- Ну, об этом знают даже уличные певцы в  Тендаре,  -  произнес  король
Айдан. - Кое-кто из горных лордов слишком занесся и считает, что никто ему
не указ, а это ставит под угрозу мир по ту сторону Кадарина, мир,  который
достался нам такой большой ценой. Они считают своими сеньорами  Алдаранов,
но мы до сих пор воюем с Алдаранами. - Он задумчиво насупил брови. - Скажи
мне, юноша, если бы я помог тебе восстановить Хамерфел, согласился  бы  ты
принести вассальную клятву Хастурам и сражаться за них против Алдаранов?
   Едва Аластер открыл рот, чтобы ответить, король заявил:
   - Нет, не надо давать поспешный ответ. Иди домой  и  подумай.  А  после
приходи ко мне и скажи, что ты решил. Мне нужны лояльные люди в  Хеллерах,
иначе домены опять начнут воевать между собой,  как  во  времена  Варзила.
Война никому из нас не принесет пользы. Итак, иди развлекайся, а дня через
два или три, когда все как следует обдумаешь, приходи ко мне.
   Король кивнул и  благожелательно  улыбнулся  Аластеру,  а  затем  отвел
взгляд, давая понять, что аудиенция окончена.
   Лорд  Эдрик  тронул  молодого  человека  за   плечо,   тот   попятился,
развернулся и вышел из комнаты. Король сказал: "Иди и подумай",  но  какие
тут могут быть вопросы? Его первейшая задача восстановить клан и отстроить
заново свой замок. Если цена этому -  лояльность  дому  Хастуров,  он  без
колебаний заплатит ее.
   А сможет ли он ее заплатить? Дадут ли ему такую власть,  какой  испокон
веку обладали Хамерфелы и другие горные лорды  в  Хеллерах?  Может  ли  он
действительно доверять Айдану или кому-либо из Хастуров?  Не  окажется  ли
цена, которую он заплатит за королевскую милость и помощь в восстановлении
своих прав на земли, слишком высокой?
   Вернувшись туда, где до этого они болтали с Флорией, он обнаружил,  что
она ушла. Оглядев зал, Аластер тут же заметил ее. Она танцевала в хороводе
с дюжиной других юношей и девушек. Ни с того  ни  с  сего  Аластера  обуял
вдруг приступ злости и ревности. Могла бы и дождаться его.
   Вскоре Флория вернулась, раскрасневшаяся и возбужденная  танцем,  и  он
едва сдержался, чтобы не обнять ее на глазах  у  всех.  Будучи  телепатом,
она, разумеется, уловила его импульс и покраснела, улыбаясь так, словно он
ее поцеловал. Шепотом спросила его:
   - Что там было, Аластер?
   Он ответил, тоже почти шепотом:
   - Я говорил с королем, и он обещал помочь мне восстановить Хамерфел.
   О том, чего это будет стоить, он не сказал.
   Радуясь за него, девушка воскликнула:
   - О, как здорово! - И все головы в комнате повернулись  в  их  сторону.
Она опять покраснела и тихо засмеялась: - Ну, что бы из  этого  ни  вышло,
пока будем соблюдать конспирацию, и спасибо Эванде, что мы под крышей дома
моего отца, - с деловым видом сказала она. - Иначе разразился  бы  скандал
отсюда до самого... Хамерфела.
   - Флория, - произнес он, - знай, что когда я восстановлюсь в правах, то
первое, что сделаю, это пойду поговорю с твоим отцом...
   - Знаю, - прошептала  она,  -  и  буду  ждать  этого  дня  с  таким  же
нетерпением, как и ты.
   Аластер обнял ее, а она поцеловала его в  губы  так  легко,  что  через
минуту он задумался, было это в действительности или ему пригрезилось.
   Флория выскользнула из его объятий, и он с неохотой вернулся в реальный
мир.
   - Пошли лучше танцевать, - предложила она. - На нас и так уже смотрят.
   Его сомнения и малодушные терзания испарились,  он  готов  дать  королю
Айдану любые клятвы, какие тот пожелает, если в награду получит Флорию.
   - Да, похоже, - согласился Аластер. - Я  не  хочу,  чтобы  твой  братец
опять затеял со мной ссору, с меня хватит и одной кровной вражды.
   - Нет, он не будет этого делать, по крайней мере, пока ты гость в  доме
нашего отца, - заверила его Флория, но Хамерфел был настроен  скептически:
тот уже затеял однажды драку, когда Аластер был гостем в ложе их отца, так
почему бы ему не сделать этого в отцовском доме?
   Они вышли на середину зала, и его ладони легли на ее талию.


   Далеко на севере Конн Хамерфел, не понимая, где он находится, проснулся
от собственного крика. Лицо женщины, его пальцы, ощущающие тепло  ее  тела
сквозь  шелк  платья,  полуфантазия-полувоспоминание  о  прикосновении  ее
губ... все это переполнило его. Женщина из снов в очередной раз  предстала
перед ним среди ослепительных огней и  богато  одетых  людей,  которых  он
никогда не видел... Что на него нашло? Что произошло с ним  и  почему  эта
красавица всегда рядом с ним и днем и ночью?
   Аластер вдруг заморгал, и Флория заботливо спросила:
   - Что с тобой?
   - Не знаю, на какое-то мгновение у меня голова пошла кругом,  -  сказал
он, - разумеется - от тебя, иначе быть не может, но мне вдруг  показалось,
что я очутился очень далеко, в совершенно незнакомом месте.
   - Значит, ты точно -  телепат,  вероятно,  ты  принимаешь  послание  от
кого-то, кто является частью твоей  жизни,  -  пусть  не  сейчас,  значит,
когда-нибудь в будущем, - заверила его она.
   - Но я ведь вовсе не телепат. По крайней мере, не в  такой  степени,  -
произнес он. - У меня недостаточно ларана даже  для  того,  чтобы  обучать
меня обращению с ним, так сказала моя мать, а что заставляет  тебя  думать
иначе?
   - Твои рыжие волосы, это обычный признак обладания лараном.
   - Только не в моем случае, - ответил Аластер, - поскольку на  свет  нас
родилось  двое  братьев-близнецов,  и  мой   брат,   по   словам   матери,
действительно обладал лараном.
   Аластер заметил ее обеспокоенный взгляд и спросил:
   - Это так много для тебя значит?
   - Только в том смысле, что это  еще  одна  вещь,  которую  мы  с  тобой
разделим, - ответила она, - но люблю я тебя так же, как ты меня. - Тут она
покраснела и добавила: - Ты, наверное, считаешь меня легкомысленной, что я
так откровенно говорю об этом еще до того, как наши родители обсудили  все
между собой...
   - Я могу думать о тебе только самое хорошее, - пылко ответил Аластер. -
Моя мать с радостью примет  тебя  как  дочь.  -  Музыка  кончилась,  и  он
произнес: - Я должен пойти сообщить маме, как мне улыбнулась судьба... нам
улыбнулась. И еще, - добавил он,  внезапно  что-то  вспомнив,  когда  речь
зашла о матери, - ты не знаешь в городе хорошего собачника?
   - Собачника? - переспросила она, недоумевая, что может  означать  столь
внезапная перемена темы разговора.
   - Да. Наша собака очень стара. Я хотел бы подыскать маме щенка,  чтобы,
когда Ювел отправится  туда,  куда  уходят  все  хорошие  собаки,  она  не
осталась одна - особенно сейчас,  когда  мне  придется  подолгу  бывать  в
отлучках.
   - Какая отличная мысль! - воскликнула Флория, невольно растроганная его
заботой о благополучии матери. - Да,  я  знаю,  у  кого  мой  брат  Николо
покупает охотничьих собак. Скажи ему,  что  это  я  тебя  прислала,  и  он
поможет выбрать хорошую собаку для твоей матери.
   А про себя она подумала:
   "Какой он добрый и хороший, раз так заботится о матери. Наверняка и  со
своей женой он будет так же добр".
   Тогда, поколебавшись, Аластер спросил:
   - Ты не поедешь со мной покататься на лошадях завтра утром?
   Она улыбнулась:
   - Я бы с большим удовольствием, но не могу. Я уже пятьдесят  дней  сижу
безвылазно в городе, ожидая места в Башне, и наконец мне  предложили  быть
Наблюдающей в круге Ренаты  Эйлард.  Как  раз  завтра  мне  идти  туда  на
испытание.
   Несмотря на разочарование, в Аластере проснулось любопытство, хоть  его
мать и была работником Башни все время, сколько он себя помнил, о том, что
там творится, он знал очень мало.
   - Я и не думал, что Хранителем может быть женщина, - заметил он.
   - Рената - эммаска. Ее мать из рода Хастуров, и многие  по  этой  линии
рождаются  эммасками.  Это  грустно,  но  дает  ей  возможность   работать
Хранителем, хотя, может быть, однажды до этой работы допустят и  настоящую
женщину. Правда, для женщин она очень опасна, мне, я  думаю,  лучше  и  не
пробовать.
   - Не хочу, чтобы тебе грозила хоть какая-то опасность, - пылко произнес
Аластер.
   На это Флория сказала:
   - Я освобожусь и буду знать, примут ли меня в круг, к  полудню,  тогда,
если хочешь, пойдем выберем щенка для твоей матери.
   - Только примут? Но я думал, что у тебя уже есть место в круге...
   - Это так, но главное, чтобы все работники  круга  были  психологически
совместимы, если в нем окажется кто-то, кто не сможет  работать  со  мной,
мне опять придется ждать нового места. Я встречалась с Ренатой, и она  мне
очень понравилась, кажется, с ней мы друг другу подходим. Но  завтра  меня
будут испытывать на совместимость с остальными работниками.
   - Если кто-то посмеет отказать тебе, я объявлю ему войну! - полушутливо
воскликнул Аластер, но за легкомысленностью крылись  серьезные  намерения.
Почувствовав это, Флория взяла его за руки.
   - Нет, - произнесла она. - Ты ничего в этом не  понимаешь,  потому  что
тебя не учили телепатии. Обещай мне,  пожалуйста,  что  не  будешь  делать
ничего поспешного и глупого.
   Музыка кончилась, и они пошли  в  конец  танцевального  зала.  Там  она
сказала:
   - Теперь мне надо потанцевать с другими гостями - хотя я  предпочла  бы
остаться с тобой.
   - О, почему мы должны делать то, что придумали  другие,  ради  каких-то
дурацких традиций? Я до смерти устал от всех этих  "так  делай  -  так  не
делай" и "так надо делать"!
   - Нет, Аластер, ты не прав! Мне говорили, что мы посланы в этот мир для
того, чтобы исполнять свой долг ради наших людей  и  семьи.  Ты  -  герцог
Хамерфел, и, возможно, наступит день, когда, как и должно,  твое  служение
Хамерфелу станет выше данных нами с тобой друг другу клятв.
   - Никогда! - вскричал Аластер.
   -  Не  говори  так!  Простой  человек  может  заявлять  все,  что   ему
вздумается,  но  только  не  принц,  не  герцог   и   не   лорд,   несущий
ответственность за своих людей.
   Внутренне она ощутила тревогу, но подумала:
   "Он просто молод и очень слабо подготовлен к  своему  сану,  его  жизнь
прошла в изгнании, и его не приучили отвечать за то, что досталось ему  по
праву рождения".
   - Единственное, что невыносимо для меня,  -  это  разлука  с  тобой,  -
произнес он. - Останься со мной, пожалуйста.
   - Дорогой мой, я не могу. Пожалуйста, пойми.
   - Как скажешь, - угрюмо пробурчал Аластер и, подав ей руку,  с  мрачным
видом  проводил  ее  к  родственникам,  среди  которых  заметил   королеву
Антонеллу, которая мягко улыбнулась Флории.
   Странным голосом плохо слышащего человека королева произнесла:
   - Наконец-то. Мы давно уже тебя ждем, дорогая моя. Но, по-моему,  я  не
знаю твоего молодого кавалера.
   - Это сын герцогини Хамерфел, Эрминии - второго  техника  круга  Эдрика
Элхалина, - произнесла Флория так мягко и  тихо,  что  Аластер  усомнился,
расслышала ли ее глухая, старая  леди.  Но  тут  он  вспомнил,  что  та  -
наверняка телепат и наверняка могла понимать все, сказанное Флорией.
   - А, Хамерфел, - произнесла королева скрипучим  голосом,  слегка  кивая
ему. - Рада тебя видеть, юноша, твоя мать - прекрасная женщина.  Я  хорошо
ее знаю.
   Аластер ощутил себя на  вершине  счастья:  за  один  вечер  он  получил
признание короля, а  теперь  вот  и  королевы.  На  такое  он  не  смел  и
надеяться. Аластер не стал больше упрашивать Флорию станцевать с ним  еще,
отвесил королеве низкий поклон и пошел искать мать.
   Он нашел Эрминию в оранжерее за изучением цветов. Когда он  вошел,  она
обернулась и сказала:
   - Почему ты не танцуешь, дорогой мой мальчик?
   - Я уже достаточно натанцевался для одного вечера. Когда заходит  луна,
кто будет смотреть на звезды?
   -  Ну,  ну,  -  улыбнулась  Эрминия.  -  У  твоей  хозяйки  тоже   есть
обязанности.
   Тогда он раздраженно произнес:
   - Флория уже прочитала мне лекцию  на  эту  тему,  мама,  так  что  ты,
пожалуйста, не начинай.
   - Это она хорошо сделала, - заметила Эрминия, но почувствовав, что  ему
хочется многое рассказать, спросила: - Что случилось, Аластер?
   - У меня была аудиенция с королем, мама, но здесь, где столько людей, я
не могу рассказывать о ней.
   - Ты хочешь, чтобы мы сейчас же уехали? Ну, как знаешь. - Она подозвала
слугу. - Вызови нам портшез.
   По дороге Аластер выплеснул все накопившиеся эмоции.
   -  Мама,  я  спросил  Флорию,   не   согласится   ли   она,   когда   я
восстановлюсь...
   - И что она тебе ответила?
   Аластер ответил почти шепотом:
   - Она поцеловала меня и сказала, что этот день придет не так скоро, как
хотелось бы.
   - Я рада за тебя, она - прекрасная  девушка,  -  утешила  его  Эрминия,
думая про себя, почему же, если все это правда, сын так задумчив.
   Но, поскольку Аластер не был телепатом,  мать  неправильно  истолковала
бродившие в нем  чувства,  решив,  что  тот,  вероятно,  вынуждал  девушку
немедленно дать ему клятву верности или даже выйти за него замуж, а Флория
весьма искусно отказала ему.
   - Теперь расскажи мне слово в слово, о чем у вас  был  разговор  с  его
величеством, - попросила она и приготовилась слушать.



        8

   Деревня Лоуэрхаммер представляла  из  себя  скопление  каменных  домов,
сгрудившихся посреди полей. Было время окончания  сбора  урожая,  и  самый
большой амбар в деревне расчистили и превратили в танцевальный зал. В  нем
толпились хриплоголосые деревенские гуляки, дудочники и  волынщики  играли
быстрый танец. Вдоль одной из стен были расположены козлы, поверх  которых
положили дощатые  щиты.  На  эти  импровизированные  столы  выставили  все
имевшиеся в деревне кружки и стаканы, рядом выкатили бочонки сидра и пива.
Старики сидели на лавке, а в центре амбара кружилось два хоровода: один  -
из парней - справа налево, а внутри него из девушек - слева направо.
   Конн тоже  танцевал.  Когда  музыка  кончилась,  он,  как  и  положено,
протянул руку девушке из  внутреннего  хоровода,  которая  в  этот  момент
оказалась перед ним, и повел ее к столу с угощениями. Одну кружку он налил
ей, вторую себе.
   В амбаре было душно; в грубых  деревянных  стойлах  по-прежнему  стояли
лошади и коровы, а четверо или пятеро молодых парней охраняли ворота, дабы
никто не пронес внутрь амбара, где было полно сена  и  соломы,  факел  или
свечу.  Страх  пожара  всегда  незримой  тенью   присутствовал   на   всех
деревенских праздниках, особенно перед началом дождей, когда вода  еще  не
пропитала смолистые стволы деревьев.
   Конн  отпил  сидра,  деревянно  улыбаясь   девушке,   оказавшейся   его
партнершей в танце. Так почему же в этот момент он видел, как будто сквозь
нее, другую девушку, ту самую, что почти  каждый  день  являлась  ему,  ту
самую, которая была с ним во время дневной работы и ночных снов, одетую  в
сверкающие  наряды,  с  прекрасными  волосами,   унизанными   драгоценными
камнями?
   - Конн, - спросила Лилла, - что с тобой? Ты как  будто  за  тысячу  лиг
отсюда, ты что - танцуешь на зеленой луне?
   Он рассмеялся.
   - Нет, просто иногда я вижу  как  наяву  место,  которое  отсюда  очень
далеко. Не знаю - почему. Не может быть места лучше, чем здесь, - особенно
в праздник урожая.
   Но Конн понимал, что лжет; по  сравнению  с  девушкой  его  снов  Лилла
выглядела грубой деревенской простушкой, какой она в сущности  и  была,  а
все окружающее - лишь пародией на ярко освещенный дворец, являвшийся ему в
видениях. Где происходят сцены, переживаемые им  во  снах,  а  где  грубые
деревенские празднества? Что из них реальность, а что - сон? Он засмущался
и, чтобы не углубляться в мысли, приложился к кружке с сидром.
   - Хочешь еще потанцевать?
   - Нет, я вся  упарилась,  -  ответила  Лилла.  -  Давай  посидим  здесь
несколько минут.
   Они нашли лавку в самом конце амбара, возле  деревянных  стойл.  Слышно
было, как за их спинами мягко переминались с ноги на ногу животные, и  все
вокруг  казалось  знакомым  и   милым   сердцу.   Беседы   вокруг   велись
исключительно об урожае и о  погоде  -  знакомые  реальности  повседневной
жизни, но почему-то сейчас они показались  Конну  непонятными,  будто  все
разом заговорили на чужом языке. Только сидящая рядом Лилла дышала  плотью
и реальностью. Он взял ее за руку, а второй рукой обхватил за  талию.  Она
склонила голову на его плечо, и он ощутил запах полевых цветов, вплетенных
в волосы вместе с красными лентами из грубой материи. Волосы  у  ней  были
черными, беспорядочными локонами падавшими на румяные щеки. Она  прижалась
к нему, такая пухлая и податливая, что  руки  его  сами  потянулись  к  ее
грудям.  Лилла  не  протестовала,  только  тихонько  вздохнула,  когда  он
наклонился, чтобы ее поцеловать, и повернула к нему лицо.
   Он пошептал ей на ухо, и она, согласившись, пошла в темноту  на  другом
краю амбара. Частью игры было не попасться на глаза молодым людям, которые
стерегли зернохранилище.  Погруженный  в  одуряющий  аромат  свежего  сена
вперемешку с медовым  запахом  клевера,  Конн  крепко  ее  обнял  и  начал
целовать, все жарче и жарче. Что-то еще ей шепнул, и они  пошли  дальше  в
темноту. Там они встали, тесно прижавшись друг  к  другу,  и  он  прижался
лицом к ее груди,  а  руки  начали  незрячее  сражение  с  многочисленными
шнурками, как вдруг кто-то окликнул его по имени:
   - Конн, ты здесь?
   Это был голос Маркоса. Раздраженно обернувшись, Конн увидал  старика  с
фонарем в руке. Тот направил свет прямо в лицо девушки.
   - А-а, Лилла. Тебя зовет мать, девочка.
   Лилла негодующе  огляделась,  отсюда  было  видно  ее  мать,  маленькую
женщину, одетую в длинное платье, о чем-то болтавшую  с  подругами.  Но  у
Маркоса был такой хмурый вид, что  она  предпочла  не  спорить  с  ним.  С
неохотой  высвободившись  из  объятий  Конна,  девушка  быстро  подправила
шнуровку на груди.
   Конн сказал:
   - Не уходи, Лилла. Мы еще потанцуем.
   - Ничего подобного, у  тебя  есть  дела,  молодой  господин,  -  просто
произнес Маркос, но с такой твердостью, что Конн не решился  перечить.  Он
угрюмо поплелся за Маркосом прочь из амбара и, когда они вышли  на  улицу,
спросил:
   - К чему все это?
   - Посмотри - небо темное, и перед рассветом  будет  дождь,  -  произнес
Маркос.
   - И только ради этого ты  нам  помешал?  Здесь  ты  перегибаешь  палку,
приемный отец.
   - Думаю - нет. Что может быть важнее для землевладельца, чем погода?  -
сказал Маркос. - А кроме того - моя забота быть уверенным, что ты помнишь,
кто ты, мастер Конн. Ты ведь не будешь отрицать, что через  четверть  часа
овладел бы этой девчонкой на сеновале?
   - А если и так,  какое  твое  дело?  Я  не  кастрат,  поэтому  если  ты
думаешь...
   - Я хочу, чтобы ты обходился подобающе с теми, кого  берешь,  -  сказал
Маркос. - Нет ничего плохого в том, чтобы с  кем-то  потанцевать,  но  что
касается большего... помни, ты Хамерфел, ты не  можешь  жениться  на  этой
девушке или хотя бы признать ее ребенка, если она забеременеет.
   - Я что, должен всю жизнь прожить без женщин только потому, что у  моей
семьи такая несчастная судьба? - спросил Конн.
   - Нет, сынок. Как только Хамерфел вновь станет твоим, можешь волочиться
за любыми принцессами во всей Сотне Царств, -  ответил  Маркос,  -  но  не
позволяй какой-нибудь деревенской девке поймать тебя в свои  сети  сейчас.
Ты можешь найти себе пару получше, чем дочь пастуха, а девушка заслуживает
с твоей стороны более приличного отношения, -  добавил  он.  -  Я  ничего,
кроме хорошего, никогда о  Лилле  не  слышал.  Твоя  семья  всегда  честно
относилась к женщинам. Твой отец, да сберегут боги его память, всегда  был
душой своего владения. Ты же не хочешь,  чтобы  о  тебе  говорили,  как  о
молодом распутнике, который только и может, что путаться  с  женщинами  по
темным углам.
   Конн повесил голову, понимая, что сказанное Маркосом -  правда,  но  он
все еще злился, что ему помешали. На душе у него скребли кошки.
   - Ты говоришь прямо как  христофоро  [монах,  одноименная  религия],  -
се