долела крутой гнев, ее прежнее, человечье, сознание взбунтовалось, однако
Ромили  спокойно  с  помощью  силы,  истекающей   от   маленького   друга,
утихомирила себя и вся  отдалась  этой  новой,  ноющей  и  скулящей  жажде
пищи... Почувствовала, как ее руки сжали плечи Кэрила...  Тут  ей  удалось
нащупать границу между своим "я", страстным желанием  жить,  добраться  до
противоположной стороны ледника - и жгучим, неуемным, до одурения голодом.
Более того, она почуяла инстинктивно, совсем по-звериному,  что  и  те  ее
братья, прячущиеся в скалах вокруг дорожки, тоже внимают ей. Они  слушали,
застыли и пооткрывали клювы...
   "Вот, братец баньши, ты тоже один из нас, такой же, как я. Бог сотворил
тебя охотником, твой удел рвать на части свою жертву. Я восхищаюсь и люблю
тебя, как и всякую Божью тварь... Но вокруг  есть  звери,  теплые,  полные
горячей крови, которые не боятся тебя. Они просто не могут бояться, потому
что не в состоянии понять, что такое страх. Они сотворены для тебя,  чтобы
ты насыщался ими, поищи их между скал, мой маленький братец, и позволь мне
продолжить путь... Именем святого Валентина я заклинаю  тебя,  приказываю:
уходи  отсюда,  ищи  более  подходящую  пищу...   Благословен   тот,   кто
милосерден, кто сохраняет жизнь  брату...  Я  не  причиню  тебе  вреда,  -
добавила Ромили, - поищи пищу для себя где-нибудь в другом месте".
   Спустя мгновение ее разраставшееся, всеобъемлющее  сознание  слилось  с
сознанием всех разумных существ в горах. Это походило на единую  радужную,
переливающуюся ауру: и лошадь, на  которой  они  скакали,  и  мягкое  тело
мальчика в ее руках, и  мироощущение  баньши,  где  главной  страстью  был
голод, - все заискрилось, засветилось в лучах встающего над ломаной линией
скал гигантского красного светила. Мир быстро наполнялся теплом, светом  и
всеохватывающим счастьем.
   Рассвело. Кэрил  прижался  к  девушке  -  так  приятно  было  впитывать
излучаемые им нежность и любовь. Метнулась откуда-то со стороны опасность,
испугалась сама и растаяла.
   "Даже если баньши сожрут меня как дань за то, чтобы все остальные могли
пойти  дальше,  я  буду  счастлива  тем,  что  испытала  эту  любовь,  эту
неиссякаемую жизненную силу, что до поры до  времени  таились  во  мне,  в
тебе, мой маленький братец баньши. Но  я  хочу  жить,  я  хочу  радоваться
солнечному свету..."
   Никогда ранее Ромили не испытывала такого наслаждения. Она не  скрывала
"слез. Это не имело никакого значения - слезы тоже дар Божий.  В  тот  миг
она слилась с окружающим  миром,  даже  промерзший  ледник  был  по-своему
чудесен и словно бы в ответ на ее радость и мольбу чуть шевельнулся  своим
длинным, покоившимся на каменном ложе телом.
   Затем эта связь и единение растаяли, угасли.  Ромили  увидела  себя  на
леднике, рядом люди, кони, червины. Вон и замершие стервятники, а выше  по
заснеженному пологому склону какие-то  гигантские  короткокрылые  птицы  с
толстыми ногами топали вереницей ко входу в пещеру.
   - Да-а, они были такие голодные, а мы их лишили завтрака,  -  засмеялся
Кэрил и повертелся, чтобы освободиться от ее тесных объятий.
   Ромили шлепнула мальчика - помолчи, баньши еще вполне могут вернуться.
   Когда группа добралась до противоположного края ледника и  дорога,  уже
достаточно расширившаяся, приглаженная, нырнула за  выступ  скалы,  к  ним
подъехал Карло и осипшим голосом поблагодарил:
   - Спасибо, ребята. Действительно, не очень-то хотелось попасть к ним на
завтрак, даже если они так голодны. Правильно сказал Румал - пусть  поищут
пищу в каком-нибудь другом месте.
   Мужчины окружили их - в глазах у них застыло благоговение.  Даже  Орейн
некоторое время не мог слова вымолвить,  потом  наконец  шлепнул  себя  по
ляжкам и воскликнул:
   - Ай, глупые баньши! Каких вкусненьких мальчиков упустили. А может,  вы
уже не в их  вкусе?  Такие  большие,  мясо  у  вас  жесткое,  то  ли  дело
молоденький горный кролик.
   Все загоготали. Смеялись долго, от души, вытирая выступавшие на  глазах
слезы. Ромили тоже  хихикала,  однако  при  этом  чувствовала  слабость  и
опустошенность, как всегда бывает после того, как воспользуешься лараном.
   Дом Карло покопался в своей переметной суме и грубовато заворчал:
   - Что-то я последнее время в долгах как в шелках. И  угостить  мне  вас
нечем. После такой работы лерони обычно испытывают страшный голод. Ну, чем
богаты, тем и рады. - Он вручил Ромили и Кэрилу  сушеного  мяса,  фруктов,
ломоть еще не до конца засохшего хлеба.
   Ромили  и  Кэрил  с  жадностью  набросились  на  еду.  Скоро  их   щеки
порозовели.
   "Боже, это же тоже когда-то были живые существа, а  я  рву  их  зубами,
глотаю... Чем я лучше баньши? И зерно, и плоды, и мясо когда-то были моими
братьями. Нет, зерно и плоды Богом уготованы нам в  пищу.  А  вот  мясо  -
никогда!"
   Кэрил, видно, тоже очень устал и с трудом жевал черствую  корку.  Мясо,
как заметила Ромили, он тоже отложил. Значит,  кое-что  понял,  осознал...
Удивительно, как она раньше могла есть мясо! И позже, на привале,  который
сделали ближе к полудню, Ромили ограничилась только  сушеными  фруктами  и
хлебом, потом развела в воде муку и поела тюри. Вот что еще удивительно  -
когда во время  кормежки  сторожевые  птицы  с  жадностью  набросились  на
подвяленную тушку, это ее совсем не тронуло, не вызвало отвращения  -  так
уж стервятники устроены.
   Еще она заметила, что  люди  не  очень-то  льнут  к  ней,  держатся  на
расстоянии. Это тоже было понятно - подобный дар внушал оторопь, а  многих
просто пугал.
   Когда все отдохнули, лошади и червины были  оседланы,  Ромили  обратила
внимание на дома Карло - тот вернулся немного назад, повернул коня и, чуть
привстав на стременах, внимательно вглядывался в ту  сторону,  откуда  они
приехали. Девушка уже была достаточно опытна, чтобы понять,  что  господин
использует ларан.
   - Теперь им нас не догнать, - наконец сказал дом Карло. - Здесь столько
тропок, что я не верю, будто Лиондри даже с ордой лерони  сможет  отыскать
наш след. Часовых будем выставлять, как обычно. Думаю, теперь мы доберемся
до Каер-Донна без приключений.
   Потом он обратился к Кэрилу:
   - Не желаешь пересесть на мою лошадь, мальчик? - Карло  разговаривал  с
ним без всякой снисходительности, как равный с равным. - Мне  бы  хотелось
кое-что обсудить с тобой, - добавил он.
   Мальчик глянул на Ромили, потом как-то подтянулся и вежливо ответил:
   - Как пожелаете, дядюшка.
   Он встал ногами на седло и перебрался к  дому  Карло.  Всю  дорогу,  до
самого вечера, они что-то долго и оживленно обсуждали. Понять было  ничего
нельзя - беседовали они полушепотом. Ромили стало грустно - ей недоставало
парнишки, она уже привыкла к нему, с Кэрилом было как-то уютней. Она  сама
не заметила, как подъехала ближе, теперь до  нее  стали  долетать  обрывки
фраз.
   - ...о нет, дядя, даю вам слово, что...
   Внезапный укол ревности причинил боль Ромили - ей стало  обидно,  очень
захотелось узнать, о чем они  разговаривают.  Может,  использовать  ларан?
Один раз, с птицами, у нее получилось. Может, стоит только захотеть...
   Вовремя успела опомниться!.. Что с тобой,  упрекнула  она  себя,  разве
можно так  опускаться!  Как  ни  крути,  а  тебе  все  же  дали  приличное
воспитание, ты росла в благородном  доме.  Как  же  можно?  С  детства  ей
внушали, что нет ничего хуже, чем подслушивать  у  замочной  скважины  или
подглядывать за товарищами.
   Тем более обладая лараном, данным  Богом!  Неужели  она  допустит,  что
спасшая ее способность будет использована в таких  грязных  целях?  Ромили
решила  осмотреть  птиц,  пересадила  к  себе   на   седло   Благоразумие,
погрузилась в ее  сознание  и  невольно  задумалась:  что  же  такое  этот
чудесный дар? Безусловно, она обладала некой силой, которая  позволяла  ей
навязывать ястребам, лошадям свою волю. Особенно в минуты опасности...  Но
каковы границы этого дара? Она могла заставить лошадь скакать  и  день,  и
ночь, потому что та любила ее и очень хотела быть поближе  к  хозяйке,  но
разве   подобное   доверие   не   накладывало   на   Ромили   определенные
обязательства? Только  при  этом  условии  возможна  такая  дружба,  какая
возникла у них с Пречиозой. У девушки сразу защемило сердце... Неужели она
больше никогда не увидит свою ястребицу? Как же она сейчас была ей нужна!
   Да, доверие возможно только на основе взаимных обязательств.
   "Хранитель Разума! Я не просила тебя наградить меня этой силой, но  раз
уж так случилось, пожалуйста, научи меня ею пользоваться. Не  применять  в
дурных целях... Как ухитриться не лишать жизни даже рогатого кролика, ведь
мы все твои дети, Всеединый?!"
   Она сделала паузу, потом шепотом добавила:
   - И я тоже... Но какая же маленькая часть!



        5

   Всю долгую дорогу до Каер-Донна эти мысли продолжали волновать  Ромили.
Охотясь за дичью и рогатыми кроликами для сторожевых птиц,  она  постоянно
помнила о своем ларане и без конца молила Бога помочь ей и  не  допустить,
чтобы этот дар был использован во зло. Скольких зверьков  она  упустила  в
этих размышлениях! Дело дошло до того, что  спутники  начали  бранить  ее.
Тогда она решила с помощью телепатии отыскать в лесу падаль, однако никому
не хотелось возиться с полуразложившимися трупами.
   Противоречие казалось неразрешимым.  Телепатия  помогла  ей  слиться  с
природой,   осознать   цельность,   завершенность   и    взаимозависимость
окружающего мира, его изначальное добро, и в то же время ларан  оказывался
средством насилия. Особенно мучила Ромили необходимость губить жизни одних
невинных созданий, чтобы продлить жизнь других. Прежние  годы,  когда  она
тренировала ястребов, обучала лошадей, теперь казались ей  райской  порой.
Этот дар был проклят, обладающие им, должно быть, в конце концов сходят  с
ума? Вряд ли... Стоит только взглянуть на  дома  Карло,  обладавшего  этой
могучей силой, и сразу можно  было  догадаться,  что  его  волнуют  совсем
другие вопросы. Может, стоило подъехать к нему и поделиться сомнениями?
   Наконец  Ромили  решила,  что,  пока  не  найдет   ответа,   не   будет
пользоваться лараном. Кормить сторожевых птиц, приглядывать за ними -  да!
Но без всякого вмешательства в их сознание. Птицы сразу почуяли  неладное,
сначала заерзали на своих местах, потом принялись недоуменно  вскрикивать.
Тут сам дом Карло подъехал к ней и выругал:
   - Прекрати свои дурацкие опыты, парень! - Потом уже ласковее добавил: -
Послушай, тебе платят за то, чтобы ты успокаивал  их.  Нам  что,  забот  в
дороге не хватает?
   Делать было нечего - пришлось коснуться их сознания добрым помыслом.  И
тут же накатили прежние сомнения - кто ее просил влезать  в  чужой  разум?
Птицы?  Или  их  владелец?..  После  выговора,  сделанного  домом   Карло,
обращаться к нему уже не хотелось. И зачем? Выходит,  он  все  понимает  и
догадывается, какое смятение вызвала у Ромили недавняя  победа.  Если  она
смогла убедить баньши не трогать путников, значит, ей дана великая сила и,
следовательно,  на  ней  лежит  ответственность  за  все  живое.  Как   же
использовать эту силу исключительно  во  благо  и  ни  в  коем  случае  не
перешагнуть  ту  незримую  черту,  за  которой  любое  применение   ларана
оборачивается насилием? Но ларан сам по себе сила, и нельзя  проникнуть  в
сознание - например, лошади - без мысленного  нажима.  Но  ведь  лошадь  -
живое существо, и по какому праву она вынуждает тварь Божию совершать  тот
или иной поступок?
   Ромили даже немного всплакнула от безысходности - так, чтобы  никто  не
видел, - с удовольствием пожалела себя,  мысленно  погладила  по  головке.
Вспомнила Руйвена... Неужели брат тоже попал в этот нравственный капкан  и
не знал, как из него выбраться? Может, потому он и сбежал из дома, что  не
хотел объезжать лошадей  и  обучать  ловчих  птиц,  вот  и  рванул  искать
спасение в Башне. Получается, что только  за  их  высокими  стенами  можно
обрести покой? Как в те минуты, когда они вереницей  двигались  по  горной
дороге, Ромили завидовала Дарену, лишенному дара Макаранов! Пусть даже  он
до смерти  боялся  и  ненавидел  ястребов  и  коней,  ему  не  нужно  было
вторгаться в их сознание и навязывать  свою  волю.  С  Кэрилом,  вздохнула
девушка, говорить бесполезно, он еще ребенок, для него телепатическая сила
всего-навсего игра. Впрочем, как и для нее самой в прежние годы. Ух, какое
удовольствие доставляла ей возможность без слов и понуканий,  одной  силой
мысли остановить коня на скаку, повернуть его в ту или иную сторону.  А  с
каким аппетитом поедала она  свежепойманную,  зажаренную  дичь  -  тех  же
кворебни! Правда, и тогда она  задумывалась,  что  только  что  из-за  нее
угасло еще одно сознание. Ромили замыкалась в себе, отказывалась от  мяса.
Теперь, в дороге, она окончательно перешла на кашу, сухие фрукты,  сухари.
Через некоторое время она почувствовала, как повлияла подобная диета на ее
состояние. Она постоянно ощущала голод, мерзла - не  спасал  и  подаренный
Орейном плащ; однако, даже когда дом Карло, теперь  внимательно  следивший
за ней, приказал ей есть то же, что и другие, она отказалась. Тот принялся
настаивать, и Ромили пришлось взять зажаренный кусок мяса дикого  червина,
но ее сразу вырвало.
   Ромили встретила внимательный взгляд Орейна - девушка побелела, ее  всю
трясло, тем не менее она приблизилась к туше  и  заставила  себя  вырезать
подходящий кусок на корм стервятникам. В снегах трудно было  с  гравием  -
острые камешки птицам давать было нельзя, - поэтому  она  нарезала  полосы
кожи с шерстью, все смешала и только было собралась  покормить  птиц,  как
гигант окликнул ее:
   - Дай мне, я сам... - Он  подошел  к  ней,  взял  еду  и  направился  к
стервятникам, молча восседавшим на насестах, устроенных так, чтобы  птицам
было потеплее.
   Накормив пернатых сторожей, он вернулся и спросил:
   - В чем дело, парень? Есть мясо ты не можешь, тебя рвет.  Ты,  случаем,
не заболел? Карло тревожится, что с тобой будет дальше. Дорога-то длинная,
трудная...
   - Знаю, - ответила Ромили, не глядя на него.
   - Что тебе мешает? Может, я могу чем-нибудь помочь?
   Девушка отрицательно покачала головой. Вряд ли кто-нибудь  способен  ей
помочь. Если бы она могла поговорить со своим отцом, который, должно быть,
тоже испытывал подобные муки  в  молодости,  иначе  почему  так  ненавидел
ларан, даже слышать о нем не желал? Но что это  могло  изменить?  Запрещай
употреблять это слово в своем присутствии или нет - суть дела от этого  не
изменится. В работе он всегда пользовался этой природной способностью.
   С неожиданной силой Ромили  вспомнила  "Соколиную  лужайку",  в  памяти
всплыло лицо отца, любимое, незабываемое... Вот оно  исказилось,  налилось
гневом, побагровело от ярости, вот отец ударил ее!.. Ромили  закрыла  лицо
руками, пытаясь заглушить рыдания. Ох, как не ко  времени  -  теперь  всем
станет ясно, что она не более чем  взбалмошная  девчонка...  Однако  слезы
полились ручьем.
   Тяжелая рука Орейна легла ей на плечо.
   - Ладно, сынок, не придавай этому значения. Я не из тех,  кто  считает,
что и поплакать уже нельзя. Плачь, если хочется...  Я  понимаю,  ты  очень
устал, плохо себя чувствуешь. Пореви... Я не  буду  больше  докучать  тебе
расспросами.
   Он крепко и дружески сжал ей плечо и вернул девушку к костру.
   - Вот, выпей горячего настоя - это успокоит твой желудок...
   Орейн как обычно достал из кожаного мешочка какой-то травки, заварил ее
в  кружке  и  подал  Ромили.  Напиток  был  ароматен,  приятно   горчил...
Чуть-чуть, в самую меру... Она сразу почувствовала себя лучше.
   - Если мясо встает у тебя поперек горла, я принесу тебе сухих фруктов и
хлеба. В любом случае надо основательно поесть. Здесь не тот климат, чтобы
голодать. Подумай, Румал, что мы будем делать, если ты заболеешь? Так  что
соберись с духом и ешь...
   Он отрезал огромный кус подмерзшего хлеба, намазал его  вытопленным  из
мяса червина жиром, сунул девушке, и та быстро проглотила  угощение,  заев
горстью сухих фруктов. Потом вместе с  Орейном  они  покормили  лошадей  и
пони. Теперь и самим можно  на  боковую.  Ромили  легла  между  Орейном  и
Кэрилом, которого с головой - один нос торчал - завернули в  плащ.  Сверху
Орейн укрыл ее теплым одеялом, подоткнул по бокам... Стало тепло,  но  сон
не шел. Совсем некстати. Она тайком сосчитала  на  пальцах  -  все  точно,
прошло тридцать дней.  Опять  подошли  месячные...  Черт,  плоховато  быть
женщиной! Она лежала между мальчиком и здоровенным мужчиной и  соображала,
как  скрыть  месячные  в  этом  проклятом  климате.  К  счастью,  все  так
уматывались  за  день,  что,  устроив  общее  ложе,  чтобы  было   теплее,
скучившись, засыпали как убитые. Ромили  завернулась  в  плащ,  подаренный
Орейном, сверху старая накидка, которую она прихватила  с  собой  из  дома
Рори, потом одеяло - здесь в  ямке  было  тепло,  уютно,  однако  придется
вылезать. Надо что-нибудь придумать... Ни тряпок, ни запасного белья  нет,
прокладки сделать не  из  чего.  Правда,  вокруг  полным-полно  мха,  она,
конечно, никогда не  пользовалась  им,  даже  не  задумывалась  над  такой
возможностью, хотя слышала, что  женщины  из  бедных  использовали  мох  в
качестве прокладок. Ромили не сразу решилась на это, но стирать  тряпки  в
горах просто невозможно. Завтра она наберет мху. Какая  жалость,  что  она
родилась женщиной!
   К полуночи мороз окреп, и путники, словно стая бродячих  собак,  начали
теснее сбиваться в кучу. Утром, когда лагерь  начал  просыпаться  и  Орейн
откинул одеяло, Аларик недобро пошутил над ним:
   - Эй, дядюшка, ты в няньки записался?
   Услышав эти слова, Ромили напряглась - что-то будет? Спать возле Орейна
было здорово, как возле печки, и Кэрил тоже жался к нему. Орейн был  такой
мягкий, совсем как отец...
   Ромили вовсе не боялась гиганта. После того, что им довелось  пережить,
она верила, что в случае опасности  на  него  можно  положиться.  Конечно,
узнай Орейн, что она женщина, для него это было бы большим  сюрпризом,  но
он никогда бы не причинил ей вреда. Повел бы  себя  с  ней  как  отец  или
брат... Каким-то образом девушка знала, что он не относился к  тому  сорту
мужчин, которые могли посягнуть на честь или предложить  женщине  что-либо
недостойное...
   Ромили выбралась из груды тряпья и отправилась подальше по личной нужде
- спутники часто подшучивали над ней  за  стыдливость:  "Что  ты,  парень,
такой скромняга, точно женщина. Показал бы свою штуковину, там,  наверное,
спрятано что-то неподъемное..." И все в том же духе...  Правда,  скалились
беззлобно, объясняя подобную застенчивость тем, что он христофоро. Те, как
известно, очень щепетильны насчет подобных вещей. Она  была  уверена,  что
никто из них ничего не подозревает, а Кэрил и дом Карло помалкивали.
   Ясно, что хранить в тайне свой пол она должна как можно  дольше.  Когда
они приедут в Каер-Донн, там, может, будет куда труднее  найти  работу  по
обучению ястребов или объездке коней, но с рекомендациями Орейна и  самого
дома Карло Ромили думала легче справиться с этой проблемой.
   Ей все еще было не по себе -  по-видимому,  сказывалось  сало  червина,
которое она слопала вчера. Ну и глупо переживать по этому поводу - так  уж
самой природой устроено, что одни животные служат пищей для других, а  те,
в свою очередь, едят траву и всякую другую зеленую поросль. И подташнивает
ее вовсе не из-за  сала,  хотя  мяса  лучше  больше  не  есть.  Интересно,
рассказал Орейн дому - Карло насчет  ее  вчерашней  рвоты?  Может,  теперь
господин не будет силком пичкать ее мясом?
   За завтраком, когда Ромили вновь отказалась от жареных  кусков,  Аларик
грубо пошутил:
   - Вот и правильно! Чем меньше он  съест,  тем  больше  нам  достанется,
ребята. Пусть питается, как он хочет. Нет еще желающих перейти на  кашу  и
фрукты? Я бы с удовольствием умял и его долю.
   Шел