мью.
   Раскард почувствовал, как на глаза  наворачиваются  слезы,  но  он  был
слишком горд, чтобы показать это. Не в силах долее скрывать глубокое горе,
он перевел взгляд на стены, на которых было развешано оружие.
   - Теперь я остался совсем один. Дом Сторнов может  праздновать  триумф,
ибо во всей Сотне Царств, кроме меня, нет больше ни мужчины, ни женщины, в
ком текла бы кровь Хамерфелов.
   - Но вы еще не старый человек, - возразил Ренато,  стараясь  попасть  в
тон ужасному одиночеству, сквозившему  в  голосе  Раскарда.  -  Вы  можете
жениться и народить дюжину наследников.
   Герцог знал, что слова Ренато были правдой, хоть это  и  разрывало  его
сердце. Взять в дом чужую женщину и ждать рождения детей, ждать, когда они
повзрослеют, все время рискуя их потерять  в  результате  непрекращающейся
кровавой междоусобицы... Нет, возможно, для чего-то он еще не стар, но для
этого стар определенно.
   Да, но что оставалось делать? Позволить  Сторнам  торжествовать,  зная,
что, когда они вслед за сыном убьют и его самого, не останется никого, кто
смог бы отомстить за его смерть... знать, что и сам  Хамерфел  перейдет  в
руки Сторнов и во всей Сотне Царств не останется ни  одного  представителя
рода Хамерфелов?
   -  Да,  жениться  мне  необходимо,  -  произнес  он,  переживая  момент
безнадежного отчаяния. - Какой брачный выкуп вы хотите за Эрминию?
   Эти слова шокировали Ренато.
   - Я вовсе не это имел в виду, мой господин. Эрминия вам не ровня, она -
простая лерони в вашем доме. Это невозможно.
   - Если я собирался  женить  на  ней  своего  сына,  то  как  смеете  вы
заявлять, что она мне неровня? Если бы я ее презирал, то мысль о  подобном
браке никогда бы мне и в голову не пришла, - настаивал Раскард.
   - Но, мой господин...
   - Эрминия в том возрасте, когда уже может рожать детей, а  у  меня  нет
оснований подозревать ее в нецеломудрии. Однажды я уже женился  в  расчете
на союзников, которых могло  дать  мне  благородное  родство,  и  где  они
теперь, когда сын мой мертв? Вот поэтому сейчас мне  нужна  лишь  здоровая
молодая женщина, а к Эрминии я привык, как к подруге моего сына.  Она  мне
подходит гораздо больше, чем кто бы то ни было, к тому же мне не  придется
привыкать к прихотям нового человека в доме. Назовите цену выкупа,  я  дам
ее родителям все, что нужно, согласно нашим обычаям.
   Ренато смотрел на него  почти  в  испуге.  Он  понимал,  что  не  может
отказать Раскарду, не нажив себе смертельного врага.  Герцогство  Хамерфел
было маленьким, но Ренато понимал, насколько оно сильно, герцоги  Хамерфел
правили этими землями уже на протяжении многих лет.
   Ему оставалось  только  тянуть  время  в  надежде,  что  старый  герцог
откажется от своего каприза, столкнувшись с практическими трудностями.
   - Ну, хорошо, - медленно произнес Ренато, - если вы  того  хотите,  мой
господин, я пошлю письмо ее опекунам, в котором  попрошу  их  согласия  на
брак с вами. Но могут возникнуть трудности: как бы не оказалось, что ее  с
кем-нибудь обручили ребенком, или еще что-нибудь в этом роде.
   - Ее опекуны? Почему не родители?
   - Эрминия - сирота, и именно поэтому, когда ваша последняя жена  -  моя
кузина Эллендара - захотела, чтобы  рядом  с  малышом  Алариком  находился
кто-то родственной с ним крови, была прислана Эрминия,  ибо  она  как  раз
нуждалась в крове. Вы наверняка помните, мой господин, что Эллендара  была
лерони из Арилинна, и хотела обучить этому  искусству  Эрминию,  поскольку
своей дочери у нее не было.
   - Я не вижу здесь никаких трудностей, раз ее не ждут любящие  родители,
- заметил герцог. - С ее рождением связана какая-нибудь тайна или скандал?
   - Нет, ни в коем случае; ее матерью была моя сестра Лорна,  а  отцом  -
мой близкий друг, телохранитель Хастура Даррен  Тьялл.  Сестру  с  Тьяллом
обручили, когда им было около двенадцати лет, и  когда  Даррена  убили  на
границе, она была вне себя от горя. Очень скоро мы узнали, что  она  носит
ребенка от Тьялла. Эрминия родилась на руках моей  жены,  и  та  очень  ее
любила; только поэтому Эллендара с такой радостью приняла девочку здесь, в
вашем доме.
   - Значит, она - ваша племянница, - подытожил Раскард. - Ее мать жива?
   - Нет. Лорна пережила своего жениха меньше, чем на год.
   - Тогда, похоже, вы одновременно - и ее опекун и ближайший родственник,
а все разговоры о получении "согласия со стороны"  -  лишь  уловка,  чтобы
отсрочить  удовлетворение  моей  просьбы,  -  произнес   Раскард,   гневно
поднимаясь из кресла. - Какие у вас возражения против того, чтобы  Эрминия
стала моей женой, если их не было, когда я женился на вашей кузине?
   - Скажу откровенно, - произнес Ренато  несколько  сконфуженно.  -  Ваша
кровная вражда со Сторном разрослась из  костра  в  лесной  пожар;  она  и
раньше была мне не по душе, но  сейчас  не  нравится  гораздо  сильнее.  Я
больше не могу добровольно отдавать своих ближайших  родственниц  замуж  в
клан, который так погряз в кровавых разборках. - Он заметил,  как  Раскард
стиснул челюсти, и продолжил: - Мне известно, что происходит здесь, у  вас
в горах. И меня терзает мысль, что Эллендара невольно  приняла  участие  в
кровной вражде, поэтому я не хочу, чтобы в нее был втянут еще кто-либо  из
членов моей семьи. Пока Эрминия была в вашем доме всего  лишь  гостьей,  я
убеждал себя, что все это меня не касается, но брак - совсем другое  дело.
Более того, племянница слишком молода  для  вас.  И  мне  было  бы  тяжело
видеть,  как  девушка  выходит  замуж  за  человека,  который  ей  в  отцы
годится... Но пусть она сама решит, хочет ли этого.  Я  препятствовать  не
буду. Хотя заявляю, что предпочел бы отдать ее в дом, не столь  увязший  в
кровной вражде.
   - Тогда позови ее и спроси сам, - предложил герцог Раскард.
   - Но только не в вашем присутствии, - продолжал упорствовать Ренато.  -
Она может побояться признаться в присутствии своего друга  и  покровителя,
что желает покинуть его.
   - Как угодно, - произнес герцог и позвал слугу: - Спроси  дамиселу,  не
будет ли она так любезна принять своего родственника в оранжерее.
   Глаза Ренато были холодны как лед, когда он вышел из  полутемного  зала
вслед за слугой, думая, что едва ли молоденькая девушка хотела выйти замуж
за  стареющего,  желчного  мужчину.  Он  был  уверен:  юная   родственница
обрадуется, когда узнает, что он приехал забрать ее отсюда.
   Раскард проводил взглядом Эрминию, прошедшую по коридору  к  оранжерее,
чтобы встретиться там с домом [вежливое обращение к  представителю  знати]
Ренато. Взор его в этот момент смягчился. Впервые в жизни он посмотрел  на
нее как на желанную женщину, а не на подругу сына по детским играм. Прежде
он думал о женитьбе точно о  досадной  необходимости,  теперь  же  впервые
осознал, что она может иметь и свои приятные стороны.
   Через некоторое время оба вошли в большой зал. Ренато злобно  хмурился,
в то время как на щеках Эрминии играл румянец, и  легкая  улыбка,  которую
она бросила Раскарду из-за спины родича, наполнила сердце  герцога  теплом
от того, что его предложение, судя по всему, принято.
   Тогда он очень мягко спросил:
   - Хочешь ли ты стать моей женой, Эрминия?
   - Девчонка еще глупа, - проскрипел Ренато. - Я говорил,  что  найду  ей
более подходящего мужа.
   Эрминия улыбнулась и сказала:
   - Почему вы думаете, что сумеете найти человека, который будет для меня
лучшим мужем, родственник?
   Она приветливо улыбнулась Раскарду, и тот впервые, с тех пор как увидел
через звездный камень  мертвенное  лицо  сына,  почувствовал,  что  сквозь
холод, которым была объята его душа, пробился луч света.
   Он взял девушку за руку и нежно произнес:
   -  Если  ты  станешь  моей  женой,  чиа,  я  постараюсь  сделать   тебя
счастливой.
   - Я знаю, - ответила та, возвращая ему легкое пожатие.
   - Эрминия, у тебя есть лучший выбор, - вмешался Ренато,  изо  всех  сил
пытаясь вновь обрести спокойствие. - Ты действительно хочешь  выйти  замуж
за этого старика? Он старше, чем был бы сейчас твой отец, он старше  меня.
Неужели тебе это нужно? Подумай, девочка! - почти  выкрикнул  он.  -  Тебе
дана такая свобода, о которой редкая девушка может даже мечтать! Никто  не
требует, чтобы ты вышла замуж обязательно здесь, в Хамерфеле.
   Эрминия взяла герцога под руку.
   - Дядя Ренато, это тоже моя семья и мой дом, - сказала она. - Я выросла
здесь и не хочу покидать  это  место,  чтобы  вернуться  к  родственникам,
которые сейчас для меня - чужие люди.
   - Ты глупа, Эрминия, - возразил Ренато. - Ты хочешь,  чтобы  твои  дети
тоже погибли в этой безумной междоусобице?
   Эти слова, кажется, несколько отрезвили ее.
   - Сказать по правде, я бы лучше жила в мире, да и кто из нас  предпочел
бы иное, будь у него выбор?
   И тогда герцог, на какое-то мгновение объятый более сильным,  чем  даже
его собственная гордость, чувством, произнес:
   - Я предложу мир лорду Сторну.
   Эрминия, нахмурясь, потупила взор и сказала:
   - Да, я жажду мира. Но ведь это лорд Сторн отказался  вернуть  хотя  бы
тело вашего сына; я не хочу видеть ни того, как вы будете унижаться  перед
ним, мой будущий муж, ни того, как вы подпишете унизительный  мир  на  его
условиях.
   - Тогда - выберем среднее,  -  произнес  Раскард.  -  Я  пошлю  к  нему
посольство  с  просьбой  вернуть  тело  моего  сына,  чтобы  достойно  его
похоронить, и, если он это сделает, мы заключим мир, если же он откажется,
тогда между нами - война навек.
   - Навек? - переспросила Эрминия, как бы очнувшись, но потом вздохнула и
добавила: - Да будет так. Мы достойно примем любой его ответ.
   Ренато взвыл:
   - Теперь я вижу, что передо мной два безнадежных  глупца.  Если  бы  вы
действительно  хотели  мира,  вы  бы  как-нибудь  перешагнули  через  свою
дурацкую спесь, из-за которой пропадут в конце концов и Сторн, и Хамерфел,
а в их развалинах будут кричать лишь вороны да прятаться бандиты!
   У Раскарда по спине пробежали мурашки, ибо  слова  Ренато  звучали  как
пророчество, и на какой-то момент, пока он рассеянно  смотрел  в  потолок,
ему действительно привиделись заброшенные руины, некогда бывшие  твердыней
Хамерфелов.
   Ренато не унимался:
   - Неужели вы действительно не можете побороть эту чертову гордость?
   Тогда  Эрминия  выступила  вперед  и  с  плохо   скрытым   раздражением
произнесла:
   - Почему унять гордость должен именно мой муж? - В ее голосе  явственно
слышались гневные нотки. - Почему не Сторн, раз  уж  он  празднует  сейчас
победу, полностью истребив клан моего мужа? Разве не привилегия победителя
- проявить великодушие?
   - Возможно, ты и права, - ответил Ренато, -  но  правотой  не  положишь
конец междоусобице. Один из вас должен поступиться гордостью.
   - Возможно, - согласился Раскард, - но почему именно я?
   Ренато лишь пожал плечами и отошел  к  окну.  Махнув  рукой  и  как  бы
отстраняясь от всего этого, он сказал:
   - Эрминия, ты выбрала свою участь, и самое ценное, что у тебя есть, это
мое разрешение на этот брак. Бери ее, родич, вы  стоите  один  другого,  и
это, возможно, принесет вам счастье.
   Сухо улыбнувшись, Раскард произнес:
   - Можно считать это благословением?
   - Хоть благословением, хоть проклятьем, хоть чертом  лысым  -  как  вам
угодно, - огрызнулся Ренато и бесцеремонно вышел из комнаты.
   Раскард обнял Эрминию и расхохотался.
   - Он так разозлился, что забыл о брачном  выкупе.  Боюсь,  что  теперь,
когда мы поженимся, ты станешь чужой своей родне, Эрминия.
   Она улыбнулась в ответ и произнесла:
   - Такую родню лучше иметь чужой, чем  ближней,  по  крайней  мере,  это
избавит нас от неприятных семейных визитов.
   - Поэтому он пробудет у нас до свадьбы, а потом  пусть  убирается  куда
хочет, хоть к черту, если только Зандру его к себе пустит.  Пусть  дьяволу
будет с ним интересней, чем нам.



        3

   В середине лета состоялась  свадьба  герцога  Раскарда  и  Эрминии.  По
меркам дворян-горцев прошла она в высшей степени скромно, поскольку  родня
невесты приехать  отказалась,  за  исключением  дюжины  приятелей  Ренато,
которые своим присутствием показали, что Эрминия  выдается  в  Хамерфел  с
согласия своего ближайшего  родственника.  Будь  народу  еще  меньше,  это
попахивало бы скандалом, но Раскард вознамерился вытерпеть эту  церемонию,
невзирая на скудость свадебных подарков от родни новоиспеченной  герцогини
Хамерфел. Как будто в отместку за бедность празднества престарелый  герцог
одарил молодую жену  сказочными  драгоценностями  из  своей  сокровищницы.
Несколько дальних родственников Хамерфелов, присутствовавших  на  свадьбе,
сидели с мрачными  лицами,  поскольку  до  этого  питали  надежду,  что  в
отсутствие  наследника  и  близких  родственников  кто-то   из   них   мог
унаследовать титул и земли герцога, а женитьба на молодой  женщине  вполне
обещала принести новых детей и положить конец всем их чаяньям.
   - Выпьем, - предложил один  из  родичей  герцога  другому.  -  Вся  эта
женитьба - ерунда. Раскард стар, и брак может оказаться бездетным.
   - На это не надейся, - цинично отозвался его сосед. - Раскард  выглядит
старше своих лет после смерти сына, но он полон  сил,  как  и  положено  в
сорок пять. А если нет, то  ты  не  хуже  меня  знаешь  старую  поговорку:
"Сорокалетний муж может не стать отцом, а пятидесятилетний станет  точно".
- Он хохотнул и добавил: - Жаль эту девочку, она молоденькая,  хорошенькая
и заслуживает муженька получше. Попробую найти здесь место, чтобы ублажать
ее длинными зимними ночами.
   - Вот здесь тебе вряд ли светит,  -  заметил  первый.  -  Она,  похоже,
честная и действительно любит старикана.
   - Как отца - не сомневаюсь, - ответил второй. - А как мужа?
   Примерно такие же разговоры велись повсеместно. Эрминия, которая хоть и
была сильным телепатом, но не привыкла отгораживаться защитным барьером от
стольких людей сразу, и ей приходилось выслушивать  все  это,  не  подавая
виду. Когда настало  время  женщинам  вести  ее  в  спальню,  то  при  ней
оказались по большей части ее  служанки,  поскольку  никто  из  тетушек  и
дядюшек не удосужился  проделать  столь  длинное  путешествие.  И  она  не
проронила ни слезинки, когда ее вели туда.
   Несмотря на середину лета, в спальне было холодно и неуютно. По крайней
мере, так чувствовала себя Эрминия, когда ее  раздели,  оставив,  согласно
обряду, в прозрачной ночной рубашке. Это делалось по  старинной  традиции,
чтобы невесту можно было осмотреть на наличие  скрытых  уродств  и  прочих
дефектов. Она дрожала и ждала, едва сдерживая слезы: ей не хотелось, чтобы
Раскард подумал, будто она  выходит  за  него  против  воли.  Несмотря  на
суровую внешность, у него в характере были и мягкие черты - она это знала,
внутренне чувствовала, что, несмотря на доводы ее ближайшего родственника,
это замужество для нее - большое благо. Разве это не честь быть герцогиней
Хамерфел? Все равно, рано или поздно, ей предстояло выйти замуж,  и  лучше
уж за мужчину в возрасте, которого она знала и  который  относился  к  ней
по-доброму, чем за совершенно незнакомого человека, как бы молод  и  хорош
собой он ни был. Очень часто невеста доставалась мужчине, которого она  до
этого в глаза не видела, и  теперь  Эрминия  была  чрезвычайно  рада,  что
избегла этой участи.
   Семейные драгоценности Хамерфелов оттягивали  шею.  Очень  хотелось  их
снять, но служанка,  раздевавшая  ее,  не  дала  освободиться  от  тяжелых
камней.
   - Герцог может подумать, что вам не нравятся его подарки.  Поносите  их
хотя бы сегодняшнюю ночь.
   Девушке ничего не оставалось, как терпеть тяжесть  и  холод  украшений,
врезавшихся в кожу,  и  желать,  чтобы  все  это  поскорее  кончилось.  Ей
предложили выпить вина, и  она  с  удовольствием  приняла  бокал.  Выстояв
свадебную церемонию, она очень устала, да и  расстроилась,  понаслушавшись
всего, что говорили вокруг. На свадебном пиру Эрминия тоже почти ничего не
ела. Вино быстро ее  согрело,  она  почувствовала,  как  на  щеках  засиял
румянец. Поэтому, когда в спальню ввели герцога, облаченного в отороченную
мехом ночную  рубашку  (тут  Эрминия  подумала,  почему  это  традиция  не
предусматривает демонстрацию жениха на наличие скрытых уродств и  дефектов
для успокоения невесты?), он застал ее сидящей в кровати под балдахином, с
розовыми щечками, в прозрачной ночной  рубашке,  почти  не  скрывавшей  ее
девических форм, и с распущенными рыжими волосами. До этого ему ни разу не
доводилось видеть ее волосы неубранными, обычно они были заплетены в тугие
косы. Но сейчас невеста выглядела так молодо и  невинно,  что  его  сердце
часто забилось.
   Когда  прислуга   покидала   спальню,   сопровождая   уход   множеством
непристойных жестов, он остановил одного из лакеев.
   - Сходи в мою гардеробную, Руйвен, и принеси оттуда корзину.
   Человек пошел  исполнять  приказ,  и,  когда  он  вернулся  с  огромной
корзиной в руках, герцог приказал:
   - Оставь ее здесь. Да, возле кровати. Теперь - уходи.
   - Спокойной  ночи,  господин  и  госпожа.  И  многого  вам  счастья,  -
произнес, расплывшись в широкой улыбке, слуга, после чего быстро удалился.
   Эрминия с любопытством посмотрела на корзину, прикрытую полотенцем.
   - Это мой настоящий свадебный подарок тебе, - мягко сказал герцог. -  Я
знаю: драгоценности для тебя - ничто, поэтому лично  постарался  подыскать
для тебя то, что, надеюсь, понравится тебе чуть больше.
   Эрминия почувствовала, как щеки ее опять залились краской.
   - Мой господин, пожалуйста, не подумайте, что я неблагодарная, просто я
не привыкла носить драгоценности, а они такие тяжелые... я ни  за  что  не
хотела вас обидеть...
   - О чем ты говоришь? Обидеть - меня? - произнес он, нежно обнимая ее за
плечи. - Неужели ты думаешь, что я хочу твоей любви  в  обмен  на  дорогие
побрякушки, которые подарил тебе, девочка? Да, я очень  польщен,  что  для
тебя муж большее  сокровище,  чем  все  свадебные  подарки.  Сними  же  их
наконец.
   Со смехом он расстегнул тяжелое золотое  колье  с  изумрудами  и  помог
снять его, услышав при этом, как облегченно вздохнула  Эрминия.  Вслед  за
колье на столик легли массивные браслеты. После этого Раскард спросил:
   - Теперь ты посмотришь мой второй подарок?
   Девушка села на кровати и с  любопытством  подтянула  к  себе  корзину.
Сдернув полотенце, она удивленно и радостно вскрикнула,  опустила  руки  в
корзину и вытащила большого лохматого щенка.
   - Какой он милый, - воскликнула она, прижимая его к груди.  -  Спасибо,
дорогой!
   - Я рад, что он тебе понравился,  радость  моя,  -  улыбаясь,  произнес
Раскард, а она обняла его и восторженно поцеловала.
   - Его уже как-нибудь назвали, господин мой?
   - Нет, я подумал, что ты сама захочешь дать ему имя, - ответил Раскард,
- но у меня-то имя уже есть, и ты  называть  меня  соответственно  должна,
дорогая.
   - Тогда, Раскард, большое тебе спасибо, - смущенно  произнесла  она.  -
Можно мне назвать его Ювел, потому  что  он  мне  дороже  любых  ювелирных
украшений?
   - Ее, - поправил Раскард. - Я подарил тебе девочку, они добрее и  более
уравновешенные,  поэтому  их  можно  держать  в  доме.  Я  подумал,   тебе
понравится собака, которая все время сидит рядом, а  кобель  -  тот  будет
убегать и рыскать по окрестностям.
   - Она просто прелесть, и имя Ювел девочке  подходит  даже  больше,  чем
мальчику, - сказала Эрминия,  нежно  обнимая  сонного  щенка,  шелковистая
шерсть которого была почти в тон ее волосам. - Это самая  ценная  из  всех
моих драгоценностей, и я буду нянчить ее  как  ребенка,  пока  у  меня  не
появится свой.
   Она качала щенка, что-то тихо напевая ему, а Раскард  умиленно  на  нее
смотрел, думая:
   "Да, она будет хорошей матерью моим детям, она добрая и любит малышей".
   Он положил щенка в  корзину,  и  Эрминия  с  готовностью  упала  в  его
объятия.
   Лето пролетело быстро, и  вот  окрестн