а кухарками, швеями, пряхами и  даже  за  молочницами.  При  этом
воспитательница заставляла ее самое готовить, кроить, доить  коров...  Как
приговаривала Калинда, это совсем не значит, что  ей  придется  заниматься
подобными делами, но хорошая хозяйка должна  знать,  выдаивает  ли  доярка
вымя до конца или ленится, не балует ли с водой, а уж о домашних слугах  и
говорить не приходится.  За  этими  нужен  глаз  да  глаз!  Лорд  Скатфелл
вдовствовал, и по всему выходило, что  супруге  наследника  суждено  стать
первой дамой в их семье, следовательно, заниматься хозяйством. К  тому  же
нельзя было хотя бы намеком  показать,  что  она  не  разбирается  в  этих
вопросах. Ни в коем случае нельзя было давать повод  для  пересудов:  вот,
мол, те из "Соколиной лужайки" - сущая беднота, и женщины из их рода не  в
состоянии справиться с хозяйством, ибо никакого хозяйства у них никогда не
было. Так, крупная ферма, а  не  поместье...  Однако,  по  мнению  Ромили,
подобное обучение более походило на самый тяжкий, взаправдашний труд,  чем
на пояснение, как надо следить за работницами. Сколько грязи она выволокла
на своем горбу из амбара, сколько коров подоила, сколько  взбила  масла  -
словами не передать.  И  все  это  давалось  огромным  напряжением  сил  -
навыков-то у нее почти не было, до  всего  по  большей  части  приходилось
доходить своим умом, а те, за кем она  должна  была  приглядывать,  скорее
приглядывали за ней. Советы их были полезны,  но  скупы  -  они  толком  и
объяснить не могли, почему надо было делать так, а не иначе.  От  подобных
вопросов слуги нередко застывали и начинали часто  моргать.  Ромили  тогда
становилось неловко, а наиболее  простодушные  после  недоумения  и  паузы
начинали ворчать  -  почему,  почему?  По  кочану!..  Учили  их  так,  вот
почему!..
   Потом в бой вступала Люсьела и круто принималась за Ромили, а заодно  и
за Мэйлину. Мачеха собрала все их старые куклы, поодевала  их  в  ношенные
Раэлем наряды и  учила  сестер,  как  купать  младенца,  как  поддерживать
головку,  как  пеленать,  как  поступать,  когда  высыпала   потница   или
замечалось покраснение. Ромили в толк взять не могла, зачем все эти  муки,
если в доме Скатфеллов полно нянек и опытных женщин  среднего  возраста  -
хотя бы Дариса, у которой уже двое, нет, трое детей, - зачем ей-то вся эта
премудрость? Не тут-то было - Люсьела  неожиданно  резко  и  безоговорочно
подавила всякие попытки пререкаться. "Надо! - заявила она. - Надо,  и  все
тут!.." Ну и жизнь начинается, вздыхала Ромили. Она в  общем-то  не  очень
горела желанием обзаводиться детьми. Тем более  сразу.  Конечно,  Раэль  в
младенчестве был просто чудо, однако стоило ей  вспомнить  Дарису,  как  у
девушки тут же  холодело  на  душе.  Неужели  и  она  раздастся  до  таких
размеров, расползется, как квашня?! Жуть!..  Потом  еще  этот...  Ну,  сам
процесс, в результате которого получаются дети. Она выросла на ферме, была
здоровой, грудастой девицей, которая втайне частенько задумывалась -  даже
с  некоторым  удовольствием  -  о  суженом,  которому  доверит   себя.   О
любовнике-муже...  Но  когда  перед  мысленным  взором   Ромили   вставало
ненавистное,  пухлое,  с  алыми  влажными  губами  лицо  дома  Гариса,  ее
охватывала такая слабость, что сама мысль  о  соитии  с  мужчиной  ничего,
кроме отвращения и дрожи, не вызывала. Она просто не могла,  просто  не  в
состоянии была  представить  себя  в  его  объятиях,  в  чужих  бесстыдных
объятиях!.. Нет, надо бежать - как-то сразу и без колебаний однажды решила
Ромили. Только бежать!.. Вступить в Орден Меча,  опоясаться  оружием  и  в
качестве наемницы сражаться  за  того  короля,  который  больше  заплатит.
Придется обрезать косы, проколоть уши... Когда прошел первый  угар,  когда
девушка обдумала эту возможность, ей стало смешно. Как же она глупа -  ну,
сбежит она, дальше что? За ней тотчас отправят погоню. Нужно  быть  полной
дурой, чтобы поверить, что ее не нагонят, не отыщут -  в  холмах  Киллгард
следопытов хватает. Что последует  за  этим?  Душераздирающий  разговор  с
отцом, мачехой и самим домом Гарисом? Они ее свяжут - в этот миг  фантазия
опять заработала, и Ромили со страхом и надеждой погрузилась  в  волнующие
душу видения, - закуют в кандалы, а она примется  истошно  вопить:  "Нет!"
Тогда они потащат ее к кровати... Что,  прямо  в  кандалах?  Нет,  кандалы
снимут, но вопить она будет. "Нет! Нет!.. Ни в коем случае!"  -  так,  что
ли? Ромили грустно усмехнулась, посидела, подумала, потом встрепенулась. А
что, если... Нет, и так не получится...  Тогда  она  вот  как  поступит...
Глазки у девушки вновь разгорелись. У нее  будет  с  собой  кинжал...  Дом
Гарис, конечно, сразу отпрянет. Она заявит, что заколет его или себя, если
он посмеет притронуться к ней. Она по-доброму, убедительно  объяснит  ему,
как он ей  ненавистен.  Гарис  смутится,  может,  даже,  если  он  хороший
человек, заплачет и отпустит ее на все четыре стороны.
   Может, даже встанет на колени и начнет умолять простить его...
   Ромили глубоко вздохнула. Дура, дура ты, охота тебе тешиться  девичьими
сказками? Прямо, на колени встанет!.. Ей  не  миновать  замужества,  но  и
согласиться в душе на брак она не могла. Что-то надо было делать!..
   Между тем приближалось лето. По вечерам мелкий дождик уже редко  и  как
бы в шутку сменялся снегопадом; на холмах буйно цвело разнотравье.  Уже  и
на ореховых деревьях проклюнулись маленькие округлые завязи  -  их  обилие
предвещало богатый урожай. Теперь  Ромили  и  Мэйлина  почти  каждый  день
ходили  по  грибы  -  в  старой  роще  неподалеку  от  усадьбы   их   было
видимо-невидимо. К тому же в обязанности  старшей  сестры  входил  и  сбор
ягод, и заготовка варенья, и сбивание масла, так что времени на отдых,  на
верховую прогулку с Пречиозой почти не оставалось.  И  все-таки  ежедневно
девушка находила минутку, чтобы забежать в сарай, погладить свой любимицу.
Не забывала и попросить Дарена или Алдерика взять Пречиозу с  собой,  дать
ей полетать, поохотиться. Птице нельзя  терять  форму.  Дарен  по-прежнему
опасался ястреба и, как мог, избегал попадаться сестре  на  глаза,  однако
когда Алдерик отказывался, он был вынужден сажать птицу на дужку седла.
   Однажды вечером Дарен решил объясниться с сестрой.
   - Ястреб при мне очень плохо  летает,  -  начал  он.  -  Она,  как  мне
кажется, скучает по тебе.
   - Ну что мне делать? У меня  нет  времени  заниматься  ею,  -  виновато
ответила Ромили. Она сама попала в капкан  -  вот  возникли  между  ней  и
птицей любовь и взаимопонимание, а зачем? Разве можно ястребице объяснить,
сколько дел свалилось на хозяйку? А сколько еще свалится!  Ничего,  завтра
мы с тобой поохотимся, решила Ромили, черт  с  ними,  с  делами.  В  любом
случае она улучит часок-другой, и они отправятся в горы.
   На следующее утро Ромили с  такой  решительностью,  с  такой  небывалой
энергией взялась за дела - буквально летала по двору,  -  что  Люсьела  не
выдержала и спросила:
   - Что с тобой случилось, Роми?
   - Я хочу поскорее закончить, матушка, а потом прогулять своего ястреба.
   Люсьела замялась, но все-таки заметила:
   - Тебе бы не следовало пренебрегать подарками дома  Гариса.  Ну  ладно,
ступай, подыши свежим воздухом.
   Ромили перевела дух и бросилась в свою комнату переодеться в  охотничий
костюм. По пути приказала оседлать лошадь - она предполагала, что ей будет
приготовлено дамское седло, собственно, об этом уже не  стоило  упоминать,
конюхам все было давным-давно известно. Наконец она въехала во двор.
   Дарен в это время с мрачным видом обучал здесь  двух  ястребов.  Ромили
сразу заметила, как неуверенно движется брат. Она  на  ходу  бросила,  что
собирается на охоту, и поинтересовалась - не составит ли он  ей  компанию?
Юноша обрадовался,  тут  же  согласился  и  приказал  оседлать  коня.  Тем
временем Ромили взяла Пречиозу - с удовольствием ощутила привычную тяжесть
птицы, попыталась проникнуть в ее сознание.  В  этот  момент  в  соколятню
вошел отец.
   - Ромили! - резко сказал он. - Возьми своих ястребов, а этого посади на
место. Ты же слышала, что сказал твой будущий  муж  -  неприлично  молодой
даме иметь дело с веринами. Верни ястребицу на место.
   - Отец! - От гнева у нее даже краска на лице выступила. - Пречиоза тоже
мой собственный ястреб! Я сама обучила ее! Она -  моя!  Моя!..  Что  здесь
неприличного, если я решила поохотиться со своей птицей! Неужели дом Гарис
имеет право указывать тебе, что прилично для твоей дочери, что нет? Даже в
твоем собственном доме?..
   Девушка заметила,  что  отец  задумался,  потом,  видно  справившись  с
нерешительностью, уже громче повторил:
   - Я уже сказал тебе, посади этого ястреба на  место  и  возьми  своего.
Любого из двух... Можешь взять обоих. Я не слышал твоих слов, девочка!
   Он шагнул к Ромили. Пречиоза почувствовала волнение  хозяйки  и  забила
крыльями, взлетела на длину ремешка, затем тяжело села на руку.
   - Отец, - умоляюще, очень тихо, чтобы не  побеспокоить  пугливых  птиц,
сказала она. - Не говори так...
   Отец не ответил, сам взял Пречиозу  и  посадил  на  прежнее  место,  на
жердь.
   - Я буду очень послушной - это все, что мне надо...
   Дон Микел Макаран не ответил.
   - Она уже долго не охотилась, ей необходима тренировка.
   После недолгой паузы Макаран заметил:
   - Это верно, - и кивком подозвал к себе Дарена. - Иди сюда. Вот, возьми
настоящую птицу, я дарю ее тебе. Это лучшее, что у нас есть, тебе  следует
поработать с ней, поддерживать форму. Начни сегодня же.
   Ромили рот открыла от изумления - он  не  мог  так  поступить!  Макаран
опять взял птицу - держал до тех пор, пока  ястреб  не  успокоился,  затем
умело пересадил на запястье Дарена. Тот, испугавшись, невольно отшатнулся,
и Пречиоза, даже  прикрытая  колпачком,  встрепенулась,  вскинула  голову,
попыталась расправить крылья. Дарен совсем растерялся, попытался  прикрыть
голову свободной рукой, но и она дрожала. Ястребица  упала  и  повисла  на
прикрепленном к ее ногам ремешке. Макаран зло прошептал:
   - Подними ее! Успокой, черт тебя побери! Если она  повредит  крылья,  я
тебе шею сверну, парень.
   Дарен усадил Пречиозу на запястье, поглаживаниями  успокоил  ее.  Птица
наконец затихла. В этот момент брат подал голос -  от  волнения  заговорил
фальцетом:
   - Это... это нечестно, сэр. Отец, прошу тебя, ведь Ромили обучала этого
ястреба. Ведь у нее же есть ларан...
   - Замолчи! - прошипел Макаран. - Не смей употреблять это слово  в  моем
присутствии.
   - Пусть ты отказываешься слышать об  этом,  ничего  не  изменится.  Что
есть,  то  есть!..  Этот  ястреб  принадлежит  Ромили.  Она  научила   его
охотиться, она заслужила, и я не желаю... Я не имею  права  отнять  у  нее
птицу.
   - Но ты же получил ястреба от меня!  -  прошипел  Макаран.  Его  нижняя
челюсть выпятилась,  пальцы  задвигались,  словно  он  пытался  за  что-то
зацепиться.  Бесполезно...  -  Как  ты   осмелился   выговорить   такое?..
Оказывается, ястреб, воспитанный в моем доме,  уже  не  мой  ястреб  и  я,
видите ли, не имею права им распоряжаться? У  Ромили  есть  свои  птицы  -
подарок от будущего мужа. А этот мой,  понимаешь  -  мой!  И  если  ты  не
возьмешь его, то... - Его глаза блеснули, пальцы опять  принялись  хватать
воздух. Макаран дышал тяжело, прерывисто. - Или я сам,  собственной  рукой
сверну ему шею. Вот сейчас, на ваших глазах!..
   Он  потянулся  к  Пречиозе,  и  в  этот  момент  Ромили  не  выдержала.
Вскрикнула!..
   - Нет! Папа, не надо!.. Пожалуйста!.. Дарен, не отдавай, возьми ястреба
себе. Лучше так...
   Дарен тяжело, прерывисто вздохнул. Облизнул губы и сказал:
   - Только ради тебя, Ромили. Только ради тебя, клянусь!..
   Его  глаза  погасли,  теперь  в  них  стыла   печаль   -   безысходная,
туповатая... Сердце у Ромили защемило... Она, чтобы разрядить  напряжение,
подбежала  к  одному  из  своих  нарядно-игрушечных  ястребов.   Как   она
ненавидела их в этот момент! От вида шибающих в глаза сафьяновых колпачков
ее бросило в ярость. Едва  успела  совладать  с  собой  -  помогло  долгое
общение с ястребами. Ястребы не  терпели  суматохи,  криков,  всплесков...
Поработай с ними - и такую выдержку воспитаешь!.. Вот и на этот раз Ромили
спохватилась, пристыдила себя - чем эти пернатые  куклы  виноваты?  И  все
равно раздражение не смолкало. Заниматься с подобными пустышками  в  самый
раз Раэлю.  Ястреб  спокойно  устроился  на  ее  запястье,  несколько  раз
переступил, выбирая удобное место. Ромили даже стало жалко его  -  виноват
ли он, что не уродился Пречиозой?
   Пречиоза тем временем все переступала на рукавице,  натянутой  на  руку
Дарена. Никак не могла найти опору.
   "Боже, мой ястреб...  Мой!..  Теперь  этот  глупый  Дарен  окончательно
испортит его... Ох, Пречиоза, Пречиоза, почему нам с тобой так  не  везет?
Почему это должно было случиться именно с нами?"
   В тот миг она почувствовала, что ненавидит отца. Дарена тоже... Как  он
обращается с Пречиозой!  Ромили  зарыдала,  села  в  седло.  Микел  хмурил
кустистые седые брови - наконец коротко  рявкнул,  что  поскачет  с  ними,
проверит, правильно ли Дарен пустит ястреба. Если что не так,  он  тут  же
научит его. Как в детстве, когда мальчик осиливал азбуку. Ничего,  добавил
он, лишняя зуботычина шкуре не помешает. Его самого так же обучали.
   Без слов, не глядя друг на друга, выехали они со двора и  поскакали  по
склону холма.
   "Соколиная лужайка" была возведена на  высоком  труднодоступном  месте.
Чуть покатая вершина горы к подножию  круто  обрывалась,  только  в  одном
месте к замку вела неширокая извилистая тропинка.
   Ромили скакала последней, не скрывая злости,  поглядывала  на  отца,  а
также на Дарена, на луке седла  которого  серовато-сизой  каменной  глыбой
возвышалась Пречиоза.  Она  сосредоточила  свое  внимание  на  птице.  Так
называемый ларан. Раз уж это слово было  произнесено,  нечего  стесняться,
вот и проверим, есть он у нее или нет? Однако ястреб был слишком возбужден
и как бы не замечал призывов  девушки.  Ромили  удалось  различить  что-то
размытое, клокочущее, некий сгусток  гнева  и  ярости.  Девушку  буквально
обдало полыхавшей в сознании птицы ненавистью. Как успокоить ее, если  она
едет в отдалении, на другой лошади?
   Вскоре  кавалькада  добралась  до  нарядного  широкого  лужка  -  здесь
Пречиозу пустили в первый пробный полет, только на этот раз с ними не было
Алдерика. Вместо него - разгневанный отец... Ромили  едва  не  выругалась,
наблюдая,  как  неуклюже,  робея,  Дарен  вел  ястреба.   Когда   всадники
остановились, брат снял с головы хищника колпачок, пересадил на  запястье,
поднял руку и пустил в  полет.  Ромили  изо  всех  сил  бросила  ей  вслед
мысленный сигнал. С набором высоты птица  успокаивалась  -  девушка  сразу
почувствовала это; вот уже прояснились дали, за которыми ястребиными очами
наблюдал человек. Горизонт отодвинулся, понизился,  стал  более  похож  на
привычную  ломаную  границу  исполинского  небесного  купола.  Земля  тоже
выглядела теперь по-другому - изменилась точка наблюдения.  Стала  заметна
разная живность, населявшая холмы Киллгард. Ястребица видела то, что  было
скрыто от человеческих глаз, - с огромной высоты различала малую  былинку.
Даже волоски на рыже-серой шкурке рогатого кролика.
   Сердце Ромили переполнилось отчаянием. "Пусть она будет свободна!  Тебе
теперь не быть моей, а чужие руки тебя погубят, милая птица. Чего ждать от
этого неумехи Дарена? Умом он все понимает, но ничего не  может  поделать,
коль руки и сердце не лежат к охоте, а его  упорно  заставляют  заниматься
нелюбимым делом. Но как же мне расстаться с тобой, милая птица? Это значит
погубить себя!.." Девушка едва не закричала: "Будь свободна -  кому-то  из
нас просто необходимо оказаться на воле. Выше! Поднимайся  выше  -  теперь
лети-и-и!.."
   - Ромили, что с тобой? Ты заболела?  -  взволнованно  спросил  отец.  -
Оставь птицу в покое, девочка!
   Она ничего не ответила - на мгновение оторвалась от сознания  Пречиозы,
сдернула колпачок с головы своего ястреба,  подбросила  его  вверх.  Ярким
драгоценным камнем в лучах густо-красного громадного  солнца  мелькнула  в
небе хищная птица. Ястреб развернулся по ветру,  но  тут  Ромили  перевела
взгляд на едва заметную точку,  виднеющуюся  на  западе,  ее  мысли  вновь
метнулись к Пречиозе,  разом  установился  мысленный  контакт,  и  девушка
страстно  подумала:  "Выше,  выше...  теперь  планируй   против   ветра...
улетай... Улетай прочь! Будь свободна как ветер!.."
   В последний раз  перед  внутренним  взором  Ромили  открылась  панорама
земли, осматриваемой с огромной высоты,  -  что-то  напоминающее  карту  в
учебнике Раэля, затем изображение  пару  раз  мигнуло  и  пропало.  Ромили
увидела себя на коне, рядом отец и брат, и в  вышине  пронзительно  кричал
маленький ястреб. Видно, обнаружил добычу в  густой  траве...  Неожиданно,
сложив крылья, он рухнул вниз и через несколько  мгновений  уже  сидел  на
перчатке. Ромили инстинктивно, не соображая,  что  делает,  подсунула  ему
полевку... Пусть птица насытится, она  честно  отработала...  Но  все  это
мелькнуло в сознании мимоходом,  тенью.  Другая  увесистая  мысль  крушила
разум: "Все, она улетела... Улетела навсегда... Никогда опять..."
   Отец напряженно вглядывался в небо, пытаясь отыскать ястребицу.
   - Слишком долго... Слишком... - возбужденно выговорил он. - Ромили,  ты
разрешила ей скрыться из глаз?
   Ромили отрицательно покачала головой. Микел еще подождал  -  он  замер,
привстав  на  стременах.  Дарен  тоже,  откинув  голову  назад,  удивленно
вглядывался в небо, губы его сложились в подобие буквы "о".
   Наконец отец гневно бросил:
   - Ты упустил ее, чертов неумеха! Моего лучшего ястреба.  С  первого  же
раза!.. Никудышный ты человек! Ну, послал Бог сынка... В первый раз пустил
в полет и тут же потерял...
   Он с размаху, с оттяжкой хлестнул нагайкой сына по плечам.  Тот  взвыл,
более от страха, чем от боли. Свист хлыста словно разбудил Ромили.  Она  с
силой ударила каблуками своего коня, тот рванулся вперед, и девушка встала
между братом и отцом. Следующий удар пал на нее.
   - Меня, меня пори! - отчаянно закричала она.  -  Дарен  не  виноват.  Я
отпустила ее! Я!.. Пусть летит!.. Если мне быть в рабстве,  если  на  меня
наложили цепи, если у меня нагло забрали моего ястреба - вот так, в родном
доме ограбили, ты, гнусный тиран! - пусть она будет свободна! Я  заставила
ее улететь... Да-да, с помощью ларана. Как бы тебе не было ненавистно  это
слово, я повторяю: с помощью ларана! Ты и Руйвена  прогнал  прочь,  потому
что он не послушался... А зачем тебя, чертова  деспота,  слушаться?  Ты  и
Дарена решил забить до смерти - он и так уже страшится одного твоего вида.
Но я не боюсь тебя, я рада, что ты больше никогда не возьмешь в руки моего
ястреба. Слышишь, моего!!!
   Потом она зарыдала - во всю силу, не стесняясь...
   Макаран, на мгновение опешивший, не ожидавший,  что  удар  придется  по
дочери, замер с поднятой рукой,  но  стоило  Ромили  упомянуть  Руйвена  и
следом выкрикнуть: ларан! - лицо его побагровело, глаза вылезли из  орбит,
ярость затмила рассудок, и он принялся со всей силой  хлестать  непокорную
дочь. Он избивал ее зверски, исступленно. Девушка  содрогнулась  от  боли,
сжалась, пронзительно вскрикнула, сползла с седла. Микел тоже спрыгнул  на
землю и подошел к ней, продолжая лупить ее хлыстом. Дарен завопил так, что
его крик эхом разлился по полю, потом, повиснув на отце,  завыл  в  голос.
Следом послышался еще один призыв опомниться -  это  дом  Алдерик  схватил
отца за правую руку.
   - Сэр, сэр, простите,  но  разве  можно  избивать  женщину!  Тем  более
молодую девушку, вашу дочь. Боже,  Ромили,  у  тебя  вся  спина  в  крови.
Взгляните, сэр, что вы наделали - вся одежда порвана.
   Он вырвал хлыст. Микел Макаран не со