из пасти дракона.
     - Я помню, как спускалась по лестнице на платформу, а потом...
     - Кто-то вас толкнул. - Фраза прозвучала по-идиотски, но что за беда?
Это и был идиотизм.
     - Толкнул... под поезд?
     - Да.
     - Я лишилась ног?
     Джордж попытался сглотнуть и не смог. В горле словно бы  не  осталось
ничего, чтобы смазать голосовой аппарат.
     - Не полностью, - глупо ответил он, и женщина закрыла глаза.
     "Пусть это будет обморок, - подумал тогда он, - пожалуйста, пусть это
будет об..."
     Глаза открылись  -  сверкающие,  горящие.  Вскинутая  рука  полоснула
воздух в дюйме от лица Джорджа, оставив пять  невидимых  прорех  -  пройди
пальцы хоть сколько-нибудь ближе, и вместо  того,  чтобы  курить  с  Хулио
Эстевесом, он штопал бы щеку в травматологии.
     - ДА ВЫ ПРОСТО ШАЙКА ГНИД БЕЛОЖОПЫХ, ВОТ ВЫ КТО! - визгливо  завопила
негритянка.  Ее  глаза  были  полны  поистине  адского  пламени,  лицо   -
чудовищно, оно лишь отдаленно напоминало  человеческое.  -  ВСЕХ  ПИЗДЮКОВ
БЕЛОЖОПЫХ, КАКИЕ НА ГЛАЗА ПОПАДУТСЯ, УБЬЮ НА ХЕР! А СПЕРВА ВЫХОЛОЩУ!  ЯЙЦА
ПООТРЫВАЮ И В ИХНИЕ ЖЕ ХАРИ ПОПЛЮЮ! Я ИМ...
     Это  было  сумасшествие.  Бред.  Она  говорила  как   негритянка   из
мультфильма, спятившая Бабочка Мак-Куин. К тому же она - оно - производило
впечатление чего-то нечеловеческого;  это  визжащее,  корчащееся  существо
просто не могло полчаса назад подвергнуться импровизированной ампутации  в
тоннеле метрополитена. Она кусалась. Она снова и  снова  силилась  достать
Джорджа скрюченными пальцами. Из носа летели сопли, с губ - слюна. Изо рта
лилась грязь.
     - Сделай ей укол, док! - пронзительно крикнул один из фельдшеров.  Он
был очень бледен. - Христа ради, сделай ей укол! -  Фельдшер  потянулся  к
ящику с запасом медикаментов. Джордж оттолкнул его руку.
     - Пошел на хуй, говнюк.
     Джордж опять посмотрел на пациентку и  увидел,  что  на  него  глядят
спокойные, интеллигентные глаза первой женщины.
     - Я буду жить? - спросила она тоном светской беседы. Он подумал: "Она
не знает о провалах в своем сознании. Абсолютно ничего не знает". И  через
секунду: "А значит, и другая тоже".
     - Я... - Он сглотнул, растер под  халатом  грудь  в  том  месте,  где
бешено прыгало сердце, и приказал себе: возьми себя в руки. Ты  спас  этой
женщине жизнь. Проблемы ее психики - не твоя забота.
     - С вами-то все в порядке? - спросила она, и неподдельная  тревога  в
ее голосе заставила Джорджа улыбнуться - она спрашивала его.
     - Да, мэм.
     - На какой вопрос вы отвечаете?
     В первую секунду он не понял, потом до него дошло.
     - На оба, - ответил он и взял ее за руку.  Молодая  женщина  стиснула
пальцы Джорджа, а он заглянул в сияющие яркие глаза и подумал:  "влюбиться
можно"... вот тогда-то ее пальцы и превратились в когтистую лапу, и Джордж
услышал, что он - драный беложопый козел, и  она  не  просто  оторвет  ему
яйца, она его ебальник разжует и выплюнет.
     Джордж отшатнулся и посмотрел, не кровоточит ли рука, несвязно думая:
если  кровит,  придется  что-то  предпринять,  поскольку  баба   ядовитая,
настоящая отрава, и ее укус - все равно  что  укус  медянки  или  гремучей
змеи. Крови не было. А когда Джордж опять поглядел на свою  пациентку,  то
увидел другую женщину - ту, первую.
     - Пожалуйста, - сказала она.  -  Я  не  хочу  умирать.  Пожа...  -  И
окончательно лишилась чувств. К счастью для всех.


     - Так что ты думаешь? - поинтересовался Хулио.
     - Насчет того, кто попадет на чемпионат? - Джордж  каблуком  мокасина
раздавил окурок. - "Уайт Сокс". Мы с ребятами поставили на них, я в доле.
     - Что ты думаешь про эту дамочку?
     - Я думаю, что она, может быть, шизофреничка, -  медленно  проговорил
Джордж.
     - Да знаю. Я про другое: что с ней будет?
     - Не знаю.
     - Ее надо выручать, старик. Кто поможет?
     - Ну, я-то уже помог, - отозвался Джордж, однако лицо у него  горело,
словно к щекам прихлынула краска стыда.
     Хулио поглядел на него.
     - Раз ты больше ничем не можешь ей помочь, дай ей помереть, док.
     Джордж посмотрел на Хулио, но мгновение спустя сделал открытие: он не
в силах вынести то, что видит в глазах кубинца. Не обвинение, нет. Печаль.
     И он ушел.
     Ему было куда пойти.


     Пора Извлечения:
     Со  времени  несчастного  случая  ситуацией  преимущественно  владела
по-прежнему Одетта Холмс, однако на первый план все чаще и чаще  выступала
Детта Уокер, а больше всего на свете Детте  нравилось  воровать.  То,  что
трофеи всякий раз оказывались сущим хламом, значения не имело  -  так  же,
как и то, что погодя Детта частенько выбрасывала свою добычу.
     Важен был сам процесс.
     Когда в суперсаме Мэйси в ее сознание вторгся стрелок,  Детта  издала
пронзительный вопль ярости, ужаса и испуга, а ее руки примерзли к  дешевым
поддельным драгоценностям, которые она горстями пихала в сумочку.
     Кричала Детта оттого, что когда Роланд проник в ее сознание, выступил
вперед, она на миг почувствовала другую, точно у нее в голове распахнулась
некая дверца.
     И пронзительно закричала:  непрошеный  гость,  чужак,  насилующий  ее
своим присутствием, был белым.
     Видеть его она не могла, и  тем  не  менее  чувствовала:  пришелец  -
белый.
     Люди  оглядывались.  Дежурный  по  этажу  увидел  вопящую  женщину  в
инвалидном кресле; раскрытую сумочку; увидел  руку,  которая  замерла,  не
закончив набивать ее дешевой бижутерией, хотя сумка (даже с  расстояния  в
тридцать футов) выглядела в три раза дороже похищаемой ерунды.
     Дежурный по этажу гаркнул: "Эй Джимми!". Джимми  Хэлворсен,  один  из
штатных детективов универмага Мэйси, огляделся, заметил, что происходит, и
опрометью кинулся к негритянке в инвалидной коляске. Не бежать  Джимми  не
мог - он восемнадцать  лет  отработал  в  городской  полиции,  и  привычка
бросаться к месту происшествия бегом, давно была встроена в его систему  -
но уже думал, что дело швах.  Всякий  раз  выходило,  что  брать  пацанье,
калек, монашек - только попусту говняться. Все равно как спорить с пьяным.
Всплакнув перед судьей, эта публика преспокойно  удалялась.  Убедить  суд,
что и калека может быть мразью, было тяжело.
     И все-таки Джимми бежал.


     Роланд на миг ужаснулся той змеиной яме  ненависти  и  отвращения,  в
какой очутился... а затем услышал истошный крик женщины, увидел  здоровяка
(живот у него был, как мешок с картошкой), бежавшего к ней/к нему, увидел,
что на них смотрят, и взял ситуацию в свои руки.
     Внезапно он и эта женщина с  очень  смуглыми  пальцами  стали  одним;
Роланд ощутил странную душевную раздвоенность, но пока не имел возможности
задуматься над этим.
     Развернув кресло, он принялся толкать его вперед. Замелькали,  убегая
назад, полки. Люди отскакивали в стороны. Детта упустила сумочку;  оттуда,
оставляя на полу широкий след, хлынули  украденные  сокровища,  посыпались
документы. Заскользив на  цепочках  поддельного  золота  и  футлярчиках  с
губной помадой, толстопузый с размаху сел на пол.


     "Вот говно!" - в бешенстве подумал  Хэлворсен,  и  его  рука  на  миг
зарылась под спортивную куртку,  где  в  кобуре  лежал  пистолет  тридцать
восьмого калибра. Затем  к  Джимми  вновь  вернулась  способность  мыслить
здраво. Он брал не торговца  наркотиками,  не  вооруженного  грабителя,  а
увечную черномазую дамочку в инвалидном кресле. Она катила  так,  точно  в
магазине шли какие-то хулиганские гонки, и все равно оставалась черномазой
увечной бабой, не больше. Что тут будешь делать, стрелять?  То-то  был  бы
класс! И кстати, куда это она навострилась? Проход  заканчивался  тупиком,
двумя примерочными.
     Джимми с трудом поднялся, потирая ноющий зад, и, слегка  прихрамывая,
продолжил погоню.
     Инвалидное кресло пулей влетело в  примерочную.  Дверь  захлопнулась,
едва пропустив за порог рукоятки, приделанные сзади к спинке кресла.
     "Тут ты и попалась, стерва, - подумал Джимми. - Ну, нагоню  же  я  на
тебя страху, мало не покажется. Пусть у тебя дети-сироты, пусть жить  тебе
осталось всего год - насрать. Обижать - не обижу, но встрясочку, детуля, я
тебе устрою".
     Обогнав дежурного по этажу, Хэлворсен первым подскочил к примерочной,
с грохотом вышиб дверь плечом - и оказалось, что там пусто.
     Ни негритянки.
     Ни инвалидной коляски.
     Вообще ничего.
     Джимми вылупил глаза на дежурного.
     - В другой! - завопил тот. - В другой!
     Не успел Джимми двинуться с места, как дежурный высадил дверь  второй
примерочной. Раздался пронзительный визг, и какая-то женщина в нижней юбке
и лифчике прикрыла грудь скрещенными  руками.  Очень  белая  и  совершенно
определенно не увечная женщина.
     - Извиняюсь, - выговорил дежурный, чувствуя, как лицо заливает жаркий
багрянец.
     - Пошел вон, извращенец! - крикнула женщина в лифчике и нижней юбке.
     - Да, мэм, - сказал дежурный по этажу и закрыл дверь.
     В Мэйси покупатель был всегда прав.
     Дежурный по этажу посмотрел на Хэлворсена.
     Хэлворсен посмотрел на него.
     - Что за черт? - спросил Хэлворсен. - Она туда заехала или нет?
     - Заехала.
     - Ну, так где она?
     Дежурный только головой помотал.
     - Пошли обратно, ликвидируем бардак.
     - Прибирайся сам, - ответил Джимми Хэлворсен. - А мне кажется,  будто
я только что разгрохал жопу на девять кусков. -  Он  умолк.  -  По  правде
говоря, мил-человек, я к тому же крайне сконфужен.


     Едва стрелок услышал, как дверь примерочной  громко  захлопнулась  за
ним, он в тот же миг  развернул  инвалидное  кресло  в  тесной  кабине  на
пол-оборота, отыскивая дорогу.  Если  Эдди  выполнил  свою  угрозу,  выход
должен исчезнуть.
     Но дверь была  открыта.  Вращая  колеса  инвалидного  кресла,  Роланд
провез в нее Владычицу Теней.



                         3. ОДЕТТА НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ

     Пройдет совсем немного времени, и Роланд будет думать: "Любая  другая
женщина, калека или нет, которую внезапно  в  толчки  погонит  по  проходу
торгового центра, где она  занималась  своим  делом  (бессмысленным,  если
угодно), чужак, окопавшийся у нее в голове; погонит и под  раздающиеся  за
спиной чьи-то надсадные крики "Стой!" впихнет в тесную  комнатушку,  затем
вдруг развернет и примется заталкивать туда, куда  по  законам  реальности
затолкать что бы то ни было совершенно невозможно -  нет  места,  -  после
чего выяснится, что она неожиданно очутилась в целиком  и  полностью  ином
мире...  по-моему,  в  подобных  обстоятельствах  любая  другая   женщина,
безусловно, прежде всего спросит: "Где я?"
     Вместо этого Одетта Холмс почти весело поинтересовалась:
     - Что, собственно говоря, вы намерены делать с  этим  ножом,  молодой
человек?


     Роланд поднял взгляд на Эдди: юноша сидел на корточках, держа  клинок
меньше, чем в четверти дюйма от его шеи. Реши Эдди воспользоваться  ножом,
стрелок даже при своем сверхъестественном проворстве  никак  не  сумел  бы
увернуться достаточно быстро.
     - Да, - сказал Роланд. - Что ты собираешься делать?
     - Не знаю, -  ответил  Эдди  полным  отвращения  к  себе  голосом.  -
Наверно, отхватить кусманчик для наживки. Ясное дело, не похоже,  чтобы  я
явился сюда рыбачить. Или нет?
     Он швырнул нож в  сторону  коляски  Владычицы,  взяв,  однако,  много
правее. Нож по рукоятку воткнулся в песок и задрожал.
     Тогда Владычица повернула голову и начала:
     - Хотелось бы  знать,  не  соизволите  ли  вы  объяснить,  куда  меня
завез...
     И умолкла. Она сказала "хотелось бы знать, не соизволите  ли  вы"  до
того, как повернула голову настолько, чтобы увидеть - позади  никого  нет.
Стрелок с определенной долей  неподдельного  интереса  отметил:  Владычица
Теней  умолкла  не  сразу  -  факт  ее  болезненного  состояния  превращал
определенные вещи в элементарные  жизненные  истины.  Например,  если  она
откуда-то куда-то переместилась, кто-то должен был это сделать. Но  позади
никого не было.
     Ни живой души.
     Она опять посмотрела на Эдди и на стрелка -  тревожными,  смущенными,
смятенными темными глазами - и тогда уже спросила:
     - Где я? Кто меня вез? Как вышло, что я  здесь?  И,  уж  если  на  то
пошло, как вышло, что я одета, коль скоро  я  сидела  дома,  в  халате,  и
смотрела ночные двенадцатичасовые новости? Кто я? Где? Кто вы такие?
     "Она спрашивает "кто я?" - подумал стрелок. - Дамба прорвана, вопросы
хлынули потоком; этого следовало ожидать. Но этот вот вопрос - "кто я?"...
даже сейчас она, по-моему, не знает, что задала его.
     И когда она его задала".
     Ибо она задала свой вопрос до.
     До того, как поинтересоваться, кто такие они, эта  женщина  спросила,
кто она.


     Эдди перевел взгляд  с  прелестного  юного/старого  лица  негритянки,
сидевшей в инвалидном кресле, на Роланда.
     - Это как же так она не знает?
     - Не могу сказать. Должно быть, шок.
     - И шок откинул ее обратно аж в гостиную, где она сидела до того, как
отправиться в Мэйси? Ты уверяешь меня, будто последнее, что она  помнит  -
это как сидела в халате и слушала треп какого-то  прилизанного  хлыща  про
то, что во Флорида-Киз нашли того конченого типа, который  взгромоздил  на
стену рядом с лично добытым ценным марлинем левую кисть Кристы Мак-Олифф?
     Роланд не ответил.
     Оторопев еще сильнее, Владычица сказала:
     - Кто такая Криста Мак-Олифф? Одна из пропавших без вести  участников
"Рейдов свободы"? ["Рейды свободы" осуществлялись  в  рамках  движения  за
права  человека;  целью  этих  рейдов  было  выявление  дискриминации   по
отношению к цветному населению в общественном транспорте].
     Теперь настала очередь Эдди не отвечать. Участники "Рейдов  свободы"?
Это-то, черт возьми, кто такие?
     Стрелок коротко взглянул на него,  и  Эдди  без  особого  труда  смог
прочесть в его глазах: "Она в шоке, ты что, не видишь?"
     "Роланд, старина, я понимаю, о чем ты, но шок отшибает  мозги  только
до определенной степени. Когда ты вломился ко мне в  башку,  точно  Уолтер
Пэйтон под "крэком", я и сам  испытал  легкое  потрясение,  но  мои  банки
памяти оно не стерло".
     Кстати о  шоке,  еще  одну  изрядную  встряску  Эдди  получил,  когда
Владычица Теней проезжала в дверь между мирами. Он стоял  на  коленях  над
безвольным телом Роланда, и нож уже почти касался уязвимой  кожи  горла...
впрочем, сказать по правде, воспользоваться им Эдди все равно бы не сумел,
во всяком случае, в тот момент: загипнотизированный, он не сводил  глаз  с
дверного проема - там, в универмаге Мэйси, полки по  обе  стороны  прохода
стремительно помчались вперед. Это  опять  напомнило  Эдди  "Сияние",  где
зритель видел то же, что и маленький мальчик, который ехал на трехколесном
велосипеде по коридорам населенного призраками отеля. Он вспомнил,  как  в
одном из коридоров мальчуган увидел страшную парочку - мертвых  двойняшек.
Проход, на который Эдди смотрел сейчас, заканчивался куда более по-земному
- белой дверью. На ней скромными печатными буквами было написано:  "Просим
брать  для  примерки  не  больше  двух  вещей  одновременно".   Да,   это,
несомненно, был универмаг Мэйси. Точно, Мэйси.
     Метнувшаяся вперед черная рука распахнула дверь. Позади мужской голос
(голос фараона, если Эдди хоть раз слышал, как орут  менты...  а  в  своем
времени он их переслушал  немало)  надрывался:  "брось,  там  нет  выхода,
только хуже будет, напрочь все себе  изгадишь";  слева,  в  зеркале,  Эдди
мельком  увидел  негритянку  в  инвалидном  кресле  и,   как   ему   потом
вспоминалось, подумал: "Господи Иисусе, он ее догнал, факт, вот только вид
у нее по этому случаю не больно-то радостный".
     Тут все завертелось,  помчалось  по  кругу,  и  в  следующую  секунду
оказалось, что Эдди смотрит на себя самого. Открывшаяся взору Эдди картина
стремительно помчалась на него, и молодому  человеку  захотелось  вскинуть
руку с ножом, закрыться - ощущение, что  он  смотрит  двумя  парами  глаз,
внезапно  сделалось  непереносимым,  бредовым,   чересчур   противоречащим
здравому смыслу, и, не загородись Эдди, непременно свело бы его с ума - но
все происходило слишком быстро, чтобы что-то успеть.
     Инвалидное кресло проехало в дверь. Оно прошло впритык; Эдди услышал,
как пронзительно скрипнули о косяки ступицы. В тот же миг он  услышал  еще
один звук, густой, чмокающий, точно что-то рвалось;  звук  этот  вызвал  в
памяти какое-то слово
     (плацентарный),
     которое Эдди не вполне мог припомнить, поскольку не знал,  что  знает
его. Потом женщина покатила по плотно слежавшемуся песку  в  его  сторону.
Она уже не казалась злой, как черт,  -  честно  говоря,  она  вообще  мало
походила на ту бабу, которую Эдди мельком увидел в зеркале, но он полагал,
что это  не  удивительно:  когда  ни  с  того,  ни  с  сего  выезжаешь  из
примерочной Мэйси на берег моря в каком-то Богом забытом  захолустье,  где
попадаются омары величиной с маленькую колли, то слегка  захватывает  дух.
Это, сознавал Эдди Дийн, он может лично засвидетельствовать.
     Проехав около четырех футов (впрочем, и это  расстояние  она  одолела
лишь благодаря уклону и плотному шершавому песку),  женщина  остановилась.
Руки, должно быть, работавшие рычагами, приводившими  в  движение  колеса,
выпустили их ("Когда завтра утром вы проснетесь с болью в  плечах,  можете
возложить вину на Сэра Роланда, мадам", - угрюмо подумал  Эдди)  и  взамен
крепко стиснули подлокотники: женщина внимательно разглядывала мужчин.
     Дверной проем за ее спиной уже  исчез.  Исчез?  Это  было  не  вполне
верно. Дверь словно бы свернулась, сложилась гармошкой,  как  на  пущенной
задом наперед пленке. Это началось в тот  миг,  когда  магазинный  шпик  с
грохотом вломился  в  другую,  более  земную  дверь  -  ту,  что  отделяла
примерочную от торгового зала. Полагая,  что  воровка  запрется,  детектив
разогнался сильнее, чем следовало, и Эдди  подумал,  что,  пролетев  через
кабинку, малый здорово звезданется о дальнюю стену, но увидеть, произойдет
это  или  нет,  юноше  было  не  суждено.  Перед  тем,   как   ужимающееся
пространство на  месте  двери  между  мирами  окончательно  исчезло,  Эдди
увидел, что на той стороне все застыло без движения.
     Фильм превратился в неподвижный фотоснимок.
     Остался только двойной  след  инвалидной  коляски.  Он  начинался  из
песчаного ниоткуда и через четыре фута обрывался там,  где  сейчас  стояло
кресло со своей пассажиркой.
     -  Может,  кто-нибудь  объяснит  мне,  где  я  и  как  сюда   попала?
Пожалуйста, - попросила (почти взмолилась) женщина в инвалидном кресле.
     - Я тебе одно скажу, Элли,  -  отозвался  Эдди.  -  Ты  больше  не  в
Канзасе.
     Глаза женщины наполнились слезами.  Эдди  видел,  что  она  старается
сдержаться, но ее усилия не увенчались успехом, и она расплакалась.
     Охваченный яростью (а также отвращением к себе),  Эдди  накинулся  на
стрелка, который уже успел, пошатываясь, подняться на ноги и теперь пошел,
но не к всхлипывающей Владычице. Вместо этого Роланд отправился за ножом.
     - Объясни ей! - заорал Эдди. - Ты притащил