и безжалостных. Тем  более
жадных!.. Он должен благодарить богов за то, что ему дано, а не  требовать
в злобном беспамятстве еще!
   Посетительница попыталась поцеловать ей руку, однако Карлина отказалась
от подобной благодарности. Когда та ушла, она невольно подумала про  себя:
"Восемь детей! Милосердная Матерь всего сущего, и она подумывает,  как  бы
завести еще одного!.."
   Последней гостье было около пятидесяти. В  комнату  она  вошла  бочком,
явно робея. К столу тоже решилась  подойти  не  сразу.  Дело  у  нее  было
несколько необычное  -  в  таком  возрасте  у  нее  вдруг  снова  начались
месячные. Вроде все уже кончилось много лет назад - и  вот  на  тебе!  Она
была худа, цвет лица болезненно-желтый. Карлина обследовала ее  с  помощью
звездного камня и в первый раз была вынуждена признать, что эта  хворь  ей
не по силам. Она так и сказала посетительнице - что, мол,  той  нужно  еще
раз явиться на остров и поговорить с одной из матерей. Дней через  десять.
Она, Карлина, ничем не может ей помочь. Вот разве что пусть пьет  лечебный
чай. И еще добавила, что гостье необходимо хорошенько питаться  в  течение
этого срока, потому что ей понадобятся силы для лечения.
   Женщина ушла, с благодарностью приняв пакетик целебного сбора.  Карлина
же еще долго сидела, прикидывая, что может  ждать  пациентку.  Случай  был
очень трудный -  помочь  ей  могла  стерилизация.  Только  самая  искусная
целительница могла решить, пойдет ли на пользу больной это  решение.  Если
нет, главная жрица даст несчастной  другой  пакетик,  содержащий  медленно
действующий яд, который убьет ее  раньше,  чем  боль  и  страдания  вконец
обессилят ее. Она ненавидела  подобный  исход,  однако  ей  ли,  слабой  и
недостойной дочери  богини,  судить  о  справедливости  выносимых  Аваррой
приговоров. В любом случае  легкая  смерть  предпочтительнее,  чем  месяцы
нестерпимых болей.
   Потом до полудня, пока помогала Анье - они вдвоем переворачивали  плиты
и  рвали  траву,  ножами  выкапывали  корешки  (этой  пакости   там   было
видимо-невидимо), - Карлина размышляла о страдалице. В конце концов еще до
начала вечерней мессы она направилась к матери Эликен.
   Та неожиданно предупредила Карлину:
   - Мать Амалия имела видение. Наш остров нуждается в  более  совершенной
защите. Мы можем вновь  подвергнуться  нападению.  По  ее  совету  я  тоже
заглянула в будущее. Они вскоре снова явятся  сюда.  -  Женщина  похлопала
Карлину по руке. - Я знаю, в том нет твоей вины,  сестра  Лириэль.  Дьявол
давно поселился в миру, будем молиться, чтобы милость Матери оберегла нас.
   "Я тоже верю в это, - Карлина даже вздрогнула, - очень верю..."
   Казалось, она вновь услышала зычный голос Барда и  выкрикиваемые  в  ее
адрес угрозы.
   "Куда бы ты ни скрылась, как бы далеко ни забрела, Карлина,  ты  будешь
моей, хочешь ты этого или нет..."


   - Карлина, - повторил Бард, - моя жена. Сам я не в состоянии  добраться
до острова Безмолвия, а ты можешь. Ты не  видишь  иллюзий.  Ты  их  можешь
воспринимать  только  чужими  глазами,  но  там  ты  будешь  один.   Когда
высадишься на острове, заберешь Карлину, привезешь ее ко мне. - Он посопел
немного, потом предостерег: - Только не допусти ошибки.  Я  убедился,  что
нас тянет к одним и тем же женщинам. Если посмеешь  коснуться  Карлины,  я
убью тебя. В награду получишь Мелисендру. Заруби себе на  носу  -  Карлина
моя жена, и, где бы она ни пряталась, я все равно добуду ее!
   И вот Пол очутился у берегов озера Безмолвия.  Спрятавшись  в  зарослях
камыша, он долго рассматривал небольшую  лодчонку,  к  носу  которой  была
привязана веревка. С ее помощью лодку подтягивали к острову.  Можно  было,
конечно, пристукнуть старуху перевозчицу, правда, в таком случае  там,  на
острове, могут почувствовать, что здесь что-то неладно.  Точно,  на  берег
утром и вечером приплывали две монахини и передавали старухе еду и  кувшин
вина. Вечером старушка сама переправляла их на ту сторону, вот  и  сейчас,
оставив пищу возле покосившейся хибарки, отправилась со служительницами на
остров. После некоторого размышления Пол решил,  что  лучшего  момента  не
дождаться. Когда вдали стихли всплески весел, он  подобрался  к  хижине  и
подсыпал в кувшин  сонный  порошок.  От  подобного  пойла  старуху  быстро
сморит, вот тогда будет легко воспользоваться лодкой. К тому же если  там,
на острове, кто-то наблюдает  за  перевозом,  то  решит,  что  перевозчица
изрядно перебрала. Это был самый важный пункт их с Бардом плана. Ни в коем
случае нельзя допустить, чтобы жрицы подняли тревогу и  успели  защититься
от непрошеного гостя. Конечно, Пол был невосприимчив  к  иллюзиям,  однако
неизвестно, что еще могут выдумать эти божьи сестры. Шум  переполошит  их,
тогда Карлину спрячут. Нет, действовать следовало исподтишка...
   Старуха наконец вернулась к берегу, уселась на пороге  своей  лачуги  и
принялась за еду. Ела с аппетитом, вино пила большими  звучными  глотками.
Опьянела быстро,  начала  клевать  носом,  с  трудом  влезла  в  хижину  и
добралась до кровати. Тотчас же донесся храп.  Пол  выждал  еще  несколько
минут, потом быстро пробрался в лодку и несколькими взмахами весел отогнал
ее от берега. Тихие шлепающие звуки нарушили тишину,  разбегающиеся  круги
всколыхнули воду... Бард предупреждал его, что чары и на  лодку  наложены.
Может, и наложены, подумал Пол, только первым делом, добравшись до  берега
озера, он долго высматривал над ровной, не прикрытой туманом  поверхностью
воды остров. И высмотрел! Остров был  пологий,  почти  не  возвышался  над
водой, но куда плыть, ясно - Пол даже успел выбрать несколько  ориентиров,
чтобы  не  сбиться  с  курса.  Уже   в   пути   он   почувствовал   легкое
головокружение, кольнула дурная мысль, что он ступил на неверную дорогу. С
небесными силами лучше не ссориться по пустякам. Он вспомнил,  какой  ужас
охватывал Барда при одной только мысли о возвращении на берег острова. Чем
же эти старые бабы могли напугать такого храбреца? Это удивляло,  страшило
и в то же время разжигало любопытство. Даже ради Карлины Бард не отважился
бы на еще одну  попытку.  Тут  еще  старое  поверье,  что  любой  мужчина,
посмеющий ступить на святой остров, поплатится жизнью за святотатство. Ну,
его-то, пришельца, местными байками не запугать, и тем  не  менее  холодок
пробежал по спине. Как ни крути, он тоже мужчина - значит, предостережение
и его касается. Это вряд ли, рассудил Пол. В чем-то глубинном  Бард  и  он
различаются. Эта несхожесть как раз касалась  религиозных  верований.  Пол
знал цену заклятиям, табу, таинственным  пророчествам...  Проходили...  Во
время атаки он получил ясное свидетельство, что вся эта чушь,  окрошка  из
древних  верований,  всевозможных  культов   -   одним   словом,   местный
апокалипсис - его не касаются. Конечно, будь Харел кровь от  крови,  плоть
от плоти местной землицы, вряд ли был бы так спокоен. И его душа  была  бы
уязвлена древним запретом. А так к борьбе с духами он готов, тем более что
награда за это предприятие - Мелисендра, а значит,  счастье  и,  возможно,
спокойная жизнь.
   Дно лодки проскрипело по песку, нос  уперся  в  берег.  Выходит,  стоит
опустить ногу вот на этот комок грязи и его тут же настигнет смерть?  Если
бы все было так просто, насколько легче стало жить в мире? Нарушил табу  -
небесная сила тебя сразу по лбу. К сожалению, так  не  бывает.  Грешен  не
грешен - конец один. Могила! А что там, в душе, - кому до этого есть дело?
А церковники, священнослужители! На какие только ухищрения  не  пускались,
чтобы только сохранить свое влияние  на  паству.  Какая  кара  их  за  это
постигла? Да никакой! Пожили в сытости и  довольстве.  Тогда  что  же  ты,
усмехнулся Пол, ставь ногу...
   Хорошо натоптанная тропа, обсаженная редким кустарником, вела  в  глубь
острова. Харел прошел сторонкой, хоронясь в тени деревьев, потом спрятался
за выступающей округлостью какого-то глинобитного здания. В этот момент  к
берегу  прошли  две  женщины.  На  них  были  черные  бесформенные   рясы,
подпоясанные  шнурком,  на  котором  висели  изогнутые  ножи.  Пола   даже
передернуло от отвращения  -  эти  существа  вообще  ничем  не  напоминали
женщин, особенно та, что постарше, с лошадиным лицом... Обе были измождены
до предела, однако топали бодро, в охотку. Тут незаметно вкрался  в  мысли
страх. Чужак ты или нет,  но  даже  на  Терре  всякий  подсматривающий  за
тайными женскими церемониями редко оставался в  живых.  Что  являет  собой
скопище полубезумных, одичавших от молитв и постов женщин, он  знал  очень
хорошо. Стоит только попасть в лапы этих фанатичек -  на  куски  разорвут.
Вот почему в цивилизованных обществах всякие тайные женские мистерии  были
строго запрещены.
   - Мне показалось, я слышала плеск весел, - сказала старшая.
   - Нет, сестра Кассильда. Смотри, лодка на том  берегу,  -  ответила  ее
спутница, и Пол возблагодарил небеса, что сразу за веревку перетянул лодку
на ту сторону. Вторая монашка была вроде ничего - в меру  упитанная,  хотя
что можно сказать, когда тело ее упрятано в такой  мешок.  Правда,  у  нее
ямочка на подбородке, однако годы, годы... Этой матроне  следовало  не  на
острове сидеть, а выдавать дочерей замуж, нянчиться с внучатами.  Ишь  что
задумала - святости перед смертью поднабраться... Понятно, когда  молодая,
невинная истеричка - желательно, чтобы хорошенькая - бежит в монастырь. Но
подобная дородная бабушка?.. Неисповедимы пути  твои,  Господи!  Не  знаю,
правда, окидываешь ли ты своим всевидящим оком эту  дикую,  непонятно  где
расположенную планету?
   - Но где же Гвенифер? - спросила сестра Кассильда.
   Она наконец  добралась  до  колышка,  к  которому  был  привязан  конец
веревки. Позвонила в колокольчик, висевший на поясе рядом с ножом. На  той
стороне все было тихо.
   - Что-то на нее не похоже,  чтобы  она  заснула  на  дежурстве.  Уж  не
заболела ли она?
   - Вполне  вероятно,  -  заметила  третья  служительница,  подошедшая  к
сестрам, - что она осушила кувшин с вином. Там ведь двухдневная  порция...
Такое с ней уже случалось.
   - Ну, коли так, то это еще не преступление. Что ж,  придется  подтащить
лодку. Я съезжу и погляжу, что с ней. Может, она заболела  и  нуждается  в
помощи. Или упала и сломала ногу. Со старыми женщинами это случается. Этак
она  там  проваляется  несколько  дней,  пока  не  подойдут   какие-нибудь
странницы.
   - Если что-то подобное случилось, я никогда не прощу себе.
   Вдвоем они быстро подтащили лодку  к  острову,  сели  в  нее  и,  умело
работая веслами, поплыли к хибарке перевозчицы. Пол даже головой покачал -
его хранила небесная  сила!  Что  бы  случилось,  если  бы  он  пристукнул
старуху. Теперь - чепуха! Стоит послушать ее храп и принюхаться  -  в  нос
таким перегаром шибанет, что никаких сомнений не останется.
   Теперь можно было не спеша обмозговать положение. Пол был  уверен,  что
ни одна из этих монахинь не может быть той, которую он ищет. Бард  показал
ему,  как  выглядит  Карлина,  -  портрет,   конечно,   романтизированный,
поэтический,  предупредил  он,  созданный  семь  лет  назад.  Однако  лицо
запомнилось. Кроме того, мрачно подумал Пол, у них  с  Бардом  есть  общая
черта - им нравились одни и те  же  бабы.  Бард,  правда,  строго-настрого
запретил ему даже думать об этом - Карлина единственная,  кто  ему  нужен.
Пол уже наловчился проникать в мысли двойника и вынужден был  согласиться:
этот вопрос был пунктиком Барда, так что в этом его лучше не задевать.
   Однако вопрос этот был  слишком  серьезен,  чтобы  вот  так,  второпях,
решать его. С другой  стороны,  спешить  тоже  некуда,  убежище  надежное,
информации почти нет - не лучше ли пересидеть здесь, понаблюдать за  этими
выжившими из ума святошами? И конечно, поразмышлять...
   Что, если обмануть эту девицу, предстать перед ней в образе Барда - что
ему эта подмена даст? Или, может, в этом случае он неожиданно нарвется  на
такое же презрение и отвращение, какое Мелисендра испытывает к отцу своего
ребенка? Лучше уж предстать в своем истинном обличье и в союзе с  Карлиной
обрушиться на Барда. Заключить, так  сказать,  джентльменское  соглашение:
мне свободу и  Мелисендру,  тебе  твой  монастырь.  Вспомни-ка,  что  Бард
рассказывал  о  ней  -  здесь  ошибиться  нельзя,  промашка  может  стоить
головы... В детстве между ними существовала сердечная привязанность - так,
по крайней мере, уверял Бард. Потом их обручили,  и  только  жестокость  и
самодурство  отца  Карлины  надолго  разлучили   их.   Это   была   версия
Киллгардского Волка. Разрази меня гром, подумал Пол,  но  факты  буквально
вопиют против подобного объяснения. Трудно поверить, чтобы невеста -  или,
как они здесь называют, нареченная - сбежала от милого в монастырь.  Ладно
бы при жизни отца!  Потом  у  нее  было  столько  возможностей  вернуться.
Детская привязанность - не более чем самообман... С первого взгляда видно,
что здесь не лагерь строгого режима. Если  бы  хотела  сбежать  к  жениху,
давным-давно подогнала бы лодку к острову,  добралась  до  берега  и  была
такова.
   Значит, выдаем себя за Барда - ее можно обмануть, они  столько  лет  не
виделись. Но как обмануть Мелисендру, ведь она его знает как облупленного.
Ладно, с Мелисендрой после  разберемся,  и  Карлину  можно  вокруг  пальца
обвести - судя по воспоминаниям Барда, они и поцеловались всего два  раза,
и то женишку пришлось долго уламывать невесту. И все-таки  это  был  очень
перспективный вариант.  Заполучив  Карлину,  владелец  имени  Барда  может
делать все, что ему заблагорассудится. В любом случае устранить  Барда  не
составит труда, а это прямой путь к свободе, независимости... К короне...
   В общем-то против этого плана нет  возражений.  Кроме  одной  маленькой
закавыки... Этот пустячок касается  его.  Точнее,  Мелисендры...  Если  он
позволит себе так поступить с ней, у нее окажутся развязаны  руки,  она  в
момент может выдать его. На это, если  откровенно,  Полу  было  наплевать,
куда страшнее потерять саму Мелисендру. Эта истина  открылась  ему  сразу,
просто и до конца. Собственно, ему нужны только Мелисендра и свобода. Полу
стало ясно, что все интриги, коварства, заговоры гроша ломаного не  стоят,
и он находится в начале пути, в преддверии первого  шага,  сделав  который
свяжет себя по рукам и ногам. Но, выбрав Мелисендру, свободу,  он  наденет
на себя гирлянду цветов, за которыми, конечно, придется усердно ухаживать,
но это будут заботы радости, счастья... В противном случае он  собственной
рукой оплетет себя веригами. Сколько магов можно одолеть, сгибаясь под  их
тяжестью? Быть королем в варварской стране! Надо быть  сумасшедшим,  чтобы
добровольно - тем  более  ценой  крови  -  взвалить  на  себя  это  бремя.
Превратить жизнь в ежеминутное ожидание смерти, удара из-за угла, забыть о
доме, не слезать с седла. Это  по  душе  Барду,  он  так  воспитан,  готов
сражаться и день и ночь, а у Пола скоро наступит похмелье. В конце концов,
войны ведутся ради чего-то. Ради мира... Скажем, вынесет он эти  тяготы  -
военного  таланта  ему  не  занимать,  это  подтвердила  кампания   против
Серраиса, - наступит мир, и на его плечи ляжет забота по обустройству этой
разоренной земли? Боже упаси... Что, они ему родные?  Что,  это  его  дом?
Какого черта он должен ломать голову  над  величиной  налогов  и  дорожных
тарифов, которые следует вводить с целью подъема хозяйства! От одних  этих
слов у Харела зубы заломило. Он и с этим справится, но зачем? Эти  варвары
все-таки наивные люди, и в силу  этого  их  можно  склонить  к  нормальной
жизни, убедить, что худой мир лучше доброй ссоры,  но  победа  никогда  не
будет  окончательной.  Всегда  можно   ждать   подвоха   -   какого-нибудь
религиозного фанатика, например, который, одурев от молитв, поднимет знамя
священной войны. По-другому быть не может...  Тот  же  Бард!  Он  искренне
верит, что Пол спит и видит, как помочь ему в завоевании Сотни царств.
   "Нет уж, братец, или кем ты там мне приходишься. Мне нужна Мелисендра и
свобода. Это все, что может дать мне ваша вшивая планета. Я хочу построить
дом, может, Бог даст  детишек  -  я  их  воспитаю...  Хотелось  бы,  чтобы
поболе... И много-много лошадей... Раз уж вырвался из ящика забвения,  то,
ребята-варвары, у меня нет охоты надевать на себя эти  цепи.  Кувыркайтесь
вы здесь, у себя на родине, как знаете".
   Потом он долго сидел молча, смотрел на воду. Сам не заметил, как  начал
обращаться к Матери Аварре, просил рассудить, прав он или не прав...  Если
отдать Карлину Барду, то Мелисендра точно будет его.  Просил  не  осуждать
строго за вторжение на  остров,  обвинил  судьбу,  которая,  не  спросясь,
вырвала его из камеры забвения и швырнула сюда, в твою обитель, Мать. Что,
уйти несолоно хлебавши? Он тоже человек подневольный. Так что  ты  прости,
Мать Аварра. Видать, такая у Карлины судьба. У  Барда  тоже  -  ты  и  его
прости. По крайней мере не карай смертью. Может, это испытание всем нам, и
мы в любом случае должны пройти через него. Оно, может, тобой и  выдумано,
испытание  это.  Я  не  ропщу,  помилуй  Бог,  я  хочу,   чтобы   все   по
справедливости. Эрленда, конечно, не сохранишь,  все  равно  Бард  заберет
его. Хороший пацан... Неужели и ему за наши грехи страдать?  Прости,  Мать
Аварра. Я уж на колени бухаться не буду, грязно здесь. Не люблю с грязными
коленями ходить. Никогда ни перед кем штаны на  коленях  не  протирал.  Ты
поймешь почему. Вот такие пироги, Мать Аварра... Все сомнения, сомнения...
   Все, о чем Пол рассуждал, касалось только его. Не было уверенности, что
и Бард думает так же, тем более что для него  двойник  в  любом  случае  -
постоянная угроза. Поэтому время  ли  поддаваться  благодушию,  мечтать  о
счастье, когда дело идет о его голове? Реальность жестока... Не  взять  ли
сразу Карлину в союзники, заключить с ней дружеское соглашение? Это что-то
новенькое - с женщинами он еще никогда не дружил.  Правда,  с  Мелисендрой
выходило как-то по-другому. Потихоньку-помаленьку они  сдружились.  Крепко
сдружились...
   В этот момент затрещали кусты, послышались шаги на дорожке - Пол затаил
дыхание, прижался к стволу дерева. Три служительницы  шли  по  дорожке.  В
одной из них он с первого взгляда узнал Карлину.
   Она похудела, лицо было бледно. Она оказалась мала ростом, вряд ли выше
его  груди.  Волосы  заплетены  в  длинную  косу,  заброшенную  за  спину.
Двигалась легкой неспешной походкой. Опять эти рясы, напоминавшие мешки...
   Пол во все глаза смотрел на Карлину, и чем пристальнее вглядывался, тем
сильнее был обескуражен. Зримая, живая Карлина  ввергла  его  в  состояние
шока. Это и есть знаменитая принцесса?! Женщина,  сумевшая  свести  с  ума
самого Киллгардского Волка? Из-за нее он ни о ком и думать не мог?..  Ради
нее он отказывается от Мелисендры?..  Чудеса,  да  и  только!  Мелисендра!
Ягодка, спелая, вкусная. Красавица, умница,  обладающая  лараном,  умеющая
себя вести,  украшение  двора,  а  каков  у  нее  язычок,  все  придворные
повторяли ее шутки и колкости,  -  и  эта  замухрышка!  Ну,  держите  меня
вшестером!.. Мелисендра, статью  явная  королева,  по  крайней  мере  жена
главнокомандующего, соратница, участвовавшая во  всех  походах,  мать  его
сына - и эта сушеная монахиня? Согласен - может, у  этой  дамочки  золотая
душа, но что-то он раньше не замечал, чтобы  Бард  обращал  исключительное
внимание на внутренний мир своих  любовниц.  Например,  той,  которую  они
вдвоем трахали после сражения...
   Этого не может быть! Бард  не  может  хотеть  ее!..  Исключено.  Долгим
взглядом Пол проводил удалявшуюся Карлину. Уж кому-кому, а  ему  прекрасно
известны  вкусы  Барда.  Он  испытывает  тягу  к  Мелисендре,  ко   всяким
пышнотелым бабам, которым есть чем  похвалиться.  Но  не  к  этой...  Волк
просто свихнулся на принцессе, слишком много надежд с ней связывал. К тому
же она оказалась косвенной виновни