Но  чтобы  сказать  это,  девушке  пришлось  дважды
перевести дыхание, и лицо ее походило цветом на костяной лом.
   - Она всегда так, - вздохнул Раннирл. - Джефф, постарайся.
   Он вышел. Кервин приблизился к кушетке и неуклюже опустился  на  колени
рядом с Хранительницей.
   - Элори, я в этом почти ничего не понимаю, - начал он, - но сделаю все,
что смогу. - Вспомнив, что делала Таниквель для восстановления его сил, он
взял Элори за руки. Пальцы ее были напряжены и холодны, как лед. Повинуясь
какому-то импульсу, он принялся растирать их,  возвращая  гибкость.  Джефф
пытался повысить и обострить свою эмпатическую  чувствительность,  ощутить
слабость Элори как свою...
   И он ощутил ее как внезапный укол боли, эту слабость полного  бессилия,
мелеющий  поток  сознания...  девушка  была  на  грани  обморока.   Кервин
осторожно попробовал  установить  раппорт,  чувствуя  своим  обострившимся
восприятием, насколько Элори измождена, выискивая, как взять эту усталость
на себя и передать девушке часть своей энергии. Стоя на  коленях  рядом  с
кушеткой, сжимая неподвижные ладони Элори, он ощутил, как в ее  измученное
тело  по  капле  начинает  возвращаться  жизнь.  Казалось,  прошла   целая
вечность, - хотя на самом деле, наверно, всего несколько минут,  -  прежде
чем Элори открыла свои серые глаза и посмотрела  на  Кервина.  Но  детское
личико ее оставалось таким же бледным, а губы - совершенно бесцветными.
   - Спасибо, Джефф, - прошептала она.
   Такой волны эмоций, как та, что взметнулась  в  нем  при  этих  словах,
Кервин не ощущал еще ни разу в жизни. Он развел руки, и девушка  оказалась
у него в объятиях, поднимая к нему лицо. И, когда губы их встретились, без
малейшего удивления, Джефф почувствовал дивное слияние двух нематериальных
субстанций.  Крепко   обнимая   теплую   тоненькую   фигурку,   невероятно
обостренным двойным восприятием он уловил, как смешаны в Элори хрупкость и
стальная сила, детская наивность и  древняя  бесстрастная  мудрость  касты
Хранителей. (_И через все это он смутно ощутил вместе с Элори необычное  и
едва ли наполовину осознаваемое пробуждение чувств; апатию и  одновременно
готовность, с какими она принимает его поцелуй.  Он  разделил  с  девушкой
изумление, вызванное объятием, какого ей еще не доводилось испытывать - не
отеческим и не безлично-добродушным - разделил ее  робкое  и  не  ведающее
стыда удивление от  того,  сколько  силы  в  мужском  теле,  какая  в  нем
поднимается волна тепла..._)
   - Элори, - прошептал он, но  шепот  прозвучал  триумфальным  кличем.  -
Любовь моя, любовь...
   Какое-то  мгновение  длился  спазматический,  конвульсивный,  терзающий
каждый нерв ужас; потом раппорт разорвался, как  разлетевшийся  в  кусочки
кристалл - и вот  уже  побелевшая,  как  снег,  Элори,  извиваясь  кошкой,
пыталась вырваться из объятий Кервина.
   - Нет, - беззвучно шептала она, ловя воздух перекошенным ртом.  -  Нет,
нет...
   Оцепеневший от шока Кервин разжал  объятия.  Элори  тут  же  отпрянула,
прижав руки к груди, словно защищаясь; все ее худенькое  тельце  сотрясали
беззвучные  рыдания.  В  глазах  ее  застыл  ужас,  но  она   успела   уже
отгородиться от Кервина барьером. Узкогубый детский рот  ее  открывался  и
закрывался, не издавая ни звука; личико перекосила  гримаска,  как  у  еле
сдерживающей слезы маленькой девочки.
   - Нет, - наконец снова прошептала она. - Ну как ты мог забыть,  кто  я?
О, сжалься надо мной, Аварра! - сбивчивой скороговоркой  выпалила  она  и,
спрятав лицо в ладони, устремилась прочь из комнаты; едва не споткнулась о
табурет, увернулась от машинально  шагнувшего  за  ней  Джеффа  и  стрелой
вылетела  за  дверь.  Легкие  шаги  дробно  простучали  по  коридору,   по
ступенькам; в конце концов откуда-то сверху донесся грохот  захлопнувшейся
двери.


   Он не видел Элори целых три дня.  Впервые  за  все  время  с  появления
Кервина в Арилинне она пренебрегала вечерами в  гостиной;  Кеннард,  пожав
плечами, объяснил Кервину, что время от времени такое случается  со  всеми
Хранительницами. Джефф, дабы случайно не  опустить  барьера  и  не  выдать
себя, промолчал. Но каждую бессонную ночь ему казалось, будто  из  темноты
снова выплывают глаза Элори и вспыхивают внезапным ужасом,  что  на  губах
снова  возникает  вкус  того  поцелуя,  а  руки  никак  не  могут   забыть
трепещущего в объятиях хрупкого перепуганного тельца.
   В первые мгновения после того, как разорвался раппорт, он просто ничего
не соображал, застывши в  онемении  и  оцепенении  от  этого  чудовищного,
шквального обвала; недоумевая, то ли печалиться,  то  ли  гневаться  столь
внезапной перемене чувств.
   А потом, медленно и мучительно, пришло понимание.
   Он нарушил строжайший закон комъинов. Не зря ведь Хранительница  давала
обет девственности, и душой, и телом отдаваясь  своей  трудной  и  опасной
работе. В глазах любого  даркованина  Элори  была  неприкосновенна;  ни  о
страсти, ни о чистейшей платонической любви и речи быть не могло.
   Он слышал, что в Арилиннской башне говорили (и хуже  того,  чувствовал,
что они чувствовали) по поводу Клейндори, преступившей обет (и ради кого -
презренного землянина!).
   Другой бы на его месте мог начать громоздить  кучу  оправданий  -  мол,
Элори сама была не против, и он лишь взял то, что было предложено. Но  для
Кервина такой легкий путь к отступлению был закрыт. Ему  с  самого  начала
бросилось в глаза, как по-детски невинно ведет себя Элори  с  мужчинами  в
Башне. Для них она была все равно, что беспола, словно  еще  один  мужчина
или ребенок; и она доверяла защищавшему ее табу.
   Так же невинно, беззаботно она доверилась  Джеффу  -  и  он  предал  ее
доверие!
   Но еще ужасней был скребущий на сердце страх. Кеннард ведь предупреждал
его:  не  следует  эмоционально  напрягаться  в  те  несколько  дней,  что
предшествуют работе с матрицами; лучше оставить пока Таниквель в  покое  -
во избежание нервного переутомления. Таниквель! Можно  подумать,  все  это
был сон; да, он любил ее - но, скорее, из благодарности за  ее  доброту  и
понимание. Ничего похожего на то могучее чувство, что сотрясает сейчас все
его существо.
   Телом  и  душой  подстраивались  Хранительницы  под   свои   гигантские
матричные кристаллы. Вот почему  им  следовало  воздерживаться  от  бурных
эмоциональных проявлений. Память Джеффа скачком вернулась к первому вечеру
в Арилинне; к панической реакции Элори на его  комплимент,  к  словам:  "С
самого  рождения  нас  готовят  к  этому,  и  иногда...  мы  теряем   свои
способности всего за несколько лет".
   А теперь, может быть, судьба всего Даркоувера зависела  от  успеха  или
неудачи Арилиннской Башни. А успех или неудача зависят от того,  насколько
сильна Хранительница, насколько тщательно  оберегаема  и  лелеема  она.  А
Джефф Кервин, затесавшийся среди комъинов чужак, предал их доверие, обошел
барьеры и поразил Хранительницу в самое сердце.
   Добравшись до этого места в своих размышлениях, Кервин зарылся лицом  в
ладони и попытался полностью отключиться.  Это  еще  хуже,  чем  обвинения
Остера в шпионаже в пользу землян.
   Утром четвертого дня он услышал с лестницы голос Элори. Что ж, в ночной
битве он, пусть  с  невероятным  трудом,  но  одержал  над  собой  победу.
Единственное, что теперь предстояло ему - это смирение.
   Он любил Элори - но любовь эта могла привести к тому, что она  потеряет
способности Хранительницы, а это поставит под угрозу  работу,  от  которой
зависит будущее всего Даркоувера.  В  случае  их  неудачи  Пандаркованский
Синдикат  немедленно  обратится   к   земным   специалистам   и   примется
преобразовывать даркованскую экономику на земной лад.
   "А разве это так плохо? - предательски шепнуло его второе "я". - Раньше
или позже, но все равно Даркоуверу предстоит перестроиться на земной  лад.
Оно и к лучшему! Даже для Элори - слишком тяжелый это для нее груз; нельзя
молодой девушке жить в заточении, хоронясь ото всего, что есть хорошего  в
жизни. И если у нас ничего не получится... если у нас ничего не получится,
то какая разница, Хранительница там Элори или не  Хранительница,  и  тогда
она сможет быть моей..."
   "Предатель! - бросил он себе горькое обвинение.  -  Эти  люди  приютили
тебя, дали возможность остаться на Даркоувере, приняли как своего... А  ты
готов погубить их! Что бы ни случилось, главное -  чтобы  Элори  сохраняла
спокойствие духа".
   Но со звуками ее голоса в душе у Кервина снова все забурлило. "О  Боже,
Боже, Элори, Элори..." Он направился было к  двери,  но,  не  видя  ничего
перед собой, развернулся обратно и  рухнул  ничком  поперек  кровати.  Все
существо Джеффа корчилось от боли и бунтовало. Нет, видеть ее -  это  выше
его сил.
   -  Кервин?  -  послышался  через  некоторое  время  из-за  двери  голос
Раннирла. - Ты спустишься?
   Собрав в кулак остатки воли,  Джефф  спустился  вслед  за  Раннирлом  в
гостиную. Как обычно, комъины  расселись  полукольцом  перед  камином,  но
Кервин видел одну Элори - снова в легком, как паутинка, вышитом цветочными
узорами платье с пряжкой из  одного-единственного  кристалла,  висящего  у
ворота, словно вопреки законам  гравитации.  Медные  кудри  украшал  венок
ослепительно-белых цветов. Когда  вошел  Кервин,  она  подняла  голову;  и
Джефф, собираясь с духом, вдруг ощутил воздушное, прозрачное  спокойствие,
потому что улыбка Элори была такой же мягкой, отстраненной, спокойной, как
всегда.
   Неужели она на самом деле ничего не почувствовала? Неужели все это  ему
лишь почудилось?
   Кеннард встретился с Джеффом взглядом и  по-отечески  положил  руку  на
плечо. Казалось,  прикосновением  этим  передавалось  какое-то  знание,  и
внезапно Джефф угадал правду: "_Ты даже представить себе  не  можешь,  что
это такое - подготовить Хранительницу_". Каким-то непостижимым образом  за
эти три дня Элори умудрилась восстановить прежнее  холодное,  отстраненное
самообладание.  Она  улыбнулась  Кервину  -  вроде  бы  улыбка  оставалась
прежней, дружелюбной, благосклонной - но своим  новым  обостренным  чутьем
под  маской  спокойствия  Кервин  уловил  шрамы   незатянувшихся   трещин,
воспоминание о катастрофе.
   - Джефф, Остер говорит, что матричный капкан  готов.  Мы  запланировали
операцию на сегодняшний вечер. Установить капкан хочет  Остер.  Я  сказал,
что ты не будешь возражать.
   - Да, конечно... - сказал  Джефф.  -  Кстати,  а  что  такое  матричный
капкан?
   Элори состроила детскую гримаску.
   - Это... это грязное извращение честной науки, - горячо заявила она.
   - Не обязательно, - возразил Кеннард. - Бывают самые  разные  матричные
капканы.  Например,  Вуаль  перед  входом  в  Башню,  пропускающая   одних
комъинов. Остер, какого типа твой?
   - Барьерный. Через мозг одного из нас кто-то подслушивает, что делается
в Круге. Ну, а если он и сегодня попробует пробиться сквозь барьер, капкан
парализует его и даст нам на него хорошенько взглянуть.
   - Ничего не имею против, - произнес Кервин. - Поверьте,  если  за  нами
действительно кто-то шпионит, мне ничуть не меньше, чем вам,  не  терпится
вывести его на чистую воду!
   - Так давайте же начнем, - беспокойно поднялась из кресла Элори. - Я...
- Она замялась, прикусила губку и произнесла  отрывисто:  -  Я  бы  выпила
немного кирьяна. - Кеннард неодобрительно покосился на  нее,  но  она  уже
стояла  возле  бара  с  напитками.  -  Еще  кто-нибудь  хотел  бы  сегодня
подстраховаться? Остер? Раннирл? И не надо так смотреть на меня,  Тани;  я
знаю, что я делаю.
   - Элори, если ты  не  очень  хорошо  себя  чувствуешь,  операцию  можно
отложить на несколько дней.
   - Мы и так уже отстаем от графика на трое суток. - Она подняла к  губам
бокал _кирьяна_ и покосилась на Джеффа, когда, как ей казалось, он смотрел
в другую сторону; и ее потерянный, исполненный муки взгляд поразил его  до
глубины души.
   _И она тоже?_ А ему-то казалось, будто страдает он один, что она ничего
не помнит; теперь же, зная, какую ей это причиняет боль,  Кервин  искренне
желал, чтоб она оставалась невозмутимой, чтоб его поцелуй  не  значил  для
нее ничего. Ибо теперь он окончательно понял, что наделал.


   Джефф никогда раньше не видел матричного капкана. Тот походил на  кусок
странно перекрученного блестящего металла, инкрустированного кристалликами
и пронизанного  светящимися  спиралями.  На  тонких  губах  Остера  играла
тигриная улыбка.
   - Элори, ты можешь еще минутку подержать  картинку?  -  поинтересовался
он. - Покажи-ка, кто  попался,  -  он  кивнул  на  красивую,  смертоносную
вещицу, лежащую у него на коленях. - Я  установил  капкан  так,  чтобы  он
захлопнулся, как только кто-нибудь попытается подлезть под наш барьер. Все
сработало, я четко ощутил этот момент; и кто бы  это  ни  был,  сейчас  он
надежно обездвижен. Элори, дай-ка картинку на монитор.
   Элори взяла кусок шелковистой, металлически поблескивающей  изолирующей
ткани, обмотала кисть и брезгливо, словно  касаясь  чего-то  исключительно
грязного, подобрала матричный капкан. Затем  повернула  верньер  монитора.
Вспыхнула зеленая точка и принялась  быстро  расти,  пока  весь  экран  не
заполнила картинка. Постепенно изображение сфокусировалось,  и  на  экране
появился вид Арилинна; Кервин беззвучно присвистнул, узнавая  ориентир  за
ориентиром в быстро меняющемся изображении. Затем, безо всякого  перехода,
на экране возникла скупо обставленная, почти совсем без мебели, комната  и
фигура  человека,  сосредоточенно  склонившегося  над  чем-то  у  него  на
коленях, неподвижного, как смерть. Постепенно  весь  экран  заполнило  его
лицо.
   - _Раган!_ - вырвалось у Кервина.
   Желчный   коротышка,    завсегдатай    портовых    баров,    неотступно
преследовавший Кервина, продемонстрировавший, как  пользоваться  матричным
кристаллом, и указавший Кервину-путь.
   Раган.
   Давно следовало догадаться.
   Да и кто еще это мог быть?
   Неожиданно Кервина захлестнула  волна  слепой,  нерассуждающей  ярости.
Какое-то атавистическое, чисто даркованское чувство всколыхнулось  в  нем,
заглушая голос разума; в мозгу не оставалось ничего, кроме бешенства,  что
им так беззастенчиво манипулировали.
   - _Комъин, жизнь этого человека - за мной_, - произнес  он  на  древнем
языке комъинов, без малейшего усилия всплывшем из глубин памяти. - Когда и
как получится, но я заявляю право лишить его  жизни  в  поединке  один  на
один, и тот, кто посмеет опередить меня, будет иметь дело со мной!
   Остер, приготовившийся было швырнуть очередное  обвинение,  замер,  как
громом пораженный, широко вытаращив глаза.
   - Комъин Эйллард, - произнес Кеннард,  -  как  представитель  Совета  я
признаю за тобой право в поединке один на один лишить этого человека жизни
или отдать свою.
   Словно пребывая в отключке, Джефф выслушал  ритуальные  слова.  У  него
буквально чесались руки разодрать Рагана на кусочки.
   - Раннирл, - напряженно произнес  он,  взмахом  руки  дав  знак  убрать
картинку с экрана, - ты не мог бы показать, где это? На сколько еще хватит
капкана, Остер?
   - Вы не можете  этого  допустить!  -  разорвал  повисшую  тишину  голос
Таниквель. - Это же самоубийство! Джефф меча и в  руках-то  не  держал,  а
вы... неужели вы думаете, будто у этого _шаруга_ хватит чести биться  один
на один?
   - Об этом я позабочусь, - произнес Раннирл, отстегнул от  пояса  нож  и
вручил Кервину.
   Тот опытным жестом прикинул, насколько хорошо нож  сбалансирован.  _Под
шкурой тихого связиста таился настоящий сорви-голова..._ это  было  давно,
но память сохранилась. И кодекс  кровной  мести...  даже  земной  ребенок,
воспитанный на Даркоувере,  не  мог  не  впитать  его  начала  всем  своим
существом.
   Рагана ждет чертовски неприятный сюрприз. А потом - смерть.



        12

   За Вуалью начинался город Арилинн; из-за  холмов  поднималось  Кровавое
Солнце. Крепко сжав зубы, не спуская руки  с  непривычно  холодящей  кулак
рукоятки ножа, Кервин шествовал между  Остером  и  Раннирлом.  Впервые  он
чувствовал к Остеру что-то сродни благодарности.
   В  этот  час  улицы  были  практически  пустынны;  случайные   прохожие
встревоженно  косились  на  троих  рыжеволосых,  целеустремленно  шагающих
плечом к плечу, с ножами на поясе и шутить явно не намеренных - и  тут  же
вспоминали, что где-то их ждут срочные дела.
   Трое прошли деловую часть города, миновали рынок - на котором. Джефф  в
лучшие времена выбирал обувь - и  углубились  в  лабиринт  кривых  грязных
улочек. Походка Остера стала более осторожной.
   - Надолго капкана не хватит, - предупредил он.
   - Главное, чтоб я успел добраться до этого типа, - дрогнули в  зловещей
усмешке губы Кервина, - а там уж можешь делать со своим чертовым  капканом
все, что хочешь.
   - Это здесь, - указал Раннирл на невысокий дом в узком переулке, по  ту
сторону тускло освещенного дворика. Он махнул  рукой  на  крутую  наружную
лестницу, под немыслимым углом взбегающую на второй этаж,  к  анфиладе  из
двух комнат. Из окна нижнего этажа на них уставилась девушка с  обмотанным
вокруг шеи шарфом; рот ее изобразил большое удивленное "О". Трое  комъинов
направились к лестнице, а девушка зажала рот ладонями и исчезла.
   Они бесшумно поднялись по ступенькам.
   - Пора! - произнес Остер и быстрым хлопком ладоней раздавил матрицу. Из
комнаты донесся протяжный крик бессильной ярости, и Кервин, пинком отворив
дверь, ворвался внутрь.
   Раган вскочил со стула,  где  сидел  в  той  позе,  в  какой  угодил  в
матричный  капкан,  и,  словно  загнанный  зверь,  вихрем  развернулся   к
ворвавшимся; в руке у него блеснул нож, во мгновение  ока  вынырнувший  из
чехла за голенищем.
   - Трое на одного, _вай домъин_? - негромко поинтересовался он, отступая
вглубь комнаты.
   - Нет, только один, - хрипло выдохнул  Джефф,  обнажая  нож;  свободной
рукой он дал Раннирлу с Остером знак отойти назад, и в следующее мгновение
Раган обрушился на него, чуть не  сбив  с  ног.  Кервин  вздернул  клинок;
кончик Раганова ножа пробороздил ему предплечье, прорвав ткань  рукава,  и
Джефф молниеносно отпарировал удар. Противник потерял  равновесие,  и  оба
они застыли в смертельном клинче; Джефф что  есть  сил  старался  не  дать
Рагану дотянуться до своей спины.
   Так они какое-то время раскачивались,  не  издавая  ни  единого  звука;
потом Кервин шумно  перевел  дыхание,  отпрянул,  сделал  резкий  выпад  и
услышал треск рвущейся дубленой кожи.  На  ноже  блеснуло  красное;  Раган
резко выдохнул и вдруг бросился на Джеффа...
   Остер, неотрывно следивший за поединком, точно кот за  мышиной  норкой,
ни с того, ни с  сего  обрушился  на  них,  и  от  толчка  Кервин  потерял
равновесие. Не в силах поверить, что это  происходит  в  действительности,
Джефф почувствовал, как чужое лезвие пробороздило кожу на плече и вошло  в
нескольких дюймах от подмышки. Бок онемел, потом  вспыхнул  жгучей  болью;
нож выпал из правой руки, но Кервин умудрился перехватить его левой, в  то
же время пытаясь освободиться от Остера, мертвой хваткой вцепившегося  ему
в раненое плечо.
   - Пусти меня, ты... - грубо выругавшись, прохрипел он.
   Раган отскочил в сторону. Раннирл - замерший, словно  парализованный  -
пришел в себя и бросился на Остера, крепко обхватив руками за  корпус,  не
обращая внимания на обнаженный нож.
   - С ума сошел, что ли? - выдохнул он.
   Хлопнула  дверь;  загрохотали  под  ногами  кубарем  скатывающегося  по
лестнице  Рагана  ступеньки.  Поваленный  Раннирлом,  Остер   всем   весом
обрушился на пол.
   Отбросив клинок, Кервин рванулся к Остеру и заломил ему руку с ножом за
спину; хватка того ослабла, и он выпустил нож. На  щеке  его  был  длинный
порез, под глазом наливался синяк; из носа, куда  Кервин  случайно  заехал
локтем, текла кровь.
   Раннирл отступил в сторону и смерил Остера взглядом, в котором  читался
плохо  скрываемый  ужас.  Тот  попытался  было  приподняться,  но