янул руку; Кервин  уронил  ему  в  ладонь  маленький  голубой
кристалл. Несмотря на тонко выделанную  серебристую  цепочку,  сам  камень
казался совершенно непримечательным - дешевой безделушкой,  которой  могла
бы дорожить лишь какая-нибудь бедная девушка.
   Раган взглянул на кристалл, и глаза его сузились в щелочки.
   - Вы, конечно же, знаете, что это такое?
   - Самоцвет какой-нибудь, - пожал плечами Кервин.
   - Нет. Это матричный камень.
   - Что-что?
   - Психокинетический кристалл, - терпеливо разъяснил Раган.  -  Довольно
простенький, не из  самых  мощных.  Но,  знаете,  на  улицах  и  такие  не
валяются.
   - Это не ко мне, - объявил Эллерс и потянулся за кристаллом. - Я слышал
о таких, но не видал ни разу в жизни.
   - Секундочку, - остановил его руку Раган. - Смотрите.
   Он опрокинул в рот последние остававшиеся  капли,  перевернул  бокал  и
установил на донышко кристалл,  Взгляд  его  стал  очень  сосредоточенным;
внезапно сверкнула крохотная ярко-голубая вспышка, послышалось шипение,  и
стройная ножка бокала оплыла, прогнулась и застыла в лужице расплавленного
стекла. Эллерс шумно втянул воздух и  выругался;  Кервин  ошалело  замотал
головой. Но бокал так и стоял на  столе  -  раструбом  книзу,  с  поникшей
ножкой. "Помнится, - пронеслось в голове у  Кервина,  -  был  когда-то  на
Земле художник, писавший что-то в этом роде - всякие  там  часы  оплывшие,
чашки,  поросшие  мехом..."  Перевернутый  бокал  с   загнувшейся   ножкой
смотрелся не менее сюрреалистично.
   Раган вернул кристалл Кервину.
   - А я так смог бы? - требовательно поинтересовался Кервин.  -  Или  еще
кто-нибудь?
   -  Кто  угодно,  -  заверил  его   Раган,   -   только   надо   немного
потренироваться. Обычно такие кристаллы любят вставлять в детские  игрушки
или в чемоданные замки - ни на что серьезное малюток типа вашего все равно
не хватает. Впрочем, те, что мелькают в Торговом  городе,  обычно  и  того
меньше.  Может,  настоящий  даркованин  и  сумел  бы  добиться  от   этого
кристаллика  чего-нибудь  более  впечатляющего  -  но  все  равно,  больше
нескольких джоулей энергии за раз не выделить.
   - Матричный кристалл! - пробормотал  Эллерс  и,  ненадолго  протрезвев,
уставился на Кервина. - Как же, как же, великая тайна Даркоувера. Лет уже,
наверно, пятьдесят в Миссии всеми правдами и неправдами пытаются разузнать
о них хоть что-нибудь достоверное.  Иногда  дарковане  приносят  маленькие
камешки в Торговый город и обменивают на лекарства, линзы или  всякий  там
ширпотреб. Эти кристаллы напрямую преобразуют энергию; ни  топлива  им  не
надо, ни отходов не остается. Но они такие маленькие... Говорят, бывают  и
побольше, но никто из землян их не видел.
   - Ничего не понимаю,  -  изумленно  проговорил  Кервин.  -  Какие-такие
кристаллы?
   - Психокинетические, - повторил Раган.  -  Понятия  не  имею,  как  они
работают, но  достаточно  на  таком  кристалле  сосредоточиться,  и  можно
двигать небольшие предметы, концентрировать  тепло...  ну,  и  так  далее.
Насколько я знаю, таким вещам надо специально  учиться;  но  с  маленькими
кристаллами все гораздо проще. - Кервин засунул кристалл обратно в карман;
Раган нахмурился: - И вы ничего не знали?
   - В жизни не думал, что эта штука на что-то годится, -  мотнул  головой
Кервин. - Так... безделушка.
   - И что, значит, его мать -  даркованка?  -  поинтересовался  у  Рагана
Эллерс.
   - Не обязательно, - ответил за того Кервин.  -  Отец  мог  купить  этот
кристалл или просто найти.
   - Учтите, безделушка безделушкой, но стоит  он  очень  даже  ничего,  -
предупредил Раган. - Так что относитесь к нему бережно. Может, потому  ваш
отец ничего и не сказал о нем, когда отдавал вас в приют, - опасался,  что
отберут, если будут знать, что это за кристалл. А  в  Миссии,  кстати,  не
поскупились бы, чтоб заполучить хоть вот такого малыша.
   Кервин сунул руку в карман и коснулся кристалла кончиками пальцев.  "Ну
что за детство, - пронеслось у него в голове, - с самого,  можно  сказать,
младенчества пребывать в уверенности, будто кристалл когда-то  принадлежал
матери, что в нем может заключаться разгадка смутных, обрывочных,  глубоко
зарытых воспоминаний!" Почувствовав, что  Раган  снова  смотрит  на  него,
Кервин неловко рассмеялся и дал официантке знак принести еще вина.
   - Конечно-конечно,  -  с  напускной  иронией  произнес  он.  -  А  я-то
надеялся, будто это фамильный талисман, и стоит мне достать  его,  тут  же
выяснится, что, оказывается, я не кто иной, как пропавший много лет  назад
без вести единственный сын и наследник какой-нибудь крупной здешней шишки.
Увы и ах - все мои надежды пошли прахом.
   Он пригубил вина; взгляд его упал на перевернутый бокал, ножку которого
расплавил Раган. "Когда это я успел так набраться?" - пронеслось у него  в
голове.
   Бокал стоял донышком книзу и был совершенно цел.



        2

   Они выпили еще по одной,  затем  еще  и  еще;  потом  Раган  извинился,
сказал, что у него  назначена  встреча  в  Миссии,  и  если  он  опоздает,
сорвется важный заказ - и откланялся. Когда тот скрылся за дверью,  Кервин
недовольно уставился на Эллерса, от которого  -  в  смысле  выпивки  -  не
отставал ни на шаг. Разве так представлял он себе первый вечер на планете,
образ которой столько лет жил в его памяти? Чего он хочет, он  сам  толком
не понимал; но уж  точно  не  торчать  всю  ночь  в  портовом  баре,  тупо
накачиваясь вином.
   - Послушай, Эллерс...
   В ответ донеслось негромкое сопение. Эллерс свесил голову  на  грудь  и
моментально отрубился.
   Подошла полненькая даркованская официантка, чтобы  в  очередной  раз  -
Джефф уже со счету сбился, какой именно - наполнить бокалы, и  бросила  на
Эллерса профессиональный взгляд, в котором привычная готовность  ко  всему
смешивалась с искренним  разочарованием.  Склонившись  над  столом  налить
вина,  она  искусно  задела  плечо  Кервина.  Свободное  платье  ее   было
расстегнуто у ворота, и взгляду  открылась  ложбинка  между  грудей,  а  в
ноздри ударил знакомый сладковато-дымный аромат,  пропитывающий  одежду  и
волосы девушки. Глубоко внутри задрожала в резонансе какая-то струнка,  но
тут он поднял глаза и встретил напряженно-пустой взгляд.
   - Нравится,  большой  человек?  -  хрипловато  проговорила  официантка;
терра-стандарт в устах ее звучал грубо и сбивчиво, не  то  что  мелодичный
родной говор. - Нравится Лоуми, большой человек? Пойдем со мной. Я хорошая
и теплая, тебе понравится...
   Кервин ощутил во рту кислый осадок, и дело было  не  в  одном  скверном
вине. На Земле или на Даркоувере - эти девицы в барах все одинаковы.
   - Пойдем? Пойдем?
   Сам толком не  сознавая,  что  делает,  Кервин  стиснул  угол  стола  и
медленно поднялся на ноги; стул за ним  с  грохотом  опрокинулся.  Сверкая
глазами сквозь задымленный воздух, он грозно навис над девушкой, и с языка
его хлынули слова давно забытого наречия:
   - _С глаз моих прочь, дочь горной  козы,  и  укрой  срам  свой!  Негоже
распутничать с теми, кто мир твой ни в грош не ставит!_
   У девушки перехватило дыхание; она судорожно стиснула у ворота платье и
согнулась в три погибели. "_З'серву, шайа_", - сорвалось  с  ее  онемевших
губ; внезапно ее затрясло в рыданиях, и она пулей метнулась прочь из зала.
Казалось, в воздухе на мгновение зависли всхлип и  сладковатый  аромат,  и
тут же рассеялись.
   Одеревеневшими пальцами Кервин вцепился в угол стола;  его  шатало.  "О
Господи, ну нельзя ж так нажираться! И что за дьявольская  чушь  вдруг  из
меня полезла?"
   Он был совершенно сбит с толку. И что это он так напустился  на  бедную
девочку, перепугал до полусмерти? К великим праведникам он себя  ну  никак
не относил; так с чего  это  вдруг  всколыхнулась  в  нем  кровь  каких-то
далеких пуританских предков? С чего бы это вдруг он  восстал  во  гневе  и
смешал бедную девочку с грязью? И... Боже правый! А на каком это языке  он
изощрялся? На терра-стандарте? Вряд ли. На  городском  жаргоне?  Никак  не
вспомнить. Память удержала только слабую  тень  бушевавшего  минуту  назад
шквала эмоций, слова канули в Лету.
   И что это, черт побери, на него нашло? Кервин бросил взгляд на Эллерса;
тот был уже в полном отрубе. "Не пора ли делать ноги? - мелькнула мысль, -
да побыстрее, пока еще в состоянии".
   Он нагнулся к Эллерсу и потряс за плечо, но тот  даже  не  шевельнулся.
Даркованские напитки - крепкое зелье;  Эллерс  же  влил  в  себя  столько,
сколько Раган и Кервин вместе взятые. Куда б его ни занесло, Эллерс  всюду
оставался верен себе.  Кервин  пожал  плечами,  поудобней  пристроил  ноги
приятеля на стуле, который сам только что освободил, и нетвердой  походкой
направился к выходу.
   Воздух. Свежий воздух. Самое то, что надо. А потом, пожалуй, не  мешало
бы и в Миссию вернуться. Или, по крайней мере, в  Земной  сектор;  там  он
хотя бы понимает, как себя вести.
   Низко над  улицей  висел  недовольный,  налитый  слезами  глаз  солнца.
Темно-лиловые, фиолетовые тени укутывали дома  в  уютный  полумрак.  Улицы
стали более оживленными; появились дарковане в шелковых цветастых рубашках
и коротких штанах, даркованки, до бровей укутанные  в  меха.  А  вот  мимо
проскользнул кто-то высокий,  невидимый  под  серым  плащом  с  капюшоном,
сплетенным   из   отблескивающих   металлом   колец;   но   фигура    явно
нечеловеческая.
   Кервин замедлил шаг и поднял взгляд на пламенеющий небосвод - и тут  на
глазах у него солнце скатилось за горизонт, а небо стремительно  заволокла
тьма; тьма, подобная  огромным  мягким  крыльям,  сложившимся  и  укрывшим
светило, во мгновение ока наступившая ночь, давшая имя планете. По черному
бархату неба раскинула ослепительный блеск диадема из крупных белых звезд,
в которую, словно два рубина, были несимметрично вправлены небольшие луны.
   Кервин замер столбом посреди улицы, задрав голову к небу, и  глаза  его
влажно блестели,  и  он  не  стыдился  этих  слез.  Значит,  это  не  было
наваждением. Он снова дома. Он  опять  увидел,  как  стремительно  чернеет
красное небо, и в черноте загорается звездная диадема. Он так и  стоял  до
тех пор, пока вдруг ощутимо не похолодало,  а  звездный  блеск  подернулся
пеленой ночного тумана. Тогда Джефф медленно  продолжил  путь.  Сигнальные
огни на крыше Миссии служили надежным ориентиром из любой точки  Торгового
города, и Кервин нехотя двинулся в направлении порта.
   С ума у него не шла девушка-даркованка, которую он  так  странно  вдруг
взял и отверг. Радушное и жаждущее услужить создание - чего еще,  казалось
бы, можно желать в первый вечер по возвращении домой?
   Он ощутил странный беспокойный зуд; некая  толком  не  сформулированная
проблема настоятельно требовала решения. Возвращение домой?  Домой  -  это
значит к своим. На Земле он не чувствовал себя дома;  бабушке  с  дедушкой
сам по себе он не был нужен - только как замена Джеффу Кервину-старшему. А
в космосе? Пожалуй, самым близким другом ему следовало считать Эллерса;  а
кто   такой,   собственно,   Эллерс?   Натуральный   космический   _бомж_.
Межпланетный летун во всех смыслах. Ни с того, ни  с  сего  Кервину  прямо
посреди улицы остро захотелось ощутить  корни,  почувствовать  себя  среди
своих - то, в  чем  ему  до  настоящего  времени  все  упорно  отказывали.
Призрачным, неотвязным эхом в ушах его зазвучали собственные, сказанные  с
самоуничижительной  иронией  слова:  "А  я-то  надеялся,   будто   сын   и
наследник..."
   Именно эта фантазия заманила его на Даркоувер; мечта, что  наконец  ему
удастся отыскать корни и приникнуть к ним. Иначе зачем он подавал рапорт о
переводе с последней планеты, из системы Вольфа? Интересной работы у  него
там было по горло, женщин - хоть отбавляй,  приятелей  и  того  больше,  а
приключений на собственную задницу - так  просто  немерено.  Ан  нет,  все
время где-то глубоко сидело и неотвязно зудело одно  и  то  же:  вернуться
домой; на Даркоувер.
   И вот теперь, когда он вернулся, когда снова увидел,  как  стремительно
опускается тьма и вспыхивают звезды, - неужели этим все и кончится? Может,
действительно мать его была обычной портовой девкой - такой же, как только
что неуклюже пыталась заигрывать с ним? А отец... что ж,  как  справедливо
заметил Раган,  отец  хотя  бы  подсуетился  оформить  на  него  имперское
гражданство.
   Ладно, он все равно размотает эту ниточку до конца. Выяснит,  кто  была
его мать, почему отец отдал его в приют, как и где умер... А потом...
   Ночной туман тем временем сгустился,  и  уже  начинал  моросить  мелкий
ледяной дождь;  днем  было  настолько  тепло,  что  у  Кервина  совершенно
вылетело из головы, как быстро в это время года яркие звезды скрываются за
пеленой слякотного тумана. Джеффа зазнобило, и он ускорил шаг.
   По краю площади,  примыкающей  к  космопорту,  выстроился  длинный  ряд
всевозможных кафе и ресторанчиков;  Кервин  забрел  в  первый  попавшийся.
Отгородившийся от ночной  непогоды  толстыми  стенами  и  мягкими  уютными
занавесями, ресторанчик, как и недавний бар, не производил впечатления  ни
чисто даркованского, ни совсем уж земного. Среди  посетителей  можно  было
увидеть как портовых служащих в форме, так и даркован. В тусклом свете все
лица представлялись размытыми пятнами, и Кервин не стал искать знакомых  с
"Короны юга". В ресторанчике пахло едой, даркованской едой,  и  у  Кервина
потекли слюнки. Вот, оказывается, в чем дело: он проголодался.
   Он примостился у стойки и заказал  ужин,  а  когда  заказ  принесли,  с
наслаждением впился зубами  в  жестковатое  мясо.  Поблизости  неторопливо
трапезничали двое даркован, одетых побогаче большинства местных Жителей  -
в цветастых плащах и  высоких  сапогах;  на  поясах  блестели  драгоценные
камни, а ножны кинжалов были украшены резьбой. У одного  из  них  шевелюра
отсвечивала огненно-рыжим, и Кервин недоуменно приподнял брови: вообще-то,
дарковане были смуглой и темноволосой расой, и в  детстве  Кервин  нередко
ловил на себе недоуменные взгляды - даже в Торговом городе. В  приюте  его
называли  Талло,  Рыжим;  но  даркованские  нянечки   и   воспитательницы,
прослышав об этом, так сурово наказывали несдержанных  на  язык,  что  уже
тогда  он  не  мог  не  задуматься.  Каким-то  образом  у  него  сложилось
впечатление - хотя даркованскому персоналу запрещалось рассказывать  детям
о местных суевериях -  что  с  рыжими  волосами  связаны  какая-то  дурная
примета или табу.
   За годы, проведенные на Земле - может,  потому  что  там  рыжие  волосы
далеко не в диковину - воспоминание об этом как-то стерлось... Кстати,  не
исключено, этим и объясняется поведение  Рагана:  если  рыжие  волосы  тут
такая редкость, а у  тебя  есть  приятель  -  рыжий,  то,  завидев  издали
огненную шевелюру, нетрудно решить, что это как раз он и есть.
   Громкоговоритель на стене шумно  прокашлялся  и  объявил  металлическим
голосом:
   - Внимание, внимание! Всем, у кого  запаркован  транспорт  на  взлетном
поле, явиться во  Второй  отдел.  Все  авиарейсы  на  сегодня  отменяются.
Повторяем: отменяются. "Корона юга"  отбывает  по  расписанию;  немедленно
освободить взлетное поле от всего личного авиатранспорта. Повторяем...
   Один из сидевших неподалеку от входа выразился  кратко,  но  энергично,
натянул разукрашенную золотым шитьем шапочку с козырьком и, тяжело ступая,
исчез в пелене дождя. По ресторанчику пронесся порыв пронизывающего ветра,
и ближайший к Кервину даркованин со смешком сказал своему сотрапезнику:
   - _Эса соу вхалле Терра акуалле..._
   Второй покосился на Кервина и произнес что-то еще более  оскорбительное
на городском диалекте.
   Джеффа затрясло. С раннего детства и до зрелых лет он так  и  оставался
по-ребячески чувствителен к оскорблениям. На Земле  он  был  даркованином,
чужаком, диковиной; здесь,  на  Даркоувере,  он  вдруг  почувствовал  себя
землянином. И  события  дня  прошедшего  как-то  не  очень  способствовали
смягчению его права. Но он сдержал ярость и только проронил,  обращаясь  к
пустому табурету по левую руку:
   - Болотный кролик захлебнется под дождем, если только у него не  хватит
мозгов держать рот на замке.
   Даркованин резко отодвинул стул и  развернулся  к  Кервину,  сшибив  со
стола  свой  стакан.  Громко  дзенькнуло  разлетевшееся   стекло,   что-то
испуганно проблеял официант  -  и  все  головы  вокруг  повернулись  в  их
сторону. Кервин настороженно сполз со  вращающегося  табурета.  Теперь  он
словно бы наблюдал за сценой со стороны, причем в изрядном замешательстве.
Хорошенькая устанавливается традиция - что ни  бар,  то  скандал;  похоже,
банкет по случаю возвращения блудного сына кончится тем, что его отволокут
в местную каталажку и впаяют срок за пьяный дебош.
   Затем второй даркованин схватил своего сотрапезника за  локоть.  Взгляд
того медленно поднялся и остановился на рыжей шевелюре Кервина, отливающей
огнем в свете настенной лампы.
   - Комъин! - вырвался у даркованина сдавленный возглас.
   "А это что еще значит, черт побери?" - мысленно поинтересовался Джефф.
   Забияка затравленно метнул взгляд на своего спутника, но  сочувствия  в
лице того не нашел. Он потоптался на месте, отступил на шаг, прикрыл рукой
лицо и  пробормотал  что-то  неразборчивое;  потом  рванулся  к  выходу  -
неуверенно, словно лунатик, уворачиваясь от встречных столов, - и нырнул в
дождь.
   Только сейчас Кервин обратил внимание, что все вокруг не сводят с  него
глаз; он сумел, не мигая, выдержать пристальный взгляд официанта, и тот  в
конце концов удалился по своим делам. Джефф опустился обратно на табурет и
отхлебнул из  чашки,  в  которую  был  налит  местный  эквивалент  кофе  -
содержащий кофеин и напоминающий по вкусу горький шоколад;  напиток  успел
остыть.
   Оставшийся рыжеволосый  даркованин  поднялся  из-за  стола,  подошел  к
Кервину и опустился на соседний табурет.
   - Кто вы такой, черт побери?
   Вопрос был задан на портовом жаргоне, но даркованин изъяснялся  на  нем
неуверенно, с усилием выговаривая каждое слово. Кервин со вздохом отставил
чашку.
   - Фигли-Мигли, мастер сглаза, очень древнее  божество,  -  представился
он. - И каждое столетие лежит  на  памяти  невыносимым  грузом.  Отвали-ка
лучше, а то мигом наведу порчу, как на твоего приятеля.
   Рыжеволосый усмехнулся - не без издевки и весьма недружелюбно.  Похоже,
он был примерно одного возраста с Кервином.
   - Никакой он мне не приятель, - сказал даркованин, - но и  вы  явно  не
тот, кем кажетесь. Похоже, его бегство удивило вас  сильнее  всех  в  этом
заведении. Дело в том, что он подумал, будто вы из моих родичей.
   - Ваша мать, часом, не из Ирландии? - вежливо поинтересовался Кервин. -
Нет? Тогда извините. Что до меня, то я происхожу из  древнего  и  знатного
рода человекоящеров с Арктура.
   С этими словами он взял  со  стойки  чашку  и  снова  приник  к  густой
холодной жиже. Несколько секунд он чувствовал на себе  недоуменный  взгляд
рыжеволосого; наконец тот отошел, пробормотав под нос: "Землянин!" - таким
тоном, что одно это слово прозвучало как оскорбление.
   Теперь,  когда  было  уже  поздно,  Кервин  пожалел,  что  не   ответил
повежливей; его так и подмывало броситься за  даркованином  и  потребовать
объяснений. Останавливало только ясное осознание того, чем это,  в  лучшем
случае,  кончится:  очередным  щелчком  по  носу.  Он  оставил  на  стойке
несколько монет и снова вышел в ледяную слякоть.
   Звезды исчезли. Было темно и холодно, громко завывал  ветер,  и  каждый
шаг требовал изрядных усилий. Кервина тут же начал бить озноб.  Ну  почему
он вырядился в одну тоненькую рубашку, почему не купил  ничего  теплого...
Черт побери, так ведь купил! Одеяние, может, и несколько  экстравагантное,
но на таком ветру - самое то, что надо. Онемевшими пальцами  он  развернул
сверток, извлек отороченную мехом накидку, набросил на плечи  и  поплотнее
укутался.
   Мягкая гибкая замша надежно